Царство муравьев-скотоводов лежало по ту сторону муравейника чернокожих. Миновав лесную прогалину, два муравья-атамана пошли опушкой. На пути их стоял роскошный, весь унизанный распустившимися розанами, шиповник.
– Вот один из рассадников наших, – сказал Сосун. – Постойте минуточку…
И мигом он влез на шиповник. Грызун с любопытством следил за ним. Атаман скотоводов сидел уже в пышном розане и отцеплял с него светло-зеленую тлю или, попросту сказать, травяную вошь.
– Посторонитесь, полковник!
Грызун едва успел отступить в сторону, как тля упала к его ногам. За нею, с ловкостью гимнаста, соскочил вниз и сам Сосун.
– Надеюсь, не ушиблась, милая? – заботливо наклонился он к тле.
Та, круглая, пухлая, как упала, так и осталась лежать на спине, поворачивая только с боку на бок свою хоботообразную мордочку и болтая по воздуху ногами.
– Глупое создание, право! – заметил Сосун. – Ничего-то не разумеет. Низшая порода. Одно слово; корова. Но полюбуйтесь-ка, полковник, что за экземплярчик? Хоть и из простых, зеленых, а как ведь жирна, как сочна! Ну, виноград да и только.
– Так у вас, значит, есть они и других цветов? – удивился Грызун.
– Еще бы. Вот увидите скоро. Но и у этой, я уверен, молоко первый сорт. Прошу отведать.
Он усиком искусно пощекотал тлю. Она тотчас же выделила прозрачную каплю.
– А вы сами что же? – спросил Грызун.
– Прошу, – повторил тот, – вы ведь гость, а я хозяин. После жаркого боя у вас, верно, в горле пересохло?
Грызун с жадностью проглотил заманчивую каплю, потом облизнулся и обтер усы.
– Как прохладительно! – сказал он. – И что за сладость!..
– Дело мастера боится, – с самодовольством отозвался Сосун. – Выбирать скотину не так просто, как, может быть, кажется. Недаром, значит, я окрещен Сосуном, недаром прозван Губой-не-дурой.
– Что же, вы ее тут и оставите?
– Нет, жаль; может, еще пригодится.
Он сунул крошку тлю, как узелок, под мышку. Инстинктивно, чуя, что зла ей не сделают, она доверчиво прильнула к великану-муравью.
Друзья наши шли, не торопясь. С приближением к муравейнику скотоводов их стали обгонять земляки Сосуна, бурые муравьи. Кто тащил зернышко, кто волок иглу или соломинку, кто нес, как Сосун, под мышкой или в зубах живую тлю. Узнавая своего атамана, они почтительно отдавали ему честь и спешили затем далее.
Но вот под сенью векового дуба показался и грандиозный купол муравейника скотоводов. Перед главными воротами толпа молодых скотоводов забавлялась военной игрой: приподнявшись на задние ножки, они боролись между собой и звонко хлопали друг друга по щекам.
– У вас, стало быть, тоже есть военное сословие! – сказал Грызун. – А вы же сами уверяли…
– Нет, это не настоящие воины, как у вас, – отвечал Сосун, – это кадеты – ополченцы, добровольцы. Набегов мы никогда не предпринимаем, но каждый обязан защищать свой муравейник. Вот молодежь и практикуется.
Они вошли в муравейник. Попадавшиеся им тут бурые муравьи удивленно оглядывали рыжего муравья, очутившегося в их муравейнике. Но его сопровождал сам атаман их, Сосун, и все молча сторонились.
– Хлебные амбары, я думаю, вас не интересуют? – заговорил Сосун. – Это то же, что и у вас, да к тому же они еще и пусты. Детских наших я вам также показывать не стану; разница только та, что няньки у нас не наемные, а из своих же, бурых.
– А этот коридор куда ведет? – спросил Грызун.
– Это в покои нашей матушки-муравьихи, – отвечал хозяин, понижая голос. – Она у нас, признаться, терпеть не может, когда ее застают над яйцами; а вы притом посторонний.
– Ни за что туда не пойду! – сказал Грызун. – Это такое дело, что можно, пожалуй, сглазить. Мне бы только хотелось осмотреть ваше молочное хозяйство.
– Так прошу идти за мной.
Перед ними раскрылась обширная подземная зала. По всему полу были разложены правильными рядами бесчисленные микроскопические крупинки. Взад и вперед между ними ходили бурые муравьи, то обмахивая с крупинок пыль, то облизывая их язычком, то прикладываясь к ним чутким ухом.
– Что это у вас за крупа? – спросил Грызун. – Это не муравьиные ли яйца?.. И к чему они там прислушиваются?
Сосун таинственно улыбнулся.
– А вот сейчас узнаем. Глядите.
Один из прислушивавшихся муравьев разгрыз крупинку, и оттуда неуклюже выкарабкалась прехорошенькая малютка-тля!
– Вон оно что! – проговорил Грызун. – Это теленочек?
– Теленок. Вырастим, насколько требуется, в колыбельке – и выпустим. А теперь пойдемте-ка посмотреть, как пристроят его к месту.
Муравей-скотник бережно поднял на руки новорожденного и вынес из детской. Оба атамана пошли за ним следом. До сих пор их окружал глубокий мрак, и только благодаря своему зоркому муравьиному зрению Грызун различал предметы вокруг себя.
Теперь в конце коридора блеснул свет. Они вышли на открытое место.
Сверху, сквозь искусственную расщелину в своде муравейника, проникал скудный дневной свет. Но света этого было довольно, чтобы поддерживать питательную силу мелких растений, покрывающих почву. Это был подземный луг, подземное пастбище.
Муравей-скотник поднес младенца-теленка к свободной травке. Тот пиявкой к ней присосался. Вокруг другие растения были точно так же усажены, словно пуговичками, сосущими младенцами-телятами.
– Удивительно!.. – мог только выговорить Грызун.
– Не правда ли? Но это, так сказать, цветочки, а сейчас будут ягодки.
Подземные ходы извивались то вправо, то влево, огибая громадные древесные корни.
– На этих корнях у нас пасется скот зимой; сюда же сгоняется он и на ночь, – объяснял Сосун. – Это наш хлев, это наш скотный двор.
– А где же он теперь, ваш скот?
– В поле.
Снова блеснул издали свет, но уже целым потоком лучей. Коридор, поднимаясь круто в гору, вышел, наконец, на поверхность земли, на вольный воздух.
Под легким светом заходящего солнца расстилалось впереди зеленеющее поле. Кругом был обведен земляной вал, – очевидно, с целью, чтобы скотина не разбежалась. На листьях же, стеблях и корнях сочных злаков паслась сама скотина, тли-коровы всех видов и цветов: круглые, грушеобразные и плоские, светлые, темно-зеленые, голубые, розовые, белые и даже полосатые.
Грызун был так озадачен, что не мог вымолвить ни слова.
– Теперь вы, надеюсь, убедились, что правильное скотоводство – дело не совсем-то простое? – говорил Сосун. – Подойдите ближе. Заметьте, сколько разновидностей! И одна другой лучше.
– Так что же, у них и молоко даже разное? – спросил Грызун.
– А то как же? Можете сейчас удостовериться.
– Благодарю, я сыт…
– Сделайте милость, не обидьте. Прикажете мне подоить или сами, может быть?..
– Любопытно бы самому…
Они стояли около розовой тли. Грызун кончиком уса легонько прикоснулся к ней. Она послушно тотчас же угостила его бледно-розовым молочком.
– Вкус розы! – воскликнул он.
– Вот видите. А ананаса не желаете ли?
Хозяин тронул усом темно-зеленую корову, и у нее выступила капелька зеленоватого оттенка.
– И по духу уж слышно, – заметил Грызун.
– Да вы откушайте, пожалуйста.
Пришлось откушать и ананаса.
– А тут вот наше шампанское: маковая росинка! – продолжал Сосун, подводя гостя к полосатой тле.
– Ей-ей, не могу… – отговаривался гость.
– Демьянова уха? Ну, одну еще капельку только, последнюю.
Что тут делать! Чтобы не обидеть хозяина, надо было приложиться. Но, приложившись, Грызун вдруг откинулся назад головой, схватился за грудь и закатил глаза.
– Не знаю, что это со мной?.. – пробормотал он. – Точно все кругом завертелось, а на душе стало так легко, так уморительно-весело… Сейчас бы, кажется, пустился вприсядку.
– Мак, значит, в голову ударил, – усмехнулся Сосун. – Но ничего, это скоро пройдет. Не правда ли, божественный напиток? А вот и детвора наша, – прибавил он.
На пастбище высыпала теперь из муравейника гурьба бурых дядек. Каждый нес на спине по грудному муравейнику. К одной и той же корове подносилось по несколько младенцев, которые с жадностью упивались выдоенным дядьками молочком.
– Кормление это производится у нас три раза в день: утром, в полдень и перед сном, – толковал гостю Сосун. – А уж пользительно ли им – сами можете судить: вон какие все пузаны! Что бы вам пример с нас взять?
– И то уж подумываю… – отвечал серьезно Грызун.
– Да кстати бы и рабство тоже отменить.
– Ну, это будет труднее…
– Однако попытаетесь?
– Может быть, со временем… Но я у вас, право, непозволительно загостился! Вон и солнце совсем уж заходит.
– Да вы бы переночевали?
– Нет уж, увольте. И то вам, я думаю, надоел. Нельзя ли мне прямо отсюда, чтобы не ходить опять через весь муравейник?
– Отчего же, можно.
Оба атамана стояли уже на валу.
– Никогда не забуду вашего гостеприимства! – говорил-растроганно Грызун. – Милости просим и к нам. Во мне вы приобрели себе самого верного друга. Что бы там ни было – я друг ваш навеки.
В последний раз прижал он нового друга к сердцу и соскочил затем совала.
До дому, впрочем, Грызун в этот вечер уже не добрался. Утомление ли от дальнего похода и от пережитых днем разнообразных впечатлений, или же предательская маковая росинка подкосила его богатырские силы, – только на полпути он повалился на придорожный мох и заснул как убитый.