Василий Берг
Чайковский
© В.Берг, 2022
© ООО Издательство АСТ, 2022
Высказывания Петра Ильича Чайковского
«Там, где слова бессильны, является во всеоружии своем более красноречивый язык, музыка».
«Я не встречал человека, более меня влюбленного в матушку Русь вообще, и в ее великорусские части в особенности… Напрасно я пытался бы объяснить эту влюбленность теми или другими качествами русского народа. Качества эти, конечно, есть, но влюбленный человек любит не потому, что предмет его любви прельстил его своими добродетелями, – он любит потому, что такова его натура, потому что он не может не любить. Вот почему меня глубоко возмущают те господа, которые готовы умирать с голоду в каком-нибудь уголку Парижа, которые с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне; они топчут в грязи то, что для меня несказанно дорого и свято».
«Для артиста в момент творчества необходимо полное спокойствие. В этом смысле художественное творчество всегда объективно, даже и музыкальное. Те, которые думают, что творящий художник в минуты аффектов способен посредством средств своего искусства выразить то, что он чувствует, ошибаются. И печальные, и радостные чувства выражаются всегда, так сказать, ретроспективно. Не имея особенных причин радоваться, я могу проникнуться веселым творческим настроением и, наоборот, среди счастливой обстановки произвести вещь, проникнутую самыми мрачными и безнадежными чувствами».
«Артист живет двойною жизнью: общечеловеческою и артистическою, причем обе эти жизни текут иногда не вместе».
«Красота в музыке состоит не в нагромождении эффектов и гармонических курьезов, а в простоте и естественности».
«Жизнь имеет только тогда прелесть, когда состоит из чередования радостей и горя, из борьбы добра со злом, из света и тени, словом – из разнообразия в единстве».
«Даже человек, одаренный печатью гения, ничего не даст не только великого, но и среднего, если не будет адски трудиться. Большой талант требует большого трудолюбия».
«Для меня труд необходим как воздух. Только труд спасает меня».
«Мало обладать талантом, т. е. слепой, неразъясненной силой инстинкта, нужно уметь надлежащим образом направить свой талант. Поэтому я склонен думать, что, в конце концов, талантливый, но глупый человек далеко уйти не может».
«Музыка есть сокровищница, в которую всякая национальность вносит свое, на общую пользу».
«Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам».
«Вся жизнь есть чередование тяжелой действительности со скоропроходящими сновидениями и грезами о счастье».
«Что-нибудь одно: или живи с людьми и тогда знай, что ты обречен на всякого рода невзгоды, или беги куда-нибудь подальше и изолируй себя, по возможности, от всяких случайных встреч и отношений, по большей части приносящих горе и тоску».
«Я являюсь таким, каким меня создал Бог и каким сделали воспитание, обстоятельства, свойства того века и той страны, в коей я живу и действую».
«Сердце мое полно. Оно жаждет излияния посредством музыки».
«Отсутствие родства натур между двумя художническими индивидуальностями не исключает их взаимной симпатии».
«Мелодия никогда не может явиться в мысли иначе, как с гармонией вместе. Вообще оба эти элемента музыки вместе с ритмом никогда не могут отделиться друг от друга, т. е. всякая мелодическая мысль носит в себе подразумеваемую к ней гармонию и непременно снабжена ритмическим делением».
«Какое счастье быть артистом! В грустную эпоху, которую мы теперь переживаем, только искусство одно в состоянии отвлечь внимание от тяжелой действительности».
«Я все делаю с лихорадочною поспешностью, как будто боясь, что отнимут занимающую меня книгу, ноты или бумагу, на которой пишу».
«Есть нечто неудержимое, влекущее всех композиторов к опере: это то, что только она одна дает вам средство сообщаться с массами публики… опера, и именно только опера, сближает вас с людьми, роднит вашу музыку с настоящей публикой, делает вас достоянием не только отдельных маленьких кружков, но при благоприятных условиях – всего народа».
Интересные факты из жизни Петра Ильича Чайковского
1. Родители композитора хотели, чтобы он стал юристом, поэтому Чайковскому пришлось окончить Императорское училище правоведения. Серьезно заниматься музыкой Чайковский начал только в двадцать один год.
2. Чайковский сочинял не только музыку, но и стихи.
3. Преподаватели Чайковского не обнаруживали у него особых музыкальных талантов.
4. Мать Чайковского умерла от холеры, и сам он, как принято считать, умер тоже от этой болезни.
5. Испугавшись публичного экзамена, предшествовавшего исполнению сочиненной им кантаты, Чайковский не явился на выпускной концерт в консерватории. Его кантата, в отсутствие автора, была исполнена под управлением Антона Рубинштейна, директора Санкт-Петербургской консерватории.
6. Гениальный композитор бо́льшую часть своей жизни нуждался в средствах. Главным его спонсором стала Надежда фон Мекк, вдова железнодорожного магната.
7. Премьера балета «Лебединое озеро», который в наше время считается самым известным и наиболее выдающимся произведением Чайковского, была встречена публикой и критиками довольно прохладно.
8. Чайковский уничтожил две из десяти написанных им опер – «Сон на Волге» и «Ундина».
9. Всего Чайковский создал десять опер, три балета, семь симфоний и сто четыре романса.
10. Антон Павлович Чехов посвятил Чайковскому сборник рассказов «Хмурые люди», а Лев Толстой плакал, слушая музыку Чайковского.
11. Чайковский занимался не только сочинением музыки, но и музыкальной публицистикой – он был штатным музыкальным обозревателем в газетах «Современная летопись» и «Русские ведомости».
12. Чайковский женился только в тридцать семь лет и прожил с женой недолго – считаные недели.
13. В библиотеке композитора, согласно посмертной описи имущества, составленной клинским судебным приставом, значилось 1239 книг и нотных изданий.
14. На томе сочинений Еврипида из библиотеки Чайковского его собственной рукой написано: «Украдена из библиотеки Палаццо Дожей в Венеции 3 декабря 1877 года Петром Ч., надворным советником и профессором консерватории».
15. Весной 1891 года Чайковский участвовал в открытии Карнеги-холла – одного из самых знаменитых концертных залов США.
16. Любимым композитором Чайковского был Моцарт.
17. В отличие от одноименного цикла Антонио Вивальди, «Времена года» Чайковского разделены не на четыре сезона, а на двенадцать месяцев. К каждому произведению был взят поэтический эпиграф. Так, например, пьесу «Май. Белые ночи» предваряет цитата из Афанасия Фета:
Какая ночь! На всем какая нега!
Благодарю, родной полночный край!
Из царства льдов, из царства вьюг и снега,
Как свеж и чист твой вылетает Май!
18. Вальс цветов из балета Чайковского «Щелкунчик» исполняют тридцать шесть балерин и столько же танцоров.
19. Чайковский был ипохондриком и часто впадал в депрессию.
20. Кроме русского языка, Чайковский владел французским, немецким, итальянским, латынью и английским, который начал учить в сорокалетнем возрасте.
Главные люди в жизни Петра Ильича Чайковского
Апухтин Алексей Николаевич (1840–1893) – известный русский поэт. Сдружился с П. И. Чайковским во время учебы в Императорском училище правоведения.
Балакирев Милий Алексеевич (1836–1910) – русский композитор, пианист, дирижер и педагог, глава «Могучей кучки», творческого содружества русских композиторов, сложившегося в Санкт-Петербурге в конце 50-х – начале 60-х годов XIX века.[1] Оказал довольно значительное влияние на творчество П. И. Чайковского. Они не дружили, но отношения между ними были приязненными, доверительными, несмотря на разные музыкальные взгляды.
Давыдова (Чайковская) Александра Ильинична (1841–1891) – сестра и друг композитора.
Заремба Николай Иванович (1821–1879) – музыкальный педагог, профессор теории музыки в Санкт-Петербургской консерватории. Учитель П. И. Чайковского.
Котек Иосиф Иосифович (1855–1885) – русский скрипач чешского происхождения, близкий друг П. И. Чайковского.
Кюндингер Рудольф Васильевич (1832–1913) – музыкальный педагог, пианист и композитор. В 1855–1858 годах преподавал игру на фортепиано П. И. Чайковскому, который впоследствии говорил, что Кюндингер помог ему впервые ощутить свое музыкальное призвание.
Мекк, фон Надежда Филаретовна (1831–1894) – меценат, жена железнодорожного магната Карла Федоровича фон Мекка, состояла в длительной переписке с П. И. Чайковским и оказывала ему финансовую поддержку.
Пиччоли Луиджи (1812–1868) – итальянский певец и вокальный музыкальный педагог. Принято считать, что именно Пиччоли привил юному Петру Чайковскому вкус к итальянской музыке. «Он был первым человеком, обратившим внимание на мои музыкальные склонности, и оказал на меня огромное влияние», – говорил Петр Ильич.
Рубинштейн Антон Григорьевич (Гершевич) (1829–1894) – известный пианист, композитор, дирижер и музыкальный педагог, первый директор Санкт-Петербургской консерватории и профессор по классам фортепиано и инструментовки. Учитель П. И. Чайковского.
Толстой Лев Николаевич (1828–1910) – один из величайших писателей и мыслителей в истории человечества. «Нынешнею зимой я имел несколько интересных разговоров с писателем гр. Л. Н. Толстым, которые раскрыли и разъяснили мне многое. Он убедил меня, что тот художник, который работает не по внутреннему побуждению, а с тонким расчетом на эффект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, – тот не вполне художник, его труды непрочны, успех их эфемерен. Я совершенно уверовал в эту истину»[2].
«Из всех людей и артистов, с которыми мне довелось встречаться, Чайковский был самым обаятельным. Его душевная тонкость неповторима. Он был скромен, как все действительно великие люди, и прост, как очень немногие».
Сергей Рахманинов
Глава первая. Стеклянный ребенок
Благовещенский собор в Воткинске.
Семья Чайковского. 1848.
«Стеклянным ребенком» четырехлетнего Петю Чайковского назвала его гувернантка Фанни Дюрбах.
Почему – стеклянным?
Мальчик был крайне впечатлительным, его мог обидеть любой пустяк, и потому обходиться с ним нужно было очень осторожно, как с хрупкой стеклянной вещью…
Но лучше бы по порядку, с самого начала.
В 1757 году граф Петр Шувалов, двоюродный брат фаворита императрицы Елизаветы Петровны Ивана Шувалова, основал в Хлыновском уезде Казанской губернии на реке Вотке поселок для строительства железоделательного завода. Со временем поселок стал центром Камско-Воткинского горного округа. Горные округа в Российской империи стояли особняком – ими управлял Горный департамент (Департамент горных и соляных дел) Министерства финансов, получалось такое вот государство в государстве.
В 1837 году начальником Камско-Воткинского горного завода был назначен подполковник Корпуса горных инженеров[3] Илья Петрович Чайковский. Не бог весть какая должность, были в империи и получше, но Илья Петрович назначению был очень рад. Известно же, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе. Что такое подполковник в столичном Петербурге? Так, мелкая сошка, в столице не каждый генерал – персона. А в Воткинске заводской начальник был персоной номер один и властью пользовался практически безграничной.
Илья Петрович, младший сын городничего из захолустного городка, делал свою карьеру без протекций. Перед назначением в Воткинск он служил управляющим Онежским соляным правлением и, видимо, был у начальства на хорошем счету, иначе бы не получил повышения. В Воткинск Илья Петрович приехал со своей второй женой Александрой Андреевной Ассиер. Восьмилетняя Зинаида, дочь Ильи Петровича от первого брака (ее мать умерла шестью годами раньше), воспитывалась в петербургском Екатерининском институте.
Илья Петрович был человеком хорошим. Сейчас бы сказали – «позитивно настроенным». Вот что писал о нем сын Модест, младший брат Петра Ильича Чайковского: «В своей специальности он был добросовестный и способный труженик. В других отношениях это был, как он сам говаривал, “интересный блондин с голубыми глазами”, необыкновенно, по отзывам всех знавших его в то время, симпатичный, жизнерадостный и прямодушный человек. Доброта или, вернее, любвеобильность составляла одну из главных черт его характера. В молодости, в зрелых годах и в старости он одинаково совершенно верил в людей и любил их. Ни тяжелая школа жизни, ни горькие разочарования, ни седины не убили в нем способность видеть в каждом человеке, с которым он сталкивался, воплощение всех добродетелей и достоинств. Доверчивости его не было границ, и даже потеря всего состояния, накопленного с большим трудом и утраченного благодаря этой доверчивости, не подействовала на него отрезвляюще. До конца дней всякий, кого он знал, был «прекрасный, добрый, честный человек». Разочарования огорчали его до глубины души, но никогда не в силах были поколебать его светлого взгляда на людей и на людские отношения. Благодаря этому упорству в идеализации ближних, как уже сказано, И. П. много пострадал, но, с другой стороны, редко можно найти человека, который имел в своей жизни так много преданных друзей, которого столькие любили за неизменную ласку и приветливость обращения, за постоянную готовность войти в положение другого».
А вот что писал об отце сам Петр Ильич: «Не могу без умиления вспоминать о том, как мой отец отнесся к моему бегству из Министерства юстиции в Консерваторию. Хотя ему было больно, что я не исполнил тех надежд, которые он возлагал на мою служебную карьеру, хотя он не мог не огорчиться, видя, что я добровольно бедствую ради того, чтоб сделаться музыкантом, но никогда, ни единым словом не дал мне почувствовать, что недоволен мной. Он только с теплым участием осведомлялся о моих намерениях и планах и ободрял всячески. Каково бы мне было, если б судьба мне дала в отцы тиранического самодура, какими она наделила многих музыкантов».
Справедливости ради нужно заметить, что этот неизменно ласковый и приветливый человек сек своих детей розгами. Об этом, в частности, вспоминал Ипполит Ильич. Правда уточнял, что уже после пятой или шестой розги порка прекращалась. Но давайте не будем ставить это Илье Петровичу в вину. В то время телесные наказания практиковались широко и повсеместно (скажем к слову, что секли учеников и в Императорском училище правоведения). Розги были непременным атрибутом любого воспитательного процесса, а Ипполит, видимо, рос проказником. Во всяком случае, ни Петр, ни Модест, ни Анатолий не вспоминали о том, что дома их секли.
Отдав должное душевным качествам отца, Модест Ильич дальше пишет, что «по образованию и умственным потребностям И. П. не выделялся из среднего уровня» и, будучи превосходным знатоком своего дела, вне его «удовлетворялся очень немногим». В молодости он играл на флейте, но еще до первой женитьбы это занятие бросил, а вот увлечение театром пронес через всю свою жизнь и каждый раз умилялся представлением до слез, даже если пьеса нисколько не была умилительной.
Резюме: симпатичный сентиментальный труженик с мягким характером. Одно только непонятно – как Илье Петровичу удавалось держать в руках завод и округ? Можно предположить, что он подбирал себе таких помощников, у которых, что называется, «мухи летали строем». Поставим галочку – «искусство было ему не чуждо», и перейдем к Александре Андреевне.
Ее отец, Андрей Михайлович Ассиер, был наполовину французом, наполовину немцем. В Россию он приехал из Пруссии, сначала преподавал французский и немецкий языки кадетам, а затем поступил на таможенную службу и дослужился до чиновника по особым поручениям при министре финансов в чине действительного статского советника (гражданского генерала-майора). Со слов Модеста Ильича известно, что Андрей Михайлович страдал нервными припадками, похожими на эпилептические, которые были унаследованы его старшим сыном Михаилом Андреевичем. «Выходящую из ряда вон нервность» Петра Ильича, в молодые годы доводившую его до припадков, а в зрелые – побуждавшую к частым истерикам, Модест Ильич считал наследием деда.
Сама Александра Андреевна, насколько нам известно, никакими припадками не страдала и вообще не считалась нервной особой. В отличие от мужа, она не была сентиментальной и доверчивой. Добрая, но строгая и скупая на ласку – такая характеристика будет верной. «Когда сорокалетний человек по взаимной любви женится на молодой девушке,[4] то естественно ожидать полного подчинения жены вступающему в тень старости мужу, – пишет Модест Ильич о родителях. – Здесь было наоборот. Мягкосердечный, несмотря на годы увлекающийся, как юноша, доверчивый и слегка расточительный, И. П. совершенно подчинился во всем, что не касалось его служебных обязанностей, без памяти любившей его жене, которой природный такт и уважение к своему супругу помогали делать это так, что внешним образом, для посторонних, ее влияние не было заметно; но в семье все, трепеща перед нею, не страха, а любви ради, в отношении к главе семейства тоже питали огромную любовь, но с оттенком собратства. Для домашних нужно было совершить поступок в самом деле предосудительный, чтобы И. П., изменяя своей обычной ласковости и приветливости, вышел из себя, и тогда, хоть и на короткое время, но он, как это бывает с очень мягкими людьми, становился грозен. Наоборот, нужно было очень много, чтобы заставить А. А. выйти из обычно холодно-строгого отношения к окружающим и вызвать ласку, и тогда не было пределов счастья лица, удостоившегося ее».
«Трепеща перед нею, не страха, а любви ради», – замечательное выражение, не так ли? Петр Ильич дал матери более емкую характеристику: «Она была превосходная, умная и страстно любившая своих детей женщина».
Александра Андреевна рано потеряла мать. С 1819 по 1829 год она воспитывалась в Училище женских сирот, учрежденном для дочерей офицеров, погибших в Отечественной войне 1812 года. Возможно, вам приходилось слышать о Женском патриотическом институте. Так сиротское училище стало называться с 1827 года. Получается, что Александра Андреевна поступила в училище, а закончила институт. Изменение названия не меняло ничего, кроме самого названия – учебная программа оставалась той же самой, и вообще женские институты Российской империи были не высшими учебными заведениями, а учебными заведениями для женщин благородного происхождения – почувствуйте разницу. Термин «институт» просто показался более удобным, чем «училище» или «пансион».
Модест Ильич пишет о том, что Александра Андреевна «играла на фортепиано и очень мило пела» и что «в общекультурном отношении она превосходила своего мужа если не по сумме знаний, то по умственным стремлениям и потребностям». Также известно, что в молодости Александра Андреевна играла на арфе.
Ставим еще одну галочку – «у матери великого композитора были некоторые музыкальные способности, не более того».
Делаем вывод: происхождение музыкального таланта Петра Ильича наследственностью объяснить невозможно.
Ну и ладно, ведь происхождение не так важно, как сам талант… Как сам талант и внимание к нему со стороны родителей. Искру таланта так легко погасить! К счастью, с Петром Ильичом этого не случилось.
В мае 1838 года у Ильи Петровича и Александры Андреевны родился сын Николай. А двумя годами позже – 25 апреля (7 мая)[5] 1840 года – сын Петр. Известно, что явился он на свет слабеньким, но, к счастью, выжил. Всего же у супругов было шестеро детей. За Петром последовала Александра (1842), после нее родился Ипполит (1843), а последними стали близнецы Анатолий и Модест (1850). А еще у Петра Ильича была старшая сестра Зинаида, дочь Ильи Петровича от первого брака.
Давайте «раздадим всем сестрам по серьгам», то есть дадим характеристики братьев и сестер нашего героя, чтобы дальше сосредоточиться исключительно на нем.
Николай был красивым, спортивным, успешным. Он отлично учился и был превосходным пианистом. Старшим братьям принято подражать, и, вне всякого сомнения, Петр Ильич в детстве подражал Николаю. Но затем жизнь развела их, чтобы соединить уже после кончины Петра Ильича, когда Николай Ильич стал помогать Модесту Ильичу в деле увековечения памяти их гениального брата. Окончив Горный институт, Николай Ильич посвятил себя железнодорожному делу, дослужился на этом поприще до действительного статского советника и в 1887 году вышел в отставку. Умер он в 1911 году.
Александра, которая была всего на год моложе брата, на всю жизнь стала его другом. Петр Ильич характеризовал сестру как «безупречную, чудную женщину» и посвятил ей «Вальс-скерцо» для фортепиано. В 1860 году Александра вышла замуж за Льва Васильевича Давыдова, сына декабриста Василия Давыдова, приходившегося двоюродным братом герою Отечественной войны 1812 года Денису Давыдову. Они поселились в имении Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии, которое принадлежало братьям Льва Васильевича, а сам он был там управляющим. В Каменке часто гостил Петр Ильич. «Сестра моя вместе с своим мужем составляют живое опровержение того мнения, что безусловно счастливых браков нет. Они уже семнадцать лет живут в таком абсолютном единении двух душ, что между ними разлад немыслим даже в мелочах. Сначала они любили друг друга не сознательно, вследствие инстинктивного взаимного влечения. Теперь их супружеская любовь есть плод сознания, что каждый из двух может служить лучшим украшением человеческой расы. Их счастье до того совершенно, что иногда делается страшно за них. А что, если судьба приготовит им один из тех сюрпризов, которые иногда падают, как снег на голову, в виде болезни, смерти и т. п.? Как бы то ни было, но созерцание этого ничем не нарушаемого и прочного (насколько вообще может быть прочно все земное) счастья, – весьма благотворно действует на человека, недовольного жизнью».[6] Александра Ильинична умерла 28 марта (9 апреля) 1891 года.
Ипполит стал флотским офицером, сначала плавал на военных судах, затем – на коммерческих. После выхода в отставку (в чине генерал-майора) возглавил пароходную компанию «Надежда». С 1919 года жил в Клину, где сначала работал заведующим хозяйством музея П. И. Чайковского, а с 1922 года – ученым секретарем. Подготовил издание дневников Петра Ильича в 1923 году. Умер в 1927 году.
Модест, как и Петр Ильич, окончил Императорское училище правоведения, но очень скоро оставил юриспруденцию и занялся литературным творчеством. Его пьесы пользовались успехом и ставились в таких театрах, как Малый и Александринский. Модест Ильич написал либретто для опер Чайковского «Пиковая дама» и «Иоланта». Он стал первым биографом брата и основал музей Чайковского в Клину вместе с племянником Владимиром Давыдовым и слугой Петра Ильича Алексеем Софроновым. Тем, что мы знаем о Чайковском как о человеке, мы прежде всего обязаны Модесту Ильичу, брату и ближайшему другу великого композитора. Умер Модест Ильич в 1916 году.
Анатолий, подобно Модесту, поддерживал довольно близкие отношения с Петром Ильичом. Чайковский посвятил ему свои «Шесть романсов (Op. 38)». Анатолий был единственным родственником Петра Ильича, приглашенным на церемонию его бракосочетания с Антониной Ивановной Милюковой. В карьерных устремлениях Анатолий Ильич превзошел своих братьев – окончив все то же Императорское училище правоведения, он дослужился до тайного советника (соотв. чину генерала-лейтенанта) и сенатора. Музыка была увлечением всей его жизни, он играл на фортепиано и скрипке, в качестве скрипача играл в любительских ансамблях.
Что же касается единокровной старшей сестры Зинаиды, то она принимала определенное участие в воспитании маленького Пети, но позже жизнь их развела. В 1854 году Зинаида Ильинична вышла замуж за горного инженера Евгения Ивановича Ольховского, которому родила пятерых детей. Умерла она в 1878 году.
А теперь – о «стеклянном ребенке».
Когда Пете было четыре года, в семье Чайковских появилась двадцатидвухлетняя гувернантка Фанни Дюрбах, приехавшая в Россию из Монбельяра. В Петербурге ей было обещано «хорошее место», но что-то там не сложилось, а отказ от места вызвал недовольство тех, кто рекомендовал Фанни, так что бедная девушка осталась ни с чем в чужой стране. Буквально ни с чем, потому что денег едва хватало на жизнь. К счастью, все обошлось – Фанни познакомилась с Александрой Андреевной, они друг другу понравились, и девушка уехала из столицы в Пермскую губернию. Модест Чайковский пишет о том, что в первую очередь здесь сыграли роль симпатии, а не расчет, потому что «материальные условия предложения хотя и были не дурны, но не блестящи». Понравился Фанни и Коля Чайковский, сопровождавший мать во время поездки в Петербург. А по прибытии на место понравились и прочие члены семьи, особенно сентиментальный Илья Петрович, который расцеловал Фанни, словно родную дочь. Девушка почувствовала себя вернувшейся домой.
В семье Чайковских на тот момент было четверо своих детей – шестилетний Николай, четырехлетний Петр, двухлетняя Александра и годовалый Ипполит. Кроме них, на попечении Ильи Петровича находилась десятилетняя Лидия, дочь его брата Владимира[7]. Гувернантке предстояло заниматься с Николаем, Лидией и Петей, который потянулся к доброй девушке всем своим влюбчивым сердцем. Надо сказать, что жизнь Пети была непростой. Николай и Лидия с «малышом» не общались, мать уделяла бо́льшую часть своего внимания младшим детям, а отец был настолько поглощен служебными делами, что в свободное время, по выражению Модеста Ильича, «не имел времени приглядываться к детям».
Фанни тоже потянулась к «стеклянному мальчику». Разумеется, повышенная ранимость – это всего лишь одна из граней характера, к которой прилагаются и капризы, и неожиданные вспышки эмоций, и вообще, с ранимыми детьми очень сложно найти общий язык. Но мадмуазель Дюрбах это удалось. К слову сказать, она смогла разглядеть в Пете литературный дар (он же писал стихи), а вот музыкального не заметила. Более того – она считала, что игра на фортепиано плохо действует на мальчика, делая его нервным и расстроенным. Фанни возражала против того, чтобы Петя учился музыке, но, к счастью, родители не прислушались к ее доводам и пригласили к нему Марию Марковну Пальчикову, ставшую первой учительницей музыки Петра Ильича Чайковского. Мария Марковна и сама сочиняла музыку – сохранилась рукопись ее сочинения «Вариации для фортепиано на тему романса “Что ж ты замолк”», преподнесенного в 1856 году императрице Марии Александровне по случаю коронации. Обращение, приложенное к сочинению, подписано: «Марья Логинова, жена коллежского асессора Логинова, проживающая Вятской губернии в городе Слободском» (Логиновой Пальчикова стала в браке).
Прежде чем переходить к отъезду в столицы, хотелось бы реабилитировать Марию Марковну, неизвестно почему опороченную Модестом Ильичом. «Откуда появилась эта Марья Марковна, в какой мере она была сведуща в своей специальности – неизвестно. Утверждать можно только, что ее нарочно откуда-то выписали, что дело свое она знала, что у ее ученика сохранилось о ней дружественное воспоминание, но что она, во всяком случае, вполне удовлетворить потребностям будущего композитора не могла, потому что в 1848 г. ее ученик умел читать ноты не хуже, чем она»[8].
Во-первых, о том, что было в 1848 году, Модест Ильич мог судить только с чужих слов, ведь он родился двумя годами позже. Во-вторых, сам Петр Ильич считал себя многим обязанным своей первой учительнице, и это подтверждено документально. Много лет спустя, в 1882 году, бедствующая Мария Марковна попросит помощи у своего бывшего ученика. 9 (21) января 1883 года Чайковский написал своему приятелю, музыкальному издателю Петру Ивановичу Юргенсону, следующее письмо: «Милый друг! Будь так добр, вложи в прилагаемое письмо пятьдесят рублей и отправь по адресу. У меня просит помощи моя первая учительница музыки, которой я очень, очень много обязан. И я решительно не могу отказать, но иначе как через тебя неудобно это сделать. Твой П. Чайковский. Для адреса посылаю самое письмо и прошу сохранить его». Аккуратный Юргенсон сохранил оба письма, спасибо ему за это (и не только за это, он вообще был очень достойным человеком).
Тихий провинциальный городок, долгие зимние вечера, милая Фанни, от которой «стеклянный мальчик» видел, пожалуй, больше ласки, чем от родной матери, музыка, волнующее ожидание будущего… Разумеется, Пете, как и всем детям, хотелось поскорее стать взрослым. Но было ли в его жизни время более счастливое, чем воткинское детство? Попробуйте ответить на этот вопрос, когда дочитаете до последней страницы.
В сентябре 1848 года Чайковские покинули Воткинск. Причиной отъезда стали дети, которых надо было выводить в люди. Коле и Пете предстояло поступление в пансион, а у младших детей была своя бонна, так что Фанни оставалась без дела. Кроме того, ей поступило выгодное предложение от местных помещиков Нератовых, а синица в руках всегда лучше парящего в небе журавля.
Петя очень тяжело переживал расставание, ему вообще всегда было трудно «терять людей». В дороге он то и дело начинал писать письмо Фанни, но всякий раз не мог окончить его, потому что от волнения ставил много клякс.
В январе 1893 года Чайковский навестит Фанни в ее родном Монбельяре. Встреча будет и радостной, и грустной. «Впечатление я вынес необыкновенно сильное и странное, волшебное: точно будто на 2 дня перенесся в сороковые годы. Fanny страшно моложава, похожа на прежнюю как 2 капли воды, и так как она положительно только и живет воспоминаниями о Воткинске и относится к далекому прошлому на манер сестрицы, – то оно ожило в моей памяти с поразительной реальностью. Рассказам не было конца. Я видел массу своих тетрадей, сочинений, даже рисунок аптеки. Она прочла мне много писем мамаши, Зины, Лиды (!!! на отличном французском языке), моих собственных, Колиных, Веничкиных и т. д. В особенности ценны письма мамаши. Все это она мне завещала, а покамест подарила одно мамашино письмо… Fanny не сделала при приходе моем никаких сцен, не плакала, не удивлялась моей перемене, – а просто, точно будто мы только что расстались. Но в оба дня, перебирая старые воспоминания и читая письма, мы оба постоянно удерживались от слез»[9].
Первоначально Чайковские собирались в Москву, где у Ильи Петровича было на примете «хорошее место» (он вел переговоры с управлением неких частных заводов). Но, в простоте душевной, Илья Петрович допустил оплошность – рассказал о своих планах кому-то из приятелей, а тот, не будь дурак, сам это место занял.
