Василий Головачёв
Коготок Большого Взрыва
Иллюстрация 7
Они уцелели благодаря продуманной конструкторами станции защите.
Сама станция, представляющая собой сросток сферических модулей, соединённых трубами переходов, перестала существовать как единое целое, занимающее полости внутри планетоида. Большинство переходов было оборвано, вода из них вытекла и замёрзла, часть модулей сплющена, и неповреждёнными по счастливой случайности остались только центральный отсек управления и два бытовых блока. Погиб лишь один Д-служитель – пятый, отвечающий за ассенизацию всего комплекса. Остальные, в том числе и Столб, по вине которого произошло несчастье (не отправься он почивать, нарушив все инструкции, успел бы отреагировать на доклад компьютера о том, что их нагоняет экзотический длинномерный объект гигантской массы), отделались ушибами и сотрясениями спинных мозгов.
Приходили в себя долго, так как медицинский адаптер отключился, а просыпались морлоки без автоматики не сразу. К тому же сильно мешали неприятные ощущения, порождаемые внешним гравитационным полем, ориентированным не линейно, а спирально-сферически: в зависимости от положения тела и направления его движения то голова вытягивалась вверх, то ноги вниз, то лапы в стороны, и приходилось постоянно бороться с головокружением и «миганием» сознания.
Переход из зоны отдыха в центральный отсек хоть и был помят и лишён воды, но сохранил своё назначение, и морлоки по одному переползли по нему в ЦУП, где Главный уже выяснял причины происшедшего и масштабы разрушений станции.
Столба он пообещал отдать под трибунал при возвращении на родную планету, но пока оставил в живых, послав оценить сохранность основных узлов станции, антенн связи и транспортного отсека.
Через два хрона (что соответствовало двум с лишним часам земного времени) стала вырисовываться общая картина катастрофы.
Экзотический длинномерный объект, летящий со скоростью, равной одной сотой скорости света, разрубил планетоид, состоящий в основном из льда и снега, с небольшим количеством более плотного каменного материала, пополам. Но родившееся облако обломков не осталось позади объекта, названного помощником Главного Жалом Смерти. Благодаря его гравитационному полю, не уступающему по мощности полю гравитации сотни крупных планет, этот хвост вернулся к почти невидимой линии Жала и, покачавшись вокруг кольцом, осел на эту странную ось рыхлым конгломератом из снежных торосов, камней, глыб льда и обломков станции.
Система жизнеобеспечения ЦУПа ещё работала с грехом пополам, поэтому скорая гибель морлокам не грозила. Однако и перспектив никаких они не видели, так как не могли сообщить начальству о том, что произошло. Комплекс мгновенной связи был разрушен.
Так как все помещения станции были заполнены естественной средой морлоков – водой, практически все они лишились этой среды при столкновении: вода вытекла либо почти мгновенно замёрзла в вакууме. Остался без воды и ЦУП. Поэтому экипаж прибыл в отсек в скафандрах. Отсек заполнили воздухом. Пока в полной мере не заработали генераторы синтеза воды, им можно было дышать, так как морлоки являлись земноводными существами, но снимать скафандр никто не захотел.
Драго Обязанный, имевший право непосредственно общаться с Главным без формальностей драконьей этики, сделал предложение:
– Надо срочно улетать.
Драго Совершенный, сняв длиннорылый шлем, превращавший его в земного прямоходящего крокодила, выпустил через жабры струю воздушных пузырей, почесал плешь на макушке, снова надел.
– Доступ к транспортному терминалу заблокирован.
– Можно пробить к нему коридор. Нас завалило не пластами породы, а почти одним снегом и льдом.
Главный снова снял шлем, подышал, открыв пасть, задумчиво прошёлся по небольшому залу управления, не надевая шлема.
За ним откинули шлемы и остальные члены экипажа.
– Сначала попытаемся привести в порядок системы визуального контроля и связи. Потом решим, что делать дальше.
– Я готов понести наказание… – робко проблеял Столб.
Ствол карамультука на плече Главного повернулся в его сторону.
Д-техник испуганно сжался.
В ЦУПе повисла тишина.
Но Драго Совершенный не выстрелил.
– Будешь пробивать тоннель к транспортному отсеку. В твоём распоряжении шестой хлопотун. Остальные – на комплекс связи и восстановление защиты.
Столб с облегчением выпрямился, хотя тут же согнулся под выкручивающей все суставы тяжестью гравитационного поля Жала. Скафандры, наполненные водой, не имели гравитационных регуляторов, а главный генератор ЦУПа не работал в полную силу, защищая членов экипажа от перегрузок.
Несколько хронов ушло на разборку завалов в уцелевших отсеках и восстановление узлов системы жизнеобеспечения. Если с завалами справились, имея в распоряжении два десятка сохранивших работоспособность автомехов – функционально ориентированных механизмов, то станцию связи оживить так и не удалось. Она была разорвана и смята, как консервная банка, никакой ремонт не мог заставить её работать.
Столб и хлопотун, доставшийся ему в помощь, также не смогли пробиться к транспортному терминалу, хотя и пробили к нему коридор сквозь массу каменно-ледяных глыб. Осталось сделать последнее усилие – убрать несколько особо твёрдых обломков и пропилить в стенке терминала отверстие.
Зато заработала система внешнего наблюдения, потерявшая большую часть видеокамер, но всё-таки сумевшая синтезировать картину космоса вокруг. Включившийся комплекс дальнозоркого обнаружения помог определить координаты сцепленных в одно целое Жала Смерти, планетоида и станции, и стало ясно, что Жало направляется к ближайшей звезде, за которой вели наблюдение морлоки и вслед за местными обитателями называли Солнцем, и уже приблизилось к границам Солнечной системы. Вскоре оно должно было настичь две карликовые планеты, а затем пройти вблизи планеты, называемой землянами Ураном.
– Если мы не выберемся отсюда, – сказал Драго Обязанный Главному, – никто не узнает о том, что произошло.
– Сооружайте переход к транспортному терминалу, – сказал Драго Совершенный. – Сколько времени на это потребуется?
– Пятнадцать-двадцать хронов, – ответил заместитель, помедлив.
– Берите всех автомехов, кроме двух, и приложите максимум усилий. Я пока попробую выяснить, что представляет собой Жало.
– Мы не сталкивались с такими объектами.
– Космос велик, – философски заметил Главный, взбираясь на спину-седло шестилапого автомеха, похожего на гигантского земного паука.
Но покинуть станцию Драго Совершенный не успел.
Пояс Койпера в срединной своей части напоминает довольно плотное облако планетоподобных и астероидных тел. И хотя расстояния между ними достигают десятков тысяч и сотен тысяч километров, Жало Смерти то и дело натыкалось на какой-нибудь кусок камня или глыбу льда, размеры которых иногда достигали сотен километров.
В тот момент, когда Главный собрался выйти из ЦУПа на поверхность разрушенного планетоида, образовавшего вокруг трубы Жала неровное рыхлое кольцо из перемешанных между собой слоёв льда, снега и камней, Жало врезалось в один из попавшихся на пути каменисто-ледяных обломков величиной с крупную гору.
– Ваше совершенство! – завизжал Д-прог-раммист, копавшийся во внутренностях машины контроля.
Драго Совершенный оглянулся.
В глубине экрана, охватывающего помещение ЦУПа кольцом, появился светлячок, мгновенно увеличился в размерах и лоб в лоб столкнулся с Жалом!
К счастью, произошло это поодаль от района, где разбился планетоид со станцией.
Над обросшей шубой неровных пластов снега и пыли трубой Жала брызнули вихри осколков, обтекая её двумя струями каменно-ледяных глыб, образуя своеобразные усы, терявшиеся в глубине космической бездны.
Морлоки невольно вцепились лапами в конструкции ЦУПа, ожидая сильнейшего толчка.
Однако Жало Смерти даже не содрогнулось, лишь стенки станции отозвались волной слабой вибрации. Гигантская струна экзотической материи не заметила препятствия, обладая чудовищной, далёкой от здравого смысла массой.
– Не выходите, ваше совершенство, – посоветовал Драго Обязанный, наблюдая за тем, как тает в пространстве позади Жала хвост осколков планетоида.
– Занимайся своим делом, – ответил Главный, направляя автомеха к выходу.
Трусом он не был, как не был и выродком-эмоционалом, каких иногда рождала раса морлоков, так как трусость – это, по сути, тоже проявление эмоций, в отличие от расчётливого поведения. Но при любом раскладе существовала необходимость изучения района катастрофы, хотя бы ради оценки ситуации и составления общей картины разрушений станции. И Главный выбрался из отсека управления через восстановленный тамбур на вершину округло-щетинистой горы остатков планетоида, под усыпанное немигающими звёздами «небо» Жала Смерти.
Иллюстрация 8
В отличие от конкурентов-китайцев (хотя экипаж «Енисея» и не знал об их существовании) корабль сделал всего два прыжка: сначала к Юпитеру, точнее, примерно в район его орбиты, по вектору созвездия Стрельца, а затем сразу к условной границе пояса Койпера, где начинала стремительно расти плотность планетоидных тел.
Плутон в этот момент находился почти по другую сторону от Солнца, и космонавты его не увидели. Впрочем, как не увидели и Юпитер в той мере, на какую рассчитывали.
Самая большая планета Солнечной системы, едва не ставшая миллиарды лет назад вторым солнцем, выглядела на фоне звёзд слабо светящимся зеленовато-коричневым пятнышком.
Зато удалось полюбоваться на один из так называемых внешних спутников Юпитера – Метис, диаметр которого не превышал двадцати километров. Вращался этот спутник вокруг гиганта на удалении в одиннадцать миллионов километров, и с этого расстояния сам Юпитер казался размером с теннисный мячик. Метис же напоминал обломом кирпича с оббитыми рёбрами и углами, испещрённый кратерами и шрамами.
За почти полвека, истекшие с момента реального выхода человека в космос в две тысячи двадцать восьмом году, после того как к Луне одна за другой направились экспедиции, Солнечную систему избороздили сотни автоматических станций и аппаратов, в первую очередь посетив наиболее интересные с научной точки зрения и перспективные с точки зрения поисков жизни планеты и спутники.
Таковая была наконец найдена: в кислотных облаках Венеры, на спутниках Сатурна – Япете, Тетисе и Дионе, на спутнике Нептуна Тритоне и на спутниках Юпитера – Ио, Европе и Ганимеде. На них уже давно работали исследовательские станции. Однако разумных обитателей, так сказать братьев по разуму, люди ни на одной планете не обнаружили.
Выход за пределы Солнечной системы не праздновали. Зато отпраздновали Новый год. Правда, символично.
Капитан корабля сухо доложила о прибытии в район ответственности, как она выразилась, поздравила экипаж с наступлением нового, семьдесят девятого года, космонавты дружно прокричали ура, сделали по глотку горячего шоколада и в течение нескольких часов собирали информацию о своём положении, о параметрах среды, включающих блуждающие вокруг камни и глыбы льда, и о движении Бича Божьего.
Стало ясно, что Бич мчался к ним с прежней скоростью и находился где-то недалеко по космическим меркам – примерно в сорока пяти миллионах километров. Его тяготение ещё ощущалось только приборами.
Пассажиры от нечего делать собрались в кают-компании корабля, занимавшей отсек над рубкой управления и имевшей форму половинки удлинённого эллипсоида.
Денис, ради подтверждения своего статуса руководителя экспедиции посетивший рубку и не встретивший особого внимания со стороны Аурики (майор, вам тут нечего делать, прибудем на место, и начнёте распоряжаться), присоединился к компании в минорном расположении духа.
Собралось шесть человек, две группы – исследователи и экстремалы-спасатели. Все давно перезнакомились, относились друг к другу по-товарищески и общались запросто, хотя астрофизик Богатырёв и превращался иногда в зануду, речь которого, пересыпанную научными терминами, понять было трудно.
О том, что такое Бич Божий, спорили тоже давно. Начали ещё на Земле, когда командиры ВКС обрисовывали членам экспедиции обстановку. Однако все три эксперта на борту «Енисея» имели каждый свою точку зрения на происхождение космического экзота.
Сначала вспомнили об М-теории, объединившей многие теории суперструн. В этой теории сверхструны, они же суперстринги, являлись предельными формами многомерных мембран, возникающих в момент Большого Взрыва и объединившихся в так называемую квантовую пену. Когда речь зашла о «спиновой пене», «некоммуникативных операторах», «флоп-конифолд-энханкон сингулярностях» и прочих «фамилонах», Денис не выдержал, вмешался в беседу и попросил учёную братию не применять сложные формулировки.
– Мы практики, – закончил он дружелюбно, – и смотрим на всё происходящее глазами спасателей.
Эксперты переглянулись. Все они были достаточно молоды и потому амбициозны, самому старшему, руководителю группы Шестопалу, едва исполнилось сорок четыре года. Младшему – Богатырёву, специалисту в области планетарной физики, вообще недавно стукнуло тридцать, и он нередко в своих суждениях был резок.
– Я имею имманентное право индивидуума на интериорный нарратив личного мнения, – проговорил он веско.
Слушатели – группа Дениса – обменялась понимающими взглядами.
Денис добродушно рассмеялся.
– Есть сотни субъективных мнений и объективное – моё. Извините, шутка. Я вас понимаю, дружище, но мы тоже хотим уяснить детали процесса, чтобы не действовать возле объекта вслепую. Нам бы поконкретнее и попроще.
Поулыбались, неторопливо поглощая кофе, селенчай и соки.
Снова заговорили о распаде ложного вакуума при рождении Вселенной, а также о возникновении «пузырей» истинного вакуума, превращавшихся в стремительно расширявшиеся метавселенные наподобие родной Вселенной. Обратили внимание на квантовые флуктуации, в том числе на преоны и суперструны, которые в результате инфляционного расширения увеличились до гигантских масштабов.
– Таким образом космологические струны являются тонкими сверхплотными нитями, – закончил свою речь Шестопал, – достигшими размеров в триллионы триллионов раз больше первоначальных.
– А есть и другие струны, не космические? – поинтересовался третий член группы Дениса, немногословный и уравновешенный Иван Долгушин. За всё время подготовки к полёту и нахождения на борту «Енисея» это были его первые слова.
– Коллективное возбуждение преонного конденсата, – начал Богатырёв, – приводит к синтезу суперструн разных модификаций, но коллапс волновой функции…
– Не издевайся над парнями, Валентин, – фыркнул Римас Донионис; тридцативосьмилетний специалист в области материаловедения выглядел импозантно – начинающий седеть, красивый, с простодушным лицом учителя богословия, он вёл себя просто и корректно со всеми. – Мир, как наверняка знаете, состоит из полей, а когда мы их наблюдаем, видим частицы. Это и есть коллапс волновой функции, возникающий при попытке разглядеть волну или струну. Но суть не в этом. В М-теории всё вокруг состоит именно из суперструн, моды колебаний которых и порождают эффект элементарных частиц.
– Вы хотите сказать, дружище, Бич Божий – элементарная частица? – удивился Анатолий.
– Бич Божий, скорее всего, именно стринг, каким была и Космическая Китайская Стена, разорванная инфляцией и достигшая космической длины. Но мы сейчас гадаем на кофейной гуще. Подлетим – посмотрим, пощупаем, определим точно.
– Если у неё такая большая масса, из чего она состоит? Из свинца? Другого металла? Или это чернодырная материя?
– Не говорите глупостей, – поморщился Шестопал. – Струны не состоят ни из свинца, ни из какого-нибудь другого металла, ни из чернодырной материи, каковой не существует.
– Я имел в виду, что чёрные дыры обладают чудовищной массой…
– Потому что аккумулируют падающее на них вещество и энергию. Каждая дыра – это, по сути, сингулярность, в которой упаковано гигантское количество материи. Во что превращается газ, пыль, камни и свет, попадая в дыру, никто не знает. Но это точно не знакомые нам металлы.
– Но струна тоже притягивает к себе…
– Однако не втягивает в себя вещество – ту же космическую пыль, газы, воду, камни. Всё это просто оседает шубой вокруг струны.
– Откуда они взялись так близко от Солнечной системы?
– Космологические струны возникли во время фазового перехода из сингулярного состояния в стадию расширения в форме клубка спагетти.
– В таком случае они и должны летать как… клубок спагетти?
– В результате инфляционного раздувания пространства они разорвались и увеличились в размерах, точнее удлинились, оставаясь тончайшими трубками – нитями силового поля. По теории они были замкнутыми и имели разную конфигурацию, но инфляция разорвала их и превратила в петли или ровные, как луч света, образования. Что мы и наблюдаем.
– Но если они остались нитями, почему они имеют такую массу?
– Теоретически их линейная плотность достигает совершенно фантастических значений – до десяти в двадцать третьей степени граммов на сантиметр длины.
– С ума сойти!
– Можно привести неплохой пример для сравнения, – улыбнулся Донионис. – Такую плотность может иметь миллиард нейтронных звёзд, если сжать их до размера электрона. Проблема не в плотности космологических суперструн.
– А в чём?
– Почему они стабильны и не рвутся, если судить по тем данным, что мы получили во время прохождения первой – Китайской Космической Стены через Солнечную систему.
– К сожалению, тогда наша космонавтика не имела возможности сопровождать струну долго. Зато сейчас она летит нам навстречу. А что вы имели в виду под проблемой стабильности?
– Если суперструны имеют дефекты, а они должны быть в результате усиления напряжений и флуктуаций, они будут при такой массе сворачиваться в кольца или сферы.
– Это не обязательно.
– Теория говорит… – учёные заспорили.
А Денис вспомнил рассказ деда и подумал, что, наверное, и вправду существуют вещи, фундаментально находящиеся за пределами человеческого восприятия.
Через час, когда пассажиры разбрелись по своим каютам, голос Аурики заставил их поспешить к защитно-коммуникационным «ульям».
Справились за минуту.
– Уходим к Бичу, – сообщила капитан корабля. – Расстояние до цели – один миллиард триста сорок три миллиона километров. Скорость сближения – две тысячи девятьсот девяносто километров в секунду.
Пространство вокруг космолёта по-прежнему казалось абсолютно пустым, пронизанным лучами близких и далёких звёзд, и Бич Божий был не виден на этом фоне. Но у Дениса похолодело под ложечкой: он ясно представил, как гигантской длины «хлыст» врезается в корабль и разносит его на кусочки…
– Координаты выхода, капитан? – спросил он.
– Рассчитываем выйти в миллионе километров от объекта, – сообщила Аурика. – Дальше пойдём на эгране. Или у вас другие планы?
– Бич летит к Солнцу практически перпендикулярно к своей длине. Я бы хотел, чтобы корабль вышел у одного из торцов струны.
Возникла пятисекундная пауза.
– Я поняла, мы подкорректируем вектор «трещины». Хотя, на мой взгляд, было бы лучше подойти к середине Бича.
– Прошу вас выполнить просьбу.
Ещё одна пауза.
– Майор, какова причина вашего решения? – раздался голос старпома Ильи Драгунова.
Денис вспомнил свою первую встречу с ним на крымском берегу. Нельзя сказать, что Илья ему не понравился, но в нём ощущался жёсткий стержень человека, считающего своё поведение непогрешимым, и это отталкивало. К тому же он действительно не хотел подпускать к Аурике предполагаемого соперника.
– СРАМ, – коротко ответил Денис.
Аббревиатура означала «сведение риска к абсолютному минимуму», и включение этого императива для любого спасателя было абсолютно непререкаемым приказом, требующим безусловного выполнения.
Илья знал, что такое СРАМ, потому что больше не сказал ни слова.
– Готовность – десять минут, – объявила Аурика.
Ровно через десять минут знакомый шатёр темноты скрыл из поля зрения звёздный ландшафт: «Енисей» прыгнул в «трещину»…
* * *
Зрение восстановилось быстро. Включилось сознание.
Денис шире открыл глаза, озираясь так, будто стоял на вершине земного холма и глядел в небо.
Та же пустота, те же звёзды… и перечеркнувшая «небосвод» впереди тоненькая серебристая паутинка.
– Вижу! – не удержался от возгласа Анатолий.
Денис промолчал. Перед глазами высветились цепочки цифр и символов. Кванком корабля выдал пассажирам основные параметры движения и характеристики цели: скорость того и другого, расстояние до паутинки Бича (молодец Егорыч, высчитал «трещину» идеально – прямо к торцу экзота), массу объекта, величины электромагнитных и гравитационных полей.
– Мы на месте, – деловитым тоном доложила Аурика. – Денис Ерофеевич, передаю бразды правления в ваши руки. С этого момента вы руководитель экспедиции.
– Благодарю, товарищ полковник. – Денис поискал комплимент, которым он мог бы порадовать женщину, однако не нашёл.
– Хотелось бы уточнить, – вмешался Анатолий на персональной волне, – мы здесь первые или нет?
– Зачем тебе?
– Ну-у… чтобы знать, чего ждать в случае чего.
– Капитан, – Денис переключил диапазон связи, – мы можем выяснить, есть ли возле Бича гости кроме нас?
– Нет, – тотчас же ответил старпом.
– Что вы хотите делать? – спросила Аурика.
– Хочу знать, мы единственные представители человечества в поясе Койпера или нет. От этого будет зависеть режим нашей работы в этой зоне. Не хотелось бы оглядываться.
– Даже если мы выйдем в эфир, наши конкуренты вряд ли откликнутся, – мрачно сказал Илья.
– И всё же.
– Скорее всего, американцы уже здесь, – сказал Анатолий. – Да и китаёзов надо ждать, они ребята прыткие.
– Сделаем всё возможное, – пообещала Аурика.
– В таком случае сближаемся и смотрим во все глаза.
«Енисей» включил эгран-генераторы и начал догонять беззвучно мчавшийся мимо Бич Божий.
* * *
Уходящая чуть ли не в бесконечность серо-серебристая труба с нанизанными на неё утолщениями, усеянная кавернами, буграми и участками совсем тонкими, почти лишёнными осадков, вот каким виделся Бич Божий с расстояния в один миллион километров. Естественно – через оптику телескопов.
«Енисей» вышел точно у его торца, напоминавшего квач – щётку с длинной ручкой, у которой вместо самой щётки была намотана на конец палки тряпка. «Тряпкой» в данном случае были наносы пластов пыли и снега, налипшие на «палку» во время путешествия Бича по галактикам.
Космонавты в течение четверти часа молча, затаив дыхание, рассматривали удивительнейшее из природных чудес, созданное естественным процессом взрывного разбухания Мироздания. И точно так же молчали космены в рубке корабля, не мешая пассажирам любоваться синтезированной компьютером картиной.
– Состав верхнего слоя объекта: водород, гелий, кислород, вода в виде снега и льда, пылевые наносы и мелкие камни, – доложил Егорыч.
Денис очнулся:
– Мониторинг среды…
– Производится в непрерывном режиме.
– Кто-нибудь обнаружен? Я имею в виду искусственные объекты и космические аппараты.
– В пределах сферы чувствительности аппаратуры никого и ничего.
– Они уже могут быть здесь, – снова предупредил экипаж Анатолий.
– Понимаю, о чём речь, – с бархатистой вежливостью ответил Егорыч, – но мои системы обзора и связи имеют конструктивные ограничения.
– Следите постоянно, – сказал Денис.
– Слушаюсь.
– Подходим ближе, до ста тысяч.
«Енисей» плавно нарастил скорость, догоняя конец «квача» Бича Божьего и начиная приближаться.
Подходили осторожно, с малой относительной скоростью (хотя и Бич и корабль летели к Солнцу с одинаковой скоростью – около трёх тысяч километров в секунду), запустив шесть зондов с аппаратурой. Понаблюдали за увеличивающимся торцом Бича с расстояния в сто тысяч километров. Снова двинулись к нему, «затаив дыхание».
Стали сказываться эффекты, обусловленные нарастанием нелинейного гравитационного поля. Сначала об этом заговорил Егорыч, сообщив о росте напряжений в узлах корабля, потом почувствовали и космонавты: начали сами собой подёргиваться мышцы на плечах, руках, икрах и на животе, перед глазами поплыли призрачные шарики, напоминающие мыльные пузыри, кое-кому показалось, что его скручивают в жгут (Богатырёв даже выругался), Анатолия стало поташнивать, о чём он пожаловался командиру.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – ответил Денис, у которого стало горько во рту. – Нас предупреждали, с чем мы можем столкнуться.
– Жду указаний, – напомнила о себе Аурика.
– Мы переживаем не совсем приятные… гм-гм, ощущения…
– Нас закручивает гравитация Бича. Сейчас увеличим мощность компенсаторов.
И вправду через несколько секунд неприятные ощущения ослабели и сошли на нет.
– Жить можно, – повеселел Анатолий.
– Погоди ещё, мы пока не подошли вплотную, – остудил его восторги Денис. Переключил линию: – Капитан, подходим ближе, до десяти тысяч.
«Енисей» послушно опустился почти к самому торцу Бича Божьего. Нарост на его конце стал виден невооружённым глазом, напоминая головку спички, только грязно-белого цвета. Диаметр этой «головки» в самой широкой части достигал сорока километров, и дальше от торца она сходилась в тонкую струнку, сверкающую как хрустальный ус. Это отсвечивал в лучах звёзд чистый водяной лёд.
Остановились, вслушиваясь в доклад компьютера.
– Пора отправлять на базу сообщение о прибытии, – сказала Аурика.
Денис хотел ответить: отправляйте, – но в это время на шероховатой поверхности «спичечной головки» просияла искорка, и Егорыч, прервав свою речь, сообщил:
– Наблюдаю выход металла. По моим оценкам, масса до тысячи тонн, конфигурация определённо не хаотическая.
– Приблизь! – отреагировал Денис.
«Спичечная головка» расплылась в стороны. На её краю справа снова мигнула искра: свет звёзд отразился не то от зеркала, не то от блестящей металлической чаши.
– Подходим!
– Проще запустить зонд, – пробурчал старпом.
Он был прав, но Денис не стал отменять своё решение, чтобы не показать слабость.
– Зонд пошлём, когда подойдём ближе.
«Енисей» выписал красивую параболу, какую делает лыжник, скатываясь с горы вниз, и приблизился к Бичу на сто километров. Если учитывать ориентацию положения оси корабля, при которой люди внутри чувствовали себя как на планете, ощущая верх – небо, и низ – землю под ногами, то можно было сказать, что «Енисей» вышел над торцом Бича, так как пассажиры видели его именно внизу. С другой стороны, в космосе не существовало ни «неба», ни «земли», и любая точка относительно корабля могла стать либо выше его, либо ниже.
В растворе экрана стал виден шарик зонда, помчавшийся к «спичке».
Егорыч синтезировал изображение от его камер, и «головка спички» превратилась в ком снега с бурыми полосами пыли (было ясно, что на торец Бича осел рой разбитых вдребезги ледяных астероидов), и космонавты принялись изучать «спичку», обмениваясь впечатлениями, не обращая внимания на вернувшийся «мутный костотряс», вызванный переменой положения тел людей в кольцевом гравитационном поле Бича.
Стал отчётливо виден предмет, бликующий металлом.
Зонд опустился практически на «спичечную головку», завис над ней на высоте двухсот метров.
Бликующий предмет больше всего походил на гигантское металлическое акулье рыло, высовывающееся из снежно-каменно-ледяного месива. Трещина, пересекавшая двадцатиметровой ширины нарост, действительно придавала ему сходство с земным морским хищником, хотя ни о каких акулах речь идти не могла. Это был, скорее всего, либо космический корабль иной цивилизации, потерпевший крушение во времена оно, либо разбитая станция.
– Я говорил! – воскликнул Богатырёв. – Мы можем встретить пришельцев! Это их техника!
– Ну, в данном случае пришельцами являемся мы, – проговорил Шестопал. – Бич мог захватить этот артефакт во время пролёта через другую звёздную систему. Однако я не ожидал, что мы так сразу сделаем открытие. Денис Ерофеевич, мне кажется, мы на пороге величайшей сенсации! Этот аппарат – несомненное свидетельство существования внеземных цивилизаций!
– Этих свидетельств полно на планетах Солнечной системы, – пренебрежительно заметил Анатолий.
– Мы ещё не знаем этого наверняка. Может быть, следы на планетах Системы оставили земные цивилизации, канувшие в небытие. Надо немедленно садиться на Бич и исследовать!
Денис прикинул последствия приземления на необыкновенный объект.
Естественно, у них имелась программа на все случаи жизни при достижении цели, но в ней отсутствовал вариант посадки на Бич, не считая запусков летающих дронов и роботов.
«Обойдёмся автоматикой?» – пришла осторожная мысль.
– Сначала роботы. Капитан…
– Я поняла.
«Енисей» завис над «спичечной головкой», щедро расходуя энергию хиггс-реакторов на защиту экипажа и поддержку корабля от падения. Бич, оставаясь в масштабах безграничного космоса тонкой «соломинкой» с налипшими на неё кусочками «снежно-ледяной» грязи, никак не реагировал на его манёвры.
Однако с разведстанциями долго поработать не удалось.
Сначала упал первый зонд, показавший «морду акулы» в пластах снега и песка. Сил его эграна оказалось недостаточно для маневрирования над рыхлой кучей космического «мусора». Он не разбился, камеры зонда продолжали работать, но взлететь уже не смог.
Та же участь постигла вторую станцию, опустившуюся до высоты в несколько сот метров.
Тогда решили не опускать дроны ниже километра. Их запас на борту корабля был невелик. Из шести роботов оставалось четыре, а работы впереди был непочатый край.
– Всё равно придётся приземляться, – сказал Богатырёв, когда попытки подвести зонды к «акуле» провалились.
– Вы хотите сказать, прибичеваться? – пошутил Анатолий. – Земли тут нет, только лёд, песок да камни.
– Нет, корабль останется на прежней высоте, – сказал Денис. – Капитан, подготовьте катер, мы спустимся к этой куче космических отходов и на месте обследуем находку.
– Как прикажете, – не стала возражать Аурика. – Только прошу учесть, что антигравы катера могут не справиться с перепадами гравитации Бича.
– Благодарю за заботу, постараемся не рисковать понапрасну. Депешу на базу: мы на месте, обнаружили на Биче искусственный объект, предположительно – космический корабль.
– Я пойду с вами! – безапелляционно заявил Богатырёв. – Нужно взять образцы материала, измерить все параметры объекта и оценить его возраст.
Денис хотел ответить отказом, но передумал. Риск изначально был заложен в программу деятельности членов экспедиции, а слово учёного всё-таки имело большой вес в этой ситуации.
– Хорошо, Валентин Теофилович, готовьтесь. Капитан, мы выходим.
Сборы были недолгими.
Шестопал не стал возражать против участия коллеги в разведрейде, хотя и поворчал насчёт соблюдения объективности исследования.
В транспортном отсеке «Енисея» кроме роботов разного назначения и беспилотников было два катера класса «драккар», способных как быстро летать, так и применять оружие при необходимости (оба предназначались для ВКС), и оба могли вместить до шести человек каждый.
