Василий Лазерко
Фейки от Кати Тюхай
– Почему, даже не доверяя бездельникам милиционерам и прокурорским работникам, не пошла с родителями, или еще с кем – то в ту квартиру и не поговорила с ним или с его мамой? Ведь она такая решительная и умненькая была, как и теперь.
– Почему …?
А собственно говоря, что теперь пугой по воде бить. Не ответит она на эти простые вопросы. Не хватит ума, я думаю. Она ведь и так героиня дня! Если бы она тогда сразу рассказала о месте его жительства, его поймали бы гораздо быстрее. И наверняка не случилось бы позже убийство).
Сулим:
А как ты его увидела?
(Она, что, не слышала, как Тюхай сказала, что видела его до нападения при хорошем дневном свете? Вот так интервьюер!).
Тюхай:
А там мы лежали в полумраке. Там же есть окошки.
(Удивительно, как все меняется. Только что сказала, что видела его в квартире, куда заходила за ключом от подвала. Потом дважды видела его при дневном свете во дворе дома, разговаривала с ним, а теперь рассказывает байки то, что видела его при свете через окошки в подвале).
Я запомнила. У него была яркая внешность. Были чуть кудрявые волосы. Русые. И эти огромные глаза. Как будто у него была Базедова болезнь (картинно подносит руки к лицу!).
(Опять бредит! Тем более что позже в этом же интервью говорила, что опознала его через стекло по глазам. И не описывала его яркую внешность ни милиционерам, ни следователю прокуратуры. Если бы она так сделала, то был бы составлен композиционный (словесный) портрет. И его действительно нашли бы быстрее. И сомнительно, что девочка в то время знала о Базедовой болезни. С какого перепугу!).
Он мне казался каким – то пришельцем. Он был как будто ни отсюда.
(Ну, пошла гулять губерния! На российском канале «НТВ» есть программа «За гранью!» Вот сейчас это самое, что разбирается на той программе, и происходит).
Алчущее существо.
(Ее лицо перекосилось. Встретишь такую в темном переулке, сам кошелек отдашь).
Все его тело кричало: «Дай мне!».
(Он, что, голодный был и просил подаяние? Или еще что – то? Там, в подвале?).
Он не секса хотел (машет загребущими руками).
(А несколько минут назад сказала, что догадалась, что он хочет ее изнасиловать? Как ее понимать?).
Он хотел жрать, насытиться!
(Лицо еще больше перекосилось. Да, здесь определенно нужен психиатр! Это же надо додуматься до того, чтобы заявить такое!).
Он жрал нас, этих девочек! (отводит взгляд).
(Вообще, фантасмагория какая – то. В подвале они, даже по ее словам, были вдвоем. Откуда еще какие – то девочки? Мистика! Автор антиутопии так вошла в раж, что уже остановиться не может. А Сулим и не собирается ее останавливать. Ведь это – шоу. Вот это действительно страшно! И за них, и за тех, кто живет рядом с ними, общается с ними).
Мне кажется, что я дала ему то, что он хотел.
(То есть он сожрал ее! А как же она тогда дает это интервью? Как вообще смогла написать «шедевр» извращенного ума? Эта 11-летняя девочка понимала его «хотелки», лежа под маньяком?! Нет. Определённо для нее нужен психиатр. И лечение! При чем, в стационаре. Иначе говоря, в «психушке». Да, это не простой маньяк! А каннибал, какой то! Но примечательно, что ни во время следствия, ни в многочисленных судах над ним, ни потом никогда не возникало никаких подозрений, что он склонен к каннибализму. К тому же об этой его темной стороне жизни Тюхай начала говорить только после окончания работы над антиутопией. Видно еще никак не может отойти от этой «работы». Так глубоко вошла в нее).
Потом я узнала, что он только, только вышел из тюрьмы. Он сидел за изнасилование. Я была его первой жертвой после тюрьмы.
(Ну, тут даже я могу поставить почти медицинский диагноз! Во-первых, он «откинулся» 20 октября 1997 года, то есть за год до нападения на нее. Поэтому говорить, что он освободился только что, как – то даже некрасиво. Во-вторых, он отбывал наказание за убийство своей любовницы. И никакого изнасилования не было. Это подтверждается приговором суда Борисовского района от 23.04.1090 г., текст которого я приведу далее. Да при этом был установлен факт совершения им акта некрофилии. Но это никак нельзя назвать изнасилованием. Ни чисто по юридическим показателям, ни по человеческим определениям. И опять же. Если бы был подтвержден факт изнасилования, то его и судили бы за изнасилование. Но такого не было. Откуда же она, и когда именно, узнала об изнасиловании?).
Он не первый раз это сделал.
(За изнасилование он тогда не сидел. Это уже явный поклеп на маньяка).
Это потом я по крупицам информацию собирала (скромно отводит взгляд в сторону). От следователя, от родителей (снова театрально закатывает глаза). Хотя они языки проглотили. Вообще ничего не хотят мне говорить.
(Следователь прокуратуры, а другого следователя в деле не было, точно это не мог ей сказать. Ведь это просто безумие таким образом общаться об этом с малолетней потерпевшей! И родители такое сказать не могли. Тем более что они «языки проглотили». Как они могли ей что – то рассказать с проглоченными языками? Одним словом, писательница антиутопий и все!).
Я не вырывалась. Я просто пыталась уговорить его отпустить меня. Но вырываться было не реально. Я сказала: «А чтобы Вы (в очередной раз отводит взгляд в сторону) сделали, если у Вас была дочь и с ней сделали то же самое?».
(Странно! Но ведь только что она говорила, что знакома была с его дочерью одного с ней возраста!).
Он молчал минуту. Просто он лежал и лежал и молчал. Мне было так страшно, потому что у меня вопросы закончились. Это конец!
(А только что говорила, что не боялась).
Он разжал руки. Медленно (показывает как). И просто сказал одно слово: «Иди!». Я не знаю почему. Он сказал: «Если ты кому – ни будь расскажешь, я тебя найду, и зарежу! Я знаю, где ты живешь. Я знаю все твое расписание. Я слежу за тобой (вот тут, наконец, уже про слежку началось). Я вижу тебя каждый день. Иди!».
(А только что уверяла, что он сказал только одно слово. Оказывается, не одно. Значит, все придумала на ходу для большей убедительности, или уже не контролируя себя. Ну, точно не состоявшийся маньяк! Неужели она не понимает, что настоящий маньяк ее не отпустил бы живой, как позже сделал с Нат-ч. К тому же, она не описывает, как вылезла из – под него, который был значительно тяжелее ее).
Мне кажется, что ему стало страшно.
(Мать моя женщина! Девочку испугался! Это насильник, убийца маньяк!).
Может в этом, «окей!» (проскальзывает все – таки американское образование), человеке была какая – то часть, которая бережет свою нору и свое потомство.
(Сколько пафоса! А заодно, какие обширные знания 11-летней девочки о поведении животных в таких деталях).
Про дочку я не знала.
(Вот те раз! А о чем только что говорила? С кем же она здоровалась тогда?).
Я просто пальцем в небо ткнула. Я много читала по этой теме (чешет нос). Мне просто повезло.
(Вот, значит, где собака зарыта. Это не ее переживания, не ее мысли и слова тогда и теперь. А всё почерпнуто из книжек. Скорее всего, на английском языке. Он же ей ближе родного русского).
Сулим:
А ты быстро ушла?
(Интересно, а почему она не спросила, как он ее освободил, каким образом она выбралась из – под мужика. Да еще с рюкзаком, о котором вообще забыла упоминать теперь? И что делал он? А из его показаний на следствии и в суде фактически было так: «Встал и, оставив ее на полу, вышел из подвала». Коротко и понятно).
Тюхай:
Нет, медленно.
(Как хорошо все разыгрывают).
Я даже не помню дорогу. Хотя это 2–ой подъезд и 6-ой (разводит руки). Я полностью потеряла связь со своим телом.
(Странно. Но не удивительно для писательницы – ваятельницы).
Он просто хотел мою жизнь в качестве развлечения (опять отводит взгляд).
(Так все же хотел убить ее? Или сожрать? Или изнасиловать? Определилась бы уже).
Двадцать минут или полчаса совершаю эти шаги. Выйдя из подвала, я понимала, что никому не скажу. Я сама туда пошла. Я реально больше боялась своего отца. Я не боялась смерти. Я боялась боли.
(Какая боль? Она же уже на свободе).
Сулим:
Ты приходишь домой …
Тюхай:
Там никого не было. Родители приходили вечером. Я неделю ходила в школу. Я видела этого чувака.
(Слово–то какое! И потом, это уже стало традиционно, что она отводит взгляд прежде, чем что – то «выдать»).
Он стоял. Мы переглядывались с ним. Вот так мне показывал (проводит рукой по горлу)…
Мама заметила мое поведение.
(Только через неделю? Вот это мамаша!).
Я брала ее тональник. И замазывала царапины.
(Но поведение после ужасного нападения тональным кремом не скроешь! Да, еще ребенком. Ведь теперь она отмечает, что это был для нее, ребенка, стресс. Или она уже тогда все рассчитывала наперед?).
Сулим:
А мама что сказала?
Тюхай:
Она была в шоке.
(Еще бы!).
Не могла поверить. Потом… у меня еще побои есть. Ну, поехали, сняли их. Мы написали заявление в прокуратуру.
(Вранье чистой воды. А все от незнания работы правоохранительных органов Беларуси ни тогда, и тем более, сейчас. На самом деле они с мамой обратились в городской отдел внутренних дел. И такая продвинутая девочка не могла спутать прокуратуру и милицию.
Ведь перед входом в здание ГОВД имеется большое объявление об этом. Если только опять «забыла»? Скажу больше. Заявление в прокуратуру вообще не поступало. Сотрудники милиции, приняв заявление, проведя некоторые оперативно – розыскные мероприятия, отказали в возбуждении уголовного дела, не усмотрев в действиях нападавшего никакого состава преступления. Между прочим, оба судьи Минского областного суда согласились именно с их выводами, а не с выводами следователя прокуратуры, который предъявил обвиняемому обвинение в развратных действиях в отношении Тюхай. Да, позже занималась этим эпизодом прокуратура. Но, только после отмены постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, вынесенного сыщиками).
И оно все легло куда – то на полки.
(Откуда, интересно, знает? Скорее всего, сейчас уже придумала. Или фильмов насмотрелась).
Я точно описала его внешность.
(Врет и не краснеет. Видимо, привыкла врать. Надеется, что никто ничего не знает. Или промолчит, не в пример ей. Как же она тогда, с ее же слов в этом интервью, опознавала его только по глазам?
Сноска:
У меня есть роман, напечатанный на ЛитРессе «У Беды зеленые глаза» (теперь я подготовил уточненный текст). Так вот там потерпевшие мама и ее малолетняя дочь по этим самым зеленый глазам опознали человека. На основании этого нашим судом Борисовского районный судом за совершение разбоя тот был вначале приговорен к лишению свободы. И отбыл наказание. Знакомая парня, взяла взаймы у своего дяди деньги, заплатила потерпевшим в счет возмещения ущерба. А через несколько лет сотрудники ГУБОП нашли настоящего разбойника. Вот тебе и опознание по глазам.
И потом, повторяю, что в этом случае был бы составлен словесный портрет нападавшего. Но его не составляли, так как она не могла его в то время описать почему – то. И про какие – то там стрекозиные глаза бредь сивой кобылы. Даже упоминания об этом не было).
И почему это не вызвало никаких подозрений, у меня ноль идей об этом. Потому, что я 5 раз (позже скажет, что 10) внутри этого прекрасного заведения (какого? Ведь от нее вначале отбирали объяснение сыщики) рассказывала об этом.
(Такое впечатление, что в милиции сидели дебилы, которые с первого раза ничего не поняли в таком прекрасном и точном рассказе маленькой врушки. И ей приходилось повторять одно и то же. И сыщики, даже исходя, из возможности раскрыть преступление, не заинтересовались ее «показаниями». Смешно!).
И они (машет руками) сидели и печатали (показывает как) на машинке и спрашивали: «Точно? И Вы (а не ты), не придумали это? Если бы ты (уже на «ты») все это не придумала, вряд ли бы он тебя (опять «ты») отпустил».
(Во-первых, не понятно, сколько «их» было, потому, что брать объяснение мог только один человек. Во-вторых, объяснения оперативники обычно записывали от руки. Это следователи пользовались пишущими машинками, поскольку компьютеров у них не было. В-третьих, она показывает, что они печатали, когда машинка печатная была где – то внизу, а не на уровне стола. Так физически невозможно печатать. Неужели это ей не понятно?).
Потом через месяц убийство в наших вот в этих домах. Я до сих пор помню, как показывали по нашему Борисовскому телевидению: прямо в подъезде он зарезал девочку.
(Откуда она тогда знала, что это он? Шаха еще не задержали. А она уже знала о том, что это совершил ранее нападавший на нее. Смешно!).
И прямо эта лестница со стекающей кровью по всему пролету (триллер, да и только!).
У меня произошло слияние с этими девочками.
(Так ведь по ТВ говорили тогда об убийстве одной Нат-ч. Откуда другие девочки, с которыми она «слилась»?).
Потом, когда убили вторую,
(Вот теперь, наконец, и вторая. При чем, ее убили, то есть Шах убивал не один? Но дело в том, что на самом деле вторую девочку, я не помню ее имени, убили совершенно другим способом, и, уже тогда, когда Шах был арестован и находился не только в ИВС, но уже был отправлен в Следственный изолятор в Жодино. Как он мог убить? Но она почему – то не указывает когда была убита вторая девочка).
Я винила себя, что разозлила его. Наверное, нужно было дать себя изнасиловать. Чтобы больше не трогал никого.
(Не убить уже, не «сожрать», а изнасиловать! Получается, с ее слов, что маньяк, подчеркиваю, не насильник, а маньяк, изнасиловал бы ее и успокоился бы. Так, какой же это маньяк, если остановился бы после первой жертвы? Она же трезвонит, что была его первой жертвой).
Это же было в соседних домах.
(Нат-ч была убита совершенно в другом районе).
Просто это доказали. Девочек находили в подъездах.
(Была найдена только одна. Вторую он не мог просто физически убить).
Они были изнасилованы.
(Этот бред вообще описанию не подлежит! Шах тогда совершал развратные действия в отношении несовершеннолетних. И судебно – медицинской экспертизой установлено, что убитая им Нат-ч не была изнасилована. И девочка, на которую он напал в подвале дома по улице Чапаева, также не была изнасилована. Это установлено приговорами суда. А третья девочка вообще спаслась от нападавшего. Он ничего с ней не успел сделать).
Они были загнаны (это как?) на высокие этажи, восьмой, девятый. Он понял свою ошибку со мной. От них мало что осталось.
(Это, в каком смысле? Он, что их в отличие от нее «сожрал», как она говорила перед этим? А, ничего, что, например, у Нат-ч была повреждена только шея. Хотя и этого хватило, чтобы она умерла. Остальные также остались целыми).
Там много было крови. Я слышала отрывочные фразы, что там 30 + ножевых ранений. Он прямо много резал их. Не так, чтобы он горло только перерезал (машет рукой по шее), а вот.
(Бред! Есть же приговор суда, где имеется ссылка на заключение судебно – медицинской экспертизы. Никаких 30+ ножевых не было. Это по Нат-ч. А что было с другой девочкой, которую он физически не мог убить, я не знаю. К Шаху история с ней не относится).
(И тут же от Шиха переходит к прокурорским и милиционерам. Видимо, так они допекли ее маленькую и беззащитную! Либо с Сулим все было оговорено. И интервью, собственно говоря, было об этом и для этого).
Меня таскали по этим кабинетам (зачем, спрашивается?).
Мне нужно было примерно вот в такой комнате (машет рукой) зеркальной в полумраке, я не знаю, почему у них так принято. Но он там был.
(Бестолково как – то. Не похоже стиль знаменитой писательницы, бестселлер которой был продан за один день).
Я стою напротив этого стекла. За стеклом пять человек стоят, как животные!
(Ого! Вот так литературное определение. И почему она всех тех мужчин называет животными. Ведь статисты, если она понимает только кто это, не совершали никаких преступлений. Она описывает то, как проводят опознание личности сейчас в Беларуси и России. Тогда такого не было. Тем более, в «маленьком городке» Борисове. В ГОВД на тот момент не было никакой такой комнаты, как она описывает. Опознание проводилось воочию в каком–либо из кабинетов в здании ГОВД. И никаких стекол там не было. То есть, и опознающий, и опознаваемый видели друг дружку в нескольких метрах друг от друга).
И мне как будто нужно кого – то убить из них, показав на него.
(Так его убить, или кого – то другого?).
А он там был. Мой человек – стрекоза
(Хороший литературный оборот).
Сулим:
Как долго его искали?
(Странно для опытной журналистки. Тюхай уже говорила ей, что искали напавшего на нее, оказывается полгода. Зачем повторяться? Или, она хочет подчеркнуть о нерадивости милиционеров и прокурорского следователя? Тогда объяснимо задать такой вопрос).
Тюхай:
Полгода. Минимум.
(Значит, возможно, и дольше? Я уже указал, задержали его через два месяца, то есть в конце декабря 1998 г.).
Они связали случаи убийств со мной.
(Да, одно было совершенное им убийство девочки до задержания, сколько можно повторять галиматью?).
Но не обратили внимание. Я была первой. А вот потом, когда пошла жесть (наверное, она так называет убийство? Можно было бы и помягче слово подобрать), вот тогда они зашевелились. В школу приезжали раз в неделю. Стабильно.
Сулим:
Приезжала милиция (Как это государственный орган может куда – то приезжать? Если и приезжали, то милиционеры. Неужели это не понимают девицы, получившие подготовку одна во Франции, а другая в США?
Тюхай:
Да.
(Для убедительности, кивает головой).
Сулим:
И тебя возили, как взрослую?
(Странно. Она не говорила, что ее куда – то возили. Она сказала, что приезжала милиция. А! Понятно. Это для того, чтобы подвести Тюхай к тем нарушениям, которые совершали милиционеры).
Тюхай:
Да.
(А та и рада угодить. Опять, как обычно поддакивает. Но хотелось бы узнать: и даже без матери! Ведь она в то время была не просто несовершеннолетней, а малолетней).
Сулим:
Полгода не искали? Он куда – то уехал?
(Как она смакует это. А тут еще новый поворот с его отъездом, о котором Тюхай ничего вообще не говорила. По крайней перед камерой. Может, говорила до интервью? А теперь забыла. И Сулим подсказывает ей, что нужно говорить. Так сказать, направляет в нужное русло).
Тюхай:
Да (а та старается, поддакивает).
Судя по всему. Я однажды его видела за стеклом «Жигулей». Его глаза стрекозы. Я стою на выезде из двора (Зачем и когда?).
И вижу выезжающую машину. И в этот момент, я говорила, что видела его в машине (Кому она говорила это? Когда? Не понятно).
Они (я понимаю, что милиционеры и следователь): «Да, да». Вроде, девочка что – то несет. Чушь какую – то. И я 10 раз (вот уже 10), что он был вот так одет. И никому не пришло в голову искать, а кто живет в нашем доме. У них было описание его в первом протоколе.
(Да, не описывала она его тогда так, как говорит сейчас. И, если бы милиционеры не искали совершенно его, то не сносить им головы. А она не подсказала!).
Они не придали этому значения. И через полгода мне привезли его фотографию.
(Так он же в это время уже сидел в следственном изоляторе. И зачем тогда было его фото привозить? Милиционерам, что делать было нечего?).
Оказалось, что этот человек сидел за изнасилование (Брехня!).
Даже он был в их базах.
(Это 11- летняя девочка знала тогда про какие–то там милицейские базы!).
Сулим:
А как его задержали?
(Наконец – то хоть какой ни то простой и понятный вопрос).
Тюхай:
Детали я знаю только от следователя, который его задерживал.
(Это, каким же образом?).
Он избил его сильно, когда поймал. И его из-за этого уволили из органов.
(Каких?).
Об этом я узнала уже через много, много лет.
(Когда? Это, когда она уехала из Беларуси в Россию? И потом. Она ведь через много, много лет должна была измениться с возрастом. И из девочки превратиться, ну, хотя бы в девушку. Как же он ее тогда узнал. И где они встретились эти два одиночества? На самом деле такого быть не могло. Ведь никто ни из милиции, ни тем более из прокуратуры уволен тогда по этому делу не был. Следователь прокуратуры проработал в органах до 2010 г. Она же к тому времени уже была в России).
Тогда следователь этот не работал в органах. И мы с ним встретились случайно. Он сказал, что он избил этого человека. Не выдержал, когда он его поймал через полгода.
(Повторяет, как попка – попугай одну и ту же мантру. Ничего нового. Видимо, все-таки не хватает ей интеллекта придумать что – то новенькое. Поэтому, все что она говорит – чушь!).
Когда он уже успел убить двух этих девочек.
Это, видимо уже про Шаха. Ну, сколько говорить, что не мог он убить двух девочек).
И он его избил.
(Да, сколько можно, одно и то же смаковать!).
Очень, очень (трогает себя за волосы).
(Очень, очень. Это, что он искалечил Шаха? И адвокат «не заметила» этого. Если бы такое было, то адвокат Шафеева такой бы шум подняла! Я – то ее знаю. И сам Шах не пожаловался даже после того, как отказался от своих показаний в отношении убийства Нат-ч. Тут бы как раз и пригодилось бы это избиение, которое можно было представить, как «выколачивание» из него признательных показаний. Но ведь суд и первый в тысяча девятьсот девяносто девятом году и второй уже в двухтысячном, отметили, в приговорах со слов самого подсудимого, что такого воздействия не было).
Объяснил это тем, что у него была дочка моего возраста.
Сулим:
У следователя?
(Вроде опытная журналистка, а простого языка не понимает. Или же хочет обратить внимание публики, смотрящей видеоролик, именно на этот момент. Смотрите, как работает правоохранительная система в ее «родной, правда успешно забытой ею, Беларуси!).
Тюхай:
Да.
(Снова поддакнула).
Видишь, как получается. Это заставило его превысить свои полномочия.
Сулим:
У Вас была и ним очная ставка?
(Спрашивает, как профи. А той только пособить нужно было. И тут Остапа, то есть Катюшу, понесло!).
Тюхай:
Да. Это был капец.
(Это слово в переводе на человеческий язык означает: конец, гибель, смерть. И кто же умер?).
Было страшно. Коленки тряслись.
(Уже не в первый раз такое выражение. Что – то у нее за трясущиеся коленки!).
Но, его, конечно, держали за стеклом. Его не допускали до меня.
(Уф! Отлегло. А то я уж стал опасаться за ее безопасность. И заодно удивляться, как же она тогда дожила до 2025 года).
Я не могла смотреть ему в глаза.
(Я пониманию, что она не могла смотреть на него через зеркальное стекло, через которое он не мог ее видеть просто физически. Хотя, повторю в последний раз, что таким образом в тысяча девятьсот девяносто восьмом году в Беларуси, а значит, и в Борисове, не проводили. Таких кабинетов просто тогда не было).
Мне было стыдно за то, что я его поймала.
(Удивительный бред!).
Что теперь он будет страдать.
(Какая сердобольная к маньяку! Который, между прочим, с ее же слов убивал и насиловал!).
Что он мне поверил. Он меня отпустил. Я ничем не могла оправдаться, что сейчас он отправиться на пожизненное. Что теперь будет страдать.
(А за что, собственно говоря? Ведь он ее не изнасиловал и не убил. Он, даже, по мнению судей областного суда и развратных действий в отношении ее не совершил. А то, что он убил девочку, так вот в этом она частично действительно виновата. Но она ведь говорит совершенно о другом. Рассказала бы все, что «несет» теперь, его раньше поймали бы. Не было бы убийства. Хотя не могла она все это рассказать тогда, так как не было такого. А в отношении мучений Шаха, толстовщина какая – то! Тем более удивительно, что она, одиннадцатилетняя, забиваемая отцом – алкоголиком, не имеющая даже друзей, уже тогда знала, что такое наказание в виде пожизненного лишения свободы, введенное в Уголовный кодекс Республики Беларусь в декабре тысяча девятьсот девяносто седьмого года).
А ему требовали пожизненное.
(Повторяется).
И скорее всего дали. Приговор – то я помню, из зала звучал как – то так.
(И снова ложь. Никто в суде не требовал Шаху пожизненное лишение свободы. На первом суде под председательством Лаврова, гособвинитель просил, а не требовал, по той причине, что он не может ничего требовать от суда, расстрел. Это явно не лишение свободы. И суд определил – расстрел. А вот другой состав суда под председательством Огородника, несмотря на позицию государственного обвинителя, вообще приговорил его к 3 годам лишения свободы. Шах тогда даже на зону не поехал. Отбывал наказание в СИЗО-8 в качестве баландера).
Сулим:
На очной ставке, хоть это и было полминуты, он что – ни будь сказал?
(Интересно. Ведь Тюхай не говорила ничего об очной ставке. Значит, все интервью оговорено заранее! А, чтобы Тюхай что – либо не забыла, Сулим, подсказывала ей, что, и о чем нужно говорить. В уголовно – процессуальном законе это называется задавать наводящие вопросы. И откуда она знает, что очная ставка длилась полминуты? Да, и что это за следственное действие на полминуты? Она хоть представляет что это такое следственное действие, как очная ставка? За такое время не то, что записать показания обоих лиц, между которыми проводится очная ставка, следователь не успел бы, так и задать сами вопросы тоже не успел бы. Или она имеет в виду свидание с обвиняемым? Тогда вообще мрак! Какое может быть свидание с обвиняемым в убийстве, да, и вообще обвиняемого с потерпевшей, да еще с малолеткой).
Тюхай:
Нет. Он просто молчал. Он просто смотрел на меня вот этими глазами выпуклыми. И молчал.
(Это что же за такая очная ставка, когда один молчит?)
Он и в суде молчал, не подтверждал, не опровергал. Он что – то говорил, обрывочные слова: «Ну, да, было». Да, я это делал» (томно отводит взгляд). «А вот она сама ко мне пришла». Очень спокойно.
(Так, значит, все же говорил, а не молчал. Уже одно бы говорила. А так, сейчас одно, потом другое).
Сулим:
Ты ходила на все суды?
Тюхай:
Я была точно на двух. И на последнем. Много кто пытался пройти в зал. Было очень скандальное, громкое дело. Приезжал областной суд. Я была единственная …. Там все остальные были взрослые. И меня никто там не защищал.
(Вот это поворот! От кого ее нужно было защищать в зале судебного заседания, где довольно много людей. В том числе и конвоиры из числа солдат внутренних войск с оружием? Ведь заседания областного суда обычно «обслуживали» солдаты, а не милиционеры. Хочу уточнить, что действительно процессы проходили в здании суда в городе Борисове. Судебное заседания были закрытыми, так как рассматривались эпизоды с развратными действиями в отношении несовершеннолетних. Но оглашение и первого и второго приговоров происходило уже в Минском областном суде, что рядом с Главпочтамтом в Минске. Поэтому не всех впускали в зал судебных заседаний. Но, она говорит неправду, что была на последнем суде. Ее, несовершеннолетнюю, не могли вызывать в суд в Минск при оглашении приговоров).
Только вот этот следователь, который отвел меня в сторону и сказал: «Родители тех девочек не правы. Они просто на нервах».
(Получается, что он говорил теми же полюбившимися словами, что и Тюхай! И потом, интересно, а где в это время была ее законный представитель – мама? Ведь без нее девочка не могла находиться в суде).
Они кричали в суде: «Почему она выжила, чем она лучше, а наши дочки нет?». Они мне кричали: «Чем ты лучше? Почему ты выжила, а наши девочки нет?».
(Такого в действительности быть не могло. Судья удалил бы их из зала. И потом, убита была только Нат-ч. Откуда взялись родители другой? Ему не вменялось в вину убийство еще одной девочки. Значит, их в зале во время закрытого процесса не могло быть по определению).
Я никак не ответила. Я сказала: «Да. Я виновата».
(Странно! Говорит, что никак не ответила. А потом говорит, что сказала. Заговаривается?).
Сулим:
А его мама?
(Казалось бы, вопрос появился ниоткуда. При чем здесь его мама. Но не все так просто в этом интервью двух белорусок по рождению, но убежавших в Россию и учившихся за границей).
Тюхай:
Когда следователь отвел меня, то … Ее не впустили в зал суда. Она стояла за дверью. Следователь взял меня за ручку (!) и сказал: «Будь осторожна. Она может наброситься на тебя. Ведь ты его посадила». Спасибо ему. А эта древняя старуха на всех выходящих из зала набрасывается и кричит: «Да, они сами к нему приходили. Они сами виноваты! Мой сыночек ничего плохого не делал. Они его хотели!».
(Интересный момент: ведь Тюхай тоже выходила из зала. А иначе, зачем бы она вообще была в суде. И должна была находится все время с мамой. Тем более что это она его, с ее же слов, «посадила». Но «старуха» почему – то не набросилась на нее сразу. Странно, да?).
Я смотрела в глаза смерти.
(Заговаривается она что ли? Когда, в чьи глаза смотрела? Или это литературный оборот писательницы – утопистки? «Старуха» могла убить прямо в коридоре суда собственными руками на глазах у всех! Ведь в общем коридоре еще старого здания суда были люди, пришедшие в суд по другим процессам и вопросам. Да, и опять же, солдаты).
Сулим:
Глаза смерти, это его глаза?
(Снова наводящий вопрос, ответ, на который, может быть односложным с указанием на без альтернативность предлагаемого единственного варианта).
Тюхай:
Да (опять поддакнула).
Смерть мне сказала: «Живи! Ты получила жизнь за счет двух других».
(Это уже мистика какая – то!).
Дальше придумала историю про контуженного на СВО, которого спасла ночью.
(Откуда знала, что он после СВО. Скорее всего, это нужно было даже не ей. А Сулим. Чтобы показать какие люди воют на Украине. А то, что они там подвиги совершают и иногда даже гибнут за благоденствие таких вот тюхаевых, сулимовых и иже с ними, им наплевать! До чего докатились! Пиар, одним словом. Ничего нового).
Чувствовалось, что обе они понимают друг дружку с полуслова. Обе пиарятся, правда, по своему, и чисто для своей аудитории.
Здесь уместно сказать, что, если я не ошибаюсь, Тюхай дала интервью представителю сайта, который Роскомнадзор России ограничил «из-за публикаций недостоверной информации о военной операции на Украине» (СВО). Вот откуда ноги растут!
Между прочим, хочу утешить и успокоить Катю – Катерину и вытереть ее, так и не показавшиеся из периодически расширяющихся во время интервью глаз слезы умиления перед этим извергом. Шах, в отличие от своих жертв находится в своей стихии – в колонии. Это уже в пятый раз. Жив, здоров. Чего, уверен, и ей желает.
Написал это, и подумал, а ведь я не совсем прав.
С самого начала, то есть с тысяча девятьсот девяностого года, Шаху с его «биографией» человека, который совершил половой акт с убитой им женщиной, так сказать, по «горячим следам» (некрофилия), а позже совершал развратные действия с малолетними девочками, изнасилования женщин, не особенно – то приятно было сидеть, начиная со следственного изолятора и кончая колонией, с зэками, которые узнавали такие новости по своим каналам быстрее, чем представители правоохранительных органов. Таких там, скажем помягче, «не любят». Точнее «любят». Фу, ты! Запутался в этих зековских «понятиях».
