Вазим Хан
Шифр Данте
5
Фернандес, узнав, что им предстоит работать вместе, удивленно вытаращил глаза. Он молча выслушал инструкции Сета, деревянной походкой вернулся к своему столу, смахнул пыль с фуражки, проверил револьвер и стал подниматься по лестнице, ведущей в фойе.
Они взяли джип Персис и всю дорогу ехали в таком напряженном молчании, что, казалось, любое слово привело бы к взрыву, как искра. Если честно, когда Джорджа Фернандеса оставили в Малабар-хаусе, Персис была крайне удивлена. После дела Хэрриота она подала на него официальную жалобу. Полицейский, который скомпрометировал расследование, сливая информацию прессе… Персис была уверена, что Фернандесу устроят страшный разнос, но его как будто даже не осуждали.
Она не понимала почему, а Сет отказывался разговаривать на эту тему.
Конечно, с самого начала было ясно, что ей придется работать с коллегами, которые считают, что женщине не место в «сугубо мужском» полицейском деле. Но казалось, что к Фернандесу это не относится: он честный человек, оказавшийся в Малабар-хаусе только потому, что однажды, преследуя известного преступника, случайно застрелил невиновного.
На месте преступления их ждали двое констеблей, один высокий, другой низкий. Они стояли у основания моста, грызли орехи и болтали с троицей чересчур ярко накрашенных девушек в весьма откровенных сари. Персис вспомнила, что они недалеко от Каматипуры, района публичных домов. Ночь освещала единственная тусклая лампа, у которой вилось облако мошкары.
Персис взглянула на мост – железную конструкцию над двумя путями. Всего километром восточнее располагался Док Принц, и Персис подумала, что рабочие, чтобы попасть с одной стороны путей на другую, вероятно, проходят именно здесь.
– Эй, вы двое!
Констебли прервали беседу и удивленно уставились на форму Персис.
Чуть повременив, они подошли поближе. Три проститутки растворились в ночной темноте.
– Где труп?
Констебли посмотрели на нее как на умалишенную и синхронно повернулись к массивному Фернандесу.
– Вопрос задала я, зачем смотреть на него?
Они снова перевели взгляд на Персис.
– Мэм, – отважился заговорить высокий констебль, – тело там дальше, рядом с путями.
– Тогда почему вы здесь?
– Там нет света.
Позади них появился мужчина – он пересек мост, зажигая на ходу сигарету.
– Это вы так охраняете тело? Представляете, сколько человек могло пройти по месту преступления и все там затоптать, пока вы тут стояли?
Высокий констебль переглянулся с напарником, но на этот раз ничего не ответил.
– Ведите меня к ней.
Рельсы сворачивали за угол и растворялись во тьме. Щебень громко хрустел под ногами.
– Вы остановили движение поездов?
– Нет, мэм.
Они вышли на открытую местность, беспорядочно поросшую травой и небольшими кустарниками, теряющимися в шелестящей ночи. Параллельно рельсам по земле тянулась грунтовая тропинка.
Персис не заметила, как оказалась перед трупом.
Миниатюрная стройная женщина – вернее, то, что от нее осталось, – лежала лицом вниз почти у самых путей. Голова ее была повернута в сторону, часть лица закрывали иссиня-черные волосы. Обе ноги были обрублены ниже колена, а самих отрубленных частей рядом не было.
Персис вдруг почувствовала, что у нее кружится голова. Дело было не в изувеченном трупе – она насмотрелась на них в годы Раздела и еще тогда, к собственному удивлению, обнаружила, что вид смерти ее не пугает.
Дело было в платье. Темно-синем платье в горошек свободного кроя с короткими рукавами и складками на подоле юбки как раз у самых коленей. В платье, разбередившем старое детское воспоминание.
Однажды, когда со смерти матери Персис прошел всего год, она пробралась в ее комнату и открыла шкаф с одеждой. Отец пока еще не смирился со смертью жены и отказывался выбрасывать ее вещи. В шкафу Персис нашла несколько модных платьев, из которых одно – темно-синее в горошек – понравилось ей больше всего. Она сняла его с вешалки и надела. Платье было безнадежно велико, но Персис размахивала подолом и притворялась мамой, и это воспоминание стало для нее воплощением горя.
Вдруг платье зашевелилось.
Ветра не было.
Персис сделала шаг вперед, чувствуя, как к горлу подбирается страх, и чуть подвинула правую ногу женщины – вернее, ее обрубок. Из-под платья вылезла тощая черная крыса, отчетливо выделяясь на фоне белеющего бедра.
Персис пошатнулась и, с трудом подавив крик, отступила назад. Крыса бросилась в сторону.
Некоторое время Персис ждала, пока успокоится сердце.
– Когда вы ее нашли, все было так же?
– Да, мэм, – ответил высокий констебль.
– Где ее ноги?
Констебли переглянулись.
– Мы не знаем, мэм.
У Персис зачесались руки – хотелось ударить обоих со всей силы.
– Разделитесь и найдите их.
Это не заняло много времени.
– Мэм!
Низкий констебль размахивал рукой, призывая Персис подойти ближе, и указывал палкой в сторону куста примерно в тридцати метрах от рельсов.
В траве в слабом лунном свете блестели две отрубленные ноги. Изящные стопы в сандалиях на черном каблуке, ногти покрыты красным лаком.
Наверное, она легла на рельсы, подумала Персис. Хотела, чтобы ее переехал поезд. А что потом? Передумала в последнюю секунду и попыталась отползти в сторону? Это бы объяснило, почему ей отрезало только ноги.
Но если она хотела покончить с собой, почему нельзя было просто шагнуть под поезд?
Все полицейские в городе знали, что железнодорожные пути притягивают самоубийц.
Поэтому на такие случаи обычно почти не обращали внимания.
Но белая женщина, решившая свести счеты с жизнью таким образом, – это была редкость, грозившая бюрократам головной болью.
Вдалеке раздался гудок, и по рельсам пробежала слабая дрожь.
Персис вернулась к телу:
– Надо отнести ее подальше отсюда.
Она сделал шаг вперед, но Фернандес ее опередил:
– Я отнесу.
Он встал над женщиной, взял ее под мышки, поднял, как тряпичную куклу – она весила, наверное, вдвое меньше, чем он, – отошел от путей и аккуратно положил тело на землю, на этот раз на спину.
В траве что-то уползло в сторону.
Персис села на корточки рядом с женщиной и откинула волосы с ее лица.
Красивая, это было понятно сразу. Красная помада на губах. Она была похожа на актрису или модель. Таких можно было увидеть в модных журналах, которые отец Персис заказывал для скучающих домохозяек.
– Вы ее обыскали? – обратилась Персис к подошедшим констеблям.
– Нет, мэм. Нам велели ничего не трогать.
Вот бы здесь был Блэкфинч… Конечно, можно послать одного из констеблей обратно в участок, чтобы они ему позвонили, но к тому времени, как он сюда доберется, может пройти еще столько поездов, что все следы будут уничтожены окончательно.
– Кто нашел тело?
– Рабочий из дока. Он чуть не споткнулся об нее, когда шел домой, и решил сообщить в участок.
– Больше он ничего не нашел?
– Если и нашел, то нам не сказал, – ухмыльнулся констебль.
Персис задумалась.
– Ждите здесь.
Она дошла до джипа и быстро вернулась обратно с перчатками и фонариками. Если Арчи Блэкфинч чему-то ее и научил, так это тому, что всегда надо быть наготове. Констебли посмотрели на нее так, будто она держала в руках подожженный динамит.
– Наденьте перчатки. Будем искать улики.
– Будем искать где?.. – не понял низкий констебль.
Персис подавила в себе желание сказать ему что-нибудь грубое и спокойно объяснила, чего хочет. В это время рельсы задрожали отчетливее, затем послышался стук, и не успели они опомниться, как мимо, грохоча и сверкая, промчался поезд. Они подождали, пока он скроется за поворотом.
Потом все четверо разделились и, встав на колени, принялись шарить в траве. Фернандесу явно не понравилась эта идея, но он решил не спорить и, тоже опустившись на землю, методично изучал пространство вокруг.
– Мэм!
Персис встала на ноги и подошла к высокому констеблю. Он что-то держал в руке.
Это была круглая эмалированная брошь размером чуть больше дюйма, увенчанная красно-золотой короной. В центре было изображено нечто, напоминающее меч, лежащий поверх арбалета на фоне палящего солнца. По краю шли слова, написанные золотыми буквами, но повреждения не позволяли их разобрать. На ленте под кругом были еще два слова, на этот раз черного цвета, и их даже можно было прочесть: VERUM EXQUIRO.
Наконец, на обратной стороне Персис обнаружила еще одну надпись, бегущую по краю круга: Г. У. Миллер ЛТД, Бирм.
Брошь была тяжелая, очевидно, не из простого металла.
– Может, это не ее, – сказал Фернандес, заглядывая Персис через плечо.
– Кто еще мог обронить здесь такое?
Персис вгляделась в окружающую темноту. Ночь становилась все глубже.
– Как эта женщина вообще здесь оказалась?
– Может, пешком. Взяла такси до главной дороги, а дальше дошла сама.
Это было возможно.
– Почему здесь? – прошептала Персис самой себе.
– Что?
Она не стала к нему поворачиваться.
– Почему она решила покончить с жизнью именно здесь? Почему не броситься в море? Почему она пришла сюда?
На это у Фернандеса не было ответа. Персис разглядела в темноте пару светящихся глаз. Где-то залаяла собака, потом еще одна.
– Надо отвезти ее в морг.
Персис отправила одного из констеблей в участок за катафалком и снова вернулась к телу.
Фернандес опустился на корточки и потянулся к женщине.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь ее обыскать.
Это первое, что она должна была сделать.
– Не трогай ее. Я сама, – резко сказала Персис, стараясь скрыть раздражение.
Фернандес уставился на нее. Персис почувствовала его злость, но он молча встал и отошел в сторону.
Осмотр не занял много времени.
– Ничего, – сказала Персис. – Ни бумажника, ни паспорта, ни предсмертной записки. – Вдруг ей в голову пришла мысль. – Как она могла попасть сюда без денег? Чем она тогда заплатила таксисту?
– Может, у нее было с собой ровно столько, сколько нужно. Или она не взяла сдачу. Там, куда она собиралась, деньги все равно ни к чему.
Персис бросила на Фернандеса недовольный взгляд, но его глаза были устремлены вниз, на тело.
– Так не одеваются, когда собираются покончить с собой, – сказала Персис. – Так скорее идут на свидание.
– А у тебя было много знакомых женщин, которые покончили с собой?
Персис покраснела и была рада тому, что в темноте этого не было видно. Она снова поднялась на ноги:
– Первым делом нам надо выяснить, кто она такая.
Она снова посмотрела на женщину. Такая красивая! Что могло заставить ее лишить себя жизни? Такой одинокий конец. Такой бессмысленный.
Персис не нравилось, что констебли так беспечно оставили тело.
После Раздела некоторые ее иллюзии пошатнулись. Долгие годы воплощением зла были англичане: ни один индиец не был способен на ту немыслимую жестокость, с которой вели себя европейцы. Но зверства, совершавшиеся во время религиозных стычек и бунтов, показали, что на самом деле для ее соотечественников человеческая жизнь стоила так же мало.
Кто она? Кем она была?
Бомбей. Город надежд. Но надежды разбивались, а город жил дальше, безразличный и равнодушный. Борьба за независимость уходила в прошлое, и Бомбей снова возвращался в «старые добрые времена». Процветали бары и клубы, киностудии один за другим штамповали фильмы, но кошмары, разрушившие страну, все еще бурлили под этим спасительным глянцем.
А иногда они вырывались наружу.
* * *
По дороге к Малабар-хаусу Персис чувствовала, что Фернандес хочет что-то сказать и сдерживается из последних сил. Напряжение становилось невыносимым.
Наконец он заговорил, не глядя на Персис:
– Ты сказала «нам».
– Что?
– «Первым делом нам надо выяснить, кто она такая».
– И что?
– Сет поручил это дело мне.
Персис сделала глубокий вдох:
– Под моим контролем.
– Расследование веду я, и приказы должен отдавать я.
– Это не главная часть расследования – отдавать приказы.
Злая тишина свернулась между ними в клубок, как нежеланный ребенок.
Остаток пути они провели в молчании. Персис высадила Фернандеса у Малабар-хауса и наблюдала за тем, как он резкими шагами направился к рикше на углу здания.
Вдруг ее взгляд упал на черный «студебеккер», припаркованный через дорогу. В водительском кресле сидел мужчина. Она не могла разглядеть черты его лица, но профиль… было в нем что-то… И тут она его узнала. Не может быть.
Персис вышла из джипа и пошла к машине, сердце в груди с каждым шагом стучало все громче. Но когда ей оставалось еще около дюжины ярдов, «студебеккер» вдруг резко сорвался с места и стремительно скрылся в потоке машин.
Персис растерянно застыла на месте, чувствуя, как пульсирует кровь. Это не мог быть он. Просто обман зрения.
Она глубоко вздохнула и, развернувшись, направилась обратно к своей машине.
6
Сэм сидел у окна, наигрывая что-то на «Стейнвее». На крышке пианино с болезненным выражением на морде лежал Акбар, раскормленный серый персидский кот. Персис приняла душ, переоделась в пижаму и вернулась в гостиную. Ее отец только что поднялся из книжного магазина.
– Ты опоздала, – сказал Сэм.
Персис подошла к отцу и поцеловала его в щеку:
– А ты неисправим. Странно, что тебе удалось выйти из агиария живым.
Сэм что-то буркнул в ответ и направил коляску к обеденному столу.
– Кришна! – заревел он.
Пузатый слуга испуганно вскочил с дивана, на котором только что мирно дремал, и, пошатываясь, побрел на кухню. Там он налил себе стакан воды из-под крана и начал греметь посудой.
Раздался звонок. Персис открыла дверь и сразу же задохнулась в объятиях тети Нусси и запахе духов «Шанель», забившем ей нос.
– Персис! Как я рада тебя видеть!
Тетя Нусси только что вернулась в Бомбей, проведя неделю с друзьями в Пондичерри. Персис вдруг обнаружила, что, вопреки здравому смыслу, она тоже по ней соскучилась.
Вообще Персис видела младшую сестру матери чаще, чем ей бы того хотелось: Нусси поставила себе целью приходить на ужин два, а то и три раза в неделю, хотя никто ее не приглашал. Кроме того, она взяла на себя обязанность устроить, как она это называла, «женские дела» своей единственной племянницы, не без оснований считая Сэма в этой области совершенно никчемным.
Персис ценила ее усилия, но последние несколько лет тетя довольно неуклюже пыталась свести ее со своим единственным сыном Дарием. Недавние события положили конец этим планам: Дарий решил, что Персис его оскорбила, и поспешил вернуться в Калькутту, где продолжил подниматься по служебной лестнице в известной компании. Нельзя сказать, что Дарий был некрасив или недостаточно умен, просто Персис ни о чем не думала так мало, как о замужестве.
Ей не хотелось расстраивать тетю, но скорее Сэм начал бы выступать в цирке, чем она вышла бы замуж за Дария.
Нусси ввалилась в квартиру, шурша целым ворохом бумажных пакетов.
– Подарки! – объявила она. – Сэм, как поживаешь?
Тот угрюмо посмотрел на нее и рыгнул.
– Как всегда неотразим.
Нусси залезла в один из пакетов и извлекла на свет комплект черного атласного кружевного белья.
– Персис, это тебе. Сорочка без застежек. В Париже это сейчас страшно модно, последний писк.
– И почему она, по-твоему, должна захотеть надеть на себя такое? – поинтересовался Сэм.
– Сейчас, может, и не захочет, но со временем… когда выйдет замуж.
– Она выйдет замуж, когда будет готова.
– А я разве предлагаю ей выходить замуж сегодня?
Сэм уже собирался разразиться очередной язвительной речью, но в этот момент Кришна сунул ему под нос тарелку с едой.
Это был дхансак – жаркое из ягненка с рисом. Персис ела быстро и молча, не обращая внимания на нескончаемую болтовню тети, которая принялась пересказывать свои южные приключения.
Сэм посмотрел на дочь из-под густых бровей:
– Ты что, опаздываешь на самолет? Не хочешь рассказать, как твой день?
Персис извинилась. В последнее время у них появилась привычка есть вместе каждый вечер и обсуждать новости у нее на службе. Сэм молча слушал ее рассказы, изредка давая свою оценку, обычно нелестную, болванам, с которыми, по его мнению, ей приходилось работать.
Персис кратко описала ход расследования, начавшегося с утра в Азиатском обществе. О безногой женщине на железной дороге она решила не упоминать.
– Я как-то встречался с Форрестер, – сказал Сэм. – Они с дружками думают, что их Общество – это оплот Англии, где можно остановить время и оставить все по-прежнему. Ха!
– Мне она показалась довольно милой.
– Ну и очень глупо, – пробормотал Сэм. – Ты знаешь, что в Общество сначала не принимали индийцев? Только потом до них дошло, что, если они хотят изучать Индию, все-таки придется общаться с местными.
Сэм изменил мнение об англичанах с началом движения за независимость. Все детство и юность он относился к ним с глубочайшим уважением, но когда стало ясно, что колонизаторы пойдут на все, лишь бы удержать власть, он, как миллионы его современников, встал под знамена Ганди. Персис в раннем возрасте заразилась его революционным пылом и позже, когда она была уже взрослой, тоже прошла через стадию протеста и бунта. Не в последнюю очередь из-за смерти матери.
Один из митингов, в котором участвовали Сэм и его беременная жена, закончился беспорядками. Спасаясь бегством, Сэм разбил машину, убил Саназ и потерял управление собственными ногами.
Он двадцать лет скрывал от дочери правду, позволяя ей верить, что в случившемся напрямую виноваты британцы. Когда же он наконец признался, на Персис это почти не произвело впечатления. Прошло слишком много времени. Призрак матери перестал являться к ней по желанию, как в юности. Саназ превратилась в воспоминание, которое неотступно преследовало ее отца, но для самой Персис было лишь мерцающей тенью на задворках сознания.
Персис рассказала о Библии, которую Джон Хили оставил в коробке, и о надписи на форзаце.
– Греческие слова означают «следуй за истиной». Я не могу разобраться с первой строчкой. Что значит имя? Что-то знакомое, но я никак не могу вспомнить откуда.
Сэм наморщил лоб. Оба уставились в пространство, пытаясь справиться с загадкой.
– Ах, это? – произнесла Нусси, не отрывая глаз от тарелки. – Это Шекспир.
Сэм недоверчиво на нее посмотрел:
– Хочешь сказать, ты знаешь, что это значит?
Нусси промокнула губы салфеткой:
– Не надо смотреть на меня сверху вниз. Удивительно, что ты этого не знаешь. Я думала, ты хозяин книжного магазина.
Сэм удивленно раскрыл глаза. Было видно, как Нусси наслаждается моментом. Персис тронула ее за руку:
– Расскажешь?
– Ну, это из «Ромео и Джульетты». – Нусси прочистила горло. – «Лишь это имя мне желает зла. Ты б был собой, не будучи Монтекки. Что есть Монтекки? Разве так зовут лицо и плечи, ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет»[10]. – Она широко улыбнулась. – Я играла Джульетту в школьном спектакле.
Персис помнила эту цитату, но не очень отчетливо. Подростком она усердно читала Шекспира, но пьеса «Ромео и Джульетта» не входила в число ее любимых произведений.
Она вспомнила сюжет. Как это может ей пригодиться? Цитата описывала размышления Джульетты: если бы Ромео носил любое имя, кроме Монтекки, на пути их любви не стояло бы никаких преград.
Почему Хили написал эту строчку над двумя греческими словами? Akoloutheo Aletheia. Следуй за истиной. Должна быть какая-то связь…
– Раз уж мы заговорили о любви… – сказала Нусси, не глядя на Персис. – Тебе в агиарии случайно не встретился какой-нибудь подходящий молодой человек?
– Господи боже, – подавился Сэм. – Она пошла на похороны не для того, чтобы найти себе мужа.
Нусси положила салфетку на стол:
– Через месяц Персис исполнится двадцать восемь. Она не заводит ни с кем отношений, не приходит на мои званые вечера. Что прикажете делать?
– Как насчет не лезть не в свое дело?
Нусси покраснела:
– Она моя единственная племянница. Это мой долг перед Саназ. – Она повернулась к Персис: – Если не хочешь, чтобы я нашла тебе пару, найди кого-нибудь подходящего сама.
Кого-нибудь подходящего? Персис на ум невольно пришел Арчи Блэкфинч. Сложно было представить себе кого-нибудь менее подходящего на взгляд тети Нусси, чем этот привлекательный, неловкий англичанин. По индийским меркам Нусси была современной женщиной, но чтобы девушка из семьи парсов вышла за англичанина… немыслимо.
– Женщина без мужа – как сад без садовника, – продолжала Нусси.
Персис бросила салфетку на стол и встала:
– Пойду вниз, поищу «Ромео и Джульетту».
– Что ты наделала! – рявкнул на Нусси Сэм.
Персис поцеловала тетю в лоб, а потом по задней лестнице спустилась в книжный магазин. Сквозь эркерные окна внутрь проникал призрачный свет уличных фонарей. Отец Персис, как до того его отец, считал, что ставни здесь ни к чему. Во время многочисленных восстаний, то и дело вспыхивавших в Бомбее, стекла не раз разбивали, но Сэм отказывался прятаться за заслонкой из стали: он считал, что это испортит облик магазина, потому что не будет сочетаться с дорическими колоннами из желтого песчаника, декоративным фризом, изображающим бравых героев из зороастрийской мифологии, и парой каменных грифов на высоких постаментах у входа.
Персис принялась бродить между книжных шкафов. Порядок в магазине ее отец тоже считал излишним: он сам знал, где что хранится, и больше его ничего не волновало.
Такая система работала на удивление хорошо.
У Сэма было немало довольных постоянных клиентов. Даже во время войны находилось множество покупателей. Для Персис же магазин был убежищем, местом, где можно спрятаться от проблем, связанных с поиском своего места в мире. Она была единственным ребенком, росла без матери, держалась насмешливо и независимо, поэтому неудивительно, что друзей у нее было очень немного. Одиночество стало ее образом жизни.
Персис вспомнила спартанскую обстановку в доме Хили. Вот уж кто знал толк в одиночестве.
Она дошла до секции классики, пробежалась пальцами по корешкам книг и наконец нашла полное собрание сочинений Шекспира издательства Оксфордского университета.
Персис направилась в переднюю часть магазина и там села за отцовскую стойку. Акбар, тоже спустившийся в магазин, свернулся в клубок на полу у входа и не сводил с Персис потусторонних зеленых глаз.
Персис открыла книгу на нужном месте – «Ромео и Джульетта», акт II, сцена II – и некоторое время читала, но не нашла для себя ничего нового. Если Хили и оставил здесь зашифрованное послание, ей не удавалось его разгадать.
Она встала и вернула Шекспира на полку.
И вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Персис направилась в секцию, посвященную военной литературе.
Там она быстро нашла то, что искала: «Военные эмблемы Британской империи: от Англо-бурской войны до Второй мировой».
Персис положила толстую книгу на стойку, закрыла глаза и попробовала вспомнить, как в точности выглядела брошка, которую они нашли рядом с телом женщины у железной дороги. Чуть больше дюйма в высоту, меч, арбалет, пылающее солнце, а наверху красно-золотая корона. Именно корона подала ей идею.
В английской школе, где она училась, она видела множество таких корон. Даже эмблема самой школы представляла собой корону над латинской цитатой. Вместе с Персис училась девочка по имени Фелисити, ее отец служил в британском воздушном флоте. Он погиб в бою, и несколько недель после этого Фелисити носила военную брошь, пока мама не забрала ее из школы и они не вернулись в Англию.
Нужная эмблема нашлась на одной из последних страниц.
Аккуратное цветное изображение, и рядом краткое описание:
Эмблема базы самолетов-разведчиков аэродрома Королевских военно-воздушных сил «Уайтон». На фоне палящего солнца изображены арбалет, направленный вниз, и меч, направленный вверх, сопровождающиеся надписью на латыни: Verum Exquiro – «Ищи правду». Аэродром «Уайтон» использовался для военных целей с 1916 г., сначала Королевским летным корпусом, затем его преемником – Королевскими военно-воздушными силами. Во время Первой, а позже и Второй мировых войн здесь размещалось множество военных подразделений.
Ищи правду. Verum Exquiro. Персис поразило, как эти слова перекликались с надписью, оставленной Хили.
Следуй за истиной.
Непонятно, была ли эта информация хоть чем-то полезна. Интуиция подсказывала, что женщина с железной дороги в «Уайтоне» не служила, хотя наверняка утверждать это было нельзя.
Откуда еще у нее могла быть эта брошь? Подарок возлюбленного? Персис слышала о таких «брошках на память». На руке женщины не было обручального кольца, но оно запросто могло пропасть в ночной темноте. Надо не забыть поговорить с рабочим, который обнаружил тело.
Персис вспомнила о Фернандесе. «Сет поручил это дело мне».
Она подавила вскипающий гнев.
Возможно, женщина хранила эту брошь как воспоминание о ком-то, кого уже не было в живых. Важнее всего было то, поможет ли это установить ее личность.
По улице, грохоча, проехал велосипед. Акбар вскочил с пола и зашипел на оконное стекло.
Персис потянулась к телефону на отцовской стойке и набрала номер.
– Да?
– Это я, – сказала она.
– Персис! – Радость Блэкфинча, отчетливо доносящаяся через трубку, напоминала влажное собачье приветствие.
– Мне нужна твоя помощь.
Она быстро описала страшную находку у железной дороги.
– Можешь снять у нее отпечатки пальцев и проверить, нет ли о ней какой-нибудь информации?
– Будет сделано.
– А еще… можешь позвонить Бхуми и спросить, получится ли у него провести вскрытие завтра?
Радж Бхуми был главным судмедэкспертом Бомбея и другом Арчи Блэкфинча.
– Откуда такая спешка?
– Можешь или нет?
Персис представила, как Блэкфинч хмурится:
– Это было довольно грубо. Чем-то это дело тебя зацепило.
Разумеется, он был прав. За короткое время знакомства они научились хорошо понимать друг друга. Помолчав немного, Блэкфинч сказал:
– Я ему позвоню. Он мне должен. И еще кое-что… позволишь пригласить тебя завтра на ужин?
Персис замялась.
Не то чтобы предложение поужинать с англичанином было ей неприятно. Дело было в смущении, которое она испытывала каждый раз, когда он находился рядом.
Ее приоритеты были ясны – если не другим, то, во всяком случае, ей самой.
Звание первой женщины-инспектора в Индии не особенно ее волновало. А вот карьера – другое дело. Она не хотела впутываться в романтические отношения, особенно в такие, которые могут повлиять на ее образ в глазах окружающих. Раньше Персис не беспокоилась о чужом мнении, но в последние несколько месяцев люди не уставали напоминать, что она стала символом, и любое ее действие вызывало одобрение или осуждение на национальном уровне. Вступить в связь с англичанином… это было недопустимо. Ее мгновенно причислят к «тем индианкам» – женщинам, которые ложились в постель к британским хозяевам, пока их соотечественники умирали.
С другой стороны, у Персис был вопрос профессионального характера, который она хотела бы обсудить. Блэкфинч умел общаться с людьми не лучше верблюда, но в его уме и обширных познаниях в криминалистике сомнений не было.
– Да. Хорошо.
– Отлично. Тогда, скажем, в восемь вечера в «Уэйсайде»?
– Идет.
Позже, лежа в кровати рядом с Акбаром, свернувшимся под хлопковой простыней, Персис размышляла о женщине на железной дороге.
Кто она? Что за экзистенциальный ужас толкнул ее на смерть в таком юном возрасте?
С этими мрачными мыслями Персис погрузилась в тревожный сон.
