Вера Анатольевна Прокопчук
Курортно-детективный роман, и прочие неприятности
Глава 1.
На фоне лазурной, бесконечной, искрящейся солнцем морской глади белели паруса катамаранов. Вдали – там, где небо незаметно сходилось с морем – сонная, нежнее пуха, дымка на горизонте; и колыхалась эта дымка, тихонечко так… Шикарный вид на бухту открывался с уютной веранды отеля!
Словом, пейзаж ослепительно прекрасен, веранда очаровательно красива, теперь нам для действия нужна героиня, не так ли? И вот она – это я.
Я вхожу на веранду отеля легким шагом, звонко цокая каблучками-шпильками и демонстрируя шаг от бедра. Ноги у меня длинные, коленки красивые, педикюр супер – все видели? Все, спрашиваю? То-то же.
Спина прямая, плечи развернуты, вид неотразимый. В зеркалах отражается девушка модельной внешности, с пышной шевелюрой ржаных волос; безупречное тело покрыто безупречным бронзовым загаром, а слегка надменное выражение лица демонстрирует уверенность в себе, да-да, уверенность в себе и еще раз уверенность в себе.
Потому что если честно – мне страшновато…
Мое появление произвело если не фурор, то близко к тому. Все, кто был на веранде, повернули голову в мою сторону и ощупали оценивающими взглядами.
Я села за столик, положила ногу на ногу и, не снимая черных очков в пол-лица, осмотрелась по сторонам.
Его я заметила сразу. Крепкое телосложение, лет тридцать восемь на вид. Дорогая тенниска обтягивала широкую грудь, открывая мускулистые руки, кисти которых были холеными, с кожей нежной, как у человека, о физическую работу отродясь не пачкавшегося. Молодая девица рядом с ним явно старалась его закадрить: она стреляла глазками, дарила улыбки, и щебетала, щебетала, явно желая произвести приятное впечатление. Однако глаза мужчины были полны скуки.
Я сравнила его с фоткой в моем телефоне: да, это был именно тот, кто мне нужен.
– У вас тут не занято? – проскрипел старческий голос над ухом.
– Нет, прошу вас, – улыбнулась я любезно.
Старик, кряхтя, устроился за столик, затем кинул взор на мужчину, мотнул головой и заговорил обиженным тоном:
– Уже которая к нему клеится, и это за два дня только! Медом он им намазан, что ли?
– А он кто? – осведомилась я, невинно хлопая глазками. – Знаменитость, или как?
– Да поди пойми, скорее всего – просто богач. Номер у него самый лучший…
– Оу! А откуда вам известно? – удивилась я.
– Ну так, – отвечал старик уклончиво. – А главное – девки эти вокруг него так и гимзят, так и вертятся!
Я снова бросила взгляд на этот дамский магнит.
Ну что же, мужчина и впрямь был хорош собой. И ухоженный, и спортзала не избегающий – этакий ядреный огурчик. Словом – хорош так, что хоть положи этот огурчик в банку и законсервируй.
Затем я рассмотрела девицу. Длинноногая, с копной ржаных волос, и слегка надменным выражением лица: тот же самый типаж, что и у меня, сиречь бронзовая фотомодель с обложки. Мда.
– Вот в наше время, – продолжал скрипеть над ухом старичок, словно назойливая муха.
– Что будем заказывать? – прервал его излияния голос молоденького официанта.
– Омлет и черный кофе, пожалуйста.
– А вам?
Что заказал старик, я не расслышала. Сидя к мужчине спиной, но наблюдая за ним в зеркальце пудреницы, я видела, как он встал, сказал что-то холодно-любезное своей собеседнице, и, чуть поклонившись, покинул веранду.
Так, сказала я себе. На модных красавиц а-ля «светская львица», он не клюет. Надо срочно менять имидж!
Глава 2.
После похода по магазинам, я примерила обновки. Остановилась на скромном голубеньком платьице в белый невинный горошек, с белым кружевным воротничком и юбочкой ниже колен. Шляпку надела соломенную, туфельки без каблука с носочками. Волосы заплела в две косички. Само целомудрие в клюквенном сиропе. Портрет ангела довершался повестью Тургенева «Дворянское гнездо» под мышкой.
И уселась я с книгой возле бассейна, точно зная, что его шезлонг – рядом. Долго сидела я ожидаючи, но пришел, голубчик яхонтовый, в рубашечке гавайской расцветки, расположился рядышком, потягивая из стакана что-то оранжевое через трубочку. И сидит, на горизонт взирает этак скучающе.
– Не подскажете, который час? – пропела я голосом голубки сизокрылой.
Не ответил он. Продолжал таращиться то ли на бассейн, то ли на горизонт, то ли видения перед ним проплывающие, мне неведомые.
– Не правда ли, сегодня такой чудесный вечер, – продолжала я.
Он не шевельнулся. Моя скромная персона для него просто не существовала, а мой голос был раздражителем, недостойным внимания – то ли комар пищит, то ли что еще такое мелкое шебуршится. Даже головы не повернул.
Похоже, тургеневские девушки его интересуют еще меньше, чем фотомодели, решила я. Но все равно – гад невоспитанный!!!
Я вытащила из сумочки свой телефон, и, тронув мужчину за локоть, прощебетала просительно:
– Вы не могли бы меня сфотографировать на фоне бассейна? Хочу послать мамочке фотку, как я отдыхаю…
Он посмотрел на меня с раздражением, неохотно взял мой телефон, сделал рукой приглашающий жест, как бы говоря «Давайте, позируйте». Когда я встала у края бассейна, он навел на меня телефон.
– А теперь вот так, – я приняла кокетливую позу, – а теперь еще вот так, пожалуйста, без шляпки… И вот так…
Коварный мой расчет был на то, что в процессе фотканья он меня рассмотрит получше, а уж я-то покажу ему свою грациозность! И он меня, разумеется, оценит.
– А теперь еще вот та-ак, – пропела я, сделала особо изящную позу, и вдруг поняла, что на мокром кафеле моя нога куда-то скользит, потом мир опрокинулся… и я рухнула в бассейн.
– Пом… помогите! – заорала я, барахтаясь.
– Там мелко, – заметил флегматично этот негодяй. И, прикрыв глаза, расслабленно присосался снова к трубочке своего бокала с оранжадом.
Мокрая и злая, в облепившем меня платье, я вылезла из бассейна и подошла к подлому типу.
– Последний снимок вышел особенно удачно, – заметил подлый тип, возвращая мне телефон, – вашей маме понравится.
Я уставилась в телефон. И обнаружила, что, пока я падала, этот гад зловредный невозмутимо сделал снимок, в котором лучше всего вышли брызги фонтаном и мои ноги пятками кверху. Лицо с отразившимся на нем ужасом получилось на фотке каким-то смазанным.
Я молча отправилась в номер. С меня капала вода на ковровые дорожки, в туфлях хлюпало.
В номере я стащила с себя мокрые вещи, рухнула на кровать и попыталась успокоиться.
В конце концов, я ж не виновата, если этот крендель не идет на контакт. И незачем на него злиться. Я его, по сути, благодарить должна, за то, что оказалась тут – у моря, в роскошном отеле, среди пальм и цветов тропических: а началось все с глупейшего предложения, которое сделала мне моя однокурсница Данка.
Глава 3.
Про Данку надо рассказать отдельно. Выросшая в богатой… нет, не так: в очень богатой семье, лиха не хлебавшая, была она немного с придурью, если честно. Прожив всю жизнь в роскошном доме своих предков, как в башне из слоновой кости, она не вполне осознавала реальность, витая в каких-то фантазиях.
Одной из ее фантазий стало то, что она, «золотая девочка», неожиданно решила завести дружбу со мной, девушкой из скромной интеллигентной семьи. Она была весьма настойчива. Она то приглашала меня в гости в свой роскошный дом, то тащила в дорогие кафе, оговорив заранее, что платить будет сама. Что ее привлекло во мне, я не знала, но объяснила себе это так: девочки из богатых семей часто бывают неприкаянными: родителям, занятым бизнесом, явно не до них, а девочкам-то одиноко…
Но однажды она предложила мне впрячься в авантюру совершенно нелепую.
– У тебя получится! – уверяла она. – Ты вон какая, к тебе все клеятся… вся в кавалерах!
Преувеличивала подруженька, ох, преувеличивала. А мне не хотелось честно признаваться, что я-то, несмотря на то, что парни ко мне клеятся, я-то сама понятия не имею, что с этими приклеенными дальше делать и о чем говорить. Все свое детство я прожила в облике тощей очкастой отличницы-зубрилки. Неожиданные перемены во внешности, которые случились со мной после восемнадцати, застали меня врасплох. Мне словно подарили безумно дорогой, и столь же бесполезный подарок, с которым я не знала, что делать.
Однако взяла я себя в белы рученьки, научилась ходить не сутулясь, головушку в плечи боязливо не втягивать, как прежде-то, в школьные годы, в ожидании щелбана по затылку. И походняк от бедра отрепетировала, и одеваться научилась так, как оно красавице видной положено. Даже в кружок бальных танцев записалась, чтобы научиться двигаться пластично! Одного преодолеть не сумела: страха нутряного стихийного перед каждой мужской особью. Вроде как недостойна я, ботанка очкастая, этого распрекрасного короля королевишного… ой, подождите, я ведь уже не та очкасто-заморенная, я ж вроде как гурия райская, но как себя уговорить-то в это поверить?
– У тебя получится, – с энтузиазмом повторила Данка, показывая мне фотографии красивого видного мужчины, – Игорь Витальевич точно на тебя клюнет; я уже с гадалками своими советовалась, они сказали – все точно выгорит.
– Какими гадалками? – не врубилась я, уставившись во все глаза на узенькое, веснушчатое Данкино личико.
– Ну, у меня есть две постоянных, берут, правда, дорого, одна на картах Таро гадает, а другая на хрустальном шаре. И всегда все правильно предсказывают. Ты его, главное, в себя влюби, а уж дальше мы придумаем.
– Да зачем тебе это надо? – попыталась разобраться я.
– Да затем, что нафиг маме этот альфонс ! – прошипела она, понизив голос, – этот Моравецкий, он же на все готовенькое прилетел, что маме по наследству после папы осталось. И разорит он ее дотла, помяни мое слово – разорит… Влюби так, чтобы он на тебе жениться захотел!
– А почему не подсунуть лучше какого-нибудь красавчика твоей маме, чтобы она сама с ним расстаться захотела…
– Не выйдет. – Данка погрустнела. – Она в него просто втрескалась, как в свой последний шанс. Замуж за него собралась, прикинь?! Он ее высосет, как паук муху…
– Какой ужас, – вздохнула я.
– Поэтому ты его влюби, – продолжила Данка.
– А если он меня в постель потащит? – усомнилась я опасливо.
– Ну и потащит, тебе что? Он красивый…
– Ну, спасибочки! Ты за кого меня?!… Я еще ни с кем, между прочим…
Данка хлебнула воздух и уставилась на меня как на чудо-юдо.
– Да ты что! Да при твоей внешности…
– А при чем тут моя внешность?
– Да при твоих возможностях…
– Дана, – рявкнула я, – знаешь анекдот про верблюда? Его можно привести к водопою, но пить он должен сам, а если ему не хочется, он и не будет. Вот и я. Водопой у меня может, и обильный, только жажды никакой…
– Ну ладно, – махнула рукой Данка, – в конце концов, придумаешь что-нибудь. Главное, я тебе оплачу дорогу и путевку в тот же отель, в котором он отдыхает. А если выгорит и он маму ради тебя бросит – то я плачу тебе, – и она подвинула мне бумажку с цифрами, от которых мне стало жарко.
– Откуда у тебя такие деньжищи?!
– Ну, кое-какое наследство мне все же досталось от папеньки, – пожала плечами она, и скривилась, как от лимона. – Так согласна?
Я замялась.
– Ну, Ва-аля, ты же моя подруга, – протянула Данка. – Подруги должны помогать друг другу, верно?
Короче, Данка давила на все кнопки и клавиши моей души…
И вот тут-то устоять бы надо было мне, проявить гордость, честность и принципиальность. Но как представила я себе, что вернусь я из Москвы на каникулы в родной городишко к папе и маме, что проведу очередное лето в душном городе, в квартире родительской, и вид из окна на пыльную дорогу, по которой грузовики едут потоком нескончаемым – проявила я малодушие. Судите меня, все те, кто устоял пред соблазном. А меня море голубенькое с прибоем белоснежно-кружевным так поманило, что силушки устоять не было никакой.
Только спросила на прощанье:
– А почему бы тебе просто не поговорить со своей мамой? Она же разумная женщина…
– Была, – ответила Данка коротко и мрачно.
– Ты же ей сердце разобьешь, если он ее бросит…
– Зато разум на место верну, а он ее и так бросит – и останется она и с разбитым сердцем, и без денег, когда он все израсходует…
– А он много тратит?
– Да почем я знаю. Но ведь не за бесплатно он с ней живет, верно?
– А может, по любви?
Данка презрительно расхохоталась.
– По любви? Да он моложе ее на семь лет. Мог бы себе молодую девушку найти, но ему же надо упакованную!
– Верно, – согласилась я задумчиво. – Но если для него деньги важнее всего, то с чего он на меня клюнет? Вдруг дело не выгорит?
– А вдруг выгорит? В любом случае у тебя будет прекрасный отпуск, – пожала Данка плечами, – но помни, у тебя на его обработку всего четыре дня, потом к нему мама подъедет, как только свои дела тут закончит.
– Четыре дня?! – возопила я. – Да как же я успею что-то за четыре дня…
– Ну, гадалки же мне сказали, что все получится, значит, так и будет, – решительно заявила Данка, – короче, не тушуйся – вперед!
И вот итог: я здесь – полная неумеха в делах сердечных, призванная исполнить роль роковой соблазнительницы.
Конечно, шансов у меня ноль, это сразу понятно. Но я Данку предупреждала! Поэтому я честно постараюсь отработать программу и представлю Данке аккуратный отчет. Соблазнять старалась столько-то раз, такими-то методами. Результат эксперимента нулевой, ну что же, не все от меня зависит.
Или все же хоть малюсенький шансик у меня есть? Не совсем же я безнадежна в этой роли? Этот вопрос меня приятно возбуждал…
Первый день я потратила на слежку за объектом. Игорь Витальевич, надо признать, был педант в вопросах распорядка дня. Рано утром, еще до завтрака, он шел купаться. После завтрака загорал у бассейна, совершал променад по набережной, неспешно обедал и удалялся вздремнуть в свой номер. Вечером шел в бар, пил коктейль у стойки. Затем снова прогуливался по набережной, заглядывал в ресторан, где играла музыка и на танцполе топтались несколько пар, но сам не танцевал, а посиживал в кресле, лениво наблюдая за танцующими и медленно поглощая один коктейль за другим.
Я обдумала все имеющиеся данные.
И, поразмыслив, решила утонуть.
Глава 4.
Утонуть я решила не всерьез, разумеется, а чтобы заставить красавчика меня героически спасти. Я уже представляла, как он выносит меня из воды на сильных руках, прижимая к мускулистой груди; как я благодарю его слабым голосом, одаряю его взором, полным неги и томности – и вот он уже в меня, такую красивую, влюблен, что и требовалось доказать.
Итак, наутро я встала пораньше, и отправилась на пляж, вдыхая полной грудью аромат утренней свежести. До чего же я люблю запах раннего утра в курортных городках!
Оно пахнет… покоем – каким-то немыслимым, невероятным покоем. Этот аромат складывается из томного, тягучего запаха роз и почти неслышного запаха туи. Запах сосны смешивается с ароматом соленого морского бриза. Запах праздности, сладкого безделья, неги, безмятежности…
Я спустилась к пляжу; море было настолько тихим, что прибой даже не бился о берег пышной пеной, а лениво, еле-еле шлепал по песку. Я вошла по колено в воду – она была такой прозрачной, что на дне была отчетливо видна каждая песчинка, каждая обточенная прибоем ракушка… Вода была нежно-изумрудной, и золотой мерцающей сеткой переливалось в ней солнце, и сетка эта ежеминутно меняла очертания, светилась, искрилась… и смотрела бы я на это до бесконечности.
Но мой объект преследования отвлек меня от созерцания красоты утреннего моря. Спустившись к воде, Игорь Витальевич бодро разделся до плавательных шортиков, и, разбежавшись, влетел в море, как бешеная акула, и брызги веером. Влетел и кролем поплыл к буйкам.
Ладно, мы тоже так умеем.
Подплыв к буйкам и даже заплыв за них, я попыталась изобразить утонутие, для чего подняла руки над головой, и даже немного выдохнула воздух. Голова моя, в соответствии с законами физики, тут же ушла под воду, а над поверхностью моря остались лишь мои ладошки, судорожно хватающие воздух. Затем, чуть вынырнув, я прохрипела: «Спасите, тону», и слова погрузилась в морскую пучину.
Чертов Моравецкий даже головы не повернул. Он мирно лежал на воде, жмурясь от ярких солнечных лучей, нежился, и плевать хотел на утопающую.
– Спасите, тону! – пискнула я снова. И снова ушла под воду.
Так продолжалось раз пять, и все с нулевым результатом. Утону я или нет, это, очевидно, Игоря Витальевича не волновало совершено. Неожиданно он пошевелился, и неторопливым брассом поплыл к берегу.
Я уже приготовилась проорать ему: «Куда намылился, гад, видишь, человек тонет!», как вдруг ощутила, что меня реально кто-то пытается сцапать и тащить непонятно куда.
С перепугу я хлебнула воду носом, закашлялась, забилась в сильных руках мужчины, понимая, что, кажется, захлебнулась не на шутку, и «спасите, тону» уже вовсе не притворство. Мужчина как-то ловко меня зафиксировал и со скоростью дельфина увлек к берегу…
Вытащенная на берег, я кашляла, срывая горло, в то время как добродушно-укоризненный молодой баритон над ухом вещал:
– Ну куда вы претесь за буйки, если не умеете плавать!
– Спасибо, что вытащили, – прохрипела я сорванным голосом.
– Не стоит благодарности, работа такая.
– Работа?!
– Ну да, я спасатель. Увидел с вышки, как вы тут…
– А, вот как, – я подняла голову и уставилась на своего героя. Симпатичный парень был этот герой, лет двадцати пяти, загорелый, с белозубой улыбкой. И разозлиться бы мне на него, что чуть меня не утопил – но, другой стороны, топил-то он меня из самых лучших побуждений.
– Я Сергей, – представился он мне.
– Я Валентина, – протянула я ему ладошку, улыбнулась.
– Может, встретимся вечерком? – подмигнул он мне.
Я замешкалась с ответом. Не объяснишь же ему, что я тут вроде как не свободный человек, а с некоей миссией. Но, здраво поразмыслив, я решила, что упускать такого красавца грешно. И я уже готовилась сказать, что с удовольствием приду на свидание – однако не прошло даром мое замешательство. Парень, видимо, расценил это так, что некоторые тут шибко гордые, а у него своя гордость есть.
– Ну, всего вам доброго, – проговорил он быстро, и удалился. Я смотрела вслед его широкой спине и не знала – то ли окликнуть его, то ли не окликать? Так и ушел он восвояси, а я ничего и не надумала. Потому встала и пошла себе в номер, размышляя, что я могу еще предпринять для влюбления в себя неприступного господина Моравецкого?
Вот что: попробуем очаровать его на танцполе, решила я. Все же полтора года занятий в кружке бальных танцев чему-то меня научили – не пропадать же добру даром?
Глава 5.
Я вспомнила, как наш танцевальный руководитель, Володя Яров, наставляя нас, кричал:
– Шарм, пластика, экспрессия! Девочки, вы должны двигаться так, чтобы вас хотел каждый мужчина в зале!
Вот, воплотим его заветы в жизнь.
Я подошла к гостиничному зеркалу, сосредоточилась, и, когда в моей голове зазвучала мелодия румбы, сделала правой ногой шаг назад, медленно, плавно, словно нехотя, словно утопая в густом душистом меду. Замерла; так же медленно и тягуче потянулась телом вперед, затем быстрый шаг, рывок – и снова тягуче-медовое движение. В чем прелесть румбы – в чередовании движений томно-плавных – и стремительных, по-кошачьи быстрых. Потанцевав минуты три, я решила, что я неотразима. Жаль, румбы в этом ресторанчике не будет, будут обычные дискотечные попрыгушки, а то б я им – ухххххх!
Что за жизнь, вздохнула я, если неотразимой девушке и показать-то негде все свои возможности?!
Ну, раз нельзя продемонстрировать, что мы умеем, пусть увидят хотя бы остальное, решила я. Нацепила платьице, в котором хоть сейчас на бразильский карнавал: минимум полупрозрачной пестрой ткани, максимум обнаженного тела. Я навертела на голове прическу, выпустила ужасно кокетливый локон, намазала веки какой-то искрящейся фигней…
Берегись, коварный Моравецкий!
И отправилась покорять танцпол.
Ресторан был полон. Пестрая летняя толпа заполняла столики; на танцполе топталась дюжина пар. Моравецкий сидел со скучающим видом, что-то потягивая из стакана.
Я уселась за столик поближе к танцполу, и стала ждать, что меня кто-то пригласит. Но желающих почему-то не было… или они были, но боялись отказа? Трудно сказать… А между тем, в одиночку на танцпол не выйдешь, и если меня не пригласят, то как же мне себя презентовать, да так, чтобы у Моравецкого слюнки потекли, на меня глядючи?
В конце концов, можно пригласить Моравецкого на белый танец, подумала я – и при мысли об этом поморщилась. Как известно, белый танец потому и называется белым, что приглашение женщиной мужчины равносильно подъему белого флага.
Неожиданно перед моим взором возникли великолепно отглаженные кремовые брюки, и уже смутно знакомый голос молвил:
– Позвольте вас пригласить?
Я подняла голову. Выше кремовых брюк я обнаружила симпатичную тенниску, затем крепкую загорелую шею, а затем – знакомое лицо.
– Сергей! – обрадовалась я.
– Вы позволите?
– О, с удовольствием.
– А я уж опасался, что вы откажете, – заметил он, когда мы начали «обнимашки под музыку».
– Ну что вы, как бы я могла отказать своему спасителю? – улыбнулась я.
Он ничего не ответил, и некоторое время мы танцевали молча. Внезапно он спросил тоном почти интимным:
– Интересно, о чем вы сейчас думаете?
– О, вы будете смеяться, но я думаю – как жаль, что нынче не танцуют, как прежде, вальс, мазурку… или хотя бы румбу.
– Чтобы была возможность себя показать? – спросил он слегка насмешливо.
– Ну да, а что в этом плохого? Вот именно, свое умение танцевать, и вообще..
– Грацию, ловкость, изящество..
– Да.
– А давайте, попросим их сыграть для нас румбу? – в его глазах замелькали озорные искорки.
– Каким образом? – удивилась я.
– Одну минутку, я вас оставлю на секунду, не уходите, – отвечал он, таинственно подняв палец, и направился к оркестру.
Там он, наклонившись, что-то шепнул музыкантам, и, к моему изумлению, оркестр и впрямь заиграл румбу. Потом, вернувшись ко мне, подал мне руку и, движением опытного танцора, повел меня в танце…
– Вы занимались бальными? – изумилась я.
– Разумеется, вы ведь уже поняли. Но это было давно, еще в школьные годы.
– Не ожидала. Но очень приятно, – отвечала я, с упоением вкладывая всю себя в чувственные движения, полные томной неги и тропической страсти.
Меж тем, остальная танцующая публика как-то сама уползла подальше от центра, где мы развернулись от души. И теперь весь ресторан смотрел только на нас.
И вдруг, делая очередной хип-твист, я скользнула глазами по той стороне, где сидел Моравецкий. Он смотрел на нас неожиданно внимательно, даже напряженно, и – возможно мне показалось, – но мне почудилась в его глазах какая-то тоска или даже зависть… не пойму. Да нет же, не может быть зависть, чему бы он завидовал?
Сергей, между тем, показывал чудеса ловкости. Танцевал он лучше меня, я по сравнению с ним была не очень умелой – но хороший партнер и партнершу заставить творить чудеса. «Смотрите, Игорь Витальевич, какую девушку вы упускаете», – отправила я мысленное послание, покосившись на Моравецкого, и разошлась в танце по полной, вспоминая наказ нашего танцевального руководителя: «чтобы каждый мужик в зале тебя захотел». Собственно, мне-то нужен был только один мужик – Моравецкий. Но когда танец кончился, и я скосила глаза туда, где он сидел, то обнаружила пустое кресло. Растерянно поозиравшись, я заметила, что он пробирается к выходу, и я поняла, что тут я потерпела очередное фиаско. Зато из зала на меня смотрели мужчины, много мужчин, смотрели во все глаза, и мне вдруг представился дикий, зловещий темный лес, и стая голодных волков, чьи глаза горят во тьме… и я опасливо подумала, что выполняя завет нашего Володи, я слегка перестаралась…
– С-спасибо за танец, – прошептала я, когда Сергей усадил меня за столик.
– Шампанское будете? – спросил он.
Но не судьба была нам выпить шампанское в тот вечер, ибо возле столика , откуда не возьмись, возник некий расхлябанного вида типчик, и заявил:
– Хорошо прыгаешь, красотка! Пойдем со мной, потанцуем?
– Я бы с удовольствием, но не сегодня, – я старалась быть любезной, – сегодня я танцую только со своим кавалером.
– Детка, да я же лучше, чем твой недомерок. Пойдем, тебе понравится, – он ухватил меня за руку.
Рука была левой. Это было первое неудачное стечение обстоятельств, ибо правая моя рука оставалась свободной. Второе неудачное стечение обстоятельств – я же была в прошлом ботанкой, заучкой и отличницей. А теперь вспомните, кого всегда травят, травили и будут травить в любом классе любой школы?
Правильно. Отличницу. Потому что – а чего она, зараза, все знает?! Она же имеет наглость отрываться от коллектива, который вечно не знает ни бельмеса!
И единственный способ для отличницы выжить в этой обстановке – драться, драться и драться.
Никаких секций карате я не посещала, разумеется, но удар правой под дых у меня был отработан до автоматизма еще с пятого класса. Он включался у меня как-то сам по себе, в случае опасности. Я еще не успевала подумать, во что я ввязываюсь, а правая рука уже стремительно двигалась в направлении солнечного сплетения очередного придурка.
В данном случае все вышло именно так. Я еще не успела опомниться, но моя правая рука уже двигалась куда надо, вкладывая все мои девичьи силы в удар. Не знаю, много ли у меня этих девичьих сил, или просто удачно попала, но приблатненный типчик сложился пополам.
Только теперь я опомнилась. Что же я творю? В такой ситуации девушка должна жалобно хныкать и звать на помощь своего парня. А я тут самодеятельность развела.
Я растерянно посмотрела на Сергея. Он давился от смеха.
– Давайте уйдем отсюда, – прошептала я жалобно.
– Буду только рад прогуляться, – согласился он, и мы, выйдя из ресторана, побрели вдоль аллеи, усаженной цветами.
– Вам не холодно? Могу одолжить вам свой пиджак, – предложил он, потряхивая пиджаком, висящим у него на руке.
– Нет, что вы, вечер такой теплый.
Вечер и впрямь был теплым, мягким, бархатным, какими бывают только южные вечера. Я любовалась на звезды, прислушиваясь к тихому шепоту прибоя, наслаждалась свежестью ночного воздуха…
– Обожаю курортные городки, – вздохнула я.
– Я тоже, – согласился он, – здесь особая атмосфера… Романтичная…
Романтичность вечера, видимо, настолько растрогала душу моего нового друга, что он начал декламировать:
– Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж… Королева играла в башне замка Шопена…»
Но не судьба была нам закончить этот вечер романтически. Ибо дорогу нам преградили три фигуры, одна из которых принадлежала типчику, которого я «приласкала» в ресторане. И это еще не все: у него в руках был кусок арматуры.
