Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер
Грозный призрак
Глава XII
На рассвете прибежал слуга и доложил князю о приезде, по делу Фени, врача, судебного следователя и прокурора.
Но минувшая страшная ночь принесла еще одну жертву: Аким повесился в комнате, где его заперли.
Врач удостоверил кончину баронессы, доктора Заторского, а также и Фени с Акимом.
Барон был в нервном состоянии и так слаб, что едва мог дать показания. Он объяснил, что вернулся домой ранее назначенного времени, потому что спешил увидеться со своими и приехал в наемной карете. Не желая никого будить, он отпер дверь своим ключом и направился в свою комнату, когда услышал выстрелы, на которые тотчас бросился, но нашел только два распростертых трупа. Он думал, что помешается от горя и беспомощно свалился в кресло, а о дальнейшем имеет самое смутное представление. Что же касается мотивов, вызвавших это убийство и самоубийство, барон просит его избавить от их объяснения.
Заявление, оставленное Заторским, будучи подлинным документом, делало его рассказ вполне правдоподобным, сообщение же князя следователю об интимных отношениях между умершими, подтвержденное и прислугой, дополняло все. Невыясненной осталась только предшествующая катастрофе ссора между возлюбленными.
Следственные власти были еще заняты составлением протоколов, как вдруг приехала Елена Орестовна, очень удивленная тем, что нашла на станции экипаж, который должен был прибыть за бароном. Узнав о происшедшем накануне в замке, она чуть не упала в обморок, но с обычной энергией тотчас принялась помогать Елецкому, которому пришлось одному заниматься всем, так как барон был совершенно не в состоянии делать необходимые распоряжения.
В доме стояла мрачная и тяжелая, как свинец, атмосфера.
В большом зале, где еще так недавно весело танцевали, покоилось тело баронессы, так неожиданно вырванной во цвете лет из жизненного пира.
Одетого уже для погребения Заторского оставили на постели, поместив ее в ожидании гроба посреди кабинета.
Мрачно настроенная и взволнованная прислуга перешептывалась в людской. Не только трагическая смерть Фени и Акима кошмаром давила на всех, но и кончина баронессы с доктором также порождала бесконечные пересуды.
В первую минуту все считали убийцей барона, а потому история самоубийства вызывала горячие пререкания. Однако правды никто не знал. Когда вбежали Иван и Аннушка, оба уже лежали на полу, а барон с видом безумного сидел в кресле.
Кроме того, Аннушка поведала теперь остальной прислуге, что Анастасия Андреевна и бивала Вадима Викторовича, а потому очень вероятно, что он, получив новые пощечины, взбесился и, наконец, убил ее, а для того, чтобы не идти на каторгу, покончил с собой. На этой версии все успокоились, тем более, что у каждого работы было по горло.
Князь хлопотал обо всем и послал даже телеграмму тетке Заторского, сообщая ей о печальном событии и спрашивая ее распоряжения: хоронить ли его в Ревеле или отправить тело в Петербург.
Когда Мэри очнулась от своего продолжительного сна и осознала случившееся, у нее сделался приступ такого безумного отчаяния, в котором впервые вылилась вся необузданность ее пылкой натуры. Она каталась в истерике, рвала на себе волосы и обвиняла Небо в жестокости и несправедливости.
Подле нее была Елена Орестовна, которой князь сообщил всю правду и то, что Мэри потеряла жениха, но та уже подозревала истину раньше. Кроме того, Елецкий посоветовал не оставлять молодую девушку и удалить прислугу, чтобы Мэри, несмотря на свое обещание, не выдала истины в припадке отчаяния.
Тетушка дала пройти первому параксизму и когда, вслед за истощением сил, настало невольное успокоение, старалась подействовать на Мэри путем убеждения, стыдя за проклятия и бешеное отчаяние, которое каждую минуту могло опорочить, если не совершенно уничтожить, поступок любимого человека, искупившего свои заблуждения истинно христианской кончиной.
Стратегия и вразумительные, строгие слова Елены Орестовны не преминули оказать воздействие на пылкую Мэри, а когда вечером состоялась первая панихида, она присутствовала на ней, правда расстроенная и бледная, как призрак, но, тем не менее, не выдала ничего, что могло бы повредить барону. А тот тоже присутствовал, но к концу службы ему сделалось дурно и его увели. Лили опустошила все оранжереи и сад, и свежие цветы душистым покровом одели усопших: даже для Фени с Акимом она сплела венки и послала.
Настала ночь и в большой зале читальщик, средних лет человек, однозвучно тянул псалтырь. Большие свечи в серебряных подсвечниках, расставленные вокруг катафалка, тускло освещали покойную. Ее лицо было покрыто газом, потому что даже смерть не могла придать искаженным чертам баронессы выражение того ясного и величавого покоя, какое великая избавительница обычно налагает на бренные останки тех, кто постиг великую загадку бытия.
Едва пробило полночь, как вдруг читальщик ощутил холод и подумал сходить за пальто: ему показалось, что ветром открыло окно и студеный порыв его пронесся по зале, так, что пламя свечей заколебалось.
Жуткое, не испытанное до сей поры чувство охватило его: он намеревался уйти из залы, но вдруг ослабел и на минуту прикрыл лицо руками. С усилием поборов слабость, он выпрямился, услышав странный шум, точно это был треск вперемешку с глухим рычанием. В ту же минуту он вытаращил глаза и, онемев от ужаса, увидал небывалую картину.
В двух шагах от него, озаренный широким, кроваво-красным сиянием по ступенькам катафалка всходил огромный тигр. Потом он поднялся на задних лапах, оперся передними о грудь покойной и фосфорически горевшие глаза его смотрели на читальщика хищным взглядом. А позади тигра был виден витавший словно в воздухе образ женщины с кожей бронзового цвета, распущенными волосами и украшенной драгоценностями. В поднятой руке видение держало что-то красное.
Дикий вопль безумного ужаса вырвался у читальщика. Словно сквозь дымку ему казалось, будто страшный зверь отступил, тогда как голая женщина, окутанная, точно покрывалом, иссиня черными волосами, носилась в кровавом тумане. Затем он потерял сознание.
Его крик переполошил находившуюся вблизи прислугу.
Иван первым вбежал в залу и еще видел, как голова тигра высилась над мертвой, которую он словно расталкивал. А потом все исчезло.
Паника распространилась по дому. Никто из людей не хотел оставаться и с большим трудом удалось уговорить их побыть до отъезда семьи, назначенного немедленно после погребения баронессы. Часть прислуги согласилась, но многие положительно бежали, и ни один не захотел даже касаться покойной, тело которой нашли перевернутым вниз лицом с глубоким укусом на груди.
Понятно, как угнетающе действовали на барона все эти происшествия, а потому он лихорадочно спешил поскорее уехать из злополучного места, будившего в нем воспоминания о драме, несчастным героем которой он оказался.
В парке, вблизи от замка, находилась родовая капелла со скелетами последних фон Козенов старейшей линии. Здание было воздвигнуто в конце восемнадцатого столетия и там оказались свободные места: ввиду недружелюбного настроения людей и желая поскорее покончить с семейным скандалом, барон решил схоронить жену в этом склепе. Днем получили телеграмму из Петербурга от компаньонки тети доктора: она сообщала, что по получении известия о смерти племянника у Софии Федоровны сделался апоплексический удар и в настоящее время она не в состоянии сделать какое-либо распоряжение. Других близких родственников нет, а где находятся дальние она не знает и просит поместить гроб в какой-нибудь ревельской церкви до нового указания.
По совету князя барон решил временно поставить гроб Заторского в родовом склепе.
На следующее утро, наскоро и без всякой торжественности, состоялось погребение.
Гроб Вадима Викторовича поставили у входа в склеп и от тела шел уже трупный запах, свидетельствующий о быстром разложении.
Вслед за тем, после полудня, уехала Елена Орестовна, забрав с собой Мэри, казавшуюся совершенно больной, и обоих детей с гувернанткой, а за ними последовал и женский персонал прислуги.
Барон оставался еще два дня. Несмотря на желание поскорее покинуть опротивевший ему замок, его задержали некоторые необходимые дела, а князь объявил, что не оставит его и пробудет в Петербурге до тех пор, пока барон не решит вопроса о своем дальнейшем местопребывании, после чего Елецкий намеревался вернуться в Лондон.
Вечером этого горестного дня оба они сидели в комнате князя и пили чай: печальный и совершенно подавленный барон тяготился идти к себе.
Они говорили о загадочных событиях последнего времени, о смерти Карла и видении читальщика, а затем князь рассказал о появлении призрака ливонского рыцаря, бывшего Действительно горевестником. Барон долго размышлял, а потом заметил, со вздохом:
– Будь все эти истории с тигром справедливы, это было бы ужасно. Но признаюсь вам, Алексей Андрианович, я не верю, что бедный Пратисуриа мог уже кому-нибудь вредить. Дело в том, что наша суеверная и глупая прислуга никогда не видела тигра, особенно столь живого с виду, а от страха у них явилась галлюцинация. Самое лучшее будет увезти статую в Петербург: пусть они стоят в музее. Я уже заказал стеклянную крышку на эту удивительную группу и…
– Ради Бога, откажитесь от вашего безумного намерения! Неужели вы хотите, чтобы и дети ваши стали жертвою вампира? – воскликнул с негодованием князь и таким убежденным тоном, что барон был несколько смущен.
Но он был из числа тех упорных и упрямых людей, которых сама очевидность не могла заставить изменить предвзятое мнение.
– Что же мне остается делать? Нельзя же, однако, уничтожить столь редкие и драгоценные предметы, так как вижу, что именно к этому вы и ведете речь, стараясь запугать меня, но до такой доверчивости и вандализма я не дойду.
– Самый глухой тот, кто не хочет слышать, а если вам недостаточно полученных уроков, обождите новых, – с негодованием возразил князь.
– Ну, ну, друг мой, не сердитесь, у меня и так довольно горя. Будьте снисходительны к моей археологической слабости. А для того, чтобы доказать вам, как высоко ценю ваше мнение, я оставлю здесь Пратисуриа и Кали, их накроют стеклом и, я убежден, что в таком виде они будут совершенно безвредны.
– Слава Богу! Пусть оба эти чудовища, послы истинно дьявольской мести, по крайней мере останутся здесь.
– Вы неблагодарный человек, князь. Бедная девушка любила до того, что пожертвовала жизнью, потеряв вас, и мысль ее отдать вам самое драгоценное – сердце и тигра – является мрачной, но глубоко трогательно-поэтичной. Если бы тигр был послом смерти, то он прежде всего обрушился бы на вас, а не на невинного сторожа, – заметил барон.
Князь пожал плечами.
– Я застрахован от его нападения могуществом того, кто нас спас, а вы, видевши все и будучи не вполне невеждой в оккультизме, не имеете права предвзято отрицать это.
– Не отрицаю «с предвзятой мыслью», например, появления рыцаря, засвидетельствованные целыми веками, считаю их совершенно достоверными: ведь предсказанное им несчастье поразило меня прямо в сердце. – Барон прикрыл глаза рукой. – О, если бы я мог найти средство вернуть ему спокойствие могилы, утолить его мстительность, несравненно более страшную, чем Пратисуриа! Алексей Андрианович, я думаю вы уже очень много познали в сокровенных науках? Не можете ли вы посоветовать, чем успокоить душу рыцаря? Или, может быть, радж-йог укажет нам что-нибудь по этому поводу? – спросил барон.
– Прежде, чем будет ответ Веджага-Синга, мы будем далеко от Зельденбурга, – уклончиво ответил князь. – Впрочем, мне пришлось говорить с одним очень уверенным оккультистом по однородному случаю, и вот что он сказал мне. Места преступлений вообще посещаются злыми духами, а зачастую и жертвы, кипящие ненавистью, пригвождены там своими дурными помыслами или дикой жаждой мести. Возвращаясь к интересующему нас теперь случаю, надо полагать, что рыцарь был небезупречен, потому что связь с женою брата вдвойне преступна, а выбор священного места для любовных похождений указывает на изрядную долю развращенности. Чтобы добросовестно выполнить свое земное испытание, человек должен совершить свой долг без всяких казуистических, смягчающих, так сказать, вину обстоятельств, и неумолимое правосудие Кармы не считается с этим. Несомненно, агония несчастного Раймонда была ужасна, но ненависть, бешенство и проклятия не облегчили ее. Наоборот, он создал в самой нише своей ауру, которая приковала его к этому месту, а проклятия, являющиеся всегда актом могучей воли, заставляют его теперь насильно появляться, если беда угрожает тому роду, с которым он связан, к тому же, никто ведь не молится за него. И вот что теперь я посоветую: прежде всего, открыть нишу, извлечь кости, если они действительно там найдутся, и схоронить их в освященной земле с подобающими церковными обрядами. Очищение капеллы и ниши я возьму на себя, а затем надо молиться об успокоении души рыцаря. Советую также восстановить священный престол и хоть раза три в год совершать там службу. Надеюсь, что таким путем вы положите конец зловещим явлениям, а затем успокоите и очистите страждущий дух.
– Завтра я прикажу открыть нишу и поступлю во всем согласно вашим указаниям, признавая их совершенно справедливыми, разумными и практичными, а сам буду каждый день молиться за упокой души несчастного Раймонда. Видите ли, друг мой, вы неправы, считая меня предвзято неверующим. Однако, как хотите, а я не могу поверить, что мертвый Пратисуриа мог кусать людей! Вы, Алексей Андрианович, мистик и чуточку фанатик, а с этой точки зрения немного преувеличиваете вещи.
Князь улыбнулся.
– Если вы не боитесь пойти сейчас со мной в музей, то увидите, как глаза тигра будут смотреть на вас с таким выражением, что у вас не останется сомнений в его жизненности. Вы ведь видели Пратисуриа живым, так можете судить о действительности его взгляда, который трудно забыть.
– Идемте сейчас же! Я ничего не боюсь и рад всему, что может отвлечь меня от тяжелых и мучительных дум.
Князь взял лампу и прошел с бароном в музей, где зажег канделябр, чтобы лучше осветить зверя.
Барон нагнулся и недоверчиво, даже несколько насмешливо, ощупал тигра, но вдруг вскрикнул и стремительно выпрямился: он заметил исчезновение ожерелья на статуе Кали.
– Взгляните: украли ожерелье! Это дерзость, переходящая всякие границы! Но я разыщу вора и берегись он, если не вернет мне бесценную вещь! – кричал он, дрожа от бешенства.
– Воздержитесь от поисков этой ужасной вещи и благодарите Бога, что нашелся болван, избавивший вас от нее и тем самым накликавший на себя все беды, которые она навлекает. А теперь забудьте на минуту ожерелье, отойдите и пристально посмотрите на Пратисуриа.
Достав с груди крест, о котором уже упоминалось ранее, князь поднял его над головой тигра. Мгновенно по телу зверя пробежала дрожь, в зеленоватых, фосфоресцирующих глазах зажглась искра жизни и они обратили на барона дикий, хищный взгляд, могучие кости сжались, а из полуоткрытой пасти вырвалось точно кровавое пламя.
Бледный и дрожащий барон прислонился к стене.
– Ну что, теперь вы верите? – спросил князь пряча крест.
– Трудно не верить. Но что же мы сделаем с этим проклятым исчадием ада?
– Я не обладаю достаточным знанием, чтобы уничтожить семейство вампира и статуи, но могу замкнуть обоих в магический круг, который временно парализует их. Я слишком слаб и было бы опасно вступать в борьбу с силами зла, но впоследствии надо будет попросить Веджага-Синга уничтожить дьявольское животное и усмирить злой дух Вайрами. Пока я сделаю, что могу, а вы выйдите и ждите меня.
Князь ушел в свою комнату и принес оттуда два металлических круга с кабалистическими знаками, сделанными красной эмалью. Один из них он надел на шею тигра вместе с различными другими вещами, затем он снял статую с подставки, поставил ее во второй металлический круг. После этого князь опустил шторы, положил на захваченную жаровню различные травы, посыпал их ладаном, миррой и белым порошком, и все это зажег. Высоко держа крест и произнося формулы, князь вышел, пятясь, запер дверь на два оборота и после этого направился к барону.
– На время приятели в плену и могут развлекать друг друга, а ключ от залы надо запереть в металлический шкаф, повесив там крест. Прислуге же запретите входить в эту комнату под каким-либо предлогом.
– О, этого нечего бояться: все в безумном страхе и ни один не приблизится, конечно, к этому дьявольскому месту, – ответил барон, бледный и с изменившимся лицом.
На следующий день они занялись осмотром той стены в капелле, где был красный крест, и за разобранной кирпичной кладкой открыли глубокую нишу, где пустой цоколь указывал, что в прежнее время там помещалась статуя святого. Теперь же на цоколе стояло что-то вроде отвратительной мумии: тонкая железная цепь должно быть крепко связывала заключенного, судя по тому, что и теперь еще она поддерживала тело, на котором висели лохмотья одежды. Судорожно сведенные конечности и чрезмерно раскрытый рот доказывали, как ужасна была агония несчастного.
В тот же вечер тело перенесли в соседнюю сельскую кирху для погребения по христианскому обряду. Нишу вымыли и окропили святой водой, повесив крест, до тех пор, пока не восстановят святое место. Все обитатели замка были в восторге, будучи убежденными, что спокойствие водворится, раз удален труп. Что касается запертой комнаты, то она внушала такой ужас и страх, что всякий обходил ее, только бы миновать дверь музея, где в настоящее время хранились все привезенные бароном древности.
На следующий день после заупокойной обедни и погребения рыцаря Раймонда барон поспешил покинуть замок, а князь должен был последовать за ним днем позднее, так как не успел еще закончить некоторые очистительные обряды в капелле.
Старый замок снова опустел и затих.
Но через неделю после отъезда князя очень тревожное письмо управляющего известило барона, что три ночи подряд в запертой комнате происходил адский грохот, переполошивший весь дом. Сначала раздался громовой рев, так что от него дрожали стены, потом послышались крики, дикое пение и комната казалась освещенной, хотя днем было видно, что шторы опущены. Однако после этих трех ночей все стало спокойно.
Несмотря на то, что великодушие покойного Заторского избавило барона от тяжелых мытарств громкого процесса, он все-таки не мог обрести душевного равновесия. Прежде всего, газеты говорили о «таинственной зельденбургской драме», а затем в обществе загадочное происшествие обсуждалось на все лады: преждевременная смерть молодого и всеми любимого и уважаемого доктора возбуждала сожаление, и это сочувствие не омрачала тень, брошенная на покойного непристойной связью. При всем том, хотя нанесение чести барона оскорбления и делало его гнев понятным и извинительным, а все-таки угрызения совести мучали Максимилиана Эдуардовича. Он укорял себя в двойном убийстве, и пребывание в Петербурге стало ему невыносимо. Он решил провести несколько лет за границей и выбор его пал на Италию, где климат способствовал бы укреплению здоровья Лили, которая была очень слабенькая и много болела в детстве. Барон уговорил князя Елецкого побыть с ними до их отъезда: он все сильнее привязывался к серьезному и спокойному молодому человеку, а его беседы и знания имели на барона благотворное влияние. Разыгравшиеся в Зельденбурге страшные явления произвели полный переворот в его душе, и интерес к оккультной науке почти заглушил в нем страсть к археологии. Но оба они не замечали, с какой жадностью Лили старалась ловить всякий случай, чтобы слышать что-нибудь из их разговора о мистических предметах.
Девочка была странная, серьезная и умная, не по летам. Хотя ей минуло уже пятнадцать лет, но по внешности она была совершенным ребенком, и только ее большие, темные мечтательные глаза указывали, что душа созрела ранее тела. Религиозной она была всегда, а со смертью матери проводила часы в молитве и постоянно ходила в церковь. Однажды вечером Лили была в библиотеке и рылась в одном из заставленных широких шкафов: в это время вошли отец с князем, продолжая разговор об испытаниях в жизни, законе Кармы, необходимости очищения ауры и вообще о судьбе человеческой души. Девочка слушала, как очарованная, затаив дыхание, чтобы не выдать свое присутствие, но едва барон вышел для переговоров с вызванным им управляющим, как Лили выскочила из засады и подбежала к князю. Тот просматривал книгу и заметил ее только, когда она она тихонько тронула его за руку. Он поднял голову и удивленно посмотрел на раскрасневшееся личико Лили, ее видимое смущение и тоскливо-умоляющий взгляд лучистых глаз.
– Вы хотите что-то спросить у меня, мадмуазель Лили? В таком случае говорите откровенно и верьте, что я рад сделать вам приятное, – приветливо сказал он.
– Да, князь, я хочу просить вас преподать мне науку, про которую вы говорили с папой. Мне очень хочется узнать законы, правящие нашей судьбой, для того, чтобы жить сообразно с ними.
– Вы слишком молоды для таких серьезных занятий, – задумчиво сказал князь.
– Что ж из этого! Ведь вы тоже молоды, а между тем знаете очень многое, и потому так не похожи на других. Разве папа, мой бедный папа, совершил бы такой страшный грех, если бы знал закон Кармы? Ведь я же знаю, что хотя Вадим Викторович и взял вину на себя, а все-таки папа… – рыдания оборвали ее голос. – Я вижу, что он страдает. Не отказывайте мне, Алексей Андрианович. Я уж не такая невежда, как вы полагаете. Я постоянно читаю священное писание и жития святых, а там оккультных случаев множество, только без объяснения. Однако я много размышляла над этими вопросами, сопоставляя факты с вашими словами, и поняла, что существуют видимые жизнь и мир и невидимые жизнь и мир, сплетенные между собой таинственными законами, неизвестными толпе. Мне известно, что в Зельденбурге произошли загадочные явления… Что значит, например, этот тигр-чучело, который гуляет, укусил Карла и высосал его кровь? Или тот рыцарь, что через сотни лет после своей смерти бродит, все еще полный ненависти, и занимается предвещением разных бед? Объясните мне все это, будьте добры!
С искренним участием смотрел князь на раскрасневшееся личико собеседницы и ее блестевшие умом и силой воли глазки.
– У вас серьезные намерения, мадмуазель Лили, и мне доставляет истинное удовольствие видеть, что такое юное создание интересуется великими вопросами с упорным желанием изучить их. – Он придвинул стул, усадил на него Лили и продолжил: – Обещаю каждый день разговаривать с вами об интересующих вас предметах. Кроме того, я дам вам книги, которые вы будете читать в свободное от уроков время, а когда я буду в Лондоне, можете писать мне, излагать свои заключения, сомнения, запросы и даю слово отвечать вам.
– Благодарю, благодарю, какой вы добрый! – весело воскликнула Лили. – Вы увидите, как усердно я буду изучать ваши книги, а времени у меня достаточно. Папа сказал, что хочет купить виллу в окрестностях Сполето и несколько лет прожить в полном уединении. С уроками я справляюсь скоро, потому что учиться мне легко, а остальное время, среди тишины и спокойствия чудной природы, употреблю на чтение и изучение вопросов, которые считаю важнее и полезнее всех других знаний.
– Вы правы, наука о душе, вооружающая человека на жизненную борьбу, важнее других, да и место, где вы поселитесь, очень удачно выбрано для этого. Я знаю Сполето и его очень живописные окрестности; климат его мягкий, тишина и уединенность особенно благоприятны для умственного труда, когда тихая и чистая атмосфера не нарушается беспорядочным гулом больших городов и смрадом мыслей людей, охваченных ненасытной жаждой наслаждений, страстями и преступлениями. Не думайте, мадмуазель Лили, что мысли – безобидные излучения, словом, являются, будто, просто следствием мозговой работы. О, нет! Это нечто вроде тучи саранчи, которая кружится в воздухе и ищет возможности прилепиться к живым. Да притом еще, каждая среда имеет свое флюидическое «население». Так, в деревне или среди стоящих на низшей ступени развития дикарей, мысли не превышают уровня материальных нужд, но как только между ними появляется новый элемент, приходит перемена: ко благу, если новый элемент чист, влечет к прогрессу и умственному развитию; или ко злу, если виновник движения не чист и способен возбудить только страсти и низменные телесные инстинкты. Флюидическая саранча тотчас прилепляется к наиболее способным ассимилировать их существам, и зловредная пропаганда начинает действовать. Сказанное мною должно научить вас, насколько осторожен обязан быть человек при появлении своих мыслей: эти послы его разума могут сделать много доброго, но могут причинить столько же зла. Нашему духовному развитию соответствует также химический состав наших мыслей и сила их выделения. Мозговое излучение, произведенное энергично, т. е. с динамической силой, рождает молниеносные мысли, подлинные снаряды, почти столь же смертельные, как орудийные бомбы или ружейные пули, и действующие с одинаковой поразительной силой как во зло их, так и в добро. Людская мысль, под именем гипнотизма, способна убить, ошеломить или поработить, возбудить героизм, когда она обращена к толпе.
Общество не сознает, что находится на поле битвы, где по всем направлениям сыплются зловредные снаряды, выброшенные умами, зараженными нечистыми вожделениями и страстями. Люди не понимают, какой опасности подвергаются, будучи безоружными перед страшной и неумолимой силой этих ловких и упорных окружающих человека врагов. Недаром отшельники бегут из населенных мест, ища приюта в лесах или пустынях, чтобы избежать смертоносного нападения невидимых врагов, а если в убежище пустынника случайно попадет человек развращенный, то оставляет там целую армию этих порочных, созданных его мыслью озорников, которые нарушают покой мирного хозяина и вновь заставляют его бороться с теми чувствами, которые он уже давно победил. Поэтому, мой юный друг, волшебная мудрость добра предписывает нам молиться вечером и утром. Горячий и искренний порыв к Отцу Небесному создает нам на охрану защитников: светлые и могучие помыслы, которые отражают флюидических врагов, лярвические, одаренные жизненностью мысли, кишащие вокруг и заносимые нами с улицы или с многолюдных собраний или вводимые в наши квартиры посетителями. Подумайте обо всем этом милая Лили, и молитесь всегда усердно, сосредоточенно. Всякая мысль представляет химическое соединение атомов, которые могут создать флюидические болезни, будучи вызваны развращенными разумами, или, наоборот, содержать в себе субстанции, отгоняющие заразные начала.
Лили, слушавшая с напряженным вниманием, схватила и признательно пожала руку князя.
– Благодарю вас, Алексей Андрианович, за все, что вы сказали. Я поняла всю важность ваших наставлений и буду тщательно следить за своими мыслями.
Получив от князя две книги, которые он посоветовал ей внимательно прочесть. Лили ушла совсем счастливая, а он еще раз клялся в душе сделать все возможное, чтобы поддержать милую девочку на пути к свету, дав ей силы на борьбу с жизненными бурями.
Через несколько дней Лили с блестевшими глазами рассказывала князю, что никогда раньше так быстро не учила уроки: она очень старалась и в полчаса делала то, что раньше занимало два часа.
– Таким образом у меня остается время читать ваши интересные книги. Вчера я, между прочим, читала о психографии, но не понимаю хорошо, как может вещественный предмет, книга или какая-нибудь золотая вещь, открыть связанное с ним прошлое?
– Прошедшее отражают приставшие к данному предмету и, так сказать, мумифицированные мысли, – ответил князь, но видя, что собеседница не понимает, добавил: – Существуют же в природе крошечные, почти невидимые существа, насекомые, которые смешиваются с песком, землей, старым мхом в виде пыли и остаются по-видимому засохшими, обратившимися в мумии, но достаточно немного воды или тепла солнечного луча, чтобы все ожило и маленькое население снова принялось за работу, независимо от того, насколько продолжителен был промежуток их бездеятельности, которого для них как будто не существовало. Разным образом существуют механические, если можно так сказать, мысли, исходившие от работников, собственников предмета и т. д. Такие мысли полны отражением окружавшего, которое они воспринимали в мельчайших подробностях: время года, цвета, ароматы и личности. Все эти излучения пристают к предмету, словно пыль, неосязаемая и невидимая, конечно, для грубого человеческого глаза. Но если вы возьмете покрытый этим уснувшим населением предмет, сосредоточите на нем свою мысль и волю, направите на него струю теплого, могучего веяния, т. е. насытите эту жизнь жизненным током, то все очнется, а перед вашим духовным взором развернутся приведенные в движение силой вашей воли прошедшее и настоящей этой вещицы. Кроме того, существует астральный план, на котором фотографически отражается и запечатлевается все происходящее в плане материальном, что на этой «фотографии» пространства сохраняются не только образы, но и запах, цвет, словом, сама жизнь в неприкосновенном виде хранящаяся в архивах Вселенной… Почему, например, в церкви мы испытываем чувство покоя и особенное благосостояние? Потому, что атмосфера там насыщена частыми излияниями молитвы, так как к подножию престола Божия человек приносит лучшее, что только есть в его душе, а могучие токи этих стремлений к добру сметают тяжелые и дурные флюиды, создавая этим испытываемое нами благосостояние. Слово представляет воплощение мысли, и чем могучее выраженная в мысли сила воли, тем существеннее делается слово, которое тогда облекается во флюидическую материю и, если можно так выразиться, кристаллизуется, получая надлежащий аромат и цвет. Из сказанного мною вы поймете, что источнику соответствует и химический состав мысли. Из болота поднимаются ядовитые миазмы, а очаг света излучает освежающие и целительные токи.
– Боже мой, такие тайны проходят мимо нас, а мы и не подозреваем их существования! Какой открывается кругозор! Я буду читать только книги, касающиеся этих вопросов, вместо того, чтобы носиться по балам. Правду говорят, что книги – наши лучшие друзья! – восторженно воскликнула Лили, но князь улыбнулся в ответ.
– Несомненно, книги наши друзья, но они могут быть также и врагами, притом еще весьма опасными.
– Каким образом? Я не понимаю. Или вы говорите о дурных книгах? – в недоумении спросила Лили.
– Именно. Книга, мой юный друг, – «волшебный» предмет, а невежды не подозревают ее благотворной или губительной силы. Прежде всего, книга создает невидимую, но прочную связь между автором и читателем, так как всякое напряженное произведение мысли пропитано чувствами, убеждениями, страстями автора и его желанием передать свое миросозерцание другим. Значит, это гипнотизирующий предмет. Я уже объяснял вам, что мысль – материя, одаренная движением, ароматами и краской, соответствующими химическими составами создавшей и излагавшей ее души, а могущество этого флюида таково, что оно проявляется даже в печатном произведении. Невежественный читатель не подозревает о странной работе, происходящей в его мозгу, куда всасываются с чистых и на вид столь безобидных страниц неуловимые токи. Но если это течение холодно, вибрации раздражительны, запах тошнотворен, как излучение порока и беспорядочных страстей, то жертва такого чтения заражается душевно и телесно, впадая затем в хаотические волнения чувств и ума, и зачастую становится жертвой какой-либо катастрофы. Справедливость сказанного мною достаточно доказана эпидемией самоубийств, убийств и сумасшествий, которые с каждым днем учащаются, и причина их в развращенной, безнравственной и безбожной литературе, широко, увы, распространенной в настоящее время. Наоборот, книга, полная возвышенных мыслей и чистых стремлений, распространяет благодетельное тепло, нежный аромат и чистый астральный свет. Она возвышает истерзанную испытаниями душу, успокаивает и врачует усталые нервы: это своего рода невидимый врач.
