Vergine Karapetyan
Мариэль
– Что ж, друг мой, нам пора! Нужно как следует отдохнуть с дороги. Уверен, что и этот юный ангел уморился от нашей бесконечной болтовни и желает поскорее отправиться в постель, – улыбаясь, произнёс мистер Робинсон и поднялся из-за стола.
Мужчины последовали его примеру.
– Через несколько дней мы обязательно встретимся снова, – подхватил Эван.
– Верно! – подтвердил Робинсон- старший.
– Мы планируем задержаться в Лондоне до весны, поэтому сможем видеться регулярно!
Эштон натянуто улыбнулся гостям, встреча оставила в душе неприятный осадок. Тогда как отец семейства, напротив, был весьма спокоен и удовлетворён.
Когда джентльмены скрылись в проходе, Мари облегчённо выдохнула и посмотрела на часы. Полночь.
– «Гиблое дело», – промелькнуло в голове девушки, удалявшейся в свои покои.
– Вы не обнимите меня перед сном, Мари? – несколько обиженно спросил мистер Дэвис.
– Простите, я устала, оттого и забыла, – она вернулась и поцеловала отца в щеку.
– Доброй ночи.
– Спи спокойно, дитя моё.
Мари и Эштон поднимались по лестнице наверх, а отец провожал их глазами: сына, которого он практически не знал, не знал страхов, что его одолевают, не знал мечтаний, которые он таил; и юную, прелестную дочь, которая точно так же с годами постепенно отдалилась от него; Мари, как жемчужина, закрылась в плотной раковине.
Девушка легла в постель с тяжестью на душе и сотней противоречивых мыслей, всё больше и больше роившихся в её голове. В унисон с ней погода за окном разбушевалась. Всю ночь шел дождь, и молния разрывала небо на части. Молния боролась до последнего, как узник в попытках освободиться от железных оков. Мари наблюдала за ней, проводя параллель с собой, ибо она точно так же желала вырваться из незримых оков на свободу…
ЗНАКИ СУДЬБЫ
На следующее утро за завтраком разговор не клеился: каждый из членов семьи был по-своему напряжён и одинаково недоволен. Тишину нарушил глава семейства.
– Я вовсе не собираюсь за неделю выдать вас насильно замуж, как вы могли бы предположить! К тому же Эван вовсе неплох, пусть даже местами не тактичен. Я уверяю вас, это не смертельно, на то и нужны женщины, чтобы манерничать. Мы, мужчины, из другого теста, так сказать!
– Это из какого? – не удержался Эштон.
– Ну уж точно не из вашего, юный, подающий надежды, доктор. Вы у нас особый экземпляр!
– О, началось, – выдохнул, покачав головой, молодой человек. Убедившись, что с отцом разговаривать бесполезно, он обратился к сестре.
– Нервы у вас, гляжу, совсем ни к чёрту. Взяв её за руку, он добавил:
– Давайте-ка лучше после завтрака пройдём в сад, я сегодня весь день в вашем распоряжении, только к вечеру мне нужно быть на службе.
Мари улыбнулась брату и утвердительно кивнула:
– С радостью! Мне вас очень не достает, особенно сейчас. Вы много работаете, а у меня, напротив, слишком много свободного времени.
Встав из-за стола, она положила ладонь мистеру Дэвису на плечо:
– Отец, я не желаю плохо отзываться об Эване, но, право, мне крайне тяжело сейчас. Я совершенно не знаю его. Что-то меня тревожит и вызывает опасения. Дайте мне время, чтобы разобраться во всём происходящем и в себе, – спокойно попросила она.
– Безусловно, дитя моё, я не стану торопить. До весны ещё время есть! – с одной стороны успокоил дочь, а с другой – обозначил «крайние сроки» мистер Дэвис.
После завтрака мистер Дэвис поднялся к себе в кабинет. Мари и Эштон направились в сад. Взяв брата под руку и зажмурив глаза от яркого солнца, Мари слабо улыбнулась.
– Как же хорошо, когда вы рядом. Я так нуждаюсь в вашей поддержке.
Они медленно зашагали по тропинке к фруктовому саду, густо усыпанному листвой, плодами яблок и слив. Это был семейный уголок, где они часто собирали гостей на чаепитие. Как же это было давно! С кончиной миссис Дэвис умерла и эта традиция.
Деревянная белая беседка десять лет не реставрировалась, отчего краска во многих местах была содрана, а сам каркас от обильных лондонских дождей потерял былую форму и гладкость. Листья, залетевшие в беседку после вчерашнего урагана, ярким ковром покрыли дощатый пол. Мари любила осень, октябрь, его яркие краски хоть немного украшали обыденную, а с некоторых пор, серую жизнь. Такой она её представляла, если всё, запланированное отцом, случится. Девушка подняла несколько ярко-красных и оранжевых листьев, собрав их в букет.
Молодые люди присели на скамью в беседке, посреди осеннего пейзажа.
– Поговорим по душам? – обратился Эштон, взглянув в лицо сестры. – Расскажите мне, как вам вчерашний вечер и гости?
– Я в смятении. Я так мечтала получить образование, вы, как никто другой, знаете о моих душевных переживаниях. Вся эта история с замужеством обрушилась на меня, как снежная лавина, полностью обездвижив. Я не хочу этого брака, и этот Эван мне противен, от одного его взгляда мне не по себе! – смущённо произнесла девушка.
– Вы верно подметили, я и сам заподозрил неладное. Уж слишком дерзок он для галантного джентльмена, знающего манеры приличия. Я с трудом удержался, чтобы не поправить его наглую ухмылку. Это было неприлично и уж, тем более, не красит мужчину, который пытается расположить к себе девушку!
Припоминаю его мальчишкой. Мы часто встречались и много времени проводили вместе. Тогда он ещё не успел испортиться характером. Но с годами Эван обзавёлся сомнительными связями, стал любителем авантюр и спорных дел, которыми, по-видимому, лично заправляет. Помню одну нашу встречу в мужском клубе. Ей-богу, я весь вечер краснел за него!
Мари удивлённо вскинула тёмные густые брови. Однако он тут же умолк, видимо, не сочтя нужным вдаваться в подробности.
– Нет, Мари, продолжения не будет, эта история не предназначена для столь юных ушей! – засмеявшись, он крепко обнял сестру, прижав к сердцу. – Я не дам вас в обиду. Честное слово!
– Поговорите с отцом, расскажите ему всё, что вам известно, быть может, это повлияет на его решение! – с надеждой смотрела на старшего брата большими чёрными глазами Мари.
– Обещаю, хоть маловероятно, что он прислушается к моему мнению. У меня нет конкретных доводов против Эвана, лишь толки и собственные подозрения. Но насколько мне известно, люди не меняются. Увы…
Мари закивала и обняла брата. Эштон был тем человеком, который поддерживал её во всём. В своё время она поступила в школу и успешно закончила её, поскольку брат настоял на этом и лично оплачивал обучение. Отец же был убеждён, что всё это блажь, пустая трата времени и средств. За пять лет его мнение не изменилось. Однако, при случае, он хвастался образованностью дочери, хотя это была определённо не его заслуга.
– Пойдёмте, в библиотеке есть парочка замечательных книг, которые вам стоит прочесть, дабы отвлечься! – Эштон поднялся со скамьи и подал руку сестре.
– С большим удовольствием, сочту за спасение избавиться от навязчивых мыслей за чтением занимательной книги! – Мари радушно улыбнулась, её глаза за долгое время заискрились…
Спустя две недели, сидя у себя в кабинете и перебирая почту, мистер Дэвис отложил в сторону два письма. Одно из них было от кузена по материнской линии, приглашавшего их на грядущее Рождество в Йорк.
Приглашение было изложено следующим образом:
Дорогой кузен, имею честь пригласить вас в наш небольшой уютный город, где мы сможем вместе провести рождественские праздники и отдохнуть в тесном семейном кругу. Жду вас вместе с Эштоном и Мари. Поскольку наша последняя встреча состоялась много лет назад, буду признателен, если вы удостоите меня чести скоротать время у камина со стаканом выдержанного коньяка и старыми воспоминаниями… Жду вашего ответа. Брендон Монро.
Мистер Дэвис был приятно удивлён приглашением, но не спешил соглашаться. «Стоит взвесить предложение и только тогда известить о решении», – размышлял он.
Второе письмо было от мистера Робинсона. Томас приглашал приятеля с семьёй на обед в ближайший четверг Мистер Дэвис перечитал последнюю строчку.
«Лаура ждёт вас и будет крайне огорчена, если вы откажетесь отобедать у нас.
P. S. Жду вашего ответа, а ещё лучше — не пишите, просто приходите пополудни»!
«Вот это предложение перспективнее», – подумал мистер Дэвис, и, спрятав письма в ящик стола, вышел из кабинета…
* * *
Мари сидела в гостиной, читая свежие утренние газеты. Отец, заняв место за столом и налив себе и дочери чаю, заговорил первым.
– Знаете, Мари, иной раз мне сдаётся, что я прожил счастливую и насыщенную жизнь, и всё это благодаря вам. Но порой я чувствую себя глубоко несчастным, поскольку очень скудно умею выражать свои чувства. Я так и не научился говорить о любви напрямую. Прошу простить меня за это, и что бы ни произошло в дальнейшем, помните, что я делал все это лишь с благими намерениями, – вдумчиво произнёс мужчина.
– Не тревожьтесь, отец, Эштон знает, что вы его любите, пусть и не согласны с его выбором и стремлениями. Незачем говорить о любви, ибо когда она есть, её чувствуешь. Я знаю, что в вас хранится достаточно тепла по отношению к нам, вот только сидит оно глубоко внутри…
– Возможно, дитя моё, но этого явно недостаточно, ибо я чувствую пропасть между нами – она становится всё шире и глубже. Наша главная размолвка произошла много лет назад. И её осадок по сей день осел густой, вязкой жижей в каждом из нас.
Мало мне того, что сын ополчился против меня, а тут ещё и вы! Боюсь, я слишком стар, чтобы ослабить это бремя. Запомните, Мари, в мире ваших мнимых грёз полно коварства и соблазнов.
Грехопадение подстерегает на каждом шагу, и если не сейчас, то со временем вы поддадитесь ему. Ибо в мире искушений, так сложно остаться чистым ангелом, каковым вы являетесь! – отец заглянул ей в глаза и добавил:
– Замужество спасёт вас от одиночества, а стены нашего дома перестанут быть тюрьмой. Выйдя замуж за Эвана, вы будете много путешествовать, увидите Францию, а может быть и весь мир!
Отец любыми способами пытался склонить дочь к нежелательному браку.
Буквально вчера Эштон и глава семьи Дэвис, закрывшись в кабинете, эмоционально дискутировали на сей счёт. Правда, разговор закончился очередной ссорой отца с сыном. Джек Дэвис обладал упорством и был непреклонен в своем мнении насчет брака Эвана и Мари, в нем он видел единственное решение, способное удержать семейное дело на выгодных условиях, в противном случае он может потерять всё.
– И ещё! Нас желают видеть в поместье Робинсонов в четверг. И у меня будет к вам просьба: не возитесь долго при сборах, нас ожидают к двум. Не стоит заставлять себя ждать. К тому же миссис Робинсон обязуется лично приготовить обед! – добавил он и поспешно удалился, словно убежав от дальнейшего разговора и возражений дочери.
Мари не сразу заметила, подошедшую к ней Дону.
– С вами всё в порядке?
– Да, Дона, да, не стоит беспокоиться, – дрожащим голосом ответила Мари, хотя её глаза говорили об обратном.
Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть безысходность, заполнившую их до краёв. Мари поднялась со стула и посмотрела в окно, выходившее в осенний сад.
– Осень никогда не станет другой, она останется такой же золотой и яркой. Ей не обязательно быть всегда тёплой, солнечной и ясной. Я люблю в ней всё: грозы, дожди, ветер. А когда не любишь, возмущает всё. Дождь наводит тоску, а зной вызывает раздражение. И лишь счастливый человек принимает мир, как данность, ему всё равно, что происходит за окном. Его одинаково радует любое время года. Он наслаждается каждым мгнове-нием, осознавая, что вот она, жизнь, и она протекает не мимо, а сквозь него! Ибо чтобы устранить быстротечность жизни, нужно перестать спать наяву…
Чуть погодя Мари добавила:
– А что, если во сне лучше, чем в реальности, Дона? Неужто единственный исход – смирение?! Точно твоя душа отбывает наказание за грехи, которые ты не совершал! И самое страшное, что с годами становится совсем неважно, что ты чувствуешь и чувствуешь ли, вообще, что-либо?! – не отводя взгляда, равнодушно промолвила девушка.
Дона еле сдерживала слезы, слушая крик души столь юной и утонченной девочки, которая только ступила на порог взрослой жизни, но уже была ею сломлена…
* * *
– Я готова.
Мари спустилась вниз, где её ждали отец и брат. Свой парадный туалет она дополнила шляпкой и перчатками, волосы собрала на затылке в пучок.
– У вас потрясающий вид!
– Должен согласиться, вы выглядите превосходно, – добавил старший брат.
– Если вашей задачей было смутить меня, вам это удалось! – мило улыбнулась девушка.
Взяв брата под руку, они вышли через сад к задним воротам.
– Сегодня замечательная погода! Никогда не любил осень и дождливую погоду, но так и не осмелился покинуть Британию, – подставив лицо солнечным лучам, произнёс мистер Дэвис.
– Зато Мари упивается этой пасмурной меланхолией, нагоняемой Лондоном. Словно она пришла в этот мир из дождя, а в её жилах течёт не кровь, а Темза! Казалось бы, она из той же плоти, что и все остальные, но я не знаком ни с кем, кто был бы так же сильно пленён этим явлением природы, – сказал Эштон, улыбнувшись сестре.
Мари засмеялась, отчего на её, залитых румянцем, щеках появились ямочки, а глаза заискрились.
– Я убеждён, что вы созданы облагораживать и умиротворять этот бренный мир. Я горд быть вашим братом! – величественно произнёс Эштон, поцеловав руку сестры.
– А вот и наш экипаж подъехал! – заявил мистер Дэвис.
Четырехколёсная, почётная карета, запряжённая парой лошадей, была предусмотрена для особых случаев, таких, как сегодня. Пассажирские места размещались как внутри, так и снаружи. Мари и Эштон уселись рядом, отец расположился напротив. Экипаж тронулся и все трое молча смотрели в небольшие окошки, располагавшиеся по обеим сторонам кареты. Около двух часов, как и было предусмотрено, экипаж остановился у ворот имения Робинсонов: роскошной трёхэтажной усадьбы в стиле рококо. И хотя семья долго отсутствовала, они не допустили увядания родового гнезда. Прислуга оставалась здесь и заботилась об усадьбе и имуществе.
Несмотря на позднюю осень, пурпурные розы, которыми были засажены аллеи, ещё не увяли. По мере приближения к дому, сердце Мари колотилось сильнее. Она сжала ладони и спрятала их в карманы пальто.
Мистер Робинсон радушно встретил гостей, осыпав Мари дюжиной комплиментов. Они прошли через широкий коридор в огромную столовую с большими окнами, залитую ярким светом. Внутреннее убранство блистало изяществом и изысканностью: мебель белого дерева с изогнутыми ножками, украшенная резьбой и позолотой, камин с рельефным орнаментом, ручной росписью и лепниной на высоких потолках. Красиво сервированный стол свидетельствовал о наличии вкуса у хозяйки дома.
Миссис Робинсон уделяла много внимания деталям, разгуливая по местным посудным лавкам, и придирчиво выбирала только лучший хрусталь и фарфор.
Вазы с теми же бордовыми розами на столах и подоконниках, серебряные приборы, начищенные до блеска, подсвечники и канделябры из драгоценного металла. И только отборные яства и свежесобранные фрукты!
Всё выглядело богато и эстетично. Легко было заметить, что миссис Робинсон не уроженка Лондона, ибо её дом не был заставлен бесчисленными безделушками и мебелью, столь характерными для викторианской эпохи.
– Не перестаю восхищаться своей супругой! Всего за пару месяцев она успела не просто облагородить всё поместье, но и позаботилась о том, чтобы переклеили обои. И теперь, вместо скучных жёлтых, глаз радуют новые, синие! – широко улыбнулся хозяин дома, показывая свои обновлённые апартаменты.
А чуть погодя перед гостями предстала сама миссис Робинсон.
– Bonjour, дорогой Джек!
– Мадам!
– Несказанно рада видеть вас, Эштон, Мари!
Она поочерёдно обняла каждого, прижимаясь щекой.
Лаура Робинсон в свои пятьдесят два года осталась стройной и, довольнотаки, привлекательной, несмотря на немолодой возраст и четверых детей, двое из которых были пятнадцатилетними двойняшками. Женщина умела красиво одеваться, хоть и несколько вычурно. Возможно, это были отголоски французской моды или же врождённое чувство экстравагантного стиля.
Она любила украшения и яркие цвета в одежде, поэтому её наряды всегда привлекали внимание, не стал исключением и сегодняшний образ: оранжево- чёрное платье с глубоким вырезом.
Лаура выделялась на фоне Мари, одетой в обеденное, кремовое платье сдержанного кроя.
Миссис Робинсон всегда поступала по собственному суждению, ей было всё равно, идёт ли она на светский раут или встречает гостей в своем доме. Если пожелает одеться затейливо или же экстравагантно, так и поступит. Женщина выглядела достаточно молодо и ухоженно. Её тонкие губы были чуть тронуты красной помадой, а белая кожа на щеках покрыта румянцем. На голове – копна тёмных пышных кудрей. Она была и вправду хороша собой. Единственным изъяном во внешности женщины был не пропорциональный нос с выраженной горбинкой, унаследованный ею от матери – француженки. Но, вероятнее всего, это её мало смущало, или же, напротив, с помощью столь яркого макияжа она желала скрыть свой явный недостаток.
Присев рядом с мужем, женщина тут же обратилась к гостям.
– Не могу поверить, что это вы. Эштон, Мари, как же вы сильно изменились! Томас описывал вас, но, право, я не ожидала, что вы настолько похорошели!
Добродушно и удивлённо она рассматривала своих молодых гостей.
– Благодарю, миссис Лаура, и я рада вас видеть. Глядя на вас, я отдалённо вспоминаю прошлое, матушку, – произнесла
Мари, опустив глаза.
– Ах, девочка моя, мне жаль, что у тебя остались лишь воспоминания о ней. Печально, что Роуз так рано покинула нас.
Недолго думая, она пересела от мужа поближе к гостье. Мистер Дэвис внимательно наблюдал за происходящим, и за тем, как хозяин дома наливал в стаканы джин. Миссис Лаура взяла девушку за руку.
– У меня гораздо больше воспоминаний о вашей матушке, и я охотно поделюсь ими с вами, моя милая. Но немного погодя!
Она улыбнулась, наскоро, кончиком салфетки вытерла уголки глаз и обратилась к супругу:
– Томас, где же наши чада? Обед вот-вот подадут, а они всё ещё дурачатся! – произнесла Лаура и жестом попросила служанку подавать на стол горячее.
В тот же час внесли: буженину, тушёные овощи, мясо дичи.
Чуть погодя к ним присоединился Эван в компании двух младших братьев. Те резвились, толкая друг друга.
– Довольно ребячества, вы ставите меня в неловкое положение при столь почётных гостях! – упрекнул сыновей отец. Дети покорно затихли и заняли свои места за обеденным столом.
– Эти двое были на ферме, устроили скачки с местными. Я еле стащил их с седла. Оба изрядно извалялись в грязи, поэтому нам пришлось проскользнуть через задний двор, дабы отмыть чумазых в ванной, а уж потом предстать перед гостями! – сказал Эван, затем протянул руку мистеру Дэвису, Эштону и Мари. При этом не упустив возможности поцеловать её нежную ручку. Их взгляды встретились, что крайне смутило девушку.
Все остальные наблюдали за происходящим. Мистер Дэвис и хозяйка дома переглянулись. Скулы Эштона нервно зашевелились. Спустя время, подали чай и десерты: сливово- мятный пудинг, бисквиты, корзиночки с лимонным курдом и орехи. Миссис Лаура поведала о жизни во Франции и о том, что за много лет, проведённых там, не уверена, кем чувствует себя сейчас.
Всё ещё англичанкой или уже француженкой?
– Вы истинная британка, душенька моя, не ломайте голову. Хоть и с французскими корнями! – успокоил супругу любящий муж, взяв за руку.
Мистер Дэвис усмехнулся, наблюдая, как они мило воркуют.
После долгой трапезы джентльмены вышли на террасу. Освободившись от пристального взгляда нежеланного воздыхателя, Мари стало легче дышать.
Миссис Робинсон пригласила девушку пройти в сад, и она с радостью согласилась. Ей была приятна компания этой любезной женщины, к тому же так хорошо знакомой с её покойной матушкой. В саду было спокойно и тихо, в воздухе витал аромат роз и сухой листвы. Они подошли к деревянной постройке с витражами, цветные узоры которых красиво переплетались под лучами дневного солнца.
– Здесь всё, как в жизни, хотя беседка ещё в неплохом состоянии, но уже не та, что была пятьдесять лет назад. Рука времени не щадит никого, её отпечаток лежит на каждом из нас, – с нотками грусти молвила женщина. – Невозможно вернуть былую молодость, восполнить утраченное, переиграть былое…
– Вы отлично выглядите, миссис Робинсон, и не стоит так заботиться о внешности. Уверена, что супруг в вас души не чает.
– Это да. И я должна оставаться в строю, мне нужно поставить на ноги двух младших, Гарри и Стивен не дают мне впасть в уныние! Но существует череда других проблем, которые угнетают моё материнское сердце. Вот если бы у Эвана всё сложилось благополучно, с моей души спал бы один камень.
Мари промолчала.
– Знаете, Мари, а ведь я всегда мечтала иметь дочь, похожую на вас. Когда Роуз сообщила, что ждет ребенка, мы все были очень взволнованы, так как после Эштона она несколько раз теряла плод, не в силах его выносить. Мы переживали, сможет ли она вас выносить до нужного срока, но, к счастью, всё обошлось. Господь вас полюбил, Мари, поскольку именно вам он даровал жизнь. В честь вашего рождения мы организовали грандиозный приём!
– Да, но у вас же есть родная дочь, миссис Робинсон. Люси!
– Есть, – выдохнула женщина.
– Но, увы, наши отношения нельзя назвать хорошими. Они слишком натянуты, особенно нынче. Когда вам исполнился годик, ей было уже пять лет. Она ужасно ревновала меня к вам. Стоило лишь взять вас на руки, как Люси начинала неистово плакать и кричать. Строптивая девчонка! Она и по сей день такая, ничуть не изменилась. Люси привыкла добиваться своего любыми путями, и это меня пугает, – выдохнула женщина.
Мари стало любопытно, почему Люси уехала во Францию гораздо раньше своей семьи и больше не возвращалась в Лондон; это её первый визит за последние девять лет.
– Где сейчас Люси, почему её не было за обедом?
– О, она у моей кузины в Дувре, уехала в прошлом месяце. Вернётся на следующей неделе, обещала отцу, а его она чтит гораздо больше. Может, всё потому, что опасается! – невесело улыбнулась женщина.
– Казалось бы, материнская любовь – это главный ключ к сердцу ребёнка, в частности девочки. Но Люси не такая, она никогда не позволяла приблизиться к ней. Поболтать по душам, вот как с вами – это огромная роскошь, которую я не могу себе позволить, – качая головой, добавила она.
– А сейчас пойдёмте, сдаётся мне, пора разбавить мужскую компанию!
Она поднялась и, как ни в чём небывало, весело смеясь, направилась обратно в дом. Мари же, в свою очередь, уловила нотку фальши в голосе женщины: та явно о многом недоговаривает, и не только ей…
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
Восемнадцатое ноября. Вечер выдался особенно ветреным и холодным. Забежав в дом, Мари, скинув пальто и перчатки, быстро поднялась по лестнице. Она была напугана, но не была уверена, стоит ли говорить о своих подозрениях.
В доме стояла полная тишина. У мистера Дэвиса была назначена встреча с Робинсоном и ещё парочкой старых знакомых. Они любили время от времени проводить совместный досуг в одном из самых элитных джентльменских клубов Лондона.
Прислуга хозяйничала на кухне, Доны нигде не оказалось.
Вспомнив, что Эштон впервые за всю неделю дома, Мари решила зайти к нему. Пожалуй, стоит сообщить ему о своих подозрениях: за ней кто-то следит. Пройдя в конец коридора, она постучала в дверь брата. Тихо.
– Эштон, вы у себя?
Он ничего не ответил. Мари вновь постучала.
– Эштон, можно вой ти, нужно поговорить. У вас всё хорошо?
– Всё в полном порядке, Мари, но я немного занят сейчас, давайте за ужином всё обсудим! – услышала настойчивый голос брата.
– Да, конечно…
Пожав плечами, она вернулась к себе. Увидев книгу на столе, девушка вспомнила, что обещала дать Доне её почитать, однако забыла. Взяв со стола книгу, поспешно направилась к ней.
– К вам можно войти? – спросила Мари, приоткрыв незапертую дверь.
Она была уверена, что Дона либо читает, либо же выписывает заметки для занятий, как обычно на досуге. Но, к удивлению Мари, женщины в комнате не оказалось. В библиотеке ее тоже не было.
«Однако, – размышляла девушка, – раз уж все исчезли, пожалуй, я возьмусь за чтение новой книги!»
В библиотеке было довольно прохладно, хотя камин пылал, освещая читальню. Мари зажгла пару свечей в металлических подсвечниках. Восковая свеча затрещала и вспыхнула. Затем, подбросив в очаг дров, она опустилась в кресло- качалку, укуталась тёплым пледом и принялась за чтение. Погрузившись в рассказ, девушка незаметно уснула, уронив голову на спинку кресла, а книгу – на пол.
На ужин она вышла с опозданием, все члены семьи уже сидели на своих местах.
– Приятного аппетита! – произнесла Мари и, поправив ленточку на поясе, села на стул между Эштоном и Доной.
– Эштон, у вас всё в порядке? Небось вы изучали влияние опиума на человеческий организм, когда я постучала? – шутя спросила она.
– Напротив. Я отдыхал, – немного смущённо ответил
Эштон. Мари это заметила, ибо очень тонко чувствовала людей и их настроение, в особенности тех, кого хорошо знала. Она повернулась к сидящей по правую руку Доне, которая аккуратно разрезала мясо острым ножом, придерживая вилкой и, по обыкновению, держа осанку.
– Я и вас искала, Дона!
– Искали? – удивлённо переспросила Дона, словно не расслышав.
– Именно. Хотела отдать вам книгу, которую обещала. Но не нашла вас ни в комнате, ни на кухне и даже…
Мари не успела договорить.
– Я была в библиотеке! – ответила Дона быстро и несколько напряженно.
– В библиотеке?! – вскинув брови, удивленно спросила Мари. Но по испуганным глазам гувернантки поняла, что ей нечего ответить и она, по какой-то причине, решила скрыть правду. Тогда Мари, очень уважающая Дону, решила разузнать наедине, что она пытается утаить. К тому же ей не хотелось ставить женщину в неловкое положение перед братом и отцом. Может, случилось что-то. Незачем мужчинам быть в курсе всех женских секретов.
А они, безусловно, есть, к тому же у каждой дамы свои…
Эштон первым поднялся из-за стола.
– Прошу меня извинить, но вынужден удалиться. Мне пора и дальше изучать действие опиума, как точно определила Мари.
Улыбнувшись, он поцеловал сестру в макушку и направился к себе. Его высокий стан отбрасывал длинную тень на стену, которая плавно, вслед за ним, покинула столовую.
Спустя некоторое время Мари вновь стояла на пороге покоев брата. Она была удивлена тем, что он не выказал заинтересованности о причинах ее визита, поэтому решила узнать, как он мог допустить сию оплошность и, заодно, сообщить о своих подозрениях в том, что за ней в последнее время кто-то наблюдает.
– Эштон?
– Мари?
– Я могу войти?
– Безусловно!
Мари вошла и прикрыла дверь. Она сосредоточенно посмотрела на брата.
– Рассказывайте!
– О чём вы? – засмеялся Эштон, наблюдая за напускной строгостью сестры. – Вы пришли отчитывать меня, как мальчишку?
Мари заложила руки за спину и зашагала по комнате.
– Как прикажете понимать то, что вы даже не поинтересовались, по какому делу я приходила давеча? – подняв бровь, надменным тоном спросила она.
– Ах, Мари, простите меня, ради бога! Я замотался, и это совсем вылетело у меня из головы! – взяв сестру за руки, он усадил её рядом с собой на кушетку у камина.
– У меня целая кипа бумаг, которые я обязан разобрать до завтра, и полдюжины больных, которые ждут моей помощи! – добавил он. И это, безусловно, было правдой, хотя чувствовалась некая недосказанность в его словах.
Посмотрев на письменный стол, с грудой листов бумаги, о которых говорил брат, Мари заметила нечто особенное. Это была брошь для волос, и она, явно, принадлежала не Эштону.
– А это что такое?
Мари поднялась с места и, подойдя к столу, взяла в руки небольшое украшение серебряного цвета, усыпанное мелким хрусталём.
– Что?! – переспросил Эштон, скрывая волнение.
– Эта брошь, что она у вас делает?!
– Почём мне знать, спросите тоже. Небось, ваша! – пожал плечами побледневший Эштон.
– Это не моя, и вы лучше меня это знаете. Я ещё утром видела её в волосах Доны! – тут Мари застыла и пристально посмотрела в глаза брату.
– Мари… позвольте мне всё вам объяснить! – попытался оправдаться Эштон, но тщетно – всё было очевидно.
Мари всё поняла, но поверить не могла. А Эштон с каждой секундой её молчания бледнел всё пуще.
Неужели Эштон и Дона… Они…
Тут в памяти вспыхнули фрагменты из прошлого. Мари с детства была свидетельницей их добрых взаимоотношений. Они часто засиживались в беседке за чашечкой чая, прогуливались по парку, мило беседовали. Однажды, на прогулке Дона потеряла зонтик, и как только начался дождь, Эштон укрыл ее своим плащём. А на минувшей неделе он торопился найти ей нужные микстуры, заметив, что она кашляет. Гувернантка всегда вызывала симпатию у старшего брата, и это не новость. Но разве могла она допустить мысль, что они настолько близки?
По спине пробежал холодок. Они откровенно лгали ей всё это время. Оба…
Буквально вчера, зайдя на кухню выпить воды, Мари застала Дону, сидящей у камина с книгой. А утром оказалось, что Эштон ночевал дома, впервые за неделю. Много-много различных эпизодов теперь открылось совершенно в ином свете. Казалось бы, безобидный аксессуар, а пролил свет на крайне бесчестный акт…
– Мари, прошу, позвольте мне всё объяснить! Я давно намеревался рассказать, вот только не мог решиться. Может, это и к лучшему, что вы узнали, и нам не придётся и дальше прятаться!
Ибо я взрослый мужчина, а Дона – зрелая женщина, готовая сама делать выбор! – сделав небольшую паузу, он добавил более решительно:
– И ещё, я люблю её, всем сердцем люблю!
Слова резали слух Мари, её словно окатили ледяной водой. Окинув его презрительным взглядом, девушка бросилась прочь из комнаты брата, так ничего и не ответив. Мари одолевали противоречивые чувства: «ярость» и «ревность». Она по-детски ревновала брата к женщине, которую любила почти так же, как и его.
Ладно, Эштон, отец говорил, что мужчины «из другого теста», но как Дона, как она допустила такое бесчестие?! Где её достоинство, которое она годами прививала Мари? Выходит, что, внушая ей благоразумие и нравственность, сама нарушила все нормы и границы!
Когда Мари вошла в спальню Доны, женщина что-то читала, сидя за письменным столом.
– Что с вами, Мари? На вас лица нет! Пожалуй, вам лучше присесть, – предложила Дона, пододвигая стул. Но Мари отказалась резким кивком головы.
– Вы меня пугаете, милая, что случилось? Не молчите! – испуганно произнесла женщина и попыталась обнять девушку. Мари протянула ей брошь. Дона не сразу поняла этот жест.
Вдруг вспомнив свой визит к Эштону накануне, резко отвела руку назад и опустила взгляд, не в силах смотреть в лицо воспитаннице. Мари же, не дав времени Доне прийти в себя, дабы оправдать свой постыдный проступок, бросила украшение на стол и выдохнула, глядя в её растерянные глаза: