Вероника Десмонд
Импринт
© Вероника Десмонд, 2024
© Е. Матушкина, иллюстрация на обложку
© ООО «Издательство АСТ», 2024
В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
Дизайн обложки Элины Кунтыш
* * *
Посвящается каждому,
кто неравнодушен к злодеям…
Плейлист
Giorgio Austin – You put a spell on me
Måneskin – I WANNA BE YOUR SLAVE
The Pierces – Bitch
Nessa Barrett – do you really want to hurt me
Asking Alexandria – Psycho
Adele – Set Fire to the Rain
MARINA – Bubblegum Bitch
J2 – Crazy in Love
Neoni – DARKSIDE
Глава 1
Мотив
«…But I set fire to the rain
…Но я подожгла потоки дождя,
Watched it pour as I touched your face
Касаясь твоего лица, смотрела, как он льётся,
Well, it burned while I cried
Он обжигал, пока я плакала,
‘Cause I heard it screaming out your name
Потому что слышала твоё имя в нём»
Adele – Set Fire to the Rain
Лондон, Англия.
Призрак.
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту Хитроу. Температура за бортом 59 градусов по Фаренгейту[1], время 16:00. Командир корабля и экипаж прощаются с вами…
Последние несколько дней я только и делала, что думала о возвращении в Англию, но теперь, когда я вижу в иллюминаторе знакомые надписи, размывающиеся под потоком ливня, мне становится дурно.
«Дыши, – приказываю я себе мысленно и использую дыхательную практику, – Вдох, задержать дыхание, глубокий выдох. Вдох, задержать дыхание, глубокий выдох…»
Помни о причине приезда, Кэт. Ты разберешься со всеми делами и вернешься в Канаду. Такой был план.
Судя по письмам доктора Уилсона, ситуация в клинике совсем плачевная. «Рид Хоспитал» – дело всей жизни моего умершего отца, и я не могла позволить матери разрушить единственное его наследие. Была бы моя воля, я бы и носа не сунула в эту проклятую страну, где каждое здание, каждый запах напоминал мне о…
Черт!
Честно говоря, десятичасовой перелет прошел замечательно. Я слушала музыку, перечитывала «Экспериментальную психологию» Шнейдер, даже успела поспать, но стоило самолету начать снижение и меня накрыло.
Огромное столпотворение людей лишь усугубляет ситуацию. И я оправдываю себя тем, что моя тревога возникла не на пустом месте. Впрочем, была и другая причина: потаенная, прилипчивая, от которой я, к своей досаде, никак не могла отмахнуться…
Лондон встречает меня хмурым сине-серым небом и бодрящим сырым воздухом. Вылетев из стеклянных дверей Хитроу, я подставляю лицо под капли дождя и делаю глубокий вдох, возвращая утраченное душевное равновесие.
– Почему ты никогда не используешь зонт?
– Прекрати меня преследовать!
– Ты же знаешь, что я не прекращу. Никогда. Возьми мою толстовку.
Глубокий хриплый тембр у меня в голове перекрывается чужим вежливым. Знакомым. Я не сразу осознаю, что обращаются именно ко мне.
– Мисс Рид?
Темнеющее небо скрывается за черным зонтом. Когда я опускаю голову, то вижу Морриса, любезно ожидающего меня с табличкой.
– Что? – бормочу я.
Господи! Да что со мной не так?
– Мисс Рид, садитесь в машину, – громко произносит водитель. В его темных волосах виднеется седина, а вокруг добрых карих глаз появились морщинки. – Это весь ваш багаж?
Я растерянно гляжу на свой единственный небольшой чемодан и киваю. Никогда не видела смысла таскать с собой кучу одежды, а вот книги… книги занимали, пожалуй, большую часть моих вещей.
– Вы… – начинает мужчина, но тут же замолкает.
Семь лет прошло, было так странно видеть мистера Морриса. Наверное, мужчина разделял те же чувства, что и я.
Смятение. Название этого чувства – смятение. И оно будет преследовать меня еще долгое время, я уверена.
– Вы так выросли, – в конце концов говорит мистер Моррис, морщинки вокруг его глаз становятся глубже, когда он улыбается. – Миссис Рид дала четкие указания привезти вас домой как можно раньше. Но, полагаю, вы не намерены следовать ее плану?
Я широко улыбаюсь, наконец приходя в себя, и крепко обнимаю водителя, которого я видела чаще, чем свою мать. Руки мужчины хлопают меня по спине. В нос ударяет терпкий древесный запах парфюма, крепко въевшийся в его коричневое пальто.
Я зажмуриваюсь, на миг возвращаясь в детство, и шепчу:
– Отвезите меня на Джеймс-стрит.
– Конечно, мисс.
Выехав из Хитроу, я снова и снова прокручиваю список действий на ближайшее время. Если повезет, я закончу все дела за месяц. Если же нет… что ж, придется потерпеть.
Я зарываюсь носом в серый пушистый шарф и разглядываю сверкающие огни города. Лондон почти не изменился. И в то же время он стал больше, опаснее… страшнее. Была ли я рада, что вернулась в Англию? Я усмехаюсь, проезжая мимо любимого паба. Ярко-красный фасад, встроенный в скучный английский дом, зеленая дверь и надпись «Пэтти энд Бан». Все же некоторые вещи остаются неизменными.
Я беру еду навынос, прихватив картошку для мистера Морриса. Наконец, сердце успокаивается, и я снова могу нормально дышать. Бургер оказывается просто отменный. Такой, каким я его помню: говяжья котлета, три ломтика сыра, мало кетчупа и много горчицы. Эта Пэтти определенно знает толк в бургерах.
Мама с сестрой жили в Белгравии – центральном районе Лондона, в шикарном белоснежном таунхаусе, который был давно нам не по карману. Но когда миссис Рид умела правильно расставлять приоритеты?
– Катерина, ты приехала! – Мари сидит в гостиной, обложившись учебниками. Она явно готовилась к экзаменам, хотя на ней надет строгий серый костюм, словно она собиралась ужинать с премьер-министром Великобритании, а вовсе не со своей сестрой.
Мы виделись совсем недавно: Мари прилетала в Ванкувер во время ее летних каникул. Но, обнимая сестру, я все равно осознаю, насколько же сильно я соскучилась.
– Почему ты так одета? – спрашиваю я, стягивая с себя пальто.
– Мама забронировала столик в «Ормер Мейфор», – Мари поправила свои светлые волосы, которые я растрепала своей пятерней. – Ты не знала?
Конечно же, нет. Если бы знала, то сразу бы отказалась.
Показываться в элитном обществе сплетников и настоящих заноз в заднице – последнее, что я собиралась делать в день своего приезда. Однако маму это, по всей видимости, не заботило.
– Ты приехала! – восклицает миссис Рид, спускаясь по витой лестнице. Ее обесцвеченные волосы идеально уложены, а худую фигуру обтягивает черное платье-футляр. Она целует меня в обе щеки, и я заставляю себя не морщиться от сладкого запаха ее парфюма. – Боже мой, ты выглядишь просто отвратительно, Катерина.
Я пропускаю мимо ушей ее комментарий по поводу моей внешности. В конце концов, она никогда не была мной довольна. А мне, в свою очередь, были всегда безразличны ее оценки.
Ну почти всегда.
– Твой самолет сел четыре часа назад, что ты делала все это время?
– Пробки, – вру я, обнимая Мари за плечи. – Я не собираюсь ужинать сегодня в «Ормере», мама. У меня был десятичасовой перелет и все, что я хочу, – это принять горячий душ и побыстрее заснуть.
Ее губы складываются в одну тонкую линию:
– Это не обсуждается. Тебя не было почти семь лет! Мы обязаны показаться все вместе сегодня. Всей семьей.
Я выгибаю бровь. Семьей, значит.
– Во-первых, я никому ничего не обязана, – говорю я безразлично. – Во-вторых, завтра у нас будет отличная возможность показаться на благотворительном вечере. Поэтому прошу меня извинить, я устала.
Я уже было двинулась в сторону лестницы, как в холле дома раздался ее недовольный голос:
– Кэт, ты же прекрасно знаешь, твоя репутация…
Я резко оборачиваюсь и перебиваю ее:
– Я знаю, мама. И мне нужно время, чтобы подготовиться к завтрашнему вечеру, – морально подготовиться. – Не заставляй меня идти против себя.
На ее красивом лице отражается неуверенность, но спустя недолгую паузу она все же кивает.
Сердце вновь начинает колотиться, стоило маме в очередной раз напомнить мне о вещах, которых я всячески старалась избегать.
Избегание – это так глупо, не так ли? Однако многочисленные терапевтические сессии не приносили никаких результатов. По этой же причине я отказывалась от работы с супервизором, хотя от степени магистра по психологии меня отделяла лишь сдача последних экзаменов.
Я устало смотрю на свое отражение в зеркале. Непослушные волосы светло-русого оттенка, чересчур бледная кожа, серые глаза и темные круги под глазами из-за ночной работы над дипломом. Мне и вправду стоит отдохнуть, если я хочу произвести на друзей отца хорошее впечатление.
«Если это вообще возможно», – гадко шепчет подсознание.
Но я уничтожаю все сомнения в зародыше, с час стою под обжигающе-горячим душем и, забравшись под хрустящее белое одеяло, засыпаю.
Были ли я рада, что вернулась в Англию?
Нет.
Я была в ужасе.
Элгин, Шотландия.
Воспоминания.
Призрак.
Мне страшно.
Мне чертовски страшно.
Высокие столетние деревья тянутся к темному небу, пока я, борясь с горящими легкими, продолжаю бежать. В темной чаще шотландского леса, сквозь которую едва проглядывает луна, наверняка водятся опасные хищники. И тем не менее на меня наводит ужас лишь один – тот, что гонится за мной.
По моим щекам текут слезы, я захлебываюсь ими, не сбавляя бешеного темпа.
Он выследит меня. Я знаю, он выследит меня, но я не сдамся.
Я не осторожничаю, пока несусь на всей скорости, стараясь часто менять направление.
Под кедами хрустят сломанные бурями ветки. Скорее всего, меня слышно за милю. Особенно из-за шумного дыхания и сумасшедшего сердцебиения, застрявшего где-то в горле. Однако я не собираюсь повторять одну и ту же ошибку дважды: если я спрячусь, он найдет меня.
Он всегда меня находил, потому что он чертов охотник.
Мои руки исцарапаны, а ноги ватные настолько, что я готова упасть навзничь и никогда более не вставать. Но я не сдаюсь, продолжаю бежать, пока не слышу позади себя тихий смех.
Желудок проваливается куда-то вниз, и я задыхаюсь от страха, когда выхожу к реке.
Как это… как это возможно? До моего сознания доходит пугающая истина.
Нет, нет, нет… нет!
Черт возьми… Этот подонок специально загонял меня в тупик.
Мое сердце колотится, и холод охватывает мои нетвердые конечности. Мне не нужно видеть это, чтобы почувствовать изменение атмосферы.
Он близко.
Он позади меня.
Резко свернув направо, я скольжу кедами по влажными камням, покрытым густым мхом, и, к моему ужасу, правая нога подворачивается. Я теряю равновесие и готовлюсь к болезненному падению, но сильные руки дергают меня на себя, выбивая из моей груди весь воздух.
– Поймал тебя, – его голос, хрипловатый и низкий, звучит пугающе.
Я чувствую за спиной его твердую грудь, которая мерно вздымается, будто он не гнался за мной чертовых пять миль.
Мой крик глушится его большой ладонью, закрывшей мне рот. Я бешено дышу через нос, извиваюсь, пытаюсь освободиться, но это невозможно.
Меня разворачивают с абсолютной легкостью и берут в плен мои запястья.
– Сейчас я уберу свою руку с твоего милого рта и ты не издашь ни звука. Ты поняла меня?
Я смотрю на него яростно и хочу убить прямо на месте. Сквозь слезы я могу разглядеть лишь черные пустые глаза. Глаза дьявола.
Грудь высоко поднимается и опускается. Он медленно убирает руку с моего лица, нежным движением заправляя выбившуюся прядь за ухо. Меня тошнит, все тело охватывает озноб, но, несмотря на парализующий страх, я произношу с ненавистью, прекрасно осознавая, что за этой вспышкой последует наказание:
– Да пошел ты!
Он смотрит на меня темными глазами. Такими темными, что они практически сливаются с ночью.
– Мне нравится твоя ярость, – говорит он тихо. – Я рад, что она никуда не исчезает.
У моего кошмара даже не было лица: оно всегда прикрыто маской. Все, что я знаю о нем: он очень высокий и очень сильный – отличное качество для серийного убийцы и психопата. И никаких отличительных признаков. Черная толстовка, джинсы и массивные ботинки.
Его взгляд падает на мои губы.
– Нет, – шепчу я.
– Неправильное слово, котенок, – его голос понижается, а рука хватает меня за затылок, приближая мое лицо к своему. Я давлюсь воздухом, когда ощущаю его тяжелое дыхание. – Хочу твои губы. Везде.
– Пожалуйста, не надо, – дрожу я, слезы льются из моих глаз сплошным потоком, как и начавшийся дождь.
– Закрой глаза. И не открывай, пока я не скажу.
Я слушаюсь, чтобы не видеть бешеной темноты напротив. А затем вздрагиваю, ощутив чужой язык. Язык, который слизывает влагу с моих щек.
– Не плачь, Кэт, – шепчет он. Один громкий удар сердца, и хриплый голос говорит: – Мы еще не перешли к главному.
Примечание:
Мотив – внутренняя устойчивая психологическая причина поведения или поступка человека.
Глава 2
Адаптация
«…That I’d fallen for a lie
Что я купилась на ложь?
You were never on my side
Ты никогда не был на моей стороне.
Fool me once, fool me twice
Обманул меня раз, обмани и дважды»
Billie Eilish – No Time to Die
Лондон, Англия.
Настоящее время.
Призрак.
Я неподвижно лежу под тяжелым одеялом, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. Конечно же, я понимала, что кошмары могут участиться, учитывая столь резкую смену обстановки и… иные обстоятельства, но одно дело понимать, и совсем другое – видеть их наяву.
Дисплей телефона показывает 04:21, и я радуюсь, что мне удалось проспать практически всю ночь, не мучаясь при этом от бессонницы.
«Забудь об этом, Кэт, – прошу я себя, пожалуй, уже в тысячный раз. – Ты больше никогда его не увидишь. По крайней мере, лицом к лицу. Все закончилось семь лет назад. И подобное не повторится». От этой мантры мое настроение улучшается, я подготавливаю себе пенную ванну, чтобы отогреть холодную кожу, и, вставив в уши AirPods, слушаю «Unwritten» Наташи Бедингфилд.
К восьми часам утра я даже начинаю ощущать себя счастливым человеком. Моя кожа сияет, волосы уложены идеальной волной, а тело облегает невероятно мягкое кашемировое платье. Не хватает только кофе, но я быстро выполняю этот жизненно важный пункт и включаю кофемашину, чтобы приготовить себе капучино на кокосовом молоке.
Боже, как я люблю Мари. Наверняка именно она позаботилась покупкой альтернативного молока, потому что в этом доме только у меня была аллергия.
Взгляд цепляется за брошюру благотворительного вечера. Неужели сегодня большинство моих проблем может решиться?
Допивая кофе, я понимаю, что мама не отстанет от меня, пока мы не найдем мне идеальное платье. Если честно, я уже приобрела одно, когда была в Ванкувере, но вряд ли мой выбор удовлетворит вкусы Анны Рид. Ладно, я не так уж и против померить несколько вариантов, где-то в глубине души я знала, что соскучилась по этому. Нет, не по роскоши, скорее по… маме.
– Доброе утро, – говорит мне миссис Рид, усаживаясь на стул передо мной. – Не подашь мне апельсиновый сок?
Конечно же, я заметила, что в доме не было никакой прислуги, кроме разве что персонала из клининга, но девушка ушла быстрее, чем я успела попросить ее приготовить мне завтрак.
– Какой у нас план на сегодня? – спрашиваю я, наливая ей сок.
Моя рука дергается, когда она отвечает:
– Он будет на благотворительном вечере.
Я сглатываю, стараясь всеми силами сохранить невозмутимое выражение лица. Мама смотрит на меня невинным взглядом, я хмурюсь.
– Вероятно, он будет одним из спонсоров, – продолжает она прищурившись.
– Мне нужно будет с ним разговаривать? – мое дыхание прерывается.
– Нет, господи. Конечно же, нет.
Я облегченно выдыхаю.
– Но тебе придется пожать ему руку.
– Нет, – я мотаю головой, излишне громко ставя стакан на мраморную столешницу. – Этому не бывать.
– Но, Катерина…
– Нет, мама, – с нажимом произношу я. – Я сделаю все что угодно ради клиники. Все что угодно, ты знаешь. Но от Сноу я буду держаться подальше.
Ну вот. Я все-таки произнесла имя своего персонального кошмара. Это не так уж и трудно. Еще бы руки не дрожали – и было бы совсем замечательно.
Я предпочитаю сменить тему:
– Ты все еще работаешь с Джессикой?
Ранее именно Джессика Нортон одевала нас на все важные вечера, но я не была уверена, был ли сейчас этот высокооплачиваемый стилист нам по карману.
Мама морщится едва-едва заметно, но этого хватает, чтобы я наконец увидела в ней человека. Живого человека. В идеально выглаженных брюках, белоснежной блузке и с пучком блондинистых волос, которые лежали волосок к волоску. Иногда мне казалось, что Анна Рид была роботом. Впрочем, так думала не только я.
– Нет, больше нет, – отвечает она сухо. – Я пригласила Эмму Кларк.
– Эмму? – удивляюсь я. – Мою одноклассницу?
Сердце делает радостный кульбит. Если честно, я была рада услышать про мою давнюю подругу со времен Кингстона. Эмма Кларк и Эль Смит – единственные, кто не отвернулся от меня… в тот день. И хоть после моего отъезда в Канаду мы больше не общались, я бы хотела увидеть их снова.
Она кивает и хмуро смотрит на сэндвич у меня в руке:
– Ты же не думаешь съесть его, Катерина?
– Именно это я и собираюсь сделать, мама.
Она выхватывает из моей руки сэндвич, прежде чем я успеваю поднести его ко рту:
– Ты должна выглядеть идеально! Никаких углеводов до вечера. А лучше вообще никакой еды!
Я смеюсь, узнавая ее характер.
– Ну да, урчание в животе и голодный обморок куда более предпочтительнее, не так ли?
– На вечере тебя будут фотографировать во всех ракурсах. Хочешь, чтобы в газетах появились заголовки о твоей возможной беременности?
Господи, что за глупости. Я уже и забыла, что значит мамино стремление к идеальности.
– И ты не упадешь в голодный обморок, Катя, – злится она, переходя на русский. – Уверена: вчерашнего огромного бургера было вполне достаточно.
Я прищуриваюсь. Доложили все-таки. Но кто я такая, чтобы винить мистера Морриса? Если Анне Рид что-нибудь надо, то она достанет это всеми возможными способами.
Мама смотрит на часы.
– Эмма скоро приедет. Разбуди Марию, пожалуйста. И, Катерина, – она строго смотрит на меня, пока допивает сок – по всей видимости, последние ее калории на сегодня. – Никакой еды.
Я грустно откладываю сэндвич, понимая, что буду мечтать о нем весь сегодняшний день. Но безумные приказы мамы не так уж и плохи. Я прекрасно знаю, что может сделать пресса, если дать им малейший повод. Люди вообще по своей природе жестоки. И будет куда разумнее избегать любых ошибок.
Любых. Ошибок.
Особенно тех, чье имя начинается на К.
Эмма Кларк – это бурбон двадцатипятилетней выдержки.
Непослушные рыжие волосы, стальной характер, безупречное чувство вкуса и жесткость, которой порой мне не хватало. Мы познакомились в старших классах Кингстона – в элитной школе для детей из влиятельных семей Великобритании. В школе-пансионате определенно не повеселишься, но эта девушка каким-то немыслимым образом находила нам всем приключения.
И мне этого жутко не хватало.
Я спускаюсь по лестнице, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. Внизу, расположившись на огромном диване молочного цвета, Эмма активно что-то печатает, держа в руках телефон. Боже мой, наш чат. Как же я чертовски соскучилась по нему!
Я была уверена, что семь лет разлуки отдалят нас настолько, что мы едва узнаем друг друга на улице, но, видя повзрослевшее лицо Эммы, я улыбаюсь так, словно сегодня мой день рождения.
– Привет, – выдыхает она, обернувшись, и тут же вскакивает на ноги.
Она одета в удивительной красоты изумрудный костюм и высоченные шпильки. И я едва не усмехаюсь. Ну конечно, куда же Эмма и без туфель.
– Привет, – говорю я несколько неловко, разглядывая ее большие зеленые глаза.
Она делает то же самое, пока не произносит суровое:
– Если ты сейчас же меня не обнимешь, клянусь, я задушу тебя, Рид.
Моя улыбка становится шире, и я падаю в ее крепкие объятия, глубоко вдыхая в себя запах фрезий.
– Я так чертовски по тебе скучала, Катерина, – шепчет она мне, стискивая руки у меня за спиной. Кажется, еще немного и Эмма сломает мне ребра.
– Я тоже, Эм. Я тоже, – шепчу я в ответ, сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Я промаргиваюсь, чтобы не заплакать.
«Держи себя в руках, Кэт», – приказываю я себе, отстраняясь.
Эмма недовольно поджимает губы.
– Я бы могла быть добренькой, но увы, это прерогатива Эль. Мы звонили тебе. И писали. Тысячу, мать его, раз. Даже прилетали в Канаду, пытаясь найти тебя.
В сердце впивается тысяча игл. Я замираю, оглушенная новостью. О господи, они даже прилетали ко мне в Ванкувер?
– Где ты пряталась, Кэт? – Эмма повышает голос, но вдруг замолкает и судорожно выдыхает, хватая меня за плечи. – Я понимаю, тебе было тяжело, но ты могла бы не перечеркивать всю свою жизнь из-за одного мудака.
– Не надо, Эмма, – тихо говорю я. Нет, пожалуйста. Я не хочу говорить об этом. – Мы можем отложить этот разговор?
Я не готова. Не сейчас.
Возможно, я никогда не буду готова.
И тем не менее я уверена, что мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что я здесь. Что я в Англии. И что мы, вероятно, живем с ним в одном городе.
Эмма недовольно выдыхает и кивает, удивляя меня неожиданной сдержанностью. Неужели она повзрослела и научилась справляться со своим взрывным характером? Сердце вновь больно екает лишь от одной мысли, что я пропустила взросление своих подруг.
Что было бы, если я осталась?
Нет, даже не думай об этом, фиксация на прошлом – это деструктивные мысли.
– О, мы обязательно поговорим, – уже мягче произносит Эмма, придирчиво оглядывая мою фигуру. По ее лицу пробегает тень сожаления. – Ты выглядишь похудевшей на несколько фунтов, а то и больше. Анна говорила мне твой размер, но он и близко не XS, Кэтти.
Она качает головой, заглядывая мне в глаза. Мне становится неловко, когда я вижу в них жалость.
– Пожалуйста, ешь больше.
– Я хорошо питаюсь, Эм, – говорю я, невольно улыбаясь. Она не изменилась. Все так же опекает и заботится о каждом человеке на этой планете. – Предлагаю обсудить платья, а потом я приглашаю тебя на обед. Ты согласна?
Я говорила, что у меня есть некоторые проблемы с социализацией?
Мое дыхание на миг задерживается, пока я жду ее ответа. И мои плечи расслабляются, стоит девушке произнести радостное:
– Конечно! Как насчет Сохо-хауса?
Видимо, Эмма все еще поддерживает членство в этом клубе, но я бы не хотела встречать знакомых. Предпочитаю держаться в энергосберегающем режиме до начала благотворительного вечера, потому как силы мне понадобятся. Много сил.
Я качаю головой и озвучиваю свой вариант:
– Ты убьешь меня, если я предложу «Старбакс»? Я хочу тыквенно-пряный латте, – я запинаюсь, когда чуть не произношу: – И сэндвич.
Точно, никакого сэндвича. Однако убойная доза сахара и кофеина мне точно не повредит.
Эмма улыбается от уха до уха и опять стискивает меня в объятьях.
– Моя дорогая Кэтти. Я обожаю твою тягу к сладкому и тем более я обожаю тебя. Значит, «Старбакс».
– Значит, «Старбакс», – киваю я, пытаясь сдержать очередную улыбку.
Пожалуй, я давно не была так счастлива, и впервые за полтора дня в Англии ловлю себя на мысли, что, возможно, мой приезд – не такая уж и плохая идея.
– Давай определимся с нарядом, – она тянет меня за руку, чтобы подвести к рейлу с развешанными платьями. – Половина из них будет тебе велика, хм…
Она хмурится, пока перебирает варианты, и достает самый ненавистный цвет на планете Земля.
Я моментально бледнею.
– Может…
– Только не красный! – перебиваю я чересчур возбужденно.
– Но тебе так подходит этот цвет, – настаивает на своем Эмма. – Раньше ты…
– Нет, – говорю я категорично. – Думаю, я предпочту черный.
Она кидает на меня странный взгляд и, слава Богу, никак не комментирует мое странное поведение.
– Тогда это.
Я придирчиво смотрю на его длину. Эмма прищуривается.
– Даже не думай, маленькая ханжа. У него нормальная длина, – в мои руки впихивают платье. – Меряй.
У него совершенно точно ненормальная длина.
– Нет, – выдвигаю я вердикт, когда смотрю на себя в зеркале.
– Да, Катерина, – говорит Эмма бесстрастным голосом у меня за спиной. – Ставлю свой «Астон Мартин» на то, что сегодня все захотят тебя трахнуть.
Я морщусь от ее грубых слов. В этом вся Эмма – бурбон двадцатипятилетней выдержки, ей все равно, что о ней думают другие.
– Мне не нужен такой эффект.
– Мы сделаем из тебя сексуального ангела, Кэт, – коварно улыбается подруга. Ее глаза страстно загораются. – Сначала ты сразишь их красотой, а потом – своим интеллектом.
Я качаю головой, пока из моей груди вырывается смех.
В итоге Эмма все равно настаивает на своем. Она также добавляет к платью черные «Маноло Бланик» со сверкающей пряжкой и бант, которым мы позже заколем несколько прядей на затылке, распустив мои светлые волосы.
Сидя в кофейне на Бейкер-стрит, я слушаю увлеченную речь Эммы и с удовольствием пью латте – настолько сладкий, что уровень сахара в крови повышается до максимума.
И, как ни странно, моя тревога проходит.
Кто бы знал, что безлактозные взбитые сливки в «Старбаксе» – лучшее успокоительное?
Примечание:
Адаптация – приспособление органов чувств к особенностям действующих на них стимулов с целью их наилучшего восприятия и предохранения рецепторов от излишней перегрузки.