Виктор Блытов
Кузя
– Не выключу! Пусть весь мир узнает о зверствах диких русских! – упорствовал чеченец, – простому чеченцу негде голову приложить. Завтра о вашем попустительстве узнает вся Европа, весь цивилизованный мир!
– Уважаемый Магомед-хаджи! – лениво закуривая, сказал Морозов, – умерь свой пыл для проповедей в твоем доме, которые ты проводишь и на которых призываешь чеченскую молодежь к войне с неверными. Твой сын при всех жителях, бывших перед магазином, обозвал проходивших мимо людей грязными собаками, так перевел мне его высказывание дед Идрис. Твой сын угрожал проходившим мимо людям вот этим ножом! – с этими словами голубоглазый майор вывалил на стол ножи, завернутые в платок, – на одном из этих ножей есть отпечатки рук твоего сына. Так что забирай свои заявления и выключай диктофон!
– Что, мой сын так и сказал? Мне он сказал, что стояли никого не трогали, подошли русские – этот и другой – и начали его избивать!
– Твой сын тебя обманул! Твой сын, когда мы проходили мимо, сказал такие слова! – и Кузьма по-чеченски повторил слова, сказанные Русланом.
– Дай сюда заявление! – потребовал у майора Магомед Зурабов.
– Так не делается, Магомед-хаджи! Ты напиши теперь мне заявление, что по доброй воле забираешь заявление и претензий не имеешь, а то отдам я тебе их, а завтра в уважаемых газетах появится информация об издевательствах над простыми чеченцами и то, что офицер милиции отказался у тебя принимать даже заявление. Если не напишешь, то я сегодня буду вынужден возбудить по факту угрозы ножом людям, кстати, не первому факту. А это тянет минимум на колонию. И чтобы ты знал, то я сегодня же пойду к прокурору!
– Что писать? – буркнул Магомед-хаджи, садясь на свободный стул, – если сын первый обозвал людей и угрожал ножом, то зачем сразу в колонию? Он же никого не порезал? Я его накажу сам и забираю заявление. А ты не ходи в прокуратуру и дело не возбуждай. Хорошо? – уже заискивающе спросил Магомед-хаджи.
Без слов он дописал заявление и положил на стол Морозову.
Тот внимательно прочитал, попросил что-то добавить, потом удовлетворённо положил бумагу в стол и развел руками.
– Договорились, Магомед-хаджи! И передай сыну, чтобы наших парней не задирал, а то если закончится все однажды поноживщиной, то ему будет светить не детская колония, а минимум тюрьма. Ему же уже есть 16 лет?
– Есть, есть! Но и вы нас и их поймите! На нашей земле война, нас выгнали из своих домов!
– Ладно, иди. Уважаемый! – махнул рукой Морозов.
Когда за Магомедом – хаджи закрылась дверь, все заулыбались, а Морозов убрал в сейф написанную Магомедом бумагу.
– Вот так и не заметишь, как станешь героем какого-нибудь репортажа в центральной газете или за рубежом. А потом по ней будет расследование Генеральной прокуратуры, Страсбургского суда и прочих причастных и непричастных инстанций. А ты говоришь, что сделали со станицей? Что сделали со страной? Ты думаешь, ситуация в других станицах лучше? В станице Глуховской состоялся сход казаков, потребовавший выселения всех кавказцев, в станице Хмельницкой после того, как горячие кавказские головы порезали на танцах, ныне называемых дискотекой, пару станичных парней на смерть, станишники пожгли дома всех чеченцев. Ты думаешь, поймали убийц? Вон их морды до сих пор в крае в розыске, можешь увидеть на «доске почета» сбежавших преступников перед отделением. А сейчас они наверняка воюют за независимость Ичкерии против наших мальчишек и против России. Подрастет Руслан Зурабов и будь уверен, что тоже уедет воевать.
– И неужели нельзя ничего поделать? – спросил, набычившись, Кузьма.
– Во-первых, надо победить тех, кто взял в руки оружие, а во-вторых, разобраться с врагами внутренними или они разберутся с нами. И завтра границы России могут стать при такой политике границами Московской области.
– Тут такое дело, Кузьма! – вступил в разговор Павел, – ты понимаешь, что мы сами себя убиваем? Ты думаешь, как они прописываются в станицах? Кто продает им дома и российские паспорта? Вот я и говорю – сами же своими руками! А так, в одних станицах получше, в других, где руководство похилее, да посогласистей, там похуже. А эти активно завозят из Афгана наркотики. Нашу молодежь подсаживают на дурь и физически убивают наш народ. Я спрашиваю себя, а массовое переселение в станицы чеченцев – это замысел или случайность? И почему так равномерно селятся и почему в каждой станице есть свой Магомед-хаджи? И куда смотрят там в Краснодаре? Но ты думаешь, такая ситуация только в Краснодарском крае? На Ставрополье хуже на порядок. На Дону то же самое, как у нас. И эти пособники передают боевикам всю информацию о передвижении наших войск, провоцируют инциденты с казаками в станицах. А у нас связывают руки, не дают решить вопрос, по существу. Давайте, братья, лучше по 100 грамм! – и он заулыбался, достав из кармана своих брюк плоскую фляжку.
– Кузьма! Мое командование обязало меня оказывать тебе полную поддержку и твоему делу. У тебя есть ко мне вопросы?
– У меня к вам обоим не вопрос, а просьба! – ответил Кузьма, – о том, кто мы, откуда и зачем – никто не должен знать! Вам, видимо, еще поступит секретная директива, согласованная с Краснодаром легенда проста. Слушайте и запоминайте! Наш отряд условно называемый «Тамань», сформирован в рамках военных сборов военнослужащих запаса. Наша задача – в течении трех месяцев организовать строительные работы на территории Ставропольского края в районе станиц Курской, Нагутской и Суворовской. То есть – это просто сборы. Так всем и говорить!
Кузьма внимательно посмотрел на сидевших перед ним офицеров.
Они согласились с ним и обещали полное содействие.
Договорившись с Пашей назавтра, домой Кузьма шел полный раздумий. Внезапно в одном из переулков рядом с домом его остановил за рукав чеченец.
– Мы знаем, что ты командир казачьего отряда «Тамань» и прежде, чем ты попадешь в Чечню, ты вспомни, что у тебя дома старые отец и мать!
Кузьма со всей злобой схватил за горло чеченца и поднял в воздух.
– Слушай внимательно меня и запоминай все, что я скажу! Если с моими отцом и матерью хоть что-то случится, если кто-то из ваших скажет в их сторону плохое слово, я вас всех здесь в станице положу и ни на кого не посмотрю, ни на какие законы! – Кузьма гадостливо отшвырнул в сторону чеченца, вытер руки о штаны, и пошел домой.
– Вы все русские такие! – кричал ему в след, видимо, сильно ушибленный чеченец.
Дома его ждали мать и отец. Отец натопил баньку, и они с Кузьмой с удовольствием попарились.
Сидя на полке, Кузьма рассказал отцу события сегодняшнего дня. Тот морщился от горячего пара и внимательно слушал Кузьму. Когда тот закончил, отец заговорил:
– Силы уже не те! А то я бы и сам постоял за мать, и никто нас не обидел бы. Но ведь они бьют внезапно из-за угла, когда не видишь кто. А закон у нас такой. Есть у нас в Москве писатель такой – Семен Троставкин – председатель комиссии по помилованию при Президенте России. Вот он и подписывает у Президента всякие приказы по помилованию всяких бандитов и убийц, у которых даже пробу ставить негде. А как-то спросил его один корреспондент, а что бы вы сделали, если бы вашу любимую внучку изнасиловал и убил негодяй? И что ты думаешь тот ответил? Говорит, что все равно попросил бы помиловать, а потом убил бы собственным руками. Красиво, конечно, но лукавит. Спит и видит, как скопить капитал и сорваться за границу, а страна хоть в тартарары провались!
Кузьма слышал много плохого об этом писателе, который вместо написания книг встал на защиту уголовного мира, прощая и милуя самых залитых кровью простых людей негодяев.
– Ну, а секты, Кузьма – посмотри, сколько разных расплодилось? Тут наши станичные придурки несколько дурней оделись в синие и розовые балахоны, постриглись наголо, оставив на затылке маленькую косичку, взяли в руки бубны и барабаны и ходят по станице и поют Хааре Кришна. Мол, воевать нельзя, должен быть мир между всеми. А эти, которые в клубе собираются и верят в сине-фиолетовых владык? Из Москвы приехала дама и собирает их в клубе. Сидят головами качают, как гипнозные. Не, Кузьма, порядка нет в станице! Стержень потерян у русской нации и казаков. Поэтому я и думаю, если ты будешь благое дело делать там, то значит, здесь нам станет легче!
Мать накрыла торжественный ужин, на который пригласила соседей Буняченко вместе с их дочерью Аленой. Девушка была симпатичная, светлая, с косой, как носили когда-то, она сидела за столом, потупив взгляд. Кузьме понравилась сразу, но, вспомнив о том, что ему предстоит, он помрачнел.
Спустя час к дому подъехали синие «Жигули». Мать выглянула в окошко и ахнула:
– Наташка никак приехала с семейством! Во счастье-то нам! Вот молодцы – не забыла! Хучь брата повидает!
И побежала встречать, вытирая руки о передник. За ней вышли на крыльцо Кузьма и отец.
К родителям приехали с гостинцами повидать брата и сестра Кузьмы – Наталья с мужем. И теперь она с Аленой и ее матерью Варварой Ивановной хлопотали, помогая матери накрывать на стол. Отец Алены Гнат носил разносолы, привезенные Натальей с кухни.
Положено так на Кубани, что если едешь в гости к родным, то везешь с собой всякие разносолы. Это считается нормой вежливости.
– Пойдем-ка, сынку, покурим! – позвал Кузьму на крыльцо отец.
– Так я ж, батя, не курю! Ты знаешь!
– Знаю, потому и зову! – жестким голосом сказал отец.
Он долго разминал свою беломорину, прикуривал от спички, вежливо поднесенной Кузьмой.
«Постарел отец, сдал, волосы седые все уже, морщины по лицу идут» – подумал вдруг Кузьма.
– Как тебе Алена? – спросил отец, выпустив дым в сторону и строго глядя на Кузьму.
– Вы, батя, с мамой совсем ополоумели с этой женитьбой!
– Тебе сколько лет? – психанул, еще раз затягиваясь, отец, – за сорок! Вот-то оно как! У Магомеда первая невестка каждый год рожает по чеченцу и у других тоже. А ты? Не спрашивай, почему чеченов в станице больше, чем казаков! Род свой надо продолжать казачий, а Алена девка справная и Буняченки наши соседи еще со времен Екатерины, если не ранее в Запорожье. Когда Охоцкий полк здесь ставил первую крепость, наши батьки были в первых рядах и со всех Черноморских станиц сюда за Кубань переселяли охотных, то есть согласных казаков с семьями. Так что, сынок, не кобенься! Вернешься в станицу, выполнив свой долг, сыграем свадьбу!
– А ежели не вернусь, батя? Ты подумал об этом?
– И думать не хочу! Обязан вернуться! Даже не перечь мене! Если ты считаешь меня своим отцом, а мать матерью, то вернешься и сделаешь то, что я тебе гутарю! А не сделаешь, не сын ты мне! Алену спасать надо! Засидится в девках и пропала. А потом появились покупатели в станицах, наших девок сманивают на работу в Турцию. Говорят, гувернантками или нянями – а сами в публичный дом, Наташами – так у них называется! Это только подумать надо – наших казачьих девок своими руками продаем турку в неволю. Кому? Кто? – отец в отчаянии махнул рукой.
– Это как же, батя?
– А так, сынок! Тут приезжие чеченцы Мирзоевы такой бизнес организовали год назад, а с ними несколько наших гаденышей из станицы. С нашей станицы и Камчатской девок пять уговорили на работы в Турцию. Одна из пяти вернулась. Рассказала, что привезли их туда, в эту туретчину, паспорта отобрали – и в бордель, кто не хотел – тех избивали. Мирзоевы тогда сбежали от гнева наших казаков, почуяли, что разнесут их хату по брёвнышку, а своих парней, которые с Мирзоевыми связались, мы по казачьи наказали. Надысь высекли на майдане и потом отдали властям суд творить по их законам. А семьи постановили выселить из станицы. Ты думаешь, их осудили?
– Не наказали?
– Не хочется срамных слов тебе гутарить, сынок, про это! Вот фиг тебе с маслом их кто осудил! – отец, аккуратно погасив папиросу в банке, стоявшей на перилах, показал Кузьме комбинацию из трех пальцев, – условный срок дали, а девки те, что в туретчине оказались по воле этих нелюдей, не вернулись до сих пор. Гутарят, шо сгинули! Не стали проституцией заниматься. Их эти же и порешили. Знаешь, какое горе дома у них? Так шо думай, казак, шо и как робить! А ты, казак, сын казачий и внук казачий и обязан об том думкать!
Кузьма подумал недолго, махнул рукой.
– Ладно, батя, воля ваша! – он улыбнулся, – коли вернусь с войны, женюсь на Алене, коль она не против этого! Но еще вернуться надоть! Я ж готовлюсь не сметану лопать банками в глухом амбаре.
– Вернешься, сынку, коли я тебе такой наказ гутарю! Мне тож мой батя гутарил, шо должен вернуться. Я вернулся, хоть от смерти не бегал, но и ее не искал! Проявлял казачью смекалку, как сделать так, чтобы победить и остаться живым. И ты проявляй смекалку! Плохо скажу тебе, Кузьма, что мы православные и у нас одного мужа только и можно. А Натаху Вислогузенко за кого выдать? Тоже одна девка страдает хорошая. Так бы всех их за наших хлопцев хороших отдать?
– Я тебе что, батя, элитный кобель? Ты не расстраивайся, батя – вернемся с победой! Привезу добрых женихов элитных казаков, таких, шо вся станица позавидует! – заулыбался Кузьма, представляя себя в роли свата всех станишных девок.
Они вернулись в хату, и отец молча кивнул жене – мол, все нормально.
Выпив, отец и Гнат, запели казачьи песни, а женщины с Натальей ушли в другую комнату разговаривать о своих делах. Кузьма и Алена вышли на крыльцо.
Из комнаты неслось:
– Шо то за хозяин, шо то за хома? Гость иде до дому, а коня нема!
– Прогуляемся по станице! – предложил Кузьма.
– Да страшно больно, Кузя! Чеченцы вечером выходят и дерутся с нашими парнями. Могут тебя порезать. Они с ножами все ходят.
– Со мной не бойся никого и ничего! Я смогу защитить тебя! – сказал, краснея, Кузьма и вдруг почувствовал, как Алена, взяв его за руку и прижавшись к его плечу, заплакала. Слезы протекали сквозь рубашку Кузьмы и разволновали его.
– Ты что, Аленка? Что случилось?
– Что-что? – закрывая лицо руками, не хотела отвечать Аленка.
– Расскажи, что тебя волнует?
Тоненькое, как тростинка, тело девушки разволновало его, и он почувствовал чувство сострадания к этой в общем-то беззащитной девушке, соседке, которую раньше и не замечал и даже не помнил.
– Руслан Зурабов проходу не дает! А они чеченцы, как нашими девушками побалуются, попортят, а потом сами на своих женихаются! У них с детства еще оговорено, кто на ком должен женится.
– Тю! Вот горе великое – на своих. Ну и пусть женихаются! Ты что, замуж за него собралась? Не плачь. Не дам я тебя в обиду ни Руслану, никакому другому Магомеду и со мной можешь ничего не бояться! – вытирал слезки из глаз Алены Кузьма.
Алена заулыбалась. Кузьма схватил с вешалки свою военную куртку и, подхватив ее под руку, вытащил за ворота.
Они пошли, обнявшись, к берегу реки, протекавшей через станицу. Шли не спеша по середине улицы мимо закрытых ставнями окон домов, высоких ворот и глухих заборов казачьих хозяйств. Кузьма накинул на ее хрупкие плечи свою курку и почувствовал себя, как никогда хорошо.
А потом полночи сидели на берегу реки на бревнышке и разговаривали.
Алена читала наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока. Кузьма слушал ее и думал про себя: «Вот живет рядом человек, а ты даже и не знаешь».
Аленка раскрылась ему полностью. Потянулась к его душе, и он ответил.
Всю ночь они гуляли вдоль реки, целовались и обнимались, только под утро он проводил ее до дома.
Когда Кузьма вернулся, отец курил на крыльце.
– Ты девку до свадьбы не попортил? – строго спросил отец, затягиваясь, – а то вы, моряки такие – поматросил и забросил! Тебе на войну, а ей куды с животом?
– Батя, ты чего? – возмутился Кузьма, – меня, офицера, за негодяя держишь? Может, я повод давал?
– Да так он спросил, Кузя, с дури природной! Звиняй отца родного! – раздался через окно взволнованный голос матери, хлопочущей на кухне.
«Тут у них особо не спрячешься. Все выведают! Недаром батя разведчик, а мать – жена разведчика!» – подумал Кузьма.
После завтрака к дому Кузьмы подъехала машина Пашки Зленко. Пашка планировал забрать в отряде на день сына и торопился по каким-то делам. Вчера с Кузьмой они уговорились у Морозова об этом. Мать, как всегда, навязала узелков с домашними деликатесами.
– Это тебе курка вареная. Здесь картоха своя. Рассыпчатая. Вот тебе пирожки, как ты любишь. Здесь медок дед Стас для тебя приготовил. А здеся твоим казакам принесли суседи, у которых дети у тебя в отряде. Там записки есть для кого.
– Мамо, ты шо? Я ж столько не довезу! И потом – я их всех планирую отпустить по домам.
– Вот отпустишь и хорошо еще дадут! А это отвези нашим станишникам!
Погода стояла не очень хорошая. Откуда-то с севера натянуло туч и моросил мелкий и противный дождь. На улице было хмуро и еще темно.
Кузьма обнялся у крыльца с отцом и матерью и, даже нагнувшись, поцеловал в нос пса Джохара, который радостно вилял хвостом, как вентилятором и выписывал такие кренделя.
Когда отъехали немного Кузьма посмотрел на часы.
– Семь часов поздно или рано? Чеченцы во сколько встают? Давай ка, Паша, к дому Зурабовых!
Пашка аж ахнул и почесал свои усы.
– Ты что же, Кузьма, мстить хочешь? Не трогай дерьмо – вонять не будет!
– Поворачивай! – приказал Кузьма шоферу.
И солдатик, повинуясь приказу Кузьмы, сам повернул на параллельную улицу. Пашка сидел молча и только качал головой и гнул губы.
Остановились у доброго, хорошо покрашенного и ухоженного дома с красивыми зелеными железными воротами.
– Вот дом Зурабовых, ранее был Черношапок, но они уехали куда-то. Чистая крепость стала, штурмовать сложно, Нужен танк. Ты смотри, все в цвета свои мусульманские покрасили! – оценил строение Пашка.
Кузьма вышел из машины и постучал в ворота. Долго не открывали, смотрели в окно – лишь во дворе лаяли две злые собаки. Затем раздался скрип замка и показался Магомед-хаджи в своей неизменной кожаной шапке типа тюбетейки.
– Что вам надо, господин офицер? – спросил он, увидев на этот раз Кузьму в форме с погонами и поклонился.
– Позови сына!
– Арестовывать пришел? – ахнул Магомед-хаджи, – за что? За то, что слово глупое сказал или детским ножиком попугал? Ненавидите вы русские ингушей.
– Меня ножом не испугаешь! – хмуро ответил Кузьма, – разговор у меня к нему! Пару слов хочу гутарить для него. Позови!
– Не позову! Спит он еще – под утро только пришел!
– Ну, так сам тогда передай ему на словах! – Кузьма посмотрел на часы, – ты знаешь, кто такой я, недаром твой человек мне от тебя привет вчера передал! – Кузьма хищно улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего, – передай Руслану, чтобы не бегал больше к Алене Буняченко! Это моя невеста! Пусть обходит ее дом и ее родичей за пол улицы. Ну, а тронет – пусть пеняет на себя! То же самое касается тебя! Если что с родителями случится – не прощу! Не посмотрю, что ты муфтий или в святой стране побывал. У меня законы свои. Я, когда в гневе, и ворота выламываю железные и кости ломаю, так что уже никогда не срастаются. Лучше забудь о нашей встрече, помни о моих словах и сына своего удержи от глупости! Если, конечно, у тебя голова на плечах есть! А лучше уезжайте из станицы от греха подальше!
Растерянный Магомед-хаджи понял, что Кузьма говорит от чистой души и, посмотрев на его сжатые кулаки, понял, что Кузьма свои угрозы выполнит.
Кузьма повернулся и пошел к машине.
Магомед-ходжи закрыл калитку и задвинул изнутри замок и понял, что ноги его дрожат, и он бессильно опустился на скамьи у входа в дом.
Стоявший сзади Кузьмы Паша, видимо, чтобы удержать его от необдуманных поступков, слышал весь разговор.
– Ты что, действительно, женишься?
– Коли вернусь живым с войны! – хмуро улыбнулся Кузьма.
Глава 12. Не все так просто, как казалось
В лагерь они приехали часам к одиннадцати. У штаба их встретил встревоженный Носов.
– Осипович на полигоне. Миронов тоже гоняет свои БТРы. Тот поломанный ему заменили на новый, теперь носятся со своим Варгановым, как угорелые, выбивают запасные детали для двигателей.
– Так хорошо, что носятся. Результат есть. Попробуй из этой вчерашней техники ЗГВ сделать что-то толковое. А они стараются, добиваются, выбивают новые детали и, смотри – БТР выбили. Усков на них смотреть уже не может нормально. Бегает от них. Все его технические запасы растащили.
– Пусть бегает. Еще новости есть?
– Есть, Кузьма Степанович! И хорошие, и плохие. С какой начинать?
Кузьма прошел в свое кресло, сел, потянулся как кот, вспомнив Аленку, такую хрупкую и прижавшуюся к его плечу.
Рядом на стул сел Пашка, а Николай Николаевич остался стоять.
– Значит так, во-первых, я взял стукачка и не одного, а трех, того, кто о нашем отряде докладывал в Чечню. Слава Богу, оказался не наш!
Кузьма заулыбался. Новость хорошая и самое главное, что не свой, чего они боялись больше всего. Враг внутри отряда – это самое плохое.
– Рассказывай, рассказывай и козла за причинное место не тяни!
– Ты уехал. Механизированная группа согласно плана ушла на марш-бросок на Холмский полигон. Вдруг прибегает ко мне Мирошенко и зовет с собой. Мы пошли за ним с Осиповичем. Глядь, а за баней сидит орел, антенну расправил и вещает по станции, а станция не наша, импортная. И вещает на не нашем, а на их языке. Оказалось, он не дагестанец никакой, как числится в документах, а чеченец-акинец из Хасавюрта. Мы его там и повязали. Осипович его слегка помял. А потом провел допрос, как принято у них, у котиков. Здесь целая организация. Аж три человека и у них есть связник в местной станице – тоже чеченец. Стали вербовать они нашего Канокова! Ну, знаешь, этого из отделения Мирошенко, он похож на кавказца. Им свои у нас во как нужны внутри. Тот согласился для вида, а сам все Мирошенко и рассказал. Стали разведчики по-тихому за ними следить. Нам ничего не говорили, говорит, что ждали, когда будет что доложить. Вот и результат. Сейчас уже наш оперативный работник приехал из Краснодара и всех этих допрашивает. От Науменко приехали ребята из ГРУ. Говорят, хотят радиоигру завязать. А радиостанцию они забрали, маленькая такая с трубочкой, и антенна как зонтик.
– Не наша 159 гробина. Прятал он ее за баней в земле, в целлофановом мешке.
– Ладно, Пинкертоны! Про станцию и этих акинцев все понятно. Давай следующие новости!
– Но это совсем плохая и тебе вовсе не понравится, Кузьма Степанович. Пьянка у нас с дракой! Третье отделение отличилось. Решили отправку на фронт отпраздновать. Командир отделения Рыбалко организатор. Водку принесли усковские ребята из местной станицы – земляки наших героев. Они тоже и участвовали, а затем разодрались. Вот разбираемся, но надо решать, что с ними делать. То ли оставлять, то ли выгонять к чертовой матери! Да вроде ребята хорошие. А вот на тебе! Взяли еще и подрались. Доктор помощь оказывал, одному усковскому нос сломали.
– Урок нужен хороший! Я подумаю! А пока от всех занятий участников отстранить, всех на кухню поставить до моей особой команды. Понятно?
– Понятно! И еще новость есть! У нас пополнение! Прибыл известный тебе лейтенант Суворов, тот милиционер, что с нами ходил на трассу. Помнишь?
Кузьма кивнул головой.
– Добился от своего командования перевода к нам, а может, Науменко помог. Кто ж их знает, но парень с опытом боевых действий. Думаю, нам подойдет. Ты будешь говорить?
– Буду! – ответил Кузьма, – давай его сюда!
– И еще прибыли три старшины из морской Балтийской пехоты. Осипович их к себе хочет забрать. Они дембеля. Месяц, как вернулись из Грозного, и снова их потянуло на поиски приключений. Все родом из станицы Староминской – казаки! А фамилии, одна краше другой – Ковпак, Ковтун и Люлька!
– Вижу, что казаки! Еще для полного комплекта Свитки не хватает и Шлопака. Ты с ними поговорил?
– Не только я, но и Осипович. Говорит, что ребята ему подойдут. Тем более пороха хорошо понюхали – отвоевали почти три месяца – Осипович их к себе уже определил!
– А чего они в морской пехоте не остались?
– Так в Чечне осталась только тихоокеанская морская пехота, а их туда не взяли.
Кузьма почесал затылок, он многих ребят знал из тихоокеанской морской пехоты.
– Давай сюда сначала Суворова! Вроде, на первый взгляд он парень не плохой, не из трусливых.
Суворов зашел в кабинет строевым шагом.
– Товарищ капитан 3-го ранга! Лейтенант Суворов прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Кузьма встал, прошелся по комнате.
– Суворов, ты хорошо подумал? Ведь мы не дороги едем проверять в Чечню, а воевать и воевать в самых сложных местах.
– А я в пограничных войсках служил в Таджикистане срочную. Там и понюхали пороху, да и потом – в милиции надоело.
– А офицерское звание как получил?
– В 92-ом нас призвали на переподготовку и присвоили всем офицерские звания.
– А кем служил?
– Да телефонистом сначала. Рацию 159-ую потаскал на себе, а потом старшим пограничного наряда.
– А пойдешь тогда начальником всех связистов. Раз в этом роде войск служил – будешь нашим начальником связи! Мы здесь открыли свой узел связи в 17-ой комнате. Там дежурство открыли. Слушаем чеченцев, что у них и как, наших слушаем, а так основная задача – это связь с ушедшими на задание группами.
– Есть возглавить узел связи и связистов!
– Тогда найдешь старшину Волкова. Это наш старшина отряда. Он тебе все покажет: твою комнату, поможет экипироваться и расскажет, что и как.
Суворов четко повернулся через левое плечо и вышел.
– Твое звание теперь лейтенант и ты теперь командир взвода связи. Знакомься с хозяйством и подчиненными. И думай, как организовать скрытой открытую связь. Потом мне доложишь! – добавил вслед ему Кузьма.
– Николай Николаевич, давай теперь этих морпехов!
Вошли три старшины в своей черной десантной форме в беретах с якорями сбоку на красном треугольнике. Один был ростом метра два, зато второй был не больше метра пятидесяти, третий был нормального роста. Те, которые были повыше и пониже, увидев Кузьму, заулыбались.
– Товарищ капитан 3-го ранга! Мы же с вами на «Бресте» служили. Мы в БЧ-4 у капитан-лейтенанта Асланбекова были. Только вы были в БЧ-2, а мы у вас в группе единоборств занимались.
– О, очень приятно! Было такое! Здравствуйте, дорогие сослуживцы! Помню, Саша и Коля. Правильно? – заулыбался Кузьма, узнав своих старых знакомых старшин, которые занимались единоборствами в его группе.
– Все правильно! – ответил за обоих Ковтун.
– А как в морскую пехоту попали?
– Да после службы подались в «контрабасы». Попали в Чечню. Брали Грозный и дворец Дудаева. Расскажете потом, как вас в морскую пехоту бросило?
– Вообще мы не морская пехота, это так – прикрытие. Звания ваши так и остаются – старшины 1 статьи. А вот куда вас назначить – это мы подумаем!
– Так куда известно – нас старший лейтенант Осипович к себе определил.
– Это мы посмотрим. Нам надо укреплять боевую роту. Там тоже проблем хватает. А вы просто подарок мне! – Кузьма улыбнулся и посмотрел на Николая Николаевича.
– Я тоже так думаю! – ответил он, – пусть пока размещаются и тренируются с ребятами Осиповича, а потом мы решим!
Кузьма посмотрел на них с улыбкой, а потом обратился к морпеху среднего роста:
– У нас здесь есть проблема. Случилось ЧП. Одно отделение у нас нарушило казачьи и армейские законы и напилось в полном составе. В походе, а сейчас мы именно находимся в походе, казаки не пьют! Так было и в войске Запорожском, и в Донском, и в Кубанском. Там, где служили наши с вами предки. Водка до добра не доводит и, как правило, приводит к гибели на поле боя.
Старшина 1 статьи Ковтун, хитро сощурившись, спросил:
– А как же сталинские сто грамм перед боем? Ведь давали, и мы…
– Самые высокие потери были во время Отечественной войны в Советской армии. Погибло по официальным данным более двенадцати миллионов человек, более семи миллионов попало в плен. Воевали и побеждали не умением, а числом! – Кузьма даже разволновался, встал и стал ходить по своему кабинету, – победа без слов великая над самым грозным противником, но какой ценой. Суворовские и казачьи заповеди начисто забыты. Как бы выжили наши предки, если бы не берегли каждого человека? Татар преимущество было более, чем десятикратное во время набегов, а тем не менее выстояли, выжили и не оставили своей земли. Эту историю вам наш священник отец Михаил расскажет. Он каждый раз после молитвы историю казаков рассказывает нашим казакам. С удовольствием его слушают! – Кузьма подошел к креслу и стал записывать.
– Так что вы вдвоем – мои сослуживцы – к Осиповичу во взвод!
– А вы идете командиром третьего отделения вместо Рыбалко. Фамилия ваша как? – обратился он к морпеху среднего роста.
– Люлька, товарищ капитан 3-го ранга!
– Есть в третьем отделении бывшего старшины 2 статьи Рыбалко вакансия. Командиром отделения согласны?
– Я согласен. Но мы же хотели вместе!
– Пока будет вот так. Идите в старшине Волкову. Он все расскажет и разъяснит. Кстати, а как у вас с конной подготовкой? – обратился он к Ковтуну и Ковпаку.
– Так в станице выросли, с детства на конях. Только вместе нам никак нельзя? Мы как близнецы всегда вместе на войне.
– Будет пока так, а дальше посмотрим! Нам старшины нужны! А использовать вас как простых бойцов было бы неразумным. Понятно? Только где вот теперь на Ковпака коня найти? Он же ногами будет от земли отталкиваться! Не каждый конь его выдержит. Поэтому будете пока врозь, но в дальнейшем подумаем.
– Дак я справлюсь с любым конем! – сказал, усмехнувшись, Ковпак.
Все рассмеялись, в том числе и сам Ковпак.
– С Богом, ребята! Ты, Люлька, останься! Николай Николаевич! А вы идите до Осиповича! Давай, Николай Николаевич, сюда этих пьяниц!
Вместе с понурившими и опустившими головы казаками вошел немногословный и деловой старшина Волков.
Под глазом у двоих заплыли темно-фиолетовые фингалы, а лицо Самарина украшал раздутый нос и фингал на оба глаза.
– Так! – встал Кузьма, – от безделья маетесь? Другого приложения своим силам, умениям и навыкам не нашли?
– Так мы с этими, с усковскими подрались, они нас оскорблять стали! – пытался оправдываться Рыбалко.
– Здесь вся проблема в том, Рыбалко, что вы нарушили не только военные, но и казачьи законы и напились в походе. Бог вам судья! Послезавтра приезжает полковник Науменко, и он примет решение по вам. А пока вы, Рыбалко, лишаетесь звания старшины 2 статьи. Временным командиром вашего отделения назначается старшина 2 статьи Люлька! – Кузьма показал на покрасневшего морпеха, – и до приезда Науменко вам всем в наряд на кухню!
– Так, товарищ капитан 3-го ранга! Мы на кухне не стояли, а в наряд ходят только усковские из батальона обеспечения. Мы чистим только картошку! – вмешался старшина Волков.
– Вот и договорись, Александр Павлович, чтобы на два дня поставили наших. Если их мало, пусть своих под руководство Люльки добавляют. Но эти должны работать, пахать, чтобы мыслей дурных не было.
