Геннадию стало жарко. Он медлил, тянул время, надеясь, что самолетик отвернет от госграницы и полетит к себе, и таким образом выйдет из зоны поражения дивизиона, то есть ракета его уже не достанет. Но тот словно нарочно не спешил, продолжая беспечно лететь над проливом… И тут Геннадий почувствовал легкий толчок в ногу. Это, просунув свою длинную ногу, толкал его командир стартовой батареи, уже немолодой капитан. Геннадий недовольно бросил на него быстрый взгляд и увидел, что капитан, незаметно для «нового» делает ему недвусмысленные знаки. По его губам Геннадий скорее неким внутренним чутьем, нежели зрением, сообразил, что тот хочет ему сказать: «нажимай, ничего не случится». И еще стартовик кивал на свой пульт, давая понять, что сделает так, чтобы ракета не полетела. «Новый» этого обмена взглядами не заметил, ибо буквально готов был закипеть как чайник на раскаленной плите, от того что офицер наведения медлит с выполнением его приказа.
– Стреляй… я приказываю!!
Наконец Геннадий все же решился, нетвердой рукой прикоснулся к кнопке… Команда «пуск» зажгла соответствующее табло и по кабелю пошла к пусковой установке… Советская военная техника того времени была громоздкой, внешне неуклюжей, но в то же время очень надежной. Электроимпульс, как и положено, дошел до пусковой, заставил сработать детонатор в пиропатроне, тот в свою очередь поджег порох в пороховом двигателе ракеты, ПРД воспламенился и раздался соответствующей старту боевой ракеты страшный звук. По кабине управления застучали комья почвы, выбитые мощной струей пороховых газов – ракета стартовала.
Геннадий в ужасе посмотрел на командира стартовой батареи, но тот сделал успокаивающий жест и кивнул на индикаторы офицера наведения. Геннадий тоже посмотрел на свои индикаторы и увидел, что отметка от ракеты, едва отделившись от «земли», тут же опять в нее «ткнулась». А «стробы», то есть импульсы станции наведения ракет, предназначенные для того, чтобы приклеиться к ракете и «тащить» ее в «перекрестие», то есть к цели,… они не найдя ракету так и остались на своих местах, то есть на «земле». Ракета, едва сойдя с пусковой, почему-то не полетела. «Новый», убедившись, что первая ракета не полетела, тут же решил запустить еще одну:
– Пускай вторую… жми!
– Чего жать, не видите, не летят! Одну угробили, хотите и вторую угробить!? – теперь уже вполне обоснованно повысил голос и Геннадий.
– Как это не летят!? Это, наверное, ракета неисправная, пускай вторую! – уже далеко не с прежней уверенностью настаивал «новый».
– А если не в ракете дело, а в чем-то другом!? Наверняка и вторую угробим, а они денег немереных стоят, – все увереннее «дискутировал» Геннадий, почувствовав, что «новый» уже не столь тверд в своем стремлении не считаясь ни с чем сбить этот, как ему казалось, сулящий ордена самолет.
До «нового», наконец, дошло, что пытается ему объяснить офицер наведения, и он моментально перенес свое недовольство на комбата старта:
– В чем дело, товарищ капитан, почему у вас ракеты не летят!?
Капитан всячески изображал, что тоже не понимает в чем дело и лихорадочно щелкал тумблерами на своем пульте, проверяя исправность стартового оборудования… И тут, наконец, раздался телефонный звонок… с командного пункта полка, расположенного за несколько десятков километров от дивизиона…
Пока в кабине управления происходили вышеописанные события, НШ не сидел сложа руки. Он добежал до дивизионного узла связи и оттуда позвонил на КП полка. Полковой штаб располагался вблизи Южно-Сахалинска и тамошние офицеры тоже на службе особо «подметки не рвали». Рвачи в полк попадали крайне редко и потому там никто не ожидал, что может отчебучить «новый». Командир полка даже не сразу врубился, о чем ему в состоянии крайнего волнения сообщает НШ с «Крильона». Но когда тот услышал старт ракеты и уже панически доложил, что дивизион открыл огонь… Командир полка тут же приказал соединить его с «новым» и своей властью отменил готовность. Затем он прыгнул в свой УАЗик и с максимальной скоростью, которую позволяли разбитые сахалинские дороги, поспешил на дивизион…