Виктор Филалетов
Морские узлы жизни
Часть 4. Тихий океан
Озеро Байкал
Закончилось теоретическое плавание по океану морского знания и практическое на баржах «лягушатников». Мореходка окончена. Сбылось пророчество преподавателя по судовождению, Ваханов в числе четырнадцати отличников «теоретической и политической» подготовки был удостоен фотографии перед знаменем школы. Это давало право выбирать место будущего приложения знаний. Он выбрал Дальневосточное Морское пароходство. Великому кораблю велико и плавание представлял он своим юношеским максимализмом и искрящиеся кристаллы будущего тумана блистали алмазами. «Только в настоящих океанских штормах можно стать настоящим моряком» – думал он. Романтика звала его. Жаль было расставаться с сокурсниками, сдружились. Завершающим этапом, как перед большими соревнованиями у спортсменов сборы, у будущих мореплавателей – отпуск. Два друга – земляки-пензенцы, как положено в форменной одежде, едут на свою малую родину. Редко в далекой от моря Пензе, увидишь человека в такой форме. Уважение родственников, знакомых и незнакомых ощущалось на протяжении всего периода отдыха. Виктор несколько раз посещал забитую молодежью танцплощадку в сквере Дзержинского. В морской форме, хоть убегай с площадки – нарасхват. Это дало повод возомнить о себе, что он лучше других. Попросил у мужа сестры костюм, правда немного великоватый, сходить на танцы. Простоял весь вечер и ни одна не пригласила. Убедился, что народная пословица «встречают по одежке» – правильна. Если сам знаешь, что крылья коротки, так не летай высоко. Встречи с одноклассницей Ниной удовлетворения ему не принесли. У нее на этот счет, вероятно, были другие воззрения, все-таки двадцать лет уже. Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею.
На проводы моряков на ДВК (дальневосточный край), который из Пензы казался где-то на краю земли, собрались все родственники и друзья. Поезд с Украины во Владивосток, к счастью, шел через родной город, и молодые путешественники влились в вагон, где их встретили бывшие курсанты мореходной школы – полтора десятка человек. Договаривались заранее. Все, направленные на ДВК в одном вагоне. Ехали долго – две недели. Большая у нас страна. Сопровождал группу заместитель начальника школы, поэтому спиртным не злоупотребляли. Однако, понемногу он разрешал, да и сам не отказывался. Мелькали города, посёлки, реки и тянулась непроходимая тайга, потом перед самым глубоким озером в мире пошли повороты, прорубленные в скалах. Поезд двигался тихо, боясь соскользнуть в зияющую пропасть, и выехал на просторный берег Байкала. Ребята много слышали о нем, но не думали, что будут так близко. Остановка на станции три минуты, а вода байкальская в сотне метров. Кто же может усидеть? Выскочили почти все: кто набрать воды, кто искупаться, а, главное, прикоснуться к Великому озеру. Вода – чистый хрусталь, каждый камешек на дне сосчитать можно. Кажется близко, а шагнул – и с головой. Лето в разгаре. Четверо из группы, самых разогретых погодой и алкоголем, разделись, предвкушая поплавать, но через три секунды их выбросило из воды, как будто сжатые пружины на дне сработали:
– В крещенской проруби вода теплее, – бормотал Гриднев, натягивая штаны.
Поезд тронулся, возвестив это длинным паровозным гудком. Успели запрыгнуть все кроме двоих, потерявших чувство времени. Они уже опомнились и мчались к составу, размахивая тельняшками. Скорость их была близко к мировому рекорду по бегу, но с паровозом соревноваться – это как шваброй гвозди забивать. Пришлось друзьям воспользоваться стоп-краном. Экстренное торможение даром не проходит, поэтому представителю морского транспорта пришлось объясняться с представителем железнодорожного. Ну, не оставлять же их здесь! Байкал огромное озеро, как море, однако не больше океана, куда бесшабашные едут по назначению.
Десять тысяч километров железной дороги (сколько железа ушло) закончились на краю самого большого материка планеты во Владивостоке – городе «нашенском», как говорил Ленин, небольшим, невзрачным вокзалом. Отсюда завуч мореходки повел своих бывших питомцев в отдел кадров пароходства, расположенного в одном квартале от вокзала на ул. Октябрьской. Помещение отдела кадров такой солидной организации – Дальневосточного Морского пароходства – имело вид самой захудалой забегаловки. Небольшой коридорчик с несколькими дверями, ведущими в помещения, где решались судьбы моряков. Около каждой двери висел список судов, нуждающихся в рабочей силе. Здесь же мореходы, как потом стало известно, после длительных, иногда многомесячных рейсов получали зарплату, а этажом ниже, в полуподвальном помещении – любимый ресторан «Арагви». Известно, что моряки народ пьющий, и значительные суммы заработанного оставляли здесь. Небольшая часть семейных уходили домой обрадовать своих заждавшихся морячек, а холостяки после долгого воздержания от крепких напитков и женщин, расслаблялись. Кадровики секретов о приходе судна в порт не делали, поэтому к причалу обычно собирались друзья, кто не в рейсе или после отпуска ждет свою «бригантину», или знакомые «бичи». Так назывались морские бомжи. Причины такого состояния разные: отсутствие или лишение загранпаспорта, долгий срок ожидания судна, которое ушло в рейс за рубеж; были и откровенные длительные бичи, которым нравилась такая жизнь. Минимальную сумму им выплачивали ежемесячно и часто использовали в качестве вачманов, – временных работников на пришвартованных плав средствах.
В пароходстве морякам, предоставлялось право самим выбирать место работы, если они проходили по всем параметрам, и только у не испытанных морской стихией такого права не было. Как слепых котят раскладывают по разным коробкам, так и прибывших из училищ распределяет отдел кадров по морским посудина, где острая нехватка в рабочей силе. Обычно это старые, потрепанные штормами, изношенные суда. На новых и престижных вакансии бывают редко. Килийскую группу быстро распределили по стоящим в порту сухогрузам, а шестерых¸ в том числе и Ваханова направили на пассажирский теплоход «Советский союз».
На «Адольфе Гитлере»
Этот девяти палубный пассажирский гигант длиной 205 метров, был самым большим в пароходстве. Говорили, что его построили немцы и назвали «Адольф Гитлер», но даже название не уберегло его от советской торпеды во время войны и он, расколовшись пополам затонул. После войны победители подняли его, соединили две части, сделали косметический ремонт и заставили «Гитлера» отрабатывать долг на Дальнем востоке СССР за причинённое войной зло. Название, конечно, сменили на «Советский Союз». Он стал главным перевозчиком пассажиров между Владивостоком и Петропавловском-Камчатским. Бывшие курсанты, как мелкие букашки перед многоэтажным домом, робко вступили на трап лайнера. Наверху встречал их боцман, здоровенный мужик с красноватым, как у индейца, лицом и зычным голосом. Это был второй боцман. Надо сказать, что на судах морского флота обычно один начальник палубной команды, но на «Советском Союзе» по судовой роли значилось пятьдесят два матроса и два боцмана. Боцман Резван, который их встречал, был младшим, хотя имел уже 15 лет стажа. Вблизи он оказался еще более массивным, с большим животом.
– Восемь лет не вижу своего «хозяйства», – бывало говорил он.
Прибывшие, озираясь по сторонам, цепочкой потянулись за ним на корму, где жили матросы. Внутренность кормового отсека как пчелиные соты – каюты. Здесь располагались не только матросы, но и мотористы. Обслуживающий пассажиров персонал: горничные, официантки и другие размещался в центре надстройки. Экипаж судна вместе с ними насчитывал 400 человек. На теплоходе имелось три ресторана, на трех уровнях, чтобы не умерли с голоду – дорога до Камчатки длинная, даже если не штормит. Самые дорогие, но престижные каюты в середине судна, качка значительно меньше. В этих катакомбах без сопровождающего не пройдешь. Столовая команды помещалась там же, и новички месяца два каждый раз плутали в поисках ее.
Матросская работа в рейсе заключалась в уборке палуб. Пассажиров набиралось много, иногда до тысячи человек. Из Владивостока везли на Камчатку, не считая основной массы гражданских лиц, моряков и военнослужащих других родов войск, вчерашних гражданских, переодетых в форму, а с Камчатки – отслуживших, энергичных, пропитанных морской солью пограничников и моряков военного флота. Первые, одетые в новенькую форму старались казаться бывалыми, пыжились как вороны в павлиньих перьях до первого свежего ветерка. Потом бледные лежали в каютах или бежали на палубу к борту, устилая свой путь рвотной массой. Не все успевали добежать до него. Один молодой матрос, сидя в кампании таких же в ресторане, траванул в свою новую бескозырку. Но больше всего от качки страдали женщины, когда настигал шторм. Разнаряженные, расфуфыренные для привлечения мужчин, вдруг сникали и превращались в неощипанных мокрых куриц. Пересекая Охотское море, лайнер нередко попадал в шторм, а в зимнюю погоду он бушевал ежедневно. Огромную махину поднимало вверх и вниз с добавлением килевой или бортовой качки. Вестибулярный аппарат людей, особенно женщин не выдерживал этого сурового ритма, а он мог продолжаться сутками. Негде голову преклонить. В каютах невыносимо душно, тошнило. Казалось, что где-то там наверху нет этой ужасной качки. Надеяться всегда лучше, чем отчаиваться. Они выбегали на палубу, c позеленевшими лицами, травили на ходу, принося в жертву свою привлекательность. Танец теней на мертвой зыби. Многие почему-то устремлялись на корму, считая ее местом спасения, но вынуждены жестоко разочароваться – яростные волны подкидывали ее в два раза выше, чем середину. На палубе было много работы. Брандспойты с сильным напором воды и швабры смывали всё.
Моряки пассажирских судов, как хозяева, относились к пассажирам снисходительно и дружно вставали на защиту своих, если возникали недоразумения. Иногда возникали стычки и даже драки с камчатскими дембелями. На помощь высыпала вся палубная команда, Коля Гнутов в этой ситуации всегда был первым, он любил разборки. Но одного матроса все же выкинули за борт, не успели помочь. Это произошло ночью. Останавливали теплоход, кидали спасательные круги, но шансов мало – ночь по ночному мыслит. Морскую дорогу не сравнить с дорогой на суши, где можно вернуться и поискать. Чтобы остановить плавающее средство с «полного хода вперед» на «полный назад» оно даже в этом случае проходит три своей длины. Это для «Советского Союза» 600 метров водной стихии. Жизнь – покатая плоскость, по которой человек скользит между двумя пропастями.
Страх высоты
Килийская мореходная школа послала на Дальний Восток матросов первого класса, а отдел кадров пароходства понизил их до второго. Впервые столкнувшиеся с чиновничьей системой ребята возмущались несправедливостью и задали этот вопрос старшему боцману. Все шестеро килийцев стояли около него на верхней палубе и с нетерпением ждали ответа.
– Да, действительно несправедливо, – поддержал он их, – я исправлю эту ошибку, но вы должны доказать, что достойны. Скоро мы будем красить вот эту мачту, – около которой они стояли, он похлопал по ней рукой, – и кто сейчас залезет по ней хотя бы до марсовой площадки, напишу докладную, на присвоение первого класса.
Ребята запрокинули головы. Толстая у основания круглая металлическая мачта с приваренными на ней скобами и поперечным реем за марсовой площадкой уходила высоко вверх, утончаясь в конусе, и оканчивалась металлической пробкой – называемым клотиком. Снизу, стоя двумя ногами на твёрдой палубе, казалось, что все просто и трудности в спичечном коробке. Каждому была дана возможность испытать себя, но … ни один не мог достигнуть злополучной площадки, которая была чуть выше середины мачты. Страх высоты. Ум корчится от страха. Ваханов помнит, как он начал проворно подниматься по скобам и уже до площадки рукой подать, но когда глянул вниз, ужас сковал его. Он висит над палубой, которая далеко внизу и появившийся ветерок пытается сдуть его с качающейся мачты, ведь не на земле стоит. Матрос вцепился в скобы и начал медленно сползать вниз. Он ничего не мог с собой поделать, страх плоти полностью завладел им.
Что такое опасность»? Это страх за текущее состояние наше. Но каждое такое состояние творится сознанием. Просто надо знать, что опасность – это препятствие и его необходимо преодолеть. Если мы сможем понять это, тогда опасность, а вместе с ней и страх растворится сознанием. Конечно, препятствий не избежать, но трудностями растем, совершенствуемся. Этим мы выполняем свое главное предназначение на Земле. «Если гора будет совершенно гладкой, то не взойдете на вершину. Благословенны камни, разрывающие обувь нашу при восхождении!» – писали древние. Страх перед чем бы то ни было лишает человека силы, столь нужной ему для преодоления явления, вызвавшего страх. Чувство страха лишено положительного начала, его надо тотчас выбрасывать из сознания. Страхом нельзя ни увлечь, ни привлечь, им можно только заразить. Боящийся теряет все, в то время как бесстрашное сердце готово во всеоружии встретить самые устрашающие условия и выйти победителем из столкновения. Удача бывает лишь там, где проявлено мужество. Оно сочетается с осмотрительностью и осторожностью. Безрассудная смелость недалека от глупости. Приветствуется смелость, но в сочетании с умом. Мужество необходимо во всех условиях жизни. С древнейших времен люди знали о вреде страха и старались изжить в себе это отрицательное качество. По закону Космоса, если человек чего-то боится, это непременно сбудется. Ему обязательно придется пройти тропою этого ужаса, пока не исчерпает свой страх. Клин вышибают клином.
Одна нога лучше, чем два костыля
Видимо, для того. Чтобы удовлетворить претензии молодых и ускорить их продвижение в морской практике, в перерыве между рейсами на стоянке во Владивостокском порту всем шестерым дали задание, красить борт. Малярные работы одна из основных обязанностей матросов. Они должны разбираться в свойствах красок, уметь сочетать и подбирать их и качественно наносить на поверхность. В морском воздухе все ржавеет быстрее, поэтому работы непочатый край. Борт красится сверху вниз с обыкновенной полутораметровой доски, которая привязывается за концы и постепенно спускается вниз. Боцман Резван наверху на шлюпочной палубе отпускает столько веревки (по-морскому – конец) сколько нужно для покраски и вновь крепит ее за металлический леер.
Все кажется просто со стороны – висят за бортом шесть досок, становись и работай, но, когда Ваханов встал на доску и повис над причалом без всякой страховки, ноги его начали непроизвольно дрожать. Доска заходила ходуном. Дело в том, что под шлюпочной палубой находилась кают-компания (место для собраний и отдыха) немного выступавшая над бортом и доска, висевшая в полуметре от борта, не касалась его. Левой рукой необходимо держаться за трос, на котором висит банка с краской, а правой красить, не обращая внимания на зыбкую опору под ногами. Вторую часть предназначенного к покраски красишь уже левой рукой, вцепившись в правый трос. Но чтобы перецепиться, нужно переложить кисть в другую руку и отцепиться от левого, так как до правого троса рук не хватало сантиметра 3–4. Для незакалённого второго класса это был поистине тихий ужас. Однако рубеж самого страшного еще не был пройден: Чтобы опуститься вниз метра на полтора для следующей покраски борта, надо крикнуть боцману:
– Майна (вниз).
Боцман набирает шлаги конца в руку и резко на полтора метра опускает стоящего на доске маляра, вызывая в нем ощущение невесомости почти до остановки сердца. Бледность лица мгновенно передается пальцам вцепившимся в веревку – последнюю надежду жизни.
Доска рядом принимает вертикальное положение и ждет, пока боцман не опустит второй конец. Через некоторое врямя все начинается сначала. До вожделенного причала еще несколько таких нырков. Как мухи в патоке, тяжко барахтались не созревшие мореманы в густой клейкой массе страха. После обеда продолжить работу все шестеро дружно отказались. Тем не менее опыт, приобретенный в школе жизни не пропал даром – через три месяца им вернули, присвоенный Килийской моршколой первый класс. Наверно это был необходимый испытательный срок. Но это было потом, а сейчас посрамленные салаги несколько дней ловили на себе сочувственные взгляды товарищей. Робость, конечно, качество отрицательное. Робким человеком помыкает любой проходимец, но против природы не попрёшь и сразу себя не переделаешь. Однако вскоре ребята доказали, что они не хуже других, заняв первое место на шлюпочных соревнованиях. Три шлюпки были с «Советского Союза» и несколько со стоящих на рейде судов. Здоровые крепкие килийцы, не пропитанные еще вином и другими ослабляющими организм пороками, не дали ни каких шансов бывалым тихоокеанцам.
Состязания проходили в длинной узкой бухте Золотой Рог севернее пролива Босфор Восточный Японского моря, вонзившейся аппендицитом в материк. Удобное место стоянки судов, поэтому Владивосток, дабы заслуженно носить звание морского порта, вплотную обнял ее с обеих сторон. Многочисленные торговые и рыболовные суда, бороздящие тихоокеанские воды и другие моря, нашли здесь свой дом и прописку, а также больницы в виде судоремонтных заводов. Для такого количества рабочих мест постоянно нужны подготовленные кадры. Ваханов знал, что в городе есть Высшее мореходное училище и были мысли продолжить образование. Он имел преимущество, как отличник, поступить без вступительных экзамен. В то время нужда в студентах, вероятно, была большая, если судить по тем, кто там учится. С одним из таких курсантов, проходившем практику, он познакомится на пароходе Невастрой. Николай Панаугье, так звали его, был представителем северных народов СССР – эскимосов. Это последняя уходящая с Земли древняя народность наравне китайцами, финнами, венграми, монголами, которые существовали после Атлантиды. Он рассказывал, что имя «Николай» ему дали уже во Владивостоке, а родное имя Панаугье – сделали фамилией, поскольку дикие северные люди вполне обходились одним именем. Жили в чумах на полном само обеспечении. Олени, жертвуя своей жизнью, давали им питание и одежду стойкую против морозов. Кухлянка одевается только на голое тело. Кто-то рассказывал из русских гостивших там, что, если одевали кожаную одежду на трико, мерзли неимоверно. Питались аборигены не только сырой олениной, но и разнообразили меню рыбой, Ледовитый океан рядом. Летом закапывали ее в яму, а зимой доставали протухшую «копальку», так назывался этот деликатес, и с наслаждением ели. Говорит, за уши не оторвешь.
Все это он рассказывал, когда вместе с матросами они очищали железную палубу от многолетней ржавчины, отбивая огромные куски ее. Ужинать и ночевать он отправлялся в училище. В последний день практики, уходя, будущий капитан украл штаны у матроса, но был задержан на трапе. Сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит.
Работа – это приобретение опыта жизни, а учеба по профилю как бы задержка в пути, чтобы потом наверстать упущенное на более высоком уровне. При этом путь сращивается с судьбой надолго и без совета сделать ответственный шаг дальнейшей учебы не обойтись. Сначала Витя обратился ко второму помощнику капитана, но тот почему-то не высказал одобрения. Тогда он пошел к главному боцману «Союза» с тридцатилетним морским стажем:
– Не связывай свою жизнь с морем, – наложил он вердикт. Этого было достаточно.
