Виктор Михайлович Ковалев
Cедьмой уровень
11
Неожиданно мертвую тишину разорвал рев дизельного мотора. Оживший бульдозер вздрогнул и, выбросив в небо облако черного дыма, принялся деловито сдирать слой старого асфальта напротив главного входа в помещение 3-его энергоблока. Очередной рабочий день начался:
К забору из колючей проволоки подошел гражданский рабочий. Вместо белого костюма на нем брезентовая роба, на голове маска электросварщика с поднятым забралом, во рту папироса. Сразу видно человек на станции не первый день, радиация ему нипочем: «А че ее бояться? Радиация не пахнет и ее не видно!».
Мимо проехал КрАЗ с кабиной обшитой листами свинца. На месте лобового стекла узкая амбразура, как в первых довоенных танках. Мощный самосвал повез радиоактивные отходы на могильник.
Изредка по территории станции быстрым шагом пробегают гражданские. Все во всем белом: в белых костюмах, в белых шапочках, в белых туфлях и с такими же, как и у нас, белыми одноразовыми респираторами на лицах.
С места стоянки наших машин видно, как по крыше третьего энергоблока бегают люди. Снизу они кажутся маленькими муравьями. Люди по одному выскакивают из какого-то проема и сделав пробежку по крыше вновь скрываются в этом же проеме.
* * *
Позже узнал – это военнообязанные на крыше собирали куски радиоактивного графита.
Все, что в ночь с 25 на 26 апреля 1986 вылетело из реактора 4-ого энергоблока, оказалось на крыше 3-его энергоблока. Уровень радиации не поддавался никаким замерам. Теоретически уровень радиации на крыше превысил норму в тысячи раз. Поэтому после забрасывания аварийного реактора с вертолетов подручным материалом, командованием было принято решение расчистить крышу 3-его энергоблока от выброшенного взрывом графита и другого радиоактивного мусора.
В начальный период расчистку крыши доверили вести специально закупленным в ФРГ для этой цели роботам, представлявшим собой радиоуправляемые колесные бульдозеры с установленными на них видеокамерами. По команде оператора из укрытия роботы ножевыми отвалами сгребали радиоактивный мусор и сбрасывали его с крыши в проем разрушенного помещения 4-ого реактора. Но электронные блоки управления не выдержали воздействия радиации и вскоре все роботы вышли из строя. Но то, что не может сделать техника может сделать человек. К расчистке крыши командованием были привлечены военнообязанные. На людей надели прорезиненные рентгеновские фартуки и укрыли отдельные части тела тонкими, на месте по «размеру» изготовленными свинцовыми накладками, самая важная из которых называлась «корзинка для яиц». Практическая польза такой защиты от радиации была нулевая и носила всего лишь психологический характер – на подсознательном уровне человеку легче войти в зону радиационного поражения в «защитной» экипировке. Но люди и в этих условиях не теряли чувства юмора и окрестили себя в этом наряде «биороботами».
Гражданские лица, руководившие работами в случае редкой необходимости выхода на крышу не облачались в свинцовые доспехи, зато их рабочая одежда вместе с нательным бельем тут же менялась на новую, а использованная отправлялась в радиоактивный мусор. Смею предположить, что одноразовое использование робы и нательного белья было гораздо эффективнее многоразового использования защитных доспехов.
Далеко не все работавшие в 1986 году на крыше 3-его энергоблока военнообязанные впоследствии умерли. Но своей жизнью они оказались обязаны вовсе не этой «защитной» экипировке, а скоротечностью работы на крыше. За пять 45 секундных выходов на крышу человек набирал свои виртуальные 25 бэр и уезжал домой. Все эти люди впоследствии по праву были награждены орденами «Мужества» – они герои.
Другое дело, что эффективность их работы оказалась не очень высокой. К концу 1986 года уровень радиации на крыше 3-его энергоблока ориентировочно снизился на 30 процентов. Впоследствии, в 1987 году, уже другим военнообязанным все так же самоотверженно пришлось продолжать расчищать крышу 3-его энергоблока от радиоактивного мусора.
К этому времени командование уже отказалось от «защитной» экипировки, ввиду ее не эффективности и снижения до «безопасного» уровня радиации на крыше. К тому же тяжеленная экипировка (до 30 кг.) мешала работать, в ней невозможно было даже наклониться. Поэтому в 1987 году люди собирали графит на крыше уже без этой «защитной» экипировки и не лопатами, а большей частью руками надежно «защищенными» брезентовыми рукавицами.
И, несмотря на то, что в 1987 году военнообязанные выходили на крышу уже не пять раз, а десятки раз, никому из них так и не удалось набрать больше 9-и с половиной рентген. Поэтому никто из работавших на крыше 3-его энергоблока в 1987 году оказался недостоин посмертно быть награжденным орденом «Мужества».
12
Со слов Президента общероссийской общественной организации Союз «Чернобыль» России Вячеслава Леонидовича Гришина, по приблизительным подсчетам на сегодняшний день из жизни ушел каждый пятый обладатель удостоверения участника ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Но по более точному подсчету из 350 человек, призванных Армавирским военкоматом в 1986–1990 годах на специальные сборы для выполнения правительственного задания, на сегодняшний день в живых уже нет 168 человек, то есть из жизни ушел каждый второй участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.
Сегодня как аксиома принимается на веру работа каждого обладателя удостоверения участника непосредственно на самой Чернобыльской АЭС, в самой опасной зоне радиоактивного загрязнения. Но за полтора месяца работы в мае-июле 1987 года я не увидел на территории станции ни одного человека и ни одной машины, из более чем сотни других воинских частей дислоцировавшихся вокруг Чернобыльской АЭС. Не увидел я на станции и ни одного кадрового военного – свою работу военнослужащие с честью выполнили в 1986 году.
* * *
У меня вызывают улыбку страшные историии, рассказываемые в социальных сетях некоторыми участниками из других воинских частей, проходивших специальные сборы в 1987 году в одно время со мною, о том, как после «выстрела» из саркофага они у себя во рту через респиратор ощущали характерный металлический привкус, возникающий в зоне сверхвысокой радиации (за полтора месяца мне пришлось пережить несколько выбросов радионуклидов из саргофага стоя прямо под стеной этого укрытия, и ни разу я не ощутил во рту пресловутый свинцовый привкус).
А недавно в соцсетях меня развеселил попавшийся на глаза рассказ еще одного «ликвидатора» из другой войсковой части, озаглавленный «Мы – Чернобыльцы». Этот рассказ интересен тем, что этот ликвидатор-чернобылец проходил специальные сборы в одно время со мною и так же в одно время со мною, якобы, выезжал для выполнения работ непосредственно на Чернобыльской АЭС, и что еще интереснее, из того же населенного пункта Новая Радча Житомирской области в котором дислоцировалась наша воинская часть 47049. Поэтому думаю читателю будет интересно сравнить то, о чем я пишу с «воспоминаниями», которыми по телефону с газетой «Факты» (Украина) в 34-ю годовщину аварии 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС, поделился чернобыльский ликвидатор Ярослав Муха живущий во Львове:
«Чернобыль ворвался в мою жизнь в 1987 году, когда я полагал, что с последствиями аварии на ЧАЭС в основном уже покончено.
Вдруг весной 1987 года меня вызывают в военкомат, сообщают: «Вы, как лейтенант запаса, призываетесь на военные сборы».
Военкомат направил меня в райцентр Коростень Житомирской области. Там, как оказалось, призванных на сборы «партизан» распределяли по воинским частям, задействованным в работах на ЧАЭС и в зоне отчуждения. Стал свидетелем, как один из мобилизованных на коленях умолял, чтобы его не отправляли в Чернобыль. Я вскоре узнал, что там оставалось ещё очень много опаснешей работы.
– Куда вас направили?
– В отдельный полк химической защиты Прикарпатского военного округа (в/ч 55064). Однако тогда наше подразделение находилось не в Прикарпатье, а в 45 километрах от ЧАЭС – в селе Новая Радча. Откуда мы отправлялись на работы. Одна часть моих товарищей занималась захоронением Рыжего леса, другая дезактивацией Припяти и ряда тогда ещё населенных пунктов. А я попал в группу, которую задействовали в очистке от радиации крыши и наиболее загрязненных радиацией четвертого и третьего энергоблоков. Из-за большого радиационного фона нам разрешали находиться там очень короткое время – в одних местах это было 30 или 40 сенунд, в других – от одной минуты до двух минут.
На очистке от радиации крыши и помещений Чернобыльской АЭС, мы, призванные на военные сборы солдаты и офицеры, работали в респираторах, но микроскопические пылинки все же проникали в бронхи, и это, кроме прочего ущерба здоровью, вызывало сильнейший кашель. Мы ночевали в казармах воинской части, расположенной в 45 километрах от атомной станции. Запомнилось, как смотрели в армейском клубе кинокомедию «Свадьба в Малиновке»: ни слов актёров, ни исполняемых ими песен было не разобрать – их заглушал непрерывный кашель зрителей.
Тут важно сказать, что большую часть смертельно опасного радиоактивного мусора убирали с крыши не вручную, а с помощью робототехники, в том числе луноходов. На ЧАЭС прислали два таких космических аппарата. Их оснастили ковшами. Группа, которая ими управляла с помощью радиосигналов, работала в очищенном от радиации помещении. Один луноход трудился на крыше, второй в это время находился на техобслуживании. Переодически их меняли – с помощью вертолета. Это было в 1986 году.
– Почему же в таком случае на крышу направляли людей?
– Там были такие места, до которых луноход добраться не мог. Поэтому возникла необходимость задействовать «биороботов» – так нас называли. Сначала убирали крайне опасный радиоактивный мусор, потом срывали загрязненный радиацией рубероид и стелили новый. Во время этих работ поднималось много радиоактивной пыли, от которой не спасали респираторы.
– Какую ещё защитную амуницию вы надевали?
– В первые месяцы после Чернобыльской аварии люди, которых направляли очищать крышу, надевали самодельные жилеты и трусы из свинцовых пластин. Но потом разобрались, что от этих «лат» мало толку. А весят они много, стесняют движения. Это очень существенно, когда вы выполняете задания и человеку отводится лишь несколько десятков секунд. Поэтому от свинца отказались. Волосы защищали шапочкой, надевали респиратор, форму из хлопка, рукавицы, сапоги и фартук врача-рентгенолога. Фартук, думаю, не столько защищал, сколько был своего рода средством психологической поддержки.
– Какие меры предосторожности соблюдали?
– При выполнении работ в загрязненных радиацией местах старались не приседать – чтобы уберечь от радиации половые органы. Логика такая: раз настил на крыше и пол в помещении фонят, то мужское «хозяйство» должно быть от них как можно дальше. Выполнение работ контролировали специалисты-атомщики 605-го управления Минсредмаша СССР.
Под воздействием радиации события примерно 10 дней моей Чернобыльской эпопеи полностью стерлись из памяти.
Каждае утро несколько сот наших «партизан» отправлялись на ЧАЭС. Солдат-срочников в 1987-м уже туда не брали. Ведь им еще предстояло жениться, становиться отцами.
– Кстати сколько вам тогда было лет?
– Двадцать семь годков. Большинство «партизан» были старше меня в возрасте от 30–40 лет. Впрочем, среди нас были и совсем молодые, еще не женатые.
На работу мы возили с собой целый грузовик минеральной воды в бутылках. Поначалу я был командиром взвода. Когда приезжали на ЧАЭС, я делил своих подчиненных на группы по десять человек. Мы поднимались в очищенное от радиации помещение и там специалисты-атомщики показывали на видеомониторе, что предстоит сделать, инструктировали, как себя вести. Всем выдавали дозиметры. Предположим, нам следовало очистить от мусора определенный участок крыши. По команде первая группа выбегала на кровлю, стараясь сделать как можно больше. За её работой наблюдали по видеомонитору. Когда истекало отведенное ей время, звучала сирена, и группа бежала назад. Ей на смену устремлялась следующая. Обычно, часа за два все несколько сот «партизан» набирали свои дневные дозы.
– Как вы проходили очистку от радиации?
– В админостративно-бытовом корпусе дозиметрист замерял уровень радиации на одежде и обуви. Как правило, после каждой смены эти вещи до того загрязнялись, что дезактивации не подлежали. Их отправляли в могильник радиоактивных отходов. Кстати, когда я в свой перый рабочий день на ЧАЭС увидел, что один раз надеванные сапоги отправляют в могильник мне стало ясно – мы попали в самое пекло. Ведь я знал, что на стройках работяга получает одну пару кирзачей на два года, а здесь одну пару в день! Добавте армейскую форму, белье. За здорово живешь советское государство так бы не расщедрилось! Посчитал, что эта амуниция стоила рублей 50 (молодой инженер тогда получал 120 рублей в месяц).
Сбросив безнадежно зараженную одежду и обувь, мы шли в душ, смывать радиацию с кожи. Затем спешили напиться воды. Это потому, что под действием радиации в организме наступало обезвоживание. Так что за раз мы с наслаждением выпивали по 3–4 бутылки. Кстати у нас всегда была дефицитная «Боржоми» – благодаря оборотистому заместителю полка по тылу.
– Как отразилась на здоровье работа в условиях высокой радиации?
– Да у каждого по своему… У меня на ступне образовалась язвочка, она зажила только в 2000 году. А еще увеличились лимфоузлы под мышками. Но я на это особого внимания не обращал – не до того было. Самое интересное, что события примерно дней 10 моей Чернобыльской эпопеи полностью стерлись из памяти. Ребята вспоминали различные события, участником или свидетелем которых, по их словам я был. Но ничего этого не помню. Совсем.
– У вас в Чернобыле был оберег?
– Нет, но я носил в кармане железный рубль. И вот для чего. Смотрите, я некоторое время был командиром взвода, а затем пошел на повышение – назначили командиром роты. В моем подчинении оказалось около 100 бойцов. Как и я, это были так называемые «партизаны». Личный состав роты менялся – тех, кто официально набирал дозу радиации в 10 бэр (приблизительно 10 рентген) отправляли домой. Присылали новичков – в основном крестьян и рабочих. Чтобы доходчиво объяснить, насколько опасная работа им предстоит, я использовал металлический рубль. Когда они спрашивали, как действует радиация, я доставал рубль и лепил его себе на лоб (в этом деле важно, чтобы лоб был хотя бы немного влажным). «Видите, я из-за радиации стал вроде магнита», – говорил им. И, знаете, мужики сразу понимали, что с ионизирующим излучением шутки плохи. И технику безопасности соблюдали.
Впрочем… Дезактивировали мы помещения возле вентиляционной трубы. Вести себя там следовало крайне осторожно. Но, помнится, солдаты из Закарпатья, принебрегая опасностью, принялись мыть пол, став на колени, как это делают в сельской хате.
– Ваше подразделение хорошо кормили?
– Как на убой. Еда была вкусной и разнообразной. Кстати, в армейском магазине свободно продовались дефицитные в то время продукты, Например, растворимый кофе в пакетиках. А вот со спиртным было очень туго – сухой закон. Когда я собирался на дембель, следовало ребят угостить. С большим трудом раздобыл две бутылки водки.
– Сколько вам заплатили за работу на ЧАЭС?
– Оклад в пятикратном размере – более 3 тысяч рублей (это за 23 смены в третьей самой опасной зоне). Я купил на эти деньги кирпич и другие стройматериалы. Рассуждал так: Если после полученных доз облучения мне не суждено прожить долго, семье останется хороший дом. Понимаете, военные медики высказывались пессиместически по поводу моих перспектив дожить до седых волос.
– В минувшем году мировым хитом стал телесериал «Чернобыль», созданный британскими и американскими кинематографами. События в нем отражены правдиво?
– Что касается очистки крыши, то правдиво. Съемочная группа отталкивалось от документальных съемок, разрешение на проведение которых в 1986 году добился генерал Николай Тараканов. Поэтому о подвиге его солдат знают многие. Но нужно понимать, что крышу очищали и до, и после них – без кинокамер. Кстати, я читал много версий Тараканова о том, что и как было в Чернобыле. Многое в них не стыкуется.
В сериале «Чернобыль» впечатляюще показана история о подвиге водолазов. Они, рискуя жизнью, спустились под аварийный реактор, чтобы открыть вентиль слива воды. В сериале эти события представлены не совсем так, как они произошли в дейстательности. Но все равно эти трое чернобыльцев совершили подвиг. Но давайте не забывать не менее героические поступки многих других ликвидаторов. Возьмем такой пример: сразу после Чернобыльской катастрофы ученые опасались, что в аварийном реакторе произойдет еще один взрыв, поэтому им нужно было «заглянуть» в него. Кто знает о людях, которые, рискуя жизнью, прожгли отверстие в бетонном корпусе разрушенного реактора?
Истории, в которых специалисты проявляли высочайший профессионализм и смелость во время ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы предостаточно. А вот пенсии у многих из них (тех, кто дожил до наших дней) лишь немногим больше минимальной, например, у моих знакомых водителей грузовиков-миксеров, доставлявших цемент для возведения саркофага».
* * *
Комментировать вымесел «ликвидатора-чернобыльца» Ярослава Мухи не буду, только добавлю, что 45 километров – это расстояние не от села Новая Радча до Чернобыльской АЭС, а до населенного пункта Диброво, то есть до границы 30-и километровой зоны.
13
Через час после прибытия на Чернобыльскую АЭС все работы прекратились, территория станции опустела.
К полудню командиры со своими людьми стали собираться возле машин. Увидел Сергея, какой-то неестественно бледно-серый цвет лица, видно, что ему плохо.
– Что случилось?
– Работали под машинным залом 3-его энергоблока, расчищали какой-то проход. В двери коридора круглое окошко. Гражданский показывает: «Видишь вон ту железку? Хватай ее, беги к шахте, бросай и беги обратно. В твоем распоряжении 45 секунд».
На руках только брезентовые рукавицы. Дозиметр-накопитель один на всех, пользовались по очереди. Хотел засунуть за голенище сапога, поближе к земле, но гражданский не дал – только в нагрудный карман.
Еще в коридоре почувствовал, что схватил большую дозу – стало плохо, начало подташнивать. Прибор, на котором гражданский проверил дозиметр, высветил пять рентген.
В доказательство Сергей показал мне красную полоску на запястье правой руки – это след загара, оставленный лучевым ожогом на открытом месте, между рукавом робы и брезентовой рукавицей. Выходит я был «не прав», действительно роба и брезентовые рукавицы «надежно» защищают тело человека от ионизирующего воздействия радиации.
По нормативным инструкциям предельная дневная доза облучения на тот момент не должна была превышать 0.25 бэр. Единовременно полученная Сергеем доза облучения в 5 бэр была разбита его командиром на несколько частей. Три дня Сергей не выезжал на Чернобыльскую АЭС – оставался в части дневальным по батальону.
* * *
Построение. Перекличка. Наконец из части подъезжает машина с обедом. В кабине кроме водителя повар с помощником.
Команда.
– По машинам!.
Колонна машин двинулась на 5–6 энергоблок, распложенный в полутора километрах от станции.
5-ый – 6-ой энергоблок – это недостроенное кирпичное здание с голыми проемами окон и дверей. В 1986 году из-за высокого радиационного фона было признано нецелесообразным развертывание на базе этого здания завода по производству бетона. Но в 1987 году командование нашло помещение недостроенного энергоблока самым подходящим местом для оборудования в нем столовой для военнообязанных.
Руки мыть негде и нечем. Снимаем респираторы и рассаживаемся на первом этаже на деревянных скамейках вокруг сколоченных в виде столов досок покрытых толстым слоем радиоактивной пыли.
Повар с помощником достают из кузова своей машины зеленые солдатские термосы и разливают по мискам все те же кислые, хотя еще и чуть тепленькие, щи. Командирам дополнительно выдается по нескольку печений типа «крокет» – это «усиленный» офицерский паек.
Люди берут хлеб грязными руками, в этот момент с грязью и пылью в организм заносится доза радионуклидов в миллионы раз превышающая ту дозу, что до этого была задержана респираторами – более изощренного метода травить людей радионуклидами в этой «столовой» трудно было уже и придумать.
После того как все люди поели повара собирают грязную посуду и никого не дожидаясь уезжают на своей машине обратно в полк. Мы же возвращаемся на станцию, на старое место под «звенящие» трубы паропровода.
Строимся возле машин. После переклички стоим не расходимся. 14 часов дня. Наконец подходит взвод остававшийся на обед здесь на станции в гражданской столовой. Все – рабочий день окончен, можно возвращаться в часть.
* * *
Блестит мокрый асфальт. Поливочные машины из нашей части, так называемые АРСы (автомобильная разливочная станция) на базе трехосных автомобилей ЗиЛ-157, поливают дорогу водой не давая ей просохнуть. Делается это для того, чтобы радиоактивная пыль не поднималась в воздух. Зато радиоактивная грязная жижа подхватывается колесами с дороги и набивается под крылья и кузова наших машин.
– Основная наша задача на станции – это дезактивация помещения машинного зала 3-его энергоблока, одного из самых загрязненных мест станции и подготовка его к работе в штатном режиме – поясняет командир.
– Индивидуальных дозиметров не хватает, да и те, что есть или не работают или показывают заниженный уровень радиации. Даже исходя из заведомо заниженных показаний люди получают дневную дозу облучения за 10–15 минут работы. Но поскольку Постановлением Совета Министров установлен 6-ти часовой рабочий день, то остальное время люди вынуждены находиться во внутренних, специально отведенных, помещениях станции. Дезактивация внутренних помещений закончена, оконные проемы закрыты свинцовыми плитами. Находиться внутри станции не опасно.