Виктор Муравьёв
Клеймо вечности
Глава 19: Валахия и кубок
Когда я снова был переплавлен, меня поместили в тонкую золотую инкрустацию кубка. Этот кубок не был военным трофеем, как прежде, и не являлся символом знаний. Теперь я стал частью предмета, который предназначался для праздников и дипломатических обедов. Меня привезли в Валахию, в замок правителя, чьё имя вскоре станет известно далеко за пределами этих земель – Влад Цепеш.
Влад, сын Дракона, был известен своей суровостью и железной волей. Он был правителем, который не прощал предательства и наказывал врагов с беспрецедентной жестокостью. Я видел его в первые дни нашего знакомства – он казался обычным человеком, хотя в его глазах была тень, которая заставляла других опасаться его. Кубок, инкрустированный золотом, был подарком, возможно от послов или как дипломатический жест.
Сначала я думал, что буду просто украшением, не имеющим никакого влияния на этого человека. Он был сильным и, казалось, независимым. Но чем больше времени он проводил со мной, тем больше я ощущал, как его разум погружался в мрак. В его мыслях начали появляться образы врагов, предателей, заговорщиков. Иногда он говорил вслух, как будто разговаривал сам с собой, и я слушал эти разговоры, не надеясь, что кто-то ответит мне.
«Все они враги. Каждый из них мечтает занять мой трон», – произносил он, сидя за длинным столом, погружённый в размышления.
Я, как обычно, наблюдал. Моя природа была не в том, чтобы управлять, а в том, чтобы видеть и понимать. «Они не враги. Это твой страх говорит с тобой,» – ответил я, хотя знал, что меня не услышат. Но на этот раз всё было иначе.
Влад неожиданно поднял глаза, словно услышал мой шёпот. «Ты тоже так думаешь?» – произнёс он, и его голос прозвучал в полной тишине зала. В этот момент я понял, что он не только слышал меня, но и отвечал. Это было новое, необычное чувство. Влад понимал меня так, как никто прежде.
С этого момента наши разговоры стали привычными. Каждый раз, когда он прикасался к кубку, его мысли становились всё более открытыми для меня, а я начал понимать, что мое влияние на него усиливалось. Но не я сделал его жестоким – его собственные тени, его страхи и ненависть, были источником той силы, которая поглощала его разум.
С каждым днём, проведённым в замке, я всё больше ощущал, как страх и жажда власти поглощают Влада. Его мысли становились более тёмными, и каждый раз, когда он брал кубок, наши разговоры углублялись. Я начинал понимать, что эти моменты становились для него единственной возможностью высказаться, не боясь предательства.
Однажды, за чашей вина, Влад сказал: «Они боятся меня, как и должны. Только страх поддерживает порядок в этом мире. Без страха мы все станем жертвами слабости.»
Я не был создан для жестокости, и хотя я не мог изменять судьбы людей, я видел, как это убеждение всё сильнее поглощало его. «Но разве страх – единственный способ удержать власть?» – спросил я, понимая, что его ответ определит многое.
«Страх – это единственная сила, которой подчиняются все. Ты видел, как я наказывал своих врагов?» – его глаза блестели холодной решимостью. «Они пришли, думая, что смогут предать меня, но вместо этого я посадил их на кол.»
Этот метод казни, который стал символом его жестокости, не был преувеличением. Я слышал рассказы о том, как десятки, если не сотни, людей были наказаны таким образом. Влад рассказывал мне, как на одной из центральных дорог Валахии он приказал посадить на кол тысячи турок после сражения. Для него это было не просто актом устрашения – это был способ показать свою абсолютную власть.
Я помню, как однажды он поднял кубок, глядя на меня через тёмное вино, и сказал: «Они считают меня монстром, но я – единственный, кто может спасти эти земли от врагов.»
Эти слова отражали его глубокую убеждённость, что жестокость и страх – его единственные союзники. Он видел вокруг врагов, и каждый день их число росло в его сознании. Влад становился всё более подозрительным к тем, кто окружал его. Даже его ближайшие соратники, которые когда-то клялись в верности, теперь казались ему потенциальными предателями. Я чувствовал, как его паранойя росла с каждым глотком вина из кубка.
Взглянув на одно из событий, когда его армия защищала границы Валахии от Османской империи, он снова заговорил со мной: «Я сражаюсь за свой народ. Турки пришли разрушить наши земли. Я остановил их, но это не конец. Предатели внутри стен опаснее, чем враги снаружи.»
Эти мысли, которые он раньше держал при себе, теперь стали темой наших бесед. Я пытался говорить с ним, как раньше, но его разум уже был слишком поглощён страхом и жестокостью. Кубок, в который меня поместили, был не просто сосудом – он стал проводником между нашими мирами, позволяя мне чувствовать его мысли, но и усиливая его паранойю.
Но был момент, который навсегда останется в моей памяти. Это было во время одного из приёмов, когда князь приказал своим людям принести кубок. В этот вечер он, казалось, принял окончательное решение: «Я уничтожу всех, кто предаёт меня. Я не боюсь их, но они должны бояться меня.»
Я понял, что это был тот самый момент, когда его паранойя достигла своего пика. Влад перестал различать, кто враг, а кто друг. Для него все стали потенциальными заговорщиками, и каждый шаг, каждое действие, которое казалось ему подозрительным, становилось поводом для новых казней.
В начале 1462 года, когда армия Османской империи пересекла Дунай, Влад показал миру свою полную жестокость. В знаменитой битве он устроил то, что потом назовут «лесом колов». После захвата османских солдат, он приказал посадить тысячи из них на кол. Это не было просто жестоким актом – это было его способом посеять страх среди врагов.
«Они придут снова,» – говорил он мне, поднимая кубок с вином, глядя на меня сквозь тёмное вино. «Но теперь они будут знать, что здесь их ждёт смерть.»
Я снова попытался спорить с ним: «Но страх не может править вечно. Однажды они восстанут против тебя.»
Он усмехнулся. «Если они восстанут, я сотру их с лица земли, как тех, кто уже пытался. Страх работает всегда, если его поддерживать.»
Но я видел, что за его смехом скрывалась неуверенность. Он стал всё более отчуждённым от своих людей, и каждый взгляд на кубок усиливал его подозрения. Казалось, что его душа становилась холоднее с каждым новым глотком.
Вскоре, даже ближайшие союзники Влада стали под подозрением. Он начал замечать в их взглядах намёки на предательство, видел заговоры там, где их не было. Казни продолжались. Любой, кто казался ему подозрительным, был либо убит, либо изгнан.
Однажды, в разгар весеннего пира, он подошёл к кубку, его лицо было напряжено.
«Они все думают, что могут меня свергнуть,» – сказал он тихо, словно боялся, что его могут услышать.
Я не мог больше молчать. «Неужели ты действительно думаешь, что все против тебя? Может, ты сам превращаешь друзей во врагов?»
Его глаза вспыхнули гневом, и он резко откинулся на спинку стула. «Ты не понимаешь, что такое власть. Она держится только на страхе и крови. Я не могу позволить себе быть слабым!»
Его жестокость достигла своего апогея летом того же года, когда он устроил массовые казни среди своих собственных приближённых. Каждый, кто осмелился сказать что-то против его действий, был немедленно казнён. Я чувствовал, как его разум окончательно погрузился в тьму.
«Ты выбрал этот путь сам,» – сказал я ему в последний раз, когда он поднял кубок в руке.
Но он лишь молча выпил, словно наши разговоры больше не имели для него значения.
В тот вечер, когда темные тучи нависли над замком, Влад снова заговорил со мной через кубок. Его лицо было искажено гневом, а в его мыслях царил ужас.
«Ты не понимаешь! Ты всегда против меня!» – закричал он, сжимая кубок в руках.
«Я лишь отражаю то, что ты сам видишь,» – ответил я, зная, что мои слова только разжигают его гнев.
С этими словами Влад в ярости швырнул кубок о стену. Он ударился с глухим звоном, и золотая инкрустация, в которой находился я, отлетела на пол. Кубок покатился к краю комнаты, но никто не осмелился его поднять. В зале повисла тяжёлая тишина, и Влад, с мрачным выражением лица, удалился в свои покои.
Слуги, дождавшись, когда князь покинет зал, бросились убирать. Один из них, молодой и ловкий, заметил оторванную золотую окантовку, которая лежала у стены. Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, он быстро подобрал её и спрятал в кармане.
Ночью я оказался в руках вора, но меня не покидали мысли о том, что происходило во дворце. Слуги шептались, что Влад больше не тот. Наутро, когда он снова попытался поднять кубок и заговорить с ним, он понял, что что-то изменилось.
«Почему ты молчишь? Почему ты больше не отвечаешь?» – спросил он, глядя на кубок. Но кубок остался безмолвным.
Осознание пришло внезапно, как удар молнии. Влад понял, что потерял что-то важное, что часть его власти исчезла вместе с этим золотом. И теперь я снова был на свободе, оказавшись в руках вора, который, не понимая, что у него в руках, просто украл меня для наживы. Так закончилась моя история с Владом, но впереди меня ждали новые события.
Глава 20: Уроборос
Есть предметы, что бессмертны. Я – один из них. Моё золото пережило столько веков, что время для меня стало подобно ритму, затихающему, но не прекращающемуся. Я был создан в эпоху, когда мир был ещё молод, но моё путешествие только началось. Сначала я был украшением, потом оружием, затем символом власти. Но одна вещь всегда оставалась неизменной: я наблюдал за тем, как правители приходят и уходят, как их решения приводят к тем же последствиям, снова и снова.
История – это змея, которая пожирает свой хвост. Но каждый раз, когда она делает круг, я вижу нечто новое. Люди, с которыми я связан, разные, уникальные в своём роде. Вот и теперь, когда в моих руках находится правитель, который стремится к миру, а не к войне, я вновь чувствую этот повтор, но с иной мелодией.
Теперь я служу Владиславу II Ягеллончику, королю Венгрии и Чехии. Его королевства колеблются, подобно тонким ветвям на ветру. Время его правления – не время жажды крови и железного кулака, как было с теми, кто пришёл до него. Он правит не мечом, а пером и словом.
Владислав смотрит в будущее, но его взгляд затуманен страхом перед настоящим. Внутренние войны, раздирающие его королевства, и угроза с юга, где османский султан бросает тень на его земли. Его советники предлагают решения, но каждое из них кажется привязанным к мечу.
Я был рядом с теми, кто избирал войну без сомнений. Они знали, что это путь разрушения, но их страх был замаскирован под жажду власти. Владислав другой. Его глаза ищут выхода из ловушки, и в этот момент я начинаю понимать его уникальность. Он знает, что война – не решение, но как далеко он сможет уйти по пути мира?
Я видел такие дипломатические встречи, где слова оказывались острее мечей. Владислав отправляется в дворцы, где его ждут союзы и обещания поддержки. Он выступает перед королями Европы, умоляя их о помощи, но его слова тонут в море политических интриг. Я чувствую его напряжение, когда его рука касается меня, словно прося совета. Я – кинжал, но сегодня я – свидетель слов, а не ударов. Его решимость растёт с каждым днём, но решения становятся всё труднее.
Османская угроза уже у порога. Я был в руках тех, кто в прошлом сражался с этим врагом. Они шли в бой с поднятым мечом, веря, что только кровь может остановить захватчиков. Но Владислав – не воин. Он стремится избежать судьбы своих предшественников. Он выбирает перо вместо меча, переговоры вместо битвы.
Но время всегда возвращается. Время повторяет уроки прошлого, и лишь те, кто учится, могут сломать этот круг.
Они говорят, что король никогда не спит. И я чувствую это с ним. Ночью, когда все его советники и придворные спят, я лежу рядом с ним на столе, и только тишина зала слышна в этой тёмной комнате. В такие моменты Владислав стоит у окна, глядя на мерцающий город. Он не говорит ни слова, но его молчание говорит мне о многом. Он видит будущее, которое приближается, как тучи над горизонтом. Он знает, что придётся принимать решения, которые изменят его жизнь и жизнь его королевств.
Время не щадит никого. События обрушиваются на нас, как морские волны, и король уже не в состоянии их остановить. Османы переходят границы. Их армия подступает к его владениям. Владислав вынужден принять бой. Я чувствую, как его пальцы касаются моей рукояти, и его сомнения исчезают. В этот момент я знаю, что история снова повторяется.
Я видел такие битвы прежде, но каждый раз они начинались с выбора. Владислав делает выбор – сражаться, чтобы защитить свой народ. Но он также понимает, что кровь не решает всех вопросов. Он делает шаг в бой, но внутри него всё ещё тлеет надежда на мир.
История никогда не остановится, как и те, кто правит. Я – лишь свидетелем этого вечного танца, но в каждом новом правителе я вижу что-то уникальное. Владислав II – не просто король. Он человек, который пытается изменить ход времени, но его сдерживают цепи прошлого. В конце концов, как и все другие, он станет лишь частью истории, а я продолжу своё путешествие, наблюдая за новыми правителями, новыми циклами времени.
Но я знаю одно: каждый цикл приносит что-то новое.
Он никогда не был воином. Даже когда он держит меня в руке, его хватка не уверена. Я чувствую его сомнения, его страх перед кровопролитием. Я был в руках людей, которые смотрели на войну иначе. Для них смерть врагов была лишь частью великой игры, где каждый шаг ведёт к новой власти. Но для Владислава всё иначе. Он знает, что война – это не просто средство достижения цели, но и разрушение всего, что он пытается сохранить. Ему не нужен меч, ему нужно слово.
Его сила – в дипломатии, в соглашениях, в словах, что разрушают стены не хуже любого тарана. Но как долго слова могут сдерживать армию, что уже на его границе?
Встречи с посланниками Османской империи кажутся бесконечными. Они приходят с требованиями, с угрозами, с обещаниями захватить его земли. Каждый раз, когда они уходят, я чувствую, как Владислав в отчаянии касается меня, словно ищет утешения. Но я – не утешение. Я – инструмент, созданный для тех, кто принимает решения без сомнений. Но король колеблется. Он пытается найти решение, которое не приведёт к войне, но видит, как кольцо вокруг его королевств сжимается с каждым днём.
Когда-то я был в руках другого правителя. Его звали Мехмед II, и он тоже стоял на пороге войны. Но его мысли были ясны, его рука никогда не дрожала. Я помню, как он, не задумываясь, выбрал путь разрушения. Его армия уничтожала города, превращала их в пепел, а его имя стало проклятием для всех, кто стоял на его пути. Он не искал мира, он искал лишь завоевания.
Я был с ним, когда его войска осадили Константинополь. Я чувствовал, как его решимость с каждым днём становилась всё сильнее. Ему не нужно было много думать. Его выбор был сделан задолго до начала осады. Я был свидетелем того, как стены падали, как жизнь древнего города угасала под натиском его армии. Я помню, как он держал меня в руках, когда подписывал свой последний приказ о полном уничтожении сопротивления. Его лицо не выражало ни капли сомнения.
Теперь я нахожусь в руках человека, который стремится избежать того, что для Мехмеда II было неизбежностью. Владислав II знает, что османы не остановятся. Он видел, как они поглощают одно королевство за другим, как их армия растёт, как их влияние распространяется по Европе. Он знает, что они смотрят на его королевства как на очередной приз, и его страх перед этим врагом очевиден.
Владислав не сражается один. Он обращается за помощью к другим правителям. На его дворе собираются послы из Польши, Австрии, Священной Римской империи. Он заключает соглашения, обещает поддержку, просит о помощи. Но каждое его слово наполнено страхом. Он знает, что многие из его союзников могут предать его в любой момент. Их клятвы – лишь пустые слова, и я это чувствую. Я был с теми, кто клялся верности, а затем разрушал эту верность, когда наступал подходящий момент.
Среди его союзников есть один человек, который особенно выделяется. Фридрих III, император Священной Римской империи, кажется, играет в свою собственную игру. Я чувствую, как его послы держатся на расстоянии, их слова двусмысленны, их поддержка неясна. Фридрих ищет выгоду для себя, и его интересы не всегда совпадают с интересами Владислава. Но король это понимает. Он не наивен, как многие до него. Он знает, что доверять этим людям опасно.
Османская армия подступает всё ближе. Их шатры уже видны на горизонте. Владислав знает, что времени осталось мало. Он вызывает своих генералов, своих советников. В их глазах я вижу страх, но также решимость. Они знают, что их король стремится избежать войны, но также понимают, что без сражения им не выстоять.
Я лежу рядом с королём, когда он готовится к последней встрече с генералами. Его мысли – как буря. Он борется с собой, он боится сделать неверный шаг. Но он знает, что нет другого пути. Османы уже здесь. Война неизбежна.
Я уже видел это прежде. В руках Мехмеда II, когда он стоял перед воротами Константинополя, когда его армия была готова уничтожить всё на своём пути. Но Мехмед не колебался. Владислав же, напротив, всё ещё ищет выход, который бы не привёл к гибели тысяч людей.
И вот настал день. Я чувствую, как его пальцы сжимаются вокруг моей рукояти. Его шаги становятся более уверенными, его лицо, прежде полное сомнений, теперь твёрдо, как камень. Он принял своё решение. Война неизбежна, но он надеется, что сможет заключить мир после первых сражений. Он не жаждет уничтожения. Он хочет только одного – защитить свои земли.
Но история знает иные исходы.
Битва начинается. Османы атакуют с яростью, которую я помню ещё с времён Мехмеда II. Владислав ведёт свои войска в бой, но его мысли – не о славе. Он думает о будущем, о том, как спасти своих людей от неизбежного разрушения. Я чувствую, как его рука крепко держит меня, когда он отдаёт приказы. В этом моменте он не просто король, он – лидер, готовый жертвовать собой ради своего народа.
Когда битва заканчивается, и тишина вновь опускается на поле, я вижу, как Владислав стоит над телами павших. Его лицо не выражает радости. Он знает, что победа не означает конец войны. Он понимает, что османы вернутся, и тогда уже не будет второго шанса. Он смотрит на свои земли, и я вижу в его глазах понимание того, что время не на его стороне.
Но время всегда было против всех правителей. Оно уничтожает всё на своём пути, и только я остаюсь, чтобы наблюдать за тем, как один за другим они уходят в историю. Владислав II будет помнить этот день, но он также знает, что этот день – лишь начало нового цикла.
Глава 21: Флотилия Христофора Колумба
Меня снова переплавили. Это не было ново для меня – я был частью мечей, амулетов и компасов, путешествуя через века и бесчисленные руки. Каждый раз меня передавали, чтобы создать что-то новое. Однако одно оставалось неизменным: я всегда становился свидетелем больших перемен и несомых ими катастроф.
Последний раз, когда я оказался на корабле, меня переплавили в компас, который вел своих владельцев к гибели. Теперь я снова здесь – на борту, но уже в другой форме. Мастер в маленькой испанской деревне взял меня в руки и переплавил в изысканное украшение для подзорной трубы, что Колумб держал на своём корабле. Я помню, как мои грани стали частью изящного золотого ободка, украшенного тонкой гравировкой. Этот инструмент теперь помогал ему видеть дальше, за пределы человеческого зрения. Но то, что можно увидеть через мою линзу, далеко не всегда приносит облегчение.
Флотилия Христофора Колумба, состоящая из трёх кораблей, продвигалась всё дальше вглубь неизвестного океана. Колумб стоял на борту «Санта-Марии», сжимая в руках подзорную трубу. Ожидания великого открытия и новые земли манили его вперёд, но дни становились всё длиннее, а земля оставалась лишь в мечтах.
Экипаж был на грани. Ночь за ночью они всматривались в горизонт, но вместо долгожданных берегов видели лишь бескрайние воды. Однако Колумб не отступал. В его руках труба с золотым ободком, тонким и блестящим, как драгоценный трофей, была его проводником в это путешествие.
С каждым днём у него усиливалось странное чувство, будто за ними кто-то наблюдает. Колумб поднимал подзорную трубу к глазам, и каждый раз видел не только далёкие горизонты, но и нечто большее. Моряки говорили о странных огнях на горизонте, о видениях, которые вспыхивали и исчезали.
Время шло, и ночь за ночью Колумб поднимал трубу, вглядываясь в пустоту. Однако с каждым новым взглядом он начинал замечать вещи, которых раньше не видел. Сначала это были странные огни вдалеке, затем смутные силуэты, напоминавшие корабли, исчезавшие, стоило ему прищуриться. Он не говорил об этом вслух, но знал: что-то было не так.
Я был украшением для его трубы, пробуждал в нём видения. Эти видения стали углубляться. Однажды ночью, когда океан был чернее тёмного бархата, Колумб увидел сквозь трубу не обычный горизонт, а мираж – огромные города, утонувшие в водах, их руины медленно тонули, а призрачные фигуры двигались среди волн.
Он отбросил трубу в сторону, но не мог выкинуть из головы то, что увидел. С каждым новым взглядом сквозь трубу ему казалось, что он видит образы прошлого – лица тех, кто уже давно мертв, затонувшие корабли и земли, которые никто не должен был видеть. Это были не просто видения – это были предупреждения.
Вскоре разразился шторм. Ветер ревел над палубой, а волны захлёстывали корабли. Экипаж боролся за жизнь, держась за мачты, молясь богам и своим предкам. Колумб снова схватил трубу, и на этот раз увидел не только далёкие горизонты, но и нечто ужасающие. Водяные тени, словно древние божества, тянулись из глубин, поднимаясь на поверхность.
Он опустил трубу, но перед его глазами всё ещё мелькали странные образы: утопленные корабли, призрачные фигуры, которые медленно двигались в волнах. Артефакт внутри трубы заставлял его видеть то, что он не должен был видеть – забытую силу океанов и тех, кто правит ими. Он почувствовал, что он не первый, кто смотрел через этот предмет в будущее.
Шторм набирал силу, и корабли, которые казались непобедимыми, стали трещать и рушиться. Колумб понял, что они находятся на грани катастрофы, и, возможно, сам океан был против их экспедиции. Подзорная труба, которая должна была помогать ему увидеть новые земли, теперь показывала только смерть.
Шторм прошёл, оставив позади разрушения и страх. Корабли уцелели, но экипаж был деморализован. Колумб снова поднял подзорную трубу и посмотрел вдаль. В этот раз ему показалось, что он увидел нечто знакомое – берег, туманный и далёкий, но реальный. Он больше не видел призраков прошлого, хотя их присутствие всё ещё ощущалось. Но они знали, что путь был уже не тем, каким они его представляли.
Шторм прошёл, оставив за собой разрушенные паруса и измотанный экипаж. Но даже посреди этих разрушений Христофор Колумб продолжал смотреть вперёд, через свою подзорную трубу, украшенную моим блеском, как драгоценной рамой, удерживающей тонкую линзу.
Я видел многое за свою вечность. Видел, как люди поднимались и падали, как города исчезали под песками времени, а армии погружались в пучины войн. Однако то, что произошло дальше, должно было оставить след не только в истории, но и в памяти людей на века.
Колумб, как и многие до него, был ведом не только верой в науку и открытия. Он был пленён чем-то более древним – жаждой славы, жаждой прикоснуться к неизвестному и тем самым стать частью чего-то большего. Когда они, наконец, увидели землю 12 октября 1492 года, он воскликнул: "Тьерра! Тьерра!" Земля. Но то, что они увидели, не было ни Индией, ни Китаем. Это была земля, которая на века изменит карту мира – Новый Свет.
Меня поднимали к глазам не раз за это время. Колумб смотрел на берега, на пальмы и тростниковые леса, видя перед собой обещание новых возможностей. Но я знал, что он видел только поверхность. Как и многие до него, он не понимал, что за каждой новой землёй скрывается больше, чем кажется на первый взгляд.
Они высадились на остров, который Колумб назвал Сан-Сальвадор. Здесь их встретили таино – коренные жители Карибского региона. Это были люди с медной кожей, которые жили на этих землях задолго до прихода испанцев. Таино выращивали кукурузу, юкку, табак, строили деревянные дома и поклонялись своим богам, духам природы. Они встретили прибывших с любопытством и настороженностью.
В их глазах я видел удивление и страх. Они не знали, кто эти странные люди, прибывшие на огромных кораблях, не понимали их язык, но чувствовали в них что-то чуждое и опасное. Таино не могли представить, что эти люди пришли не с миром, а с жаждой завоеваний.
Колумб же видел в них не просто людей, а ресурс. Он верил, что эти острова полны богатств, и что таино приведут его к золоту, о котором он мечтал. Для него они были частью того великого открытия, которое принесёт ему славу и почести в Испании.
Но то, чего он не видел, это предсказания тех, кто пришёл раньше. Моря и земли, через которые он прошёл, уже были отмечены великими духами и древними силами. Как и все, кто касался меня, Колумб не знал, что каждая его победа имела цену. Местные жители вскоре стали рабами, их народы исчезли, как исчезают облака под жарким солнцем. Испанцы строили свои города на руинах их домов, и кровь смешивалась с землёй, словно это было неизбежно.
Я наблюдал за тем, как эти земли, богатые и загадочные, становились ареной борьбы, страданий и завоеваний. И я видел, как Колумб, веря в свою судьбу, постепенно терял себя. Его мечты о славе растворялись в крови и золоте. В конце концов, когда он возвращался в Испанию, его гордость была омрачена обвинениями в жестокости и провалах. Но на его лице всё ещё оставалась тень того великого мореплавателя, который надеялся на то, что найдет путь к Индии.
Я оставался с ним до самого конца, на его последнем пути. Он умер в 1506 году, разочарованный и забытый многими, кто когда-то восхищался его путешествиями. Но его наследие осталось. Меня снова забрали и переплавили. Меня снова использовали для новых открытий, для новых побед и поражений. И каждый раз я видел одно и то же: люди продолжают верить, что знают этот мир, но на самом деле они видят лишь малую его часть.
Когда они находят меня, они всегда считают, что я их инструмент. Но это они – инструменты времени, неизбежного течения истории, которое несёт их вперёд, не давая остановиться или оглянуться назад.