Виктор Точинов
Рай Сатаны
3. …Вынул ножик из кармана
Нет, звания лесотундры здешняя растительность никак не заслуживала. Самая натуральная тундра, без всякого леса. То, что казалось при беглом взгляде низкорослым кустарником, вроде черничника или брусничника, при ближайшем рассмотрении обернулось карликовыми деревьями, в основном березками и ивами, но встречалась и какая-то хвойная мелочь. Сержант где-то слышал, что жители островных провинций Китая издавна увлекались странным хобби. Название его сержант позабыл, но суть в том, что надо вырастить в горшочке настоящее и взрослое, но крохотное деревце. Дело кропотливое и трудоемкое, не одно десятилетие занимающее. Вот бы этих островитян сюда, в карликовые «леса», с лопатами да горшочками… На сто лет вперед затарились бы.
Впрочем, гораздо чаще на пути сержанта попадались «безлесые» места, поросшие лишь мхом. И болота попадались, их Багиров обходил по краю: кое-где поблескивали на них зеркала чистой воды, – не то крохотные озерца, не то большие лужи, и проверять глубину этих луж не хотелось абсолютно.
А вот комары тут водились те же, что и в окрестностях Печоры, самые обычные. Лишь ветер стих – налетели, закружились вокруг. Пришлось опустить щиток шлема и дышать через фильтр-респиратор, что комфорта путешествию не добавляло. Но маленькие вампиры продолжали виться вокруг густой тучей, словно никак не хотели расстаться с надеждой прокусить защитное десантное снаряжение. Вот уж кому никакой катаклизм, никакая катастрофа не страшны, – пили кровь, пьют и будут пить.
Неясно, правда, чем питалась местная летучая и кровососущая братия до появления Бага – ни единого теплокровного существа за два часа пути сержант не приметил. Что достаточно странно: места дикие, зверье должно быть непуганое. Однако ни единой птицы на крохотных болотных озерцах, ни единой мелкой зверюшки, взобравшейся на кочку и с любопытством глазеющей на невиданного пришельца.
Комары да сержант – вот и вся здешняя фауна. И если НЗ закончится раньше, чем путешествие, только комарами и останется питаться… Ну или опытным путем проверить съедобность корешков здешней флоры, потому что не единой ягоды или гриба на своем пути Багиров тоже не встретил…
Гастрономические рассуждения о здешней флоре и фауне оказались ошибкой – немедленно захотелось есть. Уже не в первый раз, желудок, похоже, решил отыграться за неделю простоя и постоянно требовал добавки. Но сержант не собирался становится рабом этого своего органа – ему волю дай, умнет весь паек за раз и тут же затребует длительный привал, для спокойного переваривания.
Поэтому Багиров всего лишь выудил из НЗ крошечный шоколадный брикетик, уже ополовиненный, обертку снял и спрятал в карман. Не от того, что не хотел нарушать экологическую чистоту тундры, какая уж нынче экология, и так загадили все, до чего дотянулись… Сработала привычка, сформулированная в короткой присказке: «Чем меньше следов, тем дольше здоров».
На долю секунды сержант приподнял щиток, быстро кинул шоколад в рот – летучие кровососы упустили удобный для атаки момент и бессильно ударялись о вернувшийся на место бронепластик. А шоколад был отправлен под язык, чтобы хоть как-то растянуть процесс принятия пищи. Желудок обиженно выл, возмущенный мизерностью порции.
– Жаткнишь, – невнятно приказал ему сержант, шоколад мешал четкой дикции. – Жнаешь, школько шдешь калорий жапихнуто? Как ф трех жареных лемминхах. Или ф четырех…
Вздохнул: дожил, с собственным желудком разговоры ведет… Еще день-другой одиночества – и комары сносными собеседниками покажутся.
Энзешный шоколад, хоть и мог сравниться калорийностью с тремя леммингами, а то и с четырьмя, но вкусом далеко уступал одноименному кондитерскому изделию, слишком уж много полезных и нужных организму веществ запихали в брикетик его создатели. Багиров мог остановиться, развернуть скомканную этикетку и почитать, что там мелкими буквами напечатано про содержимое… Хотя, какая разница, меню в этом ресторане не дают, выбора нет, а как дойдет дело до корешков – и этот брикетик слаще любой конфеты покажется…
Темнело… Давно уже темнело, и все никак не могло стемнеть окончательно – горизонт оставался ярко-багровым, тундра под ногами была неплохо видна, – и Баг не торопился устраиваться на ночевку: пока сил в достатке, надо отшагать как можно дальше. Но чуть позже он сообразил – настоящая ночь так и не наступит, не бывает в это время и в этих широтах полноценной темноты. Надо разбивать бивак, выбрав местечко посуше, а то так и прошагает до тех пор, пока солнце вновь не вынырнет из-за горизонта.
…Местные игрушечные деревца обладали на удивление прочной древесиной, вязкой и неподатливой, Багиров рассчитывал играючи срубать их одним ударом десантного ножа, но не тут-то было. Пришлось пустить в ход обратную сторону клинка, усеянную на манер пилы зазубринами, но и она с трудом перепиливала тоненькие стволики. Работать в перчатках было неудобно, но снять их не позволяли вьющиеся кругом комары, в сумерках количество их увеличилось, не иначе как с ближайших болот прилетела подмога.
Кучка топлива росла слишком медленно, а без костра никак – когда Баг выбрался из проклятого тумана, по его прикидкам было градусов пятнадцать, выше нуля, естественно. Однако к вечеру ощутимо похолодало, до сих пор согревала энергичная ходьба, но на привале можно к утру дуба дать, если не развести огонь. Тактический комплект «Рысь-14» имел, разумеется, систему электроподогрева, но толку от нее ноль – по крайней мере до тех пор, пока не случится оказия подзарядить батареи.
– Вот ведь хрень какая, прямо железное дерево… – неизвестно кому сообщил Багиров, воюя с очередной карликовой березкой; разговоры с собой постепенно становились дурной привычкой.
И тут местная фауна, отсутствие которой (комары не в счет) удивляло сержанта, наконец-то проявила себя: вдалеке кто-то протяжно завыл. Волки? Багиров, человек насквозь городской, не был уверен, что сумеет безошибочно опознать волчий вой, тем более на таком расстоянии. Хотя кому тут еще выть? Вроде некому… Что волки в тундре водятся, это Баг помнил точно. Водятся и питаются северными оленями. Но за отсутствием таковых и заплутавшим сержантом не побрезгуют.
Волков он не боялся. Пускай подкрадываются, пускай пробуют загрызть спящего, – не по зубам серым титанопласт и кевлайкра. Скорее уж он, Багиров, свежатинкой разживется. Что там говорил Пророк о волках, можно их вкушать или нет? – попытался вспомнить Баг и не вспомнил. В традициях и устоях веры он был не слишком тверд. Уразу держал, разумеется, и свинину в рот не брал, а в остальные тонкости предпочитал не вникать. Да и как можно равнять волка и свинью? Волк – животина смелая, даже благородная, можно сказать. И наверное, не мог Посланник Божий отнести волков к нечистым животным… Так что пусть приходят.
Успокоив себя этим рассуждением, сержант запалил костер, – сырые карликовые деревца никак вспыхивать не желали, пришлось пожертвовать таблетку сухого горючего.
С костром стало веселее. Сержант посидел у огня, погрелся, подкрепился очередной половинкой шоколадного брикетика. Затем прикинул по компасу нужное направление и приступил к намазу – воюющие и путешествующие, как известно, имеют право пренебречь дневными молитвами, но вечерний магриб – дело святое, от него не освобожден никто.
Общение с Аллахом не затянулось и все же обошлось Багу не менее чем в полстакана крови – но молитва в обуви и в шлеме уже кощунством попахивает…
Гудели натруженные ходьбой ноги, нестерпимо чесалось искусанное комарами лицо, но уснул Багиров быстро. Спал чутко, вполглаза, – ну как волки и в самом деле заявятся поживиться человечинкой? Не заявились, донимал лишь холод, несколько раз пришлось вставать и подбрасывать на угли костра новую порцию топлива.
Окончательно сержант проснулся, когда солнце поднялось уже достаточно высоко. Вновь задул ветерок, проклятые кровососы исчезли, – и Багиров с наслаждением стянул шлем с головы. В бою вещь бесценная, но нельзя же вечно жить в шлеме…
Теперь легкая трапеза – и снова в путь. На завтрак, разнообразия ради, Баг употребил половинку протеинового брикетика – сверхкалорийного, разумеется, и чрезвычайно полезного для организма. Вкус оказался еще хуже, чем у шоколадного… Вода во фляге болталась на донышке, сержант допил ее и отправился к ближайшему болотцу набрать новый запас. Опасность скончаться посреди бескрайней тундры от жесточайшего поноса Багирову не грозила – через час нанофильтры фляги превратят подозрительную болотную водичку в жидкость, годную к употреблению.
До пятачка чистой воды – крошечного, десяток шагов в диаметре – он не дошел. Остановился, замер, настороженно поглядывая по сторонам. Оказалось, что не только сержанту приглянулся здешний водопой. Кто-то совсем недавно уже утолял тут жажду, причем явно не заморачивался обеззараживающими гранулами или посудой с нанофильтрами.
К воде этот «кто-то» подошел очень аккуратно, ступая по кочкам – лишь примята на них жесткая болотная трава и никаких других различимых следов. Но в одном месте жаждущий не то оступился, не то невзначай шагнул мимо кочки – на илистой влажной почве остался четкий отпечаток.
Отпечаталась там не нога – лапа. Здоровенная когтистая лапа.
Баг подошел поближе, разглядывал след так и этак… Оставил рядом отпечаток своего ботинка, сравнил размеры. Подошва зверя не уступала размером рубчатой подметке сержанта, а если прибавить длину четырех когтей, глубоко вдавившихся в ил – так и вовсе превосходила.
Багирову стало зябко от мысли, что на него, спящего, пялился из темноты хозяин этой лапы.
Волк? Тот самый, что давеча завывал в отдалении? Если тут бродят волки таких размеров, то минувшая ночевка была верхом легкомыслия и беспечности… Допустим, пасть пропорциональна по размеру лапе, а зубки – пасти, тогда никакая кевлайкра не поможет, сама-то уцелеет, да кость под ней треснет, как гнилая щепка…
Или медведь? От кого-то Багиров слышал, что медведи людей уважают и побаиваются, но за одиноко бредущим путником могут следовать в безлюдных местах много дней – скрываясь, не попадаясь на глаза, поджидая, когда человек ослабеет и станет легкой добычей…
Но водятся ли здесь медведи? Если и водятся, то уж наверняка не воют на закате, нет у медведей склонности к таким вокальным упражнениям…
Еще один вариант – тварь, пришедшая из-за Тумана. Не самая крупная, мелочь по тамошним меркам, – но самая настырная, решившаяся-таки отправиться по следу Багирова…
Либо ни то, ни другое и ни третье, а какая-нибудь местная зверюга, о которой сержант и не слыхивал. Много их развелось после Толчка, кто на радиацию грешит, мутантов плодящую, кто на происки недобитых колдунов мутаборских… Даже в места населенные порой страховидные и хищные создания забредают, но там-то их быстро изничтожают, а здесь… Здесь любая зубастая нечисть годами благоденствовать может.
Однако кто бы сюда ни приходил на водопой, – уже ушел, и хватит ломать голову над зоологическими загадками. Удвоить осторожность и двигаться дальше. Вернется зверюга – найдется, чем ее встретить. Оружие есть, боеприпасы есть, да и сам пока не инвалид… Отобьется.
Воду Багиров набирал, не глядя на флягу – настороженно посматривал во все стороны и вторую руку держал рядом с автоматом.
4. Как становятся психами – 2
– …сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят… – отсчитывал я монотонно и уныло.
– Мне кажется, достаточно, – сказал профессор с бородой.
– Достаточно, достаточно… – поддержал коллегу лысый профессор.
Третий профессор, тот, что в очках, сделал мне знак рукой: хватит, мол, приседать. Я тут же прекратил выполнять упражнение.
Профессора задумчиво изучали стоявший перед ними экран. Что на нем изображалось, что за информацию выдавали датчики, налепленные на мои бедра и голени, я со своей позиции видеть не мог. Но профессора оставались довольны увиденным, судя по их одобрительным междометиям.
Вполне возможно, что были они не профессорами, по крайней мере не все. Но я мысленно произвел их в это ученое звание. Для повышения собственной самооценки. А то она слегка падает, когда стоишь по стойке смирно в костюме Адама, облепленный датчиками, словно подопытная морская свинка.
Четвертый участник консилиума – хорошо мне знакомый подполковник-мозговед – до профессора не дослужился, это я знал точно. Он, кстати, и нижними моими конечностями никак не интересовался – черкал что-то стилом по экранчику электронного блокнота да временами поглядывал на меня с непонятной ехидной улыбочкой.
– Мне кажется, коллеги, просто замечательно, – сказал бородач, затем повернулся ко мне:
– Как ваши ощущения, пациент?
Судя по ощущениям, я мог присесть еще раз этак семьсот или восемьсот, – никакой усталости, никакой боли в мышцах. Нечему болеть в этих мышцах… И уставать нечему. Честно говоря, ноги я вообще не ощущал. Никак. Лишь в верхней части бедер, там, где начиналась родная, менее загорелая кожа, чувствовался легкий зуд. А самих ног вроде бы и не было… Но опустишь взгляд – ноги как ноги, на своем законном месте. Я мог бы даже, не покривив душой, признать, что стали они красивее и стройнее, чем раньше. Мог, но не стал. Проблема состояла отнюдь не в красоте. И не в стройности.
Обо всех своих ощущениях я честно доложил профессуре и стал ждать, какое очередное задание они для меня придумают. Список тестов у них, похоже, был бесконечным. А мне все равно. Главное я уже понял. Главное и очень неприятное – бегать на этих ногах я не смогу. Никогда.
Ходить, и даже довольно быстрым шагом, – сколько угодно, хоть пустыню Гоби пересекай без привалов, ноги не заболят, не устанут. Но о карьере чемпиона-спринтера придется позабыть. И о прежней моей службе – тоже.
До сих пор – вопреки всему – я надеялся на нее вернуться. Не важно, что от капитана Дашкевича осталась по сути меньшая часть, что половина органов пересажена, что родных костей в организме меньше, чем их заменивших имплантатов из титанового сплава… Все равно надеялся. Потому, что больше ничего в жизни, если совершенно честно, не умел. Потому, что надежда умирает последней.
Оказалось, что тест с приседаниями завершал мое «выступление». Ассистент отлепил датчики и последовала долгожданная команда:
– Пациент, одевайтесь.
Оделся я быстро – и не в халат, в котором сюда прибыл, а в новенький спортивный костюм. Целую вечность не надевал штаны… Пустячок, но приятно.
Бородач обратился ко мне подчеркнуто официальным тоном:
– Поздравляю, Руслан Викторович. Курс лечения в общем и целом закончен. Понаблюдаем вас еще дней пять-шесть – и на выписку. Но никаких осложнений, мне кажется, проявиться не должно. Затем амбулаторное лечение, месячного курса реабилитации наверняка хватит. Ну а раз в год, уж извините, – к нам, на операционный стол. Элементы питания надо заменять.
Он выдержал небольшую паузу и добавил:
– Вопросы есть?
Интонация намекала, что профессора – люди занятые, и если им отвечать на вопросы каждого профана-пациента, времени на лечение остальных не останется. Так что с вопросами лучше к своему лечащему врачу обращайтесь.
Я намек проигнорировал. И приступил к вопросам:
– Как я удерживаю равновесие на этих подпорках? Если вообще их не чувствую? Я видел, как люди учатся ходить на обычных протезах – не стоят, падают, тренируются до упаду, пока первые шаги сделают. А я встал и пошел. Странно…
– Эк вы, батенька, о чуде медицинской техники отзываетесь – подпорки… – неприязненно произнес профессор-очкарик. – Ваши подпорки, между прочим, как десяток самых крутых и навороченных мобилей стоят. Каждая. На них несколько патентов и авторских свидетельств получено, две кандидатские и докторская по ним защищены… Под-пор-ки…
Последнее слово он произнес по слогам и скривив губы, словно неприличное ругательство.
Неприязнь очкарика я тоже проигнорировал. Повторил вопрос:
– Так почему я стою и не падаю?
Он надулся и отвечать не пожелал, не иначе как был одним из авторов моих «подпорок», а может, и главным автором. Просветил меня лысый профессор, коротко, не вдаваясь глубоко в технические подробности: оказывается, кроме родного вестибулярного аппарата, я теперь таскаю в себе и некий искусственный орган, нечто вроде автопилота. Он-то и помогает удерживать равновесие, подавая на искусственные мускулы корректирующие команды. Теоретически, я даже спать теперь могу на ходу, шагать и спать, – автопилот так и будет вести меня выбранным курсом. Но на практике эта теория не проверялась.
Не проверялась и ладно. Я тоже проверять не стану. Не лунатик, чтобы разгуливать спящим.
Сейчас, наверное, надо было рассыпаться в благодарности профессорам. Сказать, что по гроб жизни не забуду их героические труды по спасению моей жизни и возвращению подвижности, что родившихся детей стану называть их именами. Детей, к слову, я иметь вполне мог, и даже достаточно здоровых, по нашим временам. Этим фактом участники консилиума порадовали меня в первую очередь. И за это тоже следовало благодарить эскулапов, поскольку хотя пули-дуры и пощадили детородные органы, но семявыносящий проток пришлось восстанавливать.
Однако я, свинья неблагодарная, вместо того обидел спасителей моей потенции – уже не только очкарика, а всю троицу (мозговед не в счет, тот давно и прочно обиделся).
Вот как я это сделал:
– Скажите, господин профессор, я могу получить нормальные ноги? Хотя бы теоретически?
– Что значит – нормальные?! – буквально-таки проскрежетал очкарик.
Бородач и лысый ничего не сказали, но смотрели на меня крайне неодобрительно. С губ подполковника-мозговеда ехидная усмешка уже не сползала: псих, дескать, этот Дашкевич, самый законченный псих, с ним вон какое медицинское чудо сотворили, а он все недоволен… В психушку его, на опыты!
– Нормальные – такие, чтобы я мог бегать, прыгать, драться… – терпеливо пояснил я. – Живые ноги. Выращенные из моих стволовых клеток. Я читал о таких операциях.
– Чит-татель… – тихо и неприязненно пробормотал профессор-очкарик.
– У нас такие операции никогда не производились, – сухо проинформировал бородач.
– У вас – в смысле в госпитале?
– У нас – в смысле в стране.
Понятно… Страна большая, народу много. Слишком накладно солдатикам и даже капитанам новые руки-ноги выращивать. Бабы новых нарожают, хоть солдатиков, хоть капитанов. С готовыми руками и ногами.
– А где их производят? – решил я прояснить вопрос до конца; кто знает, когда еще удастся попасть на бесплатную консультацию сразу трех медицинских светил.
Ждал, честно говоря, получить ответ-отмазку: в зарубежных, мол, клиниках, туда и обращайся. Но лысый, к моему удивлению, начал отвечать весьма развернуто. Удивление быстро рассеялось. Профессор рассказал про некую частную клинику, из тех, что по карману лишь богатеньким верхолазам, про новаторские методики, применяемые там, про девяносто пять процентов успешных операций, – и тут же сообщил, что находилась клиника в Анклаве Сингапур, вместе с ним и канула. Затем поведал о некоем госпитале Красного Полумесяца, где тоже практиковали операции, восстанавливающие конечности, – я подумал было, что речь идет о ланданобадском госпитале, ибо точно знал, что тот лежит в руинах. Не угадал, профессор говорил о лиссабонском. Но сути дела это не меняло. Нет больше такого города, и госпиталя тоже нет.
– Достаточно, – попросил я, когда мстительный профессор начал нахваливать третью клинику, наверняка тоже лежавшую на дне морском или превратившуюся в груду обломков. – Я понял: после Катаклизма такую операцию сделать негде.
Тут в разговор впервые вступил мозговед, до сих пор рта не открывавший в течение всего консилиума:
– Ну почему же… Есть всевозможные засекреченные структуры, никогда и нигде не публиковавшие результаты своих исследований и операций. Наверняка некоторые из них занимались регенерационным клонированием и могли уцелеть. Но за информацией о них лучше обращаться в службу внешней разведки. А для пациентов со стороны платные операции производятся в Цюрихе, в клинике Фонда Вальдсхаймера. Только там, больше нигде.
Зловредный мозговед выдержал паузу, давая время порадоваться. Затем прибавил:
– Вот только стоимость операций… – Он лицемерно вздохнул. – Точную цифру не назову, но порядок примерно представляю.
Подполковник нарисовал какую-то цифру в своем блокноте, потом долго и старательно пририсовывал к ней нули. Закончил, повернул блокнот ко мне и даже руку вытянул, чтобы я мог лучше разглядеть.
– Это в рублях? – спросил я деловито, словно уже прикидывал, сколько у меня лежит в заначке, что смогу продать и у кого занять.
На самом деле сумма показалось мне астрономической. Как расстояние до далеких звезд, измеренное в километрах, – глазами цифру видишь, а зримо представить ее воплощение не получается.
– Это скорее в евродинарах, – ответил мозговед и вновь разулыбался ехидно-ехидно.
– Понятно. Вопросов больше не имею. Разрешите убыть в палату?
Думал, что утомленные моими вопросами эскулапы с радостью распрощаются. Не тут-то было.
Профессор-бородач уставился на экран, словно там появилось нечто новое, всматривался несколько секунд, удовлетворенно кивнул головой. И произнес:
– Немного задержитесь, майор Дашкевич. Осталось уладить одну формальность.
– Вы ошиблись, профессор, – капитан Дашкевич, – поправил я.
– Не ошибся, все правильно, – настаивал бородач. – Только что получено сообщение о присвоении вам воинского звания «майор».
Не успел я порадоваться досрочному повышению, как мозговед ударил мне под дых. Фигурально, но очень больно. Сказал:
– Офицерскому составу ОКР всегда присваивается очередное звание перед увольнением по медицинским показаниям. Вы не знали?
Я знал… Но увольняться из рядов не собирался. О боевых операциях придется позабыть, естественно, но офицером-оператором, по моему разумению, я вполне способен был послужить…
Спорить с профессорами на медицинские темы бесполезно, но я все же попытался обосновать свою точку зрения: вполне пригоден, дескать, по физическим кондициям для штабной работы. Хотите, подтянусь на одной руке раз триста?
Но торг здесь был неуместен.
– Мы ведь сейчас провели не только консилиум, – терпеливо пояснил бородач, – но и медицинско-аттестационную комиссию, чтобы дважды не собираться. Вердикт единогласный: к военной службе полностью непригоден.
Он переглянулся с подполковником, тот кивнул.
Ах вот оно что… Мозговед проклятый подгадил! Настучал, что новоиспеченному майору Дашкевичу мертвецы живые чудятся… С такими тараканами в голове какая уж штабная работа. Знал бы, чем все обернется – молчал бы как рыба о приключениях на острове. Но я, когда начал задушевные беседы с подполковником, ни о каком продолжении службы не задумывался, какая к чертям служба с одной уцелевшей конечностью…
Пока я проклинал себя за беспечную болтливость, из принтера выползла какая-то бумага на официальном бланке.
– Возьмите, это выписка из приказа о присвоении нового звания, – протянул мне бумагу мозговед. – Приказ об увольнении будет подписан завтра.
Вот так… Аж целую ночь буду майором… А потом превращусь в майора в отставке. С правом ношения формы по большим праздникам.
Я принял бумагу из рук подполковника, вытянулся по стойке смирно, склонил голову в коротком полупоклоне, коли уж головного убора не было. И гаркнул уставным голосом:
– Служу отечеству, господин подполковник!
Словно и в самом деле получил не пинок под зад, а высокую награду…
В этот момент награждаемому полагается пожимать руку, я протянул свою – подполковник рефлекторно ответил встречным движением.
С его стороны это стало ошибкой, поскольку свою правую клешню я пока что контролирую плохо. А сейчас и вовсе не пытался контролировать.
– Извините, – покаянно произнес я. – Никакой чувствительности у этого чуда медицинской техники. Очень трудно соизмерять усилия. Но я буду тренироваться.
Подполковник шипел сквозь зубы нечто неразборчивое, но явно нецензурное. Лицо его стало белее снега, кисть же, напротив, покраснела и стремительно опухала.
Приятная все же штука месть… Даже такая мелкая.
