Виктор Винничек
Друг 3
– Я, толком, и не понял, почувствовал только её тяжёлую мясистую грудь без бюстгальтера, да сначала лёгкое, щекотное прикосновение её бородавки, прежде, чем её влажные губы коснулись моих губ.
Так отозвался Виктор о поцелуе Лены, и попросил больше не приставать к нему со своими девицами. Он понял, что я не сбросил со счетов и Лену, и от греха подальше, ушёл в холл смотреть вечерний выпуск новостей.
Целую неделю я встречался с Акулиной, старался замолить свои грехи, по её поведению я чувствовал, что она простила меня. За день до отъезда мы распрощались, боясь вызвать подозрение у Лены, обменялись адресами, и договорились писать друг другу «до востребования» на Главпочтамт. Девчонки уехали, я с головой окунулся в учёбу. Виктор сдал свой объект на три дня позже, как я проводил девиц и тоже занялся учёбой.
Программа в семестре была тяжёлая, приходилось много чертить. Сдать шесть курсовых работ. Когда мы были в Ленинграде, последнюю фотоплёнку Виктор купил цветную, и отснял её. В основном на ней были достопримечательности Ленинграда, но были и групповые фотографии ребят. Фотографии на обычной плёнке, Виктор сделал во время каникул, и щедро дарил ребятам вторые экземпляры по их просьбе. Цветные фото тогда у нас не делали. Хорошо, что в Ленинграде Виктор не пожалел денег на цветные реактивы, для проявления пленки и бумаги, их было около десятка. Бумагу он тоже купил, две пачки. Все реактивы и бумага были импортные, с Европейских соцстран, в СССР их ещё не делали. Инструкции были на иностранных языках, и у нас не было времени их переводить. Боясь испортить пленку, Виктор отложил эту работу до лучших времён. И вот сегодня Валера Ермашов привёз от отца статью, переведённую с какого-то иностранного журнала, в ней рассказывалось, как проявлять цветные плёнки, печатать фотографии, и вслух прочитал нам. Виктор четыре часа только проявлял плёнку, и оставил сушиться её в лаборатории до утра. На завтра был выходной. Валя уехала в деревню, и Виктор загорелся желанием напечатать цветные фотографии. Он сказал:
– Это, как вы понимаете процесс долгий и опасный, нужно четко по времени менять реактивы. Каждый реактив проявляет только свой цвет, у нас семь цветов радуги их надо проявлять в определённой последовательности, а потом еще фотографии надо закрепить. Поэтому я прошу вас быть моими помощниками. Один я с этим делом не справлюсь. Желательно иметь три респиратора, три пинцета и три пары резиновых перчаток до шестнадцати часов. В это время мы сразу пообедаем, поужинаем, и уйдем в лабораторию до утра. Ели вы согласны, то начинаем искать нужные вещи сейчас.
Мы с радостью согласились, желая получить первые в институте цветные фотографии. Начали искать те предметы, которые предложил Виктор. Он сам тоже не сидел без дела. Сразу почему-то навестил Грелку, потом собрал все свои ванночки, катки, разложил нужные реактивы, и как смог причитал несколько инструкций, которые намного отличались от их описания в статье. Виктор решил пользоваться реактивами не по журналу, а по описанию в инструкции. После того, как мы отобедали, в комнату к нам пришла Грелка, она сшила нам марлевые повязки для защиты органов дыхания. Две из них она сделала по какой-то медицинской инструкции, зашила вату, пропитанную каким-то раствором. В третью она зашила чистую вату, такую маску для себя просил Виктор. Виктор проверил принесённые нами респираторы, перчатки, пинцеты и даже два противогаза, которые Валера принёс из дома. И сделал вслух своё умозаключение:
– Противогазы хорошие и фильтры у них новые, но в них через десять минут запотеют стёкла, и вы не сможете в них работать. Респираторы так себе, польза от них небольшая, но в них тяжело дышится, почти, как в противогазе. Один пинцет пойдёт, хотя и медицинский, а второй нет, он для маникюра и оба вы взяли у девочек, поленились съездить в магазин, куда я говорил. У меня пинцет есть, вот сами и будете работать этими пинцетами. Перчатки слишком толстые, вы тоже не сможете в них работать, я же вам говорил медицинские не стерильные надо брать, они уже были в потреблении, и стоят на порядок дешевле, чем вам назвали цену. Я сам уже работал без перчаток, когда проявлял фотоплёнку, у меня нет аллергии на эти новые реагенты в реактивах, только руки сильно разъедает, ничего придётся потерпеть. Я возьму себе только марлевую повязку. Получается, что у меня всё есть. Вы возьмите эти повязки, в них я думаю, вам будет удобнее. Все остальное по своему усмотрению.
Потом он отблагодарил Грелку, и мы пошли в лабораторию. Виктор зарядил плёнку в фотоувеличитель, положил на рабочий стол чистый лист чертёжной бумаги малого формата, навёл резкость. На бумаге появилась абракадабра негатива цветной плёнки. При сильном увеличении проектируемая картинка разрывалась на мелкие хлопья. Виктор, положил обратной стороной, лист фотобумаги на рабочий стол, и отрегулировал резкость в фотоувеличители. Проекция кадра из плёнки получилась на пять миллиметров меньше по всему периметру фотобумаги. Работали мы при красном свете фонаря. Тут Виктор надел на рот и нос свою марлевую повязку, я с Валерой сразу надели противогазы и мы начали растворять реактивов в семи ванночках. В восьмую ванночку Виктор уже раньше налил воду. В девятой был налит закрепитель, в десятой снова была налита вода. Ванночки были расставлены по пять штук в два ряда на кухонном столике, его мы принесли с общей кухни. Слева, сверху от нас, в первом ряду, Виктор в ванночке растворил содержимое пакета с первым проявителем. Когда в первом ряду счёт закончился на пятой ванночке стола, он вернулся на нижний ряд, и начал с первой ванночки слева от нас. В отдельных пакетах было ещё вложено по несколько маленьких пакетиков. Когда Виктор добавлял их в раствор к основной массе пакета, то происходила химическая реакция. В результате её, в воздухе маленькой лаборатории, размером два с половиной на два метра выделялись разные газы. В это время Виктор отворачивал голову назад. Мы с Валерой наблюдали всё это через стёкла противогаза с большим интересом, и совершенно не чувствовали ни каких запахов, кроме запаха собственного пота. Наконец, растворы готовы. Виктор сел на своё рабочее место у увеличителя, засек время и отпечатывал первую фотографию. Затем он взял кончиком своего пинцета за уголок фотографии, поднялся со стула, и прошелся с ней по всем ванночкам, промывая её после каждого растворителя цвета в небольшом тазике с водой, стоящем между нами на столе ниже двух рядов ванночек. В каждой ванночке Виктор держал фотографию то количество минут, которое необходимо было по инструкции. Когда была готова первая фотография, Виктор посмотрел на часы, прошло двадцать минут, и он озвучил для нас время. Дальше он сказал:
– Сейчас вы буде работать, как автоматы, только не забывайте промывать фотографию после каждого реактива. Ты Григорий будешь брать фотографии с первой ванночки, и промывать их в тазике с водой, за тем опускать их в следующий проявитель, и выдерживать не меньше, чем нужно для каждого проявителя время. Оно написано у вас на бумаге против каждой ванночки. Твои первые пять ванночек. После пятой ванночки ты промываешь фотографию в тазике с водой и кладёшь в шестую ванночку. На этом твоя миссия заканчивается. Ты Валера дальше проявляешь фотографии в двух ванночках, то есть в оставшихся двух реактивах. Фотографии могут накапливаться только промытые в чистой воде после закрепителя. Здесь вы на них не обращаете никакого внимания. Главное выдерживать нужное время в реактивах. Тебе Валера будет легче. Время в закрепителе передерживать не желательно. После того, как я отпечатаю все фотографии, я приду к вам на помощь. Покидать комнату без моего разрешения нельзя, а то засветите фотобумагу. Фото в ванночках должно оставаться лицевой стороной вниз. Брать фотографии только пинцетами за их уголки.
После своего инструктажа, Виктор заставил нас два раза повторить сказанное им. Мы попросили у Виктора посмотреть сделанную нами первую фотографию. На что он ответил:
– Лучше не надо, она лежит в последней ванночке с водой.
Пока Виктор настраивал объектив фотоувеличителя под следующую фотографию, я взял пинцетом, фотографию и поднёс её к красному фонарю. Она была в цвете, в ней, как через пелену угадывалось Адмиралтейство и какая-то группа людей перед ним.
– Почему нет резкости? – Спросил я Виктора.
– Резкость похуже, чем у простых фотографий, но зато в цвете, это просто запотели стёкла у противогаза, – ответил Виктор.
Я взял полотенце, и стал протирать стёкла. Виктор засмеялся, когда посмотрел на меня. Тогда он сказал, что стекла запотели изнутри. Я снял противогаз, в котором тяжело было дышать. Резкий запах химии ударил мне в нос, от которого я чуть не задохнулся. Я задержал дыхание, и надел респиратор. Протер платком вспотевшее под резиной лицо и рассмотрел неплохую фотографию, на которой были видны лица наших ребят. Валера, глядя на меня, тоже снял противогаз и надел почему-то марлевую повязку, как Виктор. Тут Виктор начал наполнять фотографиями ванночку, и работа у нас закипела. Фотографии, регулярно поступали в первую ванночку, правда, иногда они совсем переставали туда поступать, когда Виктор старался подобрать резкость на фотографию, неудачно снятую кем-то из ребят. Он иногда и нам давал фотоаппарат, чтобы и себя, запечатлеть для истории. Мне в респираторе, вскоре, стало тяжело дышать, и я последовал примеру Валеры, надел марлевую повязку с пропитанной в ней ватой.
Через несколько часов непрерывной работы Виктор сказал, что скоро будет час перерыва. Он закрыл оставшуюся бумагу, и подключился к нам на помощь. Вот все фотографии лежат в воде. Виктор выгоняет нас в коридор, сливает воду с ванночки с готовыми фотографиями, и забирает их с собой вместе с ванночкой и катком. Раньше в комнате, переоборудованной под лабораторию, была кладовка, поэтому в ней не было окна. Было два часа ночи в коридоре не души. Виктор не выключает красный фонарь и оставляет дверь лаборатории открытой настежь. Вот мы в масках спускаемся на наш этаж, и идём по коридору к себе в комнату. В комнате Виктор достал из шкафа электроглянцеватель и включил его в сеть. Потом вынул из него глянцевые пластины, накатал на них валиком фотографии, и вставил их обратно в слабо нагретый прибор. Затем он снял марлевую повязку с лица, и повесил сушиться на спинку кровати. Мы с Валерой последовали примеру Виктора. Резкий приток свежего воздуха к моим лёгким вызвал у меня головокружение, помутнение в голове, и я опустился на кровать. Когда я пришёл в норму, то увидел, что Валера лежит на полу, и Виктор водит ваткой с нашатырём перед его носом. Оказывается, когда Валера на мгновение позже меня снял с себя маску, то грохнулся на пол, и потерял сознание. Когда Виктор привёл Валеру в чувства, он велел ему лежать на полу, положил под голову две подушки. Затем он поднял его повязку, лежащую на полу, поднёс к носу, понюхал. Потом догадался в чем дело, сказал:
– Вот эскулапы чёртовы, что их защитные лекарства с парнем сделали!?
Сразу убежал из комнаты, и вернулся вскоре с заспанной Грелкой. В руках у той был тонометр. Она замерила у нас давление и сказала, что самое низкое у Валеры, потом у меня, а у Виктора повышенное. Потом она сходила к себе в комнату нашла, инструкцию препарата, в котором была смочена вата. В ней было написано, что вату через два часа после её применения надо, менять. И прочитала побочные эффекты, которые вызывает препарат. В них значились головокружение, и кратковременная потеря сознания. Я промолчал, что у меня закружилась голова, потому что Виктору и так досталось от Грелки, за нас, что мы пробыли в повязках такое длительное время. Грелка ушла, забрав с собой две повязки. Мы сели за стол выпили горячего чая, с хорошей чаевой заваркой. Она нашлась у Валерия, маленький пакетик индийского чая со слонами. Виктор отказался пить чёрный чай, сославшись на то, что у него и так давление повысилось. Он налил себе грамм сто пятьдесят водки, медленно выпил её, закусил бутербродом с докторской колбасой. Затем он заменил очередные фотографии на пластинах, просмотрел первые высохшие фотографии и отобрал себе две фотографии с собственной персоной. Эта была фотография у Медного всадника и фотография на Пискарёвском кладбище. После отдыха у нас прибавилось сил, хотя была глубокая ночь. Виктор велел нам сушить фотографии, и один ушел в лабораторию, взяв с собой досушенную, переложенную им сверх глянцевателя марлевую повязку. Вернулся он через три часа, совершенно усталый. Принёс очередную ванночку с фотографиями, забрал свою плёнку и сказал:
– Еле доделал. Куда-то ушли все силы. Уберитесь сами в лаборатории, и ключи отдайте коменданту. Всё наше заберите. Что-то меня мутит. Не тот путь выбрали технологи в изготовлении реактивов для цветного фото. Так они погубят всех фотографов. В будущем надо объединить оптиков, физиков и математиков, что бы уйти от изготовления цветных фотографий таким способом, от химии надо уходить.
Тут Виктора начало тошнить, он еле смог добежал до балкона, через холл. Его начало рвать. Виктор старался направить рвотные массы вниз на траву, для этого он перегибался через ограждение балкона. Я оставил с ним Валеру, чтобы тот придерживал его, боялся, что Виктор нечаянно улетит вниз, и побежал за Грелкой. Та уже не спала. Она набросила на себя халат, взяла упаковку таблеток активированного угля, и побежала вслед за мной. Когда мы прибежали на балкон, все внутренности Виктора продолжало выворачивать наружу. В его желудке уже ничего не было, выходило немного жидкости с жёлчью. Виктор выбился из сил, он никак не мог остановить рвотный рефлекс.
– Давайте быстро сюда чайник с тёплой водой. Это он надышался парами реактивов, у него все вредные вещества оказались в лёгких. Сейчас кровь их разносит по всему организму, отравляя его мозг, и тот посылает реакцию на отравление. Мои марлевые повязки с лекарством спасли вас от подобной экзекуции.
Прокомментировала Грелка причину рвоты. Когда мы принесли воду, Грелка начала совать Виктору по одной угольной таблетке в рот, после каждой заставляла выпивать беднягу по стакану теплой воды. После третьего стакана его вырвало одной водой последний раз. А грелка продолжала совать ему в рот таблетки уже по две штуки, и заставляла пить воду. После прекращения рвоты красный вид лица Виктора медленно начал белеть. Он сам прошёл в санблок к умывальнику, умылся, затем отметился в туалете по малой нужде. Вернулся в комнату, лег на кровать, и сразу уснул. Лицо Виктора сильно побелело.
– У него упало давление, через несколько часов он начнет сильно кашлять, так что не пугайтесь, купите ещё три упаковки активированного угля и давайте ему пить таблетку со стаканом теплой воды. Купите несколько пакетов молока и поите его, вместо еды, с кусочком ржаного хлеба, – закончила наставления Грелка, и ушла в свою комнату.
Виктор проспал до вечера. Правда, он начал кашлять ещё во сне. За это время мы успели немного поспать, потом убрались в лаборатории, и отдали ключ коменданту. Принесли и поставили вымытые ванночки, валики и другие приспособления, наверх наших шкафов. Я написал Валере список продуктов, которые срочно надо было купить, и он ушёл в гастроном. Я досушил фотографии, и выбрал себе лучшую из них, где мы втроём Виктор, я и Валера стоим у Ростральной колонны. Виктор проснулся, и сильно кашлял всю ночь, не давая нам спать. На третий день он перестал кашлять совсем, и неделю ещё восстанавливался пока пришёл в нормальную форму. Вот так нелегко ему дались эти цветные фотографии. За то мы хвастались ими целый год, показывая собеседникам свою работу, когда нам не верили. Выиграли не один спор на этом. Я тогда подумал, что нас от болезни спасло то, что когда Виктор растворял реактивы, мы с Валерой были в противогазах, а ему позволила допечатать фотографии выпитая водка.
Через две недели после начала занятий в комнату к нам явился Кудрявцев Василий и Олейник Алексей. Василий сообщил, что девочку окрестили, и назвали Раисой. Он привёз нам свои солёные грибы зеленки, урожай прошлого года, литр самодельной анисовой водки, разные мясные деликатесы, сделанные его мамой. Потом мы отметили рождение дочери, и официальную регистрацию их брака с Таисией в загсе. Дома они скромно отметили это событие в узком семейном кругу без торжеств. Утром Василий выписался из нашей комнаты, на его место прописался Алексей. Он официально восстановился в группу вместо Василия, и сейчас будет жить в нашей комнате и займёт пустующую койку Василия. Василий устроился тренером по баскетболу в юношескую спортивную школу города Светлогорск. Алексей и Василий, оказалось, входят в состав областной команды по баскетболу, тем более играют в одной связке. Раз в неделю у них совместные тренировки, и Василия через спорт комитет обязали приезжать на них.
На следующий день Алексей переехал в нашу комнату. Мы с головой окунулись в учебный процесс. Даже «Блудный кот Дима» вернулся в свою комнату. Так назвал Диму Алексей при встрече, наслышанный о его похождениях, и с его лёгкой руки эта кличка прижилась. Я два раза в неделю посещал секцию бокса. Виктор с Валерой секцию борьбы. Алексей через день играл в баскетбол за разные команды. То за сборную факультета, то за сборную института, то за сборную области. Родители Алексея жили в городе, и он часто уходил ночевать к ним. Виктора по привычке дёргали на разные спортивные мероприятия: кросс, футбол, ручной мяч, шахматы. Дима изменился, начал ходит в зал на гимнастику. В комнату вернулось спокойствие и размерная студенческая жизнь. Вечерами Виктор и Валера пропадали, даже не приходили ночевать. Валера продолжил встречаться с Ларисой, и иногда мне рассказывал о своих встречах. Я переписывался с Акулиной. Виктор знал об этом, и не подходил ко мне, в момент получения, мной писем, боясь, что я его втяну в очередную историю со своими девицами. Он иногда подрабатывал, делал курсовые работы заочникам и вечерникам, иногда замещал бабу Клаву в садике на дежурстве, по её просьбе. Их роман с Валей видать разгорелся с новой силою. Они уже не могли друг без друга, я часто встречал их вместе в разных местах города, и мне приходилось делать вид, что я их не заметил. Я не хотел смущать своего друга и Валю. Так продолжалось до ноября месяца.
Тогда нас пригласили в городской спортивный дворец, на баскетбольный матч, между Витебской и Гомельской областью. Мы увидели красивый баскетбол. Связка Василия с Алексеем хорошо смотрелась. Наша область выиграла в упорной борьбе, с перевесом всего в четыре очка. Мы с Виктором довольные шли домой по одной из улиц города, обсуждали по дороге матч. Как в половине метра за нами, упал тяжелый горшок с землей и цветами, и разбился об асфальт тротуара. Сзади нас шли молодой парень с девчонкой, которая заорала от страха, хотя горшок упал в семи метрах перед ними. Две бабули, шедшие за ними медленным, прогулочным шагом, мы их ещё обогнали, подошли к нам, и сказали, что это на нас было совершено покушение. Но откуда? Они ждали третью свою подругу, и смотрели вверх на её балкон, на пятом этаже. Окна в доме были закрыты. Горшок, по их мнению, летел, откуда – то с крыши рядом с её балконом.
Оказывается, шедший нам на встречу стройный высокий парень, в начале этого дома, по счастливой случайности оказался из органов. Он за это время не убежал, как мне вначале показалось от страха во двор, а успел забежать по бетонным ступеням лестницы на чердак, ближнего к нему подъезда. Он был закрыт на замок. Тогда он, быстро, по металлической лестнице, закрепленной на стене чердака, поднялся в будку на плоскую крышу дома. Под лестницей было просыпано немного чёрной земли. Когда парень поднимался, то через открытую дверь в будке выхода на крышу, он слышал шаги убегающих ребят. Когда парень оказался на крыше, то она уже была безлюдна. Злоумышленники убежали через будку последнего от него подъезда. Парень увидел два цветочных горшка кем-то вынесенных на крышу, они стояли у первой будки. Затем он определил, откуда был сброшен первый горшок, по просыпанной земле, у ограждения из арматуры. Парень вышел через последний от него подъезд и подошел к толпе народа, которую возглавлял офицер в милицейской форме. Он велел нам не расходиться, и опрашивал всех видевших падение горшка. Их оказалось больше десятка. К нему подбежал парень с крыши, показал удостоверение в красной обложке, рассказал кратко о проделанной им работе и велел тому быстро вызвать наряд милиции с собакой. Сам забрал у него ручку и блокнот, стал записывать показания свидетелей. В толпе пошли разговоры, что в их районе это не первый случай, что так свой протест выражают евреи, потому что им наложили запрет на выезд в Израиль. Виктору надоело слушать всякие сплетни, и он сказал мне:
– Пойдём, зачем остановился. Что ты мог видеть, у тебя на затылке третьего глаза нет. Слава Богу, что не убили. Малолетние ребята ещё глупые, ищут приключения на свою задницу, озоруют беспутные, их сегодня должны поймать, пока они не убили, кого-нибудь из прохожих. Нечего слушать всякие сплетни. … Если в кране нет воды, её выпили жиды.
Закончил он свой монолог словами из известной песни, когда мы немного удалились от места пришествия. Парень из органов слышал его высказывания, засмеялся, и не остановил нас.
А через три дня в Гомеле произошёл случай, который всколыхнул весь город. Истинное положение вещей по этому случаю, люди узнают только через сорок лет. Вот о чём говорили тогда в городе.
Утром молодая мама на минутку оставила грудного ребёнка в коляске у универмага, без своего внимания. Ребёнок только уснул, и она пожалела его разбудить. Оставила она своего годовалого ребёнка на маму, стоящую здесь, вместе с колясками. Женщина с длинными тёмными волосами укачивала в коляске ребёнка, чтобы самой вскоре уйти в универмаг. Ушедшая мама, в качестве благодарности, пообещала присмотреть за ребёнком этой женщины, когда они поменяются местами. Через пять минут женщина вернулась с купленным пюре для прикорма, но женщина с двумя колясками исчезла. На отчаянный, душераздирающий крик молодой мамы прибежал милиционер. Сразу по горячим следам была дана ориентировка на женщину похитившую ребёнка всем постам ГАИ, и по всем отделениям милиции. Воровку поймали через час в аэропорту, во время посадки на самолёт.
Молодая семья улетала в Израиль. Все её члены полчаса тому назад прошли таможенный контроль. Ребенка распеленали догола. Всех улетающих с их вещами просканировали металлоискателем. Во время прохода с трапа в салон, сильный порыв ветра сбросил на мгновение накидку с лица грудничка. Женщина тут же её поправила, и вошла в самолёт. Стюардессе показался подозрительным цвет лица ребёнка, уж слишком он был бледным. Она тут же доложила об этом командиру лётного экипажа, а тот по рации пригласил в салон соответствующую службу, которая и обнаружила в руках у женщины мёртвого грудничка. Рейс задержали, и опросили всех пассажиров рейса. Мужа и жену стали по отдельности допрашивать с пристрастием. Провели очную ставку двух женщин. Потерпевшая в блондинке узнала ту женщину с коляской, только тогда, когда на неё надели парик, найденный среди вещей преступников в чемодане. Мужчина думал, что они везут ребёнка жены, он был ему не родной, она его нагуляла. О том, что жена убила чужого ребенка, задушив его подушкой, и подменила им своего, отдав его своей сестре, после прохождения досмотра, он узнал только сейчас в самолёте. По профессии женщина была операционной медсестрой. Обворованная мамаша в детском трупике узнала своего ребёнка. При осмотре грудничка на животе его был обнаружен аккуратно выполненный шов. Врач, проводивший вскрытие доложил, что внутренние органы ребёнка были вынуты, а вместо них был вложен пакет, в нем была бандероль. Она была упакована на почте, на её бумаге и шпагате стояло несколько сургучовых печатей. Когда в лаборатории КГБ аккуратно вскрыли бандероль, в ней оказались золотые самородки общим весом более двух килограмм. Они были завёрнуты в лоскуты от мужской рубахи. Вскоре стало ясно, что самородки были найдены на нескольких приисках и не в один раз. Визу на переезд в Израиль семье долго не оформляли. Затем какой-то доброжелатель уговорил медсестру использовать её ребёнка, как контейнер. За это он пообещал ей визу и большие деньги в Израиле при передаче пакета. На лицо отлаженное воровство с прииска, и действующий канал увоза драгоценностей, за границу. Если бы медсестра не своровал чужого ребёнка, и не подменила им своего в аэропорту, оставив его на родственников, канал не был бы обнаружен. Медсестра, мужчину, предложившего ей сделку, видела всего два раза, с её слов был составлен фоторобот. Этим делом занялся КГБ. Эта информация о деле, появилась у меня от Валеры, больше ему ничего не рассказал отец. В городе в случившемся увидели заговор. И рассказывали о нём, как о мести евреев жителям города, за то, что их не выпускают в Израиль.
Однажды, после полудня, когда Виктор и Валера пришли после тренировки в борцовском зале, и прилегли отдохнуть, в комнату вбежал парень с нашего этажа, он сказал:
– Виктор беги скорее на вахту, тебя к телефону требуют.
Так обычно приглашали вахтёры ребят, не оставляя свой пост. Когда Виктор вернулся, в нём что-то изменилось, резко испортилось настроение. На мой вопрос:
– Что случилось? -
Он ответил:
– Звонил Геннадий. У него вчера умер отец, дядя Лёша. Умер он во время работы. Утром дядя Лёша на планёрке выдавал задание рабочим. Упал, потерял сознание, тяжело задышал, и умер, до приезда скорой помощи. Завтра похороны. Вынос тела состоится в четырнадцать часов по месту жительства Геннадия.
Я знал, что первые два года, Виктор безвозмездно помогал Геннадию делать курсовые работы, да и сейчас он забегал к Виктору изредка за консультацией. Виктор лёг на кровать, и о чём-то сильно задумался. Ближе к вечеру он сообщил мне, что ночевать будет у Вали, и ушёл из общежития. Вернулся он ближе к ночи после поминок на следующий день. По виду Виктора было видно, что ему было не по себе. Я стал расспрашивать его, как прошли похороны, чтобы вернуть парня в реальную жизнь. Вот что он мне рассказал:
– Вчерашнее сообщение о смерти дяди Лёши застало меня врасплох. Я вспомнил наше первое знакомство с этим хорошим человеком, вспомнил Свету, которая нас с ним познакомила. Когда я пришёл вечером к Вале, она сразу почувствовала, что со мной, что-то творится. Когда я рассказал ей, что умер дядя Лёша, и сказал, что это дорогой мне человек, и мне завра надо идти на похороны к четырнадцати часам, она вдруг сказала: «Я тебя одного не отпущу, пойду с тобой на похороны, ты сейчас в таком состоянии, что можешь попасть под машину. Ты расскажи мне, пожалуйста, об этом человеке, и мы вместе будем соболезновать». Я так и сделал, рассказал всё, о своём друге. Конечно, мне пришлось сказать, что нас познакомила моя знакомая девушка Света. Когда она спросила, где сейчас эта девушка я ответил, что она давно вышла замуж, и живёт сейчас, где-то в другом городе. Валя сразу успокоилась.
На завтра мы купили четыре гвоздики, по две на каждого, и приехали к дому дяди Лёши. У дома толпилось много людей. Дядя Лёша был честным, хорошим человеком, он помог многим людям в тяжёлую для них минуту. Вот они и пришли, проводить его в последний путь, со всех частей города, узнав, друг по дружке о его безвременной кончине. В толпе говорили, что при вскрытии у него в Лёгочной артерии обнаружили, оторвавшийся тромб, который парализовал доступ крови в дыхательные центры. Смерть мгновенная. Дай Бог такую легкую смерть каждому.
Мы с Валей постояли немного у дома, и перед выносом пошли проститься в квартиру к дяде Лёше. В зале на двух табуретках в гробу лежал дядя Лёша. Много венков с траурными лентами стояли у изголовья. Портрет ещё молодого дяди Лёши, в военном мундире капитана, в траурной рамке стоял на столе. На фотографии, на кители дяди Лёши были видны награды, среди них чётко просматривался орден красной звезды. Коробочки с наградами лежали на столе. Наверное, другой фотографии не нашли, подумал я. Дядя Лёша, как живой лежал в гробу с закрытыми глазами. Он не болел и ушел из жизни легко. Была осень, ноябрь месяц, на улице солнечно и прохладно. Отопления в домах работало. Балконная дверь была открыта настежь. Через тюль поступал свежий воздух с улицы, поэтому в комнате было не жарко. Ноги дяди Лёши были закрыты цветами, мы с Валей положили свои гвоздики. У стены стоял диван, на нем сидели две молодые женщины, и высокий парень в очках очень похожий на дядю Лёшу. Женщины были с чёрными косынками на голове, и большими красными от слёз глазами. Они плакали всю ночь, а сейчас только часто всхлипывали, на большее у них уже не было сил. Это были сноха Настя, её подруга Света и сын Геннадий. Он сидел с убитым горем лицом, но не плакал. Мы подошли к Геннадию, и выразили ему своё соболезнование. Геннадий поблагодарил за сочувствие, и просил проехать с ними на кладбище, в одном из автобусов от Белбакалеи.
Увидев меня, Света поднялась с дивана, обняла меня за шею, и громко заплакала навзрыд, причитая: «Видишь, оставил нас дядя Женя, чем-то не угодили мы ему, не захотел даже внучку свою воспитывать». После этих слов заплакала, и начала причитать и сноха Настя. А Света не останавливалась и причитала дальше: «Виктор ты не знаешь, как мне сейчас плохо, так плохо, что не хочется жить!» И она вдруг начала целовать меня. Я стоял, как истукан, и не знал, что делать. Потом она перевела свой взгляд на Валю. Девушки встретились глазами. Я посмотрел на Валю, и понял, что она уже настоящая женщина, и меня никому не отдаст, ни при каких обстоятельствах. Поняла это и Света, вдруг перестала плакать и сказала: «У тебя хорошая девушка, самое главное она любит тебя. Береги её!» Геннадий и Настя усадили обезумевшую Свету на диван.
Валя увела меня на улицу. Станислава последнее время, когда воспитывала дочь, любила говорить: «Девки, сейчас глупые, любовь им подавай, а её нет. Есть только привычка и влечение». И Валя в общении со мной стеснялась использовать это слово, она называла меня милый, дорогой, а тут не знакомая ей девушка сразу назвала своим именем её отношение ко мне. Её слова, сильно задели Валю. Тут приехал оркестр похоронного бюро по заявке Белбакалеи. Заиграла траурная музыка. С автобуса с военными номерами вышли солдаты, и пошли в квартиру покойного. Шесть солдат в парадных мундирах с траурными повязками на рукавах вынесли гроб и поставили его на две табуретки. Люди, кто не ехал на кладбище, подходили и прощались с покойным под звуки траурной музыки. Когда все попрощались, мужик с похоронного бюро, подождал, пока выстроится траурная процессия. Потом он забил крышку гроба на два гвоздя по диагонали, не утапливая их шляпки. Вот гроб погружен на катафалк. Траурная процессия началась с детей, каждый из них нес подушечку с одной наградой покойного. Мальчик постарше, нес траурный портрет, дяди Коли. Потом молодые девушки несли венки, а дорогу процессии два дяденьки с мешами устилали ветками хвои. Потом ехал катафалк, с гробом охраняемый шестью солдатами с боевыми карабинами. За гробом шла приличная колонна людей, провожающих в последний путь дядю Лёшу. Первыми за гробом шли Настя и Света, они вели под руки Геннадия, у него бедного от нервного стресса начали подкашиваться ноги. Мы с Валей шли с краю в третьем ряду, она всё время смотрела в первый ряд на Свету.