Виктория Горнина
Троя. Книга третья. Ахейцы
– Я сам удивился – настолько честный попался парень – ведь по глазам было видно – жаль ему своего быка, а присудил награду мне. – отвечает Арес.
– Что хоть выиграл-то? Приз того стоил? – интересуется Афродита.
– Венок обычный, что ж еще? – отзывается Арес.
– Фи-и… Венок… – разочарованно протягивает она.
– Можно подумать – вы тут из-за куска золота сцепились. – раздражается Арес. – Развели канитель – всех на уши поставили, отца к стенке приперли – и все из-за чего? Подумаешь, яблоко гнилое не поделили…
Тут Зевс решает, что пришла пора ему вмешаться. Он уже вздохнул спокойно – нашлось-таки на кого перевести стрелку.
– Дело не в том – какой приз. Вы же хотите, чтобы судейство было объективным и непредвзятым, так?
– Конечно. – соглашаются богини.
– Вот завтра утром и отправитесь к тому пастуху. Гермес – ты это дело проконтролируешь – что бы там без всяких выкрутасов… Получи яблоко.
Гермес нехотя поднимается из-за стола. Не первый раз мотаться ему с поручениями, однако на больную голову, да еще утром…
– А почему не сейчас? – не желает откладывать это на завтра Гера.
– Правда, мы немедленно можем… – предлагает Афина.
– Вот не терпится им. – перебивает ее Зевс. – Спит он. Ночь на дворе. Давно все нормальные люди спят. Одни вы тут никак не угомонитесь. Объясни им, Арес, где тот пастух…
– Окрестности Трои это. – подхватывает Арес. – Гора называется Ида – я уже говорил…
– Далековато, но что делать… А теперь успокойтесь все. Не то глаза друг другу повыцарапываете – тоже мне, красотки… Спать ложитесь. Всем спать. – громогласно командует Зевс.
И взволнованная атмосфера как-то сама собой постепенно рассеивается – стихли громкие речи, мудрый Хирон затушил один за другим все светильники, прикорнули гости где придется – и пещера погрузилась в сладкий сон. Лишь одинокий силуэт маячит возле входа, четко выступая в призрачном свете луны.
– Отличный скандал получился. – радуется Эрида, тонкие губы расходятся в счастливой улыбке. – Еще немного – и подрались бы.
Досадно лишь то, что никто не узнает, чья это блестящая идея. Так она удалась, что никто не спросил в пылу спора – откуда яблоко? Кто нацарапал надпись? Никому это и в голову не пришло. А жаль – должны понять боги – нельзя обижать богиню раздора, нельзя пренебрегать ею, и никак не годится забывать о ней – иначе – мало не покажется.
Глава вторая. Сага о золотом барашке
1 Близнецы
– Ну что ты вытворяешь? Оставь меня в покое, Аэропа. Сколько можно повторять… Люди смотрят.
Эти слова прозвучали тихо, почти шепотом, чтобы их не могли расслышать охочие до сплетен микенские зеваки, в изобилии крутившиеся возле рыночных рядов. Приятной внешности мужчина лет этак 32-х, заметно нервничал, глубоко посаженные карие глаза тревожно озирались, боясь случайно наткнуться взглядом на знакомое лицо – он то краснел, то бледнел, безуспешно стараясь избавиться от навязчивой спутницы – увы – это было бесполезно. Они стояли возле низенького прилавка, заваленного пучками душистых трав – подвижная пухленькая блондинка небольшого роста в цветастом аляпистом наряде и он, высокий, осанистый, с каштановыми длинными кудрями – такой видный, хорошо одетый мужчина – конечно, все обращают внимание на него – а как иначе? И надо было встретить ее здесь – теперь не отвяжется. Фиест скосил глаза на Аэропу – пока ее пальчики безо всякой надобности теребили фиолетовую веточку базилика, она все плотнее прижималась к своему спутнику – то шаловливо выставляла ножку, то невзначай задевала бедром, то вновь терлась о мягкую ткань его белой туники, так, что Фиест ощущал податливость ее рыхлого тела, чувствовал запах золотистой кожи, а напряженная пуговка соска касалась его предплечья.
– Что ты делаешь? Сумасшедшая…
Только и мог потихоньку твердить растерявшийся, смущенный Фиест, пока жена его брата так откровенно демонстрировала свою доступность. Нельзя сказать, что ему совсем не нравилась Аэропа – цветущая, в самом соку, ухоженная женщина, с объемной грудью, с бархатистой кожей – как раз сейчас ее стройная ножка сквозь разрез вызывающего наряда жмется к его ноге… но есть же брат. Фиест в который раз постарался отодвинуться от прилипшей спутницы, однако, это значило потеснить рядом стоящих женщин – не дай бог толкнуть их, или, того хуже, оттоптать им ноги – возле прилавка, как назло, толпился народ, и Аэропа, пользуясь этим, все теснее жалась к нему. И надо было им встретиться здесь, в суете рыночной площади Микен, где так много знакомых лиц – кто-нибудь, да обратит внимание, еще и брату донесет – видели, мол, твою жену в компании с Фиестом. А чем он виноват, если она так и льнет к нему? Просто не дает прохода. И чего этой дуре не хватает? Братец вроде не обижает ее, ребятишек у них как никак двое – а она все не успокоится – то подкараулит его на улице, то встретит невзначай у колодца.
– Как увижу тебя, так прямо млею вся – безо всякого стыда говорит Аэропа, а сама так и таращит свои бесстыжие зеленые глаза и смазливое круглое личико расплывается в похотливой улыбке. Она постоянно вгоняет его в краску, нигде Фиест не может чувствовать себя спокойно – он и к брату-то ходить перестал.
Кто бы мог подумать, когда они приехали сюда, что так все получится? Щупленький, болезненный Эврисфей пригласил их обоих – управлять Микенами, пока сам он будет воевать. Это был своего рода реверанс в пользу могущественного Пелопа – отца обоих братьев – уважал тщедушный микенский владыка своего соседа – вот и позвал его сыновей присмотреть за Микенами в свое отсутствие.
– Близнецы они – рассуждал Эврисфей – Куда один, туда и другой. Нет никого на свете дружнее близнецов.
Как же ошибался царь Микен – да разве мог знать он, сидя у себя во дворце, более похожем на крепость, о бесконечном соперничестве между братьями, начавшимся едва не с колыбели.
– Я первый – кричит Атрей – Я старше тебя на 5 минут.
– Ну и что? – чуть не плачет Фиест – Мы родились в один день.
– Все равно – я главный – лезет с кулаками на брата Атрей – и лишь своевременное появление матери спасает их обоих от новых синяков.
Так и росли два брата, постоянно выясняя между собой, кто из них лучше, воспринимая удачу другого, как личный проигрыш. Сегодня Фиесту удалось побить рекорд в беге – раздосадованный Атрей рвет и мечет, дальше брата запустил диск Атрей – Фиест от злости не находит себе места. Постепенно взрослея, они поняли наконец, что так открыто не стоит проявлять истинные чувства – и окружающие с облегчением вздохнули – подросли мальчики, образумились, забыли детские обиды – закончилось противоборство – увы, это было не так. Исподтишка наблюдая друг за другом, они старались на людях демонстрировать братскую привязанность и дружбу – им почти удалось обмануть всех, кто не особенно интересовался ими. И, тем не менее, затаенная злость время от времени выплескивается наружу.
– Какие красавчики эти близнецы – а похожи – прямо две капли воды – случайно оброненные слова следующим образом действуют на братьев:
Сразу Атрей, чтобы хоть чем-то отличаться от брата, остригся едва не на лысо – оставив лишь острый ежик каштановых волос. Фиест напротив, отращивает кудри – густые волосы вьются сами, живописно рассыпаясь по плечам. Атрей взял в жены критянку Аэропу – Фиест, в противоположность брату совсем не собирается жениться. А зачем? Брат остепенился, серьезным стал, а я, назло ему, погуляю еще – пусть завидует – и пускается во все тяжкие Фиест, зарабатывая репутацию шалопая и гуляки. Вот она-то, эта репутация, и подвела его по приезде в Микены. Навел-таки справки Эврисфей, прежде чем покинуть город. Нашептали ему пронырливые советники – у холостого Фиеста там дочь, а там – сыновья растут – нагулял, да бросил – можно ли такому доверять?
– Вот что я решил – заявил Эврисфей обоим братьям, представшим перед ним по приезде.
Маленькие серые глазки на скуластом лице царя так и бегают, переводя острый взгляд с одного брата на другого. Один явно старше – серьезное лицо, аккуратный, подтянутый – сразу видно, рассудительный, строгий, неторопливый, одет как подобает уважающему себя человеку – добротная ткань приятно сочетается со скромным покроем, а этот, ишь, лохмы распустил, нарядился, словно на танцы собрался – кто сказал, что они близнецы? Определенное сходство, вне всяких сомнений, присутствует, но до чего разные эти два брата.
– Атрей пусть замещает меня. А ты поможешь ему, если что – наконец решает Эврисфей.
Так и оказался Атрей на микенском троне, пусть и временно. На этот раз проиграл ему Фиест.
– Так и должно быть – спокойно воспринимает свое назначение Атрей – Я же первый.
Отголосок скрытого соперничества вырывается наружу, словно речь, как прежде, идет о детских обидах.
– Пусть не обижается Фиест – это серьезное дело – он не потянет.
Сразу забывает о брате Атрей, предоставив того самому себе – пусть развлекается в Микенах – он только это и умеет делать. В свою очередь Фиест, подождав немного, не призовет ли его брат, хотя бы приличия ради, спустя некоторое время убедился окончательно – нет, не призовет. Напрасно он, Фиест, околачивается здесь, в Микенах. Ничего не светит Фиесту – никаких перспектив – может, вернуться к отцу? Тем более, что Аэропа, жена Атрея, устав от постоянного равнодушия мужа, целиком погруженного в бесконечные дела, все настойчивее пристает к нему.
– Отстань от меня – огрызается Фиест, когда никто их не слышит – Ступай домой.
– Фу, какой ты противный – ничуть не смущается Аэропа, томно закатывая глазки. – Неужто твои тощие шлюхи лучше? Меня хоть ухватить есть за что
Это сущая правда, и Фиест невольно всякий раз скользит взглядом по пышной груди и округлым бедрам, однако есть приличия, в конце-то концов. Аэропа – жена моего брата – в сотый раз говорит сам себе Фиест. К тому же при его-то внешности у него нет проблем с противоположным полом – зачем наживать неприятности на ровном месте? Нет, пора ему убраться из Микен, пока не поздно – Аэропа, похоже, так и будет преследовать его – сплетни рано или поздно дойдут до брата
– Все равно здесь ничего мне не светит. Завтра собираю вещи. И домой. – в один прекрасный день принимает решение Фиест.
2 Легенды Микен
Но, до завтра нужно дожить – впереди добрая половина дня сегодняшнего, и Фиест, послонявшись без дела по мрачным покоям эврисфеевского дворца, надумал прогуляться по улицам Микен, тем более что из лабиринта залов доносится бойкий голосок Аэропы – не желая встречаться с ней, Фиест выскакивает на широкую лестницу.
– Жаль, плащ не прихватил – сокрушается по дороге Фиест, но возвращаться нельзя – того и гляди, наткнешься на нее – еще раз у самого выхода останавливается Фиест – Может, вернуться? Вечера в Микенах холодные – совсем рядом горы – оттуда постоянно тянет прохладным ветерком, лишь только садится солнце.
Пока он мнется в передней, тяжелая, потемневшая от времени дубовая дверь решительно распахивается чьей-то твердой рукой. Вошедший, могучего телосложения человек, крупный, высокий воин, потеснив Фиеста, устремляется вверх по лестнице. Фиест провожает его глазами – запыленная медь доспехов, запекшаяся кровь, тяжелый шаг, удрученный, даже злобный вид – это гонец, и, похоже, с плохими вестями – догадывается Фиест. Что-то недоброе случилось. А гонец, тем временем, оттолкнув разодетого пижона, спешит со своим донесением к нынешнему правителю Микен, и лицо его мрачно – мрачнее тучи, походный загар прочно въелся в огрубевшую кожу – выделяются лишь голубые глаза, окруженные сеточкой морщин и мохнатые выцветшие брови нависают над ними. Торопится гонец сообщить о гибели Эврисфея, о том, что война на этом, похоже, закончена и остатки войска направляются в сторону Микен – воины хотят домой, все устали от бессмысленной бойни, основанной на личной мести – а раз нет больше Эврисфея – что продолжать-то? По сути – для Микен это благо, но опытные воин, не раз прикрывавший Эврисфея от вражеских стрел и мечей, преданно служивший своему царю, опечален искренне, до слез. Погиб царь Микен, и город должен достойно почтить его память, какой бы она не была. Тем временем Фиест пока мнется в передней – невнятные звуки поднявшегося переполоха доносятся до него, Фиест делает шаг назад, любопытно ему узнать, что происходит – но, тут на верхней ступени лестницы возникает Аэропа – в песочного цвета коротенькой тунике.
– Вот ты где. – призывно улыбается Фиесту Аэропа. – Я тебя искала…
Полупрозрачная ткань будто сама собой сползает с округлого пухленького плеча, Аэропа вполне уверена, что Фиесту, зажатому между лестницей и дверью, деваться от ее чар некуда – потому она не торопясь, преодолевает ступеньку за ступенькой. И с каждой ступенькой Аэропа задирает ткань и без того короткого наряда все выше, будто подол мешается ей при спуске – да так, что видна вся стройная ножка и не только. У Фиеста от такой картинки захватывает дух. Он пятится назад, на ощупь отыскивая дверное кольцо, не в силах оторвать взгляда от обнаженных прелестей.
– Совсем сдурела. Вдруг кто увидит.
– Что испугался? Никто не увидит. Все побежали туда. – неопределенный взмах пухлой ручкой должно быть указывает в направлении тронного зала, где обычно решаются все важные для города дела – но от этого жеста съехавшая с плеча шелковистая ткань сползает окончательно, открывая полушарие левой груди.
– Эврисфея, кажись, убили. Так что до нас с тобой никому нет дела. Пойдем…
Она стоит рядом, протягивая руку, и бесстыдно улыбается ему. Если Аэропа сейчас дотронется до него – все, я пропал – Фиеста бросает в пот – она жена его брата, практически правителя Микен… Фиест резко поворачивается, влажными от пота руками дергает неподатливую дверь на себя и быстро выскакивает вон, по дороге переводя дух.
– Что за баба. Пристала, как репей.
И лишь спустя некоторое время, когда мысли вновь обрели стройный порядок, Фиест начинает понимать, что за новость привез тот самый гонец, что чуть не сбил его с ног – погиб Эврисфей, убили его где-то там, вдали от Микен, а значит Микенам придется выбирать нового царя.
– Они, конечно, предпочтут Атрея. Кто бы сомневался. – с досадой думает Фиест – но, делать нечего, он и сам понимает – здесь первенство за братом. Пока он сам куролесил в Микенах, Атрей успел показать себя с самой лучшей стороны – микенцы изберут его, это точно – никого другого у них на примете нет. Хотя, как знать? Какой у них тут порядок престолонаследия? Впрочем, в любом случае у Фиеста нет шансов – и, чтобы не смотреть на триумф брата, он все тверже укрепляется в мысли покинуть Микены.
А пока он бредет наугад, кривыми, плохо вымощенными улицами, мимо приземистых домов – Фиест специально свернул в сторону от центральных микенских площадей, чтобы не слышать, как глашатаи объявляют народу последнюю новость, подальше от суеты, что обязательно поднимется, лишь только граждане узнают о гибели своего царя. Да разве от этого сбежишь? Это ему, чужаку, все равно – погиб Эврисфей или нет, а жителям города совсем не безразлична эта новость – что, вообщем, не удивительно. Даже в маленьком кабачке на окраине Микен, куда загнала Фиеста вечерняя прохлада, вовсю обсуждают это известие – весть мигом облетела город, и всякий уважающий себя гражданин Микен поспешил в общественные места – будь то рыночная площадь или захудалая забегаловка – надо все обсудить на людях. По этой причине кабачок, в котором оказался Фиест, был заполнен до отказа – в спертом тяжелом воздухе, богато насыщенном винными парами, велась нескончаемая громкая беседа, весьма эмоциональная – зачастую с переходом на крик.
– Поделом ему – разоряется изрядно выпивший невзрачного вида старичок с редкой козлиной бородкой. – Ишь, поперся на старости лет воевать…
– Точно говоришь. Всю жизнь трусил, а тут на тебе – рьяно поддерживает его собеседник – вся в прорехах хламида едва прикрывает тощую грудь высокого парня – он вскочил, расплескивая вино, чтобы точнее выразить переполнявшее его возмущение – Натерпелись мы от него… Ничего хорошего при нем не видели
– Хорош или плох был Эврисфей – не тебе судить. Молод еще. – мощным басом вступает в разговор объемных размеров гражданин, с золотой цепью на шее. – Что ты вообще видел?
– Теперь конечно, теперь каждый может выступать – поддерживают его за соседним столиком, окончательно разбивая в пух и прах мнение молодого парня – Что угодно можно болтать, когда человека уже нет – что ты раньше то молчал? Боялся, небось? Выходит – ты сам такой же трус, как наш Эврисфей
Волна смеха проносится по залу, народ зубоскалит, покрасневший парнишка усаживается на место, явно раздосадованный, что его так осекли, а над столами звучит чья-то фраза:
– Какие сами – такой и царь.
– Что ему, Эврисфею нашему оставалось то, в окружении таких сильных соседей? Там спартанцы жмут, оттуда Пелоп наседает – того и гляди приберет к рукам Микены – он еще выкручивался как-то, независимость сохранял – говорит хозяин заведения, плотный, белобрысый мужчина лет 50-ти.
– Да, умел Эврисфей лавировать между соседями – соглашается грузный посетитель с окладистой бородой. – Только большей частью он заискивал перед всеми, всю жизнь боялся… И ведь, согласитесь – было чего бояться.
– Потому Микенам жилось до сих пор не сладко. – другой собеседник, более спокойный, потрезвее остальных, стряхивает хлебные крошки с курчавой бороды. – Силы нам не хватает, мощи… Всегда боятся сильного, а такому, как наш Эврисфей только и оставалось, что хитрить, да изворачиваться.
– Какой бы ни был Эврисфей – а почтить его надо по-людски… Умер человек, погиб достойно, на поле брани – неужто Микены не смогут отдать ему последнюю дань уважения – царь все-таки – звучит мнение за соседним столом.
Фиест, постояв на пороге, наконец, проходит в зал, устраивается на самом краешке скамейки. Не столько народ послушать, сколько согреться не мешало бы, и провести остаток вечера спокойно хочет уставший от скитаний по микенским улицам Фиест – удобнее всего это сделать здесь, среди простых людей, на окраине города, в маленьком убогом кабачке, где его никто не знает, куда занесло-то его случайно – в самом деле – никто не обращает внимания на Фиеста – разве только шустрый босоногий мальчишка, что подает вино посетителям. И вот кувшинчик молодого вина стоит перед ним, а кабачок, тем временем, продолжает жить своей жизнью – потемневшие от времени приземистые широкие столы уставлены кувшинами разбавленного вина, ячменные лепешки лежат горкой на широком, грубой работы, блюде, народ, то и дело опустошая чаши, обсуждает последнюю новость горячо, зачастую неистово, все более увлекаясь и споря.
– Не стоит он того, как хотите – не стоит – срывается парень в драной хламиде – Никудышный был царь
– Откуда ты взялся, такой злобный? Молодой, а вон какой неугомонный. Заруби себе на носу – любой человек стоит, чтобы его достойно проводили в последний путь. Тем более – царь Микен.
– Конечно. – со знанием дела вновь вступает в разговор бойкий старичок с козлиной бородкой, вполне уверенный, что он лучше всех присутствующих разбирается в микенских традициях. – Сначала, как водится, игры объявят в его честь. Целый день лучшие атлеты города будут состязаться в память о нем. Потом, вечером зажгут костер погребальный – торжественно наградят победителей, а на завтра, прямо с утра все граждане соберутся на площади перед дворцом – царя нового выбирать. Такой порядок в Микенах.
– Что ни говори, а мне жаль Эврисфея – сидел бы дома – жив бы остался. Понесла его нелегкая на войну – вздыхает невпопад разомлевший от вина гражданин с золотой цепочкой. – Был человек – и нет его…
– Что сокрушаться, по тому, кого нет? Дальше нужно смотреть. Новый царь нужен Микенам. Такой, как Атрей. – это мнение низенького лысого человечка с круглым лицом, до сих пор молчавшего.
– Он пришлый, как он может блюсти в полной мере интересы Микен? – набрасывается на него высокий парень.
– Так правит же. И довольно разумно. – парирует лысый человечек.
– Одно дело – исполнять обязанности, совсем другое – править самому. Откуда он может знать, в чем нуждаются микенцы? – возмущается парень в драной хламиде.
– О чем это ты? Сам, что ли метишь на микенский трон? Сиди уж… Атрей – как раз то, что нам надо, давно все об этом говорят. Он достаточно молод, энергичен…
– И город сможет защитить, случись что – подхватывают за соседним столом.
– И одной проблемой меньше – он сын Пелопа – а значит, не будут Микены бояться хотя бы одного своего соседа
– И узнать мы его вполне успели – даром, что молод – решительный, мудрый Я за Атрея. – заявляет тучный, хорошо одетый мужчина.
– Да никто не против – у любого в Микенах спроси – каждый ответит – Атрей пусть правит. – немедленно поддерживают его остальные.
– Это точно. Вот увидите – Микены выберут Атрея. – делает твердый вывод лысый человечек.
– Хорош Атрей, спору нет – звучит голос хозяина заведения. Коль скоро все сошлись во мнениях, того и гляди, по домам разойдутся – а ему это зачем? Пусть пьют да платят. – Только вы знаете предание – однажды явится человек в шкуре золотого барашка – он-то и станет настоящим правителем Микен. Только с ним город узнает истинный расцвет.
– Сказки все это. – машет рукой бородатый мужчина.
– Кто сказал, что явится он именно сейчас? Может еще сто лет пройдет, пока он соизволит пожаловать в Микены? – с пол оборота заводится круглолицый человечек.
– Но, это точно будет. Оракул Зевса каждый раз говорит об этом. – авторитетно заявляет владелец кабачка.
– Все в Микенах от мала до велика это знают, и все верят, что когда-нибудь так и будет – но это просто красивая сказка – вот однажды, в один прекрасный день заживут Микены богато. – разъясняет хорошо одетый толстяк – Это выдумка для лентяев, тех, кто надеется вдруг с неба заполучить сладкую жизнь. А такую жизнь надо строить самому, здесь и сейчас, а не ждать, пока кто-то явится и за всех все сделает.
– Сказка не сказка – а люди верят в нее. – отвечает хозяин.
– Вот когда это предсказание сбудется, тогда и посмотрим. А сейчас нам царя лучше Атрея не сыскать.
И хозяину заведения приходится отступить – столь редкое единодушие собравшихся за его столами случается не часто. Задумчиво потягивая вино, Фиест молча слушал, не вступая в разговор – даже, когда при нем нахваливали брата, он и бровью не повел – что поделаешь, если проиграл он на этот раз Атрею? И микенская легенда не слишком заинтересовала его – в каждом городе, в каждом поселке существуют подобные предания – явится кто-то из вне и все устроит – сказки все это, ухмыляется про себя Фиест – ясное дело, сказки и только.