Виталий Левченко
Серенький волчок
На кухне я выпил стакан коньяка и пошел в мастерскую. На всякий случай возле места с тайником я наплескал морилки, перевернул короб со стружкой, вылил туда лак. Все выглядело так, словно в этой части мастерской давно не убирали.
Уже светало. Я поднялся в комнату Катюши. Сел в кресло. Долго сидел. Накатывала дрема. А потом на шторах появились отблески. Я тихонько глянул в окно и увидел полицейский уазик с мигалкой. Он проехал мимо дома, свернул с дороги и двинулся в сторону леса. Я понял: тело обнаружили, но не ожидал, что это случится так скоро. Прошло лишь несколько часов!
Я давил панику. Убеждал себя, что все сделал правильно и аккуратно. Однако иррациональный страх нашептывал: ты мог упустить важные мелочи! Я ждал: вот-вот в дверь позвонят и прикажут: «Откройте, полиция!». Нервы не выдерживали. Я выпил еще стакан коньяка. Достал пистолет и проверил обойму. Решил: если за мной придут – живым не сдамся, пущу пулю себе в голову.
И тут я спохватился: да ведь Куприн не догадывается о Катеньке! Какой толк в смерти мальчишки, если писака не будет знать, что сын – это расплата! Я схватил ручку и бумагу, включил настольную лампу и набросал записку. Объяснил все коротко и ясно. Потом подошел к окну.
Уазик стоял возле их дома. Через минуту выбежал Куприн. Сел в машину, и они поехали к лесу. Выскочила Елена, она побежала туда же.
Шли часы, но за мной не приходили. Я немного успокоился.
В поселке быстро узнали о случившемся. К дому писателя и в лес потянулись любопытные. Нарисовались журналисты. Но полицейские быстро шугнули всех. Наш участковый с убитым видом колесил на мотоцикле по улочкам. До пенсии ему оставался год.
Я взял сумку и отправился к магазину. Нужно было узнать, что болтают люди.
Возле магазина образовалось сходка, народ шел сюда за новостями. Выдумывали всякое. Ребятня пустила слух о крысах-мутантах: они, якобы, из московского метро перебрались в леса. Мужики вспомнили, что в соседней деревеньке работают гастарбайтеры. Какая-то тетка уверяла, будто лично видела в поселке маньяка-педофила. В общем, только про инопланетян не говорили.
Я вернулся домой, посидел с биноклем у окна, но ничего важного не увидел. Журналисты лазали по поселку. Они приходили и ко мне, но я не открыл.
Вечером я снова пошел к магазину.
Теперь заговорили о волке. Народ слушал бабу Машу. Она клялась, что сама видела и слышала, как следователь сразу все раскрыл и всем сказал, что на мальчонку напал здоровенный волк.
Баба Маша крестилась и таращила глаза.
– Только волк этот, господи, помилуй, – и не волк вовсе, а нечистая сила! Товарищ следователь мне по секрету шепнул: Сатана прибрал дитятко. Писатель-то этот вон как живет. Без грехов богатства такого не наживешь, а где грехи, там и сила нечистая. Вот ребеночка у них и забрали. Я вам точно говорю!
Рядом запричитала женщина:
– Что ж это делается! Зверина бесовская дитятю загрызла!
Подошел мужик с велосипедом. Строго посмотрел на всех.
– Хватит сказки рассказывать! Какая Сатана! Люди, очумели вы, что ли! Я охотник. Здесь и обычных волков днем с огнем не сыщешь, десяток заморышей в соседней области, и все на учете, с метками, а уж таких, чтоб на человека напасть – со времен царя не бывало.
Баба Маша тут же сменила пластинку.
– Так я ж и говорю! Товарищ следователь тоже усомнился. Не может, говорит, чтоб такого зверя огроменного никто не видывал. То Сатана зверем обращается!
Мужик плюнул и покатил велосипед прочь от магазина.
Чем больше проходило времени, тем меньше я боялся. Участковый ходил по домам, выискивал свидетелей, спрашивал, кто что видел в день перед убийством. Задавал вопросы и мне. Я рассказал, что днем был на кладбище, потом весь вечер работал в мастерской, никуда не выходил, никого не видел, ближе к ночи пошел спать, а утром, как и все, узнал о случившемся. Он записал мои слова и направился в соседний дом.
Слухи продолжали ползти, каждый день добавлялись новые подробности. Баба Маша нагоняла страсти.
– А собака-то ихняя, сыскная, покрутилась на полянке, хвост поджала, морду подняла да как завоет! А в кустах Сам-то как заверещит-защелкает! Потревожили, знать, хозяина лесового, – рассказывала она возле магазина.
Мне тогда подумалось: все-таки была собака. Хорошо, что я купил новую обувь. Эти ботинки плюс волчьи лапы, и сбили ищейку со следа.
Кому-то из местных пришла в голову идея устроить облаву на волка. Поговаривали: дескать, зверь мог прибежать из далеких мест в поисках пищи. К писателю сходили мужики. Не знаю, что они там предлагали и что обещал им Куприн, но в лес действительно отправилось человек пять, с ружьями. Естественно, вернулись пустые.
Я думал: Куприны повезут тело в Москву, но они похоронили сына на нашем кладбище. Разумеется, я не пошел. Но поселковых было много. Сомневаюсь, что люди пришли из сострадания, скорее от любопытства. Они потом заглядывали к Куприным на три и девять дней. А после пустили сплетни: богатство у этой семейки – никому и не снилось такое.
Затем все как-то затихло. Дом Куприных будто вымер. Писатель появлялся редко, а жена бывала только на кладбище, иногда они ходили вдвоем.
Мне не давала покоя мысль: догадывается ли Куприн, что смерть его сына не случайность и связана с ним? И еще я боялся их бегства в Москву. Достать их там было бы труднее. Правда, в интернете писали, что кроме местных хором у Куприных другого жилья нет. Но разве не могли они быстренько купить жилье в столице и благополучно драпануть туда? Могли!
Записку с признанием я сжег. Надеялся-таки довести начатое до конца. И Куприн узнал бы истинную причину своих кошмаров от меня лично. Только я не рассчитывал скоро подобраться к его жене и второму сыну. Снова следовало ждать.
В конце лета я достал из тайника волчью голову. Давно требовалось отмыть ее от засохшей крови.
Я положил башку в ванну, высыпал на нее пачку стирального порошка, а потом долго еще тер хозяйственным мылом. Ботинки с лапами я тоже выстирал. Остальную одежду вместе с мешком сжег на заднем дворе. Там была специальная железная бочка для стружек и опилок.
Когда волчья голова просохла, я расчесал шерсть, смазал маслом механизм и заново натер фосфорной краской глаза. Спрятал башку и ботинки в тайник.
Осенью в доме Куприных пошло оживление. Наверное, Елена пришла в себя. Ее видели в местном магазинчике, она куда-то ездила на машине, возилась во дворе, что-то там расчерчивала и записывала в блокнот. Планировались какие-то новшества.
В конце ноября я отдал несколько мелких заказов. Во вторник, в первой половине дня, приехал очередной клиент. Объяснил, что их коллектив придумал подарить на день рождения шефу большие шахматы ручной работы. Мне было интересно, где существуют такие умные начальники, чтобы умели в шахматы играть. Как бы в шутку спросил у заказчика. Он рассмеялся.
– Да что вы! Он не знает, как пешка выглядит, какая игра! Это так – для имиджа. Попросит расставить на доске у себя в кабинете, вот и все.
Мне пришла в голову забавная мысль.
– Когда расставите фигуры – поменяйте местами королей и ферзей. Начальник не поймет, а вам приятно будет: авось кто из посетителей сообразит, что к чему.
Он пришел в восторг.
– А это идея! Спасибо! Так и сделаем!
Когда клиент уехал, я пошел на кухню сварить кофе. Только достал пакет с зернами – у ворот позвонили. Я подумал: это заказчик вернулся, забыл что-то. Домофона и камеры у меня не было. Катенька предлагала поставить, но я не хотел, чтобы на дом показывали пальцем соседи.
Я открыл калитку – и замер, не веря глазам. Передо мной стояла Елена Куприна!
Я смотрел на нее, а в голове гремели ужасные мысли: конец! этого не может быть! прошло столько времени, как она догадалась?! Я ждал, что вот-вот завоет полицейская сирена и в калитку ворвется спецназ.
Но Елена улыбнулась и тихо заговорила:
– Здравствуйте, Владимир, а я к вам по делу. Можно?
Конечно, она заметили мое состояние. Спросила:
– Наверное, я не вовремя?
Я взял себя в руки. Сделал безмятежное лицо и раскрыл калитку.
– Здравствуйте, Елена. Все в порядке, заходите. Не обращайте внимания на мой вид. Над сложным заказом голову ломаю, уже очумел совсем.
Куприна понимающе кивнула. Мы зашли в дом, я провел ее в гостиную. Уже догадался, зачем она пожаловала. Елена села в кресло. Осмотрелась.
– Как у вас красиво! Это вы все сами?
Я сел в другое кресло. Сказал ей:
– Только малую часть. Нет времени: заказы да заказы.
Она вздохнула.
– Да, понимаю, издержки производства. Это как сапожник без сапог: на себя никогда не хватает ни времени, ни сил.
Елена говорила, а я рассматривал ее лицо. Вблизи Куприна выглядела красивее. Светлые прямые волосы собраны в хвостик, лицо утонченное, но измученное. Вела она себя очень просто. Я почувствовал: она мне симпатична. Но испытывать к ней расположение было опасно для дела.
Я спросил:
– Вам нужно что-то из мебели?
Куприна закивала.
– Да, да. Я хотела узнать, можно ли заказать полочки со стеллажом?
Она достала из кармана листок с рисунком. Протянула мне. Пальцы у нее дрожали.
– Примерно такие. Под ящички с землей. Хочу выращивать зимой салаты. Стеллаж можно купить в магазине, но хотелось бы что-нибудь оригинальное и удобное. Вот, решила посоветоваться с вами.
Я взял со стола очки. Надевал их редко, но в той ситуации захотелось выглядеть перед Куприной солиднее. Мальчишество, конечно.
Рисунок мне понравился. Стеллаж был не очень сложным, но с изюминкой, такой за пару дней не сделаешь. Нужно признать, Куприна чувствовала стиль.
Провидение снова помогало мне. С этим заказом у меня появилась возможность поближе приглядеться к писательской семейке.
– Очень интересный дизайн, – одобрил я. – И раз вы хотите ставить на полочки ящички с салатами, то там и вода будет капать, и вытирать часто придется. Предлагаю сделать все из более крепкой древесины, например, из азобе. Что скажете?
На лице Елены промелькнуло любопытство. Она заулыбалась.
– А это что такое? Будет красиво?
Неожиданно для самого себя я предложил:
– Давайте пройдем в мастерскую, покажу материал.
Я спускался по ступенькам. Елена шла за мной. В голове крутилась соблазнительная мысль: стоит мне захотеть – и Куприна не выйдет из подвала.
Я включил верхний свет. В мастерской было несколько незаконченных заказов. Елена огляделась. Подошла к столу из тикового дерева, потрогала.
– Красота какая! – восхитилась она. Потом увидела шкафы и тумбочки из зебрано. – Ух ты, какое все полосатое! – Зебрано всех приводит в восторг. У него очень интересная структура волокон и цвет. Я рассказал об этой древесине, объяснил:
– Заказчик большой любитель стиля ампир.
Елена внимательно посмотрела на меня, перевела взгляд на ноутбук возле верстака.
– Удивительно, а я и не подозревала, что рядом с нами живет такой талантливый мастер; постоянно ездим с мужем мимо вас, а чей это дом – и не знали.
Несмотря на простоту, все-таки мелькало в ее манере общения что-то барское. Я начал понимать, почему поселковые относились к Куприным с неприязнью. Но меня это не задело. Мне подумалось тогда: большой вопрос – кто с кем рядом живет: я с вами или вы со мной.
Показал древесину азобе для ее полочек. Ей, конечно же, понравились его коричневые и красноватые оттенки.
Потом я сказал:
– Елена, смогу сделать ваш заказ к концу следующей недели. Оставьте свой номер.
Она кивнула.
– Конечно, конечно.
– Как будут готовы – позвоню и привезу их.
И сразу же пояснил:
– Нужно будет на месте посмотреть, как они впишутся в интерьер, да и потом мне всегда спокойнее, когда я вижу, что все сделал правильно и клиент доволен.
Елена заулыбалась.
– Замечательно! Спасибо вам большое, Владимир. Всем порекомендую вас при случае.
– Постучите по дереву, чтоб не сглазить, – пошутил я. – Хотите кофе? Перед вашим приходом я как раз собирался варить.
Наверное, кофе был лишним. Куприна заторопилась.
– Благодарю, но мне пора домой. Куча дел. И вас не хочу отвлекать от такой волшебной работы.
Она дала мне визитку. Я проводил ее до ворот, на ходу мы обсудили мелочи и цену. Елена села в машину, развернулась и поехала к себе. Я закрыл дверь и побежал в Катюшину спальню. Когда я взглянул в бинокль – Куприна уже заезжала во двор. Машина скрылась в гараже. Я сел на кровать. Нужно было успокоить сумбур в голове и все продумать.
Я разозлился на себя за кофе. Наверняка, Елена решила, что приглянулась мне. Впрочем, это ничего не меняло. Главное – появилась возможность попасть в дом Куприных, осмотреться, запомнить расположение комнат.
Все-таки ее визит сильно сбил меня с толку. Долго не мог найти причину растерянности. Потом понял. Пока я не знал Куприну лично, мне было легко не замечать в ней человека. Она находилась от меня на расстоянии. Я мыслил о ней как о некой вещи, которую следовало уничтожить. А теперь все изменилось, и вещь оказалась живой.
С моим отцом вышло по-другому. Он убил нашу маму, ломал жизнь и сестренке, и мне. А вот Елена Куприна ничего плохого нам с Катенькой не сделала. Она была лишь средством для справедливой кары.
Но мучиться этими чувствами смысла уже не имело. После убийства ее сына я все равно не жил бы спокойно. И оставить дело незавершенным я тоже не мог. Единственное, что помогало мне каждое утро вставать с кровати, двигаться, работать и думать, – это желание увидеть Куприна в тот момент, когда он осознает, как гибель Катюши связана со уничтожением его семьи.
К концу следующей недели я закончил стеллаж с полочками. Но Елене звонить пока не стал. Решил дождаться, когда писателя не будет дома. Требовалось сделать слепки их дверных ключей. Я проехался до Калуги и купил в канцтоварах пачку пластилина.
Ждать пришлось недолго. Через пару дней, утром, писатель отчалил. Я сразу позвонил Куприной. Она взяла трубку только после седьмого гудка. Наверное, не любила держать мобильник в кармане и оставляла его где-то неподалеку. Я запомнил эту деталь.
Елена очень обрадовалась, и я предупредил, что сейчас подъеду. Стеллаж был упакован заранее, оставалось только быстро прикрепить его на багажник машины. Так что через минут десять я уже остановился возле их дома.
Куприна встретила меня у ворот. Открыла гараж. Я заехал. По размерам гараж напоминал ангар. Я подумал: может, они планируют купить самолет?
Елена была оживленной.
– Как быстро вы управились! – сказала она.
Я не понял, что имелось ввиду: работа над заказом или мой оперативный приезд после звонка. Но, вроде, она не иронизировала.
– У вас характер легкий. Работа шла как по маслу, – пошутил я.
Она засмеялась и стала помогать стягивать тяжеленный стеллаж с багажника.
Я размотал упаковку. Елена от восторга заахала.
– Какое все изумительное! Настоящий эксклюзив!
Стеллаж действительно получился на славу.
Куприна объяснила, что нужно отнести его в оранжерею. Но за один раз дотащить все было нельзя. Она взяла две полочки. Я поднял стойки.
Из гаража мы прошли мимо других помещений. Елена, как заправский гид, показывала, что и где находится: игровая комната с бильярдом и настольным теннисом, маленький кинозал, прачечная, тренажерный зал, техническая подсобка. Донесся запах разогретого дерева, наверное, рядом была сауна.
Мы прошли через кладовую – длинную бетонную комнату. Там громоздились ящики с консервами, большие банки, коробки, бутылки с питьевой водой. У меня возникло подозрение: а не боятся ли Куприны ядерной войны? В этом бункере с таким количеством запасов можно было продержаться минимум год.
В конце кладовой несколько ступенек поднимались к двери.
Елена толкнула дверь ногой. Я шагнул за ней. Мы оказались в оранжерее. Словно в тропики попали: тепло, влажно, куча светильников. Внешняя стена – из толстого стекла, возможно, даже бронированного. Она выходила на задний двор. Там виднелся бассейн, на зиму его затянули зеленым полотном и огородили бортиками.
Куприна обвела рукой.
– Вот мои владения. Мы могли зайти со двора, но не хочется напускать сюда холод. Правда, хорошо? Оранжерею мы запланировали сразу, когда дом проектировали. Пока пустая, но скоро появится много цветов и лиан.
В углу стоял огромный горшок с гигантским круглым кактусом. Я никогда не видел таких монстров: толстые глянцевые иголки – сантиметров пятнадцать длиной, не меньше. Мне подумалось: если споткнуться и упасть на этот цветочек – смерть будет очень экзотической. Так и подмывало толкнуть туда Куприну.
Кроме кактуса здесь находился только маленький фикус. Точно такой, только побольше, рос у нас дома под Архангельском; мама ухаживала за ним, а потом отец по пьянке вылил в него кипяток, и фикуса не стало.
Мы с Еленой сходили в гараж за остальной частью стеллажа.
Я быстро собрал конструкцию. Все очень гармонично вписалось в интерьер оранжереи. Елена захлопала в ладоши.
– Браво! Удивительно! Прямо в нишу. Словно здесь и было. Но как вы настолько точно угадали размеры?
Теперь пришла очередь удивиться мне. Я вытащил из кармана листок с рисунком стеллажа и протянул Куприной.
– Вы же сами его дали, вот видите, внизу отдельной строкой вынесены длина, ширина, высота отдельных частей и общие габариты.
Она смущенно улыбнулась.
– Я в этом ничего не смыслю. Думала, цифры какие-то лишние, сначала хотела распечатать картинку без них, а потом решила: вдруг это что-то важное.
На моей памяти Елена была первым клиентом, делающим заказ на авось. Я-то думал, что она все промерила. Хоть бы с мужем посоветовалась! Вроде, женщина неглупая.
Я в шутку погрозил ей пальцем.
– Больше никогда так не делайте! Все размеры должны точно соответствовать. Считайте, что вам повезло. И я дал маху, не уточнил такие важные вещи.
Так, мило беседуя, мы спустились из оранжереи в кладовую, прошли тем же путем к гаражу. Я понял, что в основную часть дома не попаду. Елена вдруг остановилась.
– Ну-ка, пойдемте, – она потянула меня за рукав. Мы миновали длинный широкий коридор со светильниками и натюрмортами на стенах, прошли через большую комнату, уставленную дорогой, но не интересной мебелью, потом еще один коридор, снова комнату и оказались в огромном холле. Я сообразил, где нахожусь: в фасадной части дома, за которой наблюдал в бинокль. Если выйти в двери, то окажешься на террасе.
Елена шла вглубь холла, скользила мягкими тапками по паркету. Я не заметил, когда она успела переобуться. Судя по характерному светло-желтому цвету, паркет был из клена, и циклевку сделали превосходную. Возле входной двери притулился узкий высокий столик, на нем стояла широкая прозрачная ваза, и в ней что-то лежало. По всей видимости, ключи. Удача снова помогала мне.
– Заходите, не стесняйтесь, мужа нет дома. – Елена толкнула дверь, и я оказался в кабинете писателя. То, что это логово Куприна, мне стало понятно сразу: в шкафах – книги, стопки бумаг – на диване, стульях. На столе, возле монитора, громоздилась внушительная пачка отпечатанных листов. Наверное, дело у писателя спорилось.
Фразу «Мужа нет дома» можно было расценить двусмысленно. Однако флирт не вязался в моем представлении с Куприной. Конечно же, она просто хотела, чтобы я чувствовал себя свободно.
– Вот, Володя, смотрите, – она подошла к креслу возле стола и покачала его. – Любимое, но старое. Того и гляди развалится. Нельзя ли к середине июля сделать точно такое же, ну или получше?
Я оглядел кресло. Простенькое, но удобное, из ореха. До лета дотянет.
Ответил:
– Конечно, можно. Как надумаете – скажите. Сделаю. Могу королевский трон сотворить, из любого дерева.
Куприна рассмеялась.
– Пожалуй, это вредно для писательского эго. А хорошее кресло – в самый раз.
Я догадался, к чему планируется подарок.
У супруга день рождения?
Елена кивнула.
– Да, хочется что-то полезное подарить. А удобное кресло для писателя – это как нож для повара: предмет первой необходимости.
Я слушал ее, а сам ломал голову: под каким предлогом оказаться у дверей, возле столика с ключами?
– А вы не хотите немного оживить пространство перед входом? – я махнул рукой в сторону холла.
– Гм…не знаю даже, а что там не так? – озабоченно спросила Куприна.
Мы прошли к дверям.
Я нащупал в боковом кармане куртки коробочку с пластилином и таблетку аспирина.
– Сюда можно поставить еще один столик. У вас, если не ошибаюсь, колоннада на террасе, по обе стороны от входа? Прекрасно. Ее симметрию продолжат в холле столики друг против друга, создав таким образом гармоничную связку между интерьером и экстерьером. Как вам такое?
Куприна с удивлением смотрела на меня.
– Да вы прекрасный дизайнер, Володя. С вашими способностями в Москву надо. Конечно, вы правы! Как я сама не подумала. То-то я чувствую какую-то дисгармонию в холле. Я уверена: Антону понравится идея. Что с вами? – она увидела, как я скорчил гримасу и приложил ладонь к виску.
– Давление скакнуло. Не беспокойтесь, со мной это иногда бывает, – я достал из кармана аспирин. – Всегда ношу с собой лекарство. Вы не принесете водички?
– Сядьте, сядьте скорее, – скомандовала Куприна. Подвела меня к стулу. – Сейчас принесу запить.
Как только Елена выбежала из холла, я быстро подошел к столику, вытащил пластилин, выудил из вазы ключи и сделал оттиски. Едва положил связку назад и спрятал пластилин – вернулась Куприна со стаканом воды.
Я запил таблетку. Сказал:
– Спасибо, мне уже лучше.
Мы прошли в гараж.
Елена протянула руку.
– Спасибо вам, Володя, за полочки, за ценные советы! Значит, летом кресло и столик?
– Конечно, надумаете еще что-то – милости просим, обращайтесь, – заверил я.
Она открыла гараж и ворота, я сел в жигуленок и поехал домой.
Вечером подвел итоги.
У меня имелись оттиски ключей, и я знал расположение некоторых комнат в доме Куприных на первом этаже. Видеокамер у них не было. Сигнализации – тоже. Елена сама сказала мне об этом, когда вела по дому. Как и большинство женщин, она легко выбалтывала важные технические подробности, не придавая им значения. Следовало только дождаться подходящей ситуации: Куприн уедет, Елена останется с ребенком. Нагрянуть неожиданно и быстро, застать ее врасплох. И волчью голову напялить обязательно! Я чувствовал: после общения с Куприной у меня не хватит духу идти в открытую.
По пластилиновым слепкам я выточил ключи. Все семь штук. Правда, судя по форме, только три походили на нужные. Мне подумалось: а если Куприны пользуются дверной цепочкой? Как ни старался я припомнить, была ли цепочка на двери или же они закрывались только на замок, – не выходило. Я обругал себя за невнимательность. Решил прихватить узкие длинные бокорезы.
Волчьи ботинки уже не требовались. Я рассуждал здраво: покончив с Еленой и ее сыном, вряд ли мне удастся так же хорошо скрыть улики, как в первом случае. Возможно: у меня даже не останется времени лично рассказать все писаке, если за мной придут раньше. Так что мистификация с волчьими следами выходила лишней. А вот укусы монстра – другое дело: они превращали простое убийство в акт возмездия; Кесарю – кесарево, а Куприну – ад до конца дней его.
Я проверил пистолет: если что-то пойдет не так – пущу в ход оружие.
Декабрь выдался почти бесснежным, но ледяным. Куприн за месяц уезжал из дома всего несколько раз. Или больше. Но я не мог следить за домом постоянно: к Новому году поступило несколько заказов, и я практически не выходил из мастерской.
Я ловил себя на мысли, что пытаюсь ответить на вопрос: пошел бы я на убийство Куприных сейчас, если бы их старший сын все еще был жив? Может быть… да… не исключено, возникли бы другие решения. Только я не представлял, чем, кроме смерти родных, писака может искупить вину перед Катюшей. Лишь собственными страданиями и муками.
Я гнал сомнения. Все было решено тем вечером, когда, после смерти Катеньки, я посмотрел на дом Куприных. У каждого человека есть право на справедливость, что бы там ни говорили адепты овечьего смирения. И я получил это право в ту минуту, когда моя сестра перестала дышать.
После Нового года в работе наступило затишье: до весны крупных заказов почти не бывало. Целыми днями я сидел с биноклем у окна и просчитывал варианты событий: в идеале я должен зайти в дом тайком, не дать Елене схватить телефон, все быстро закончить и уйти незамеченным. Куприну полагалось некоторое время для осознания случившегося, и только потом я нанес бы последний убийственный удар, рассказав писателю истинную причину его кошмара.
Изредка их навещали друзья. Куприна ездила в местный магазин. Еще я видел, как она играет во дворе с сыном. Однажды они пытались скатать снеговика, но снега не хватило, и шары получились маленькими и кривыми.
Я молил природу о сильной метели. В ненастье подойти к писательскому дворцу незамеченным было бы проще, да и следы сразу бы замело. Но, как назло, зима скупилась на снег.
Я рассуждал: не может быть, чтобы до весны не случилось нужной погоды. Но только вот если и завьюжит – какие дела смогут вытащить Куприна в такое время из дома? А если выдернуть его в Москву ложным телефонным звонком?
Правда, мне везло до сих пор. Я надеялся: удача поможет и в последний раз.
И она помогла.
К началу февраля морозы немного отпустили, повалил пушистый снег. Как по заказу – подумал я как-то утром, глядя в окно на белый поселок. Я осознал, что последний раз в жизни видел непокрытую снегом землю. Теперь все могло произойти в любой день.
Я тщательно проверил волчью голову и пистолет, положил рядом с ними на верстак ключи, бокорезы и фонарик. Со стороны этот арсенал выглядел вполне по-воровски, если бы не мохнатая башка. Я надел ее и подошел к зеркалу. Серенький волчок из любимого стишка Елены придет к ним в гости.
Я вспомнил про интервью с Куприной в журнале. Мне показалось, будто в моем плане есть какие-то пустоты и не хватает психологизма. Было бы нелишним перед финалом подергать писательскую семейку за нервы. Рискованно, конечно, однако оно того стоило.
В интернете я нашел колыбельную песенку о сером волчке, записал ее на диктофон. Отправился в Москву. Купил в переходе простенький мобильник и незарегистрированный номер. Припарковался у ближайшего переулка и уже принялся звонить Куприным, но дешевый телефончик пискнул и сдох. Звонок откладывался. Я поехал домой.
Снега навалило много, но я благополучно добрался до поселка. А вот перед самым домом застрял. Машина прочно засела в сугробе: ни туда, ни сюда. Подергавшись минут пять, я заглушил двигатель. Опустил голову на руль и закрыл глаза. Вся моя жизнь состояла из одной непрекращающейся попытки вырваться из темных глубин на свет, и чем больше я старался и трепыхался, тем сильнее увязал в трясине. Совсем как мой жигуленок. И не было вблизи никого, чтобы помочь. Но разве я ждал помощи? Да и что можно было исправить? Катеньку и маму никто бы не вернул…
Я поднял голову. Над ветровым стеклом, где водители обычно крепят иконки, у меня висела фотография Катюшки. Я прикоснулся к снимку. Сказал:
– Не случилось нам, сестренка, жить, да по-нашему. Но и по-другому тоже не будет. Никак не будет. Потому что нет на свете такой силы, которая заставит меня остановиться. Пусть все катится к черту, а я закончу начатое. Скоро одной частичкой справедливости в мире станет больше.
На дороге кто-то появился. Мощный свет фар на секунду залил салон жигуленка – и потух. Я надел очки и приоткрыл окно, чтобы лучше рассмотреть машину. То был внедорожник Куприна.
«Все части этого кошмара складываются как узорный рисунок на дереве» – подумалось мне.
Машина проехала дальше, но вдруг остановилась. Открылась дверь, и я увидел писателя. Мне ничего не оставалось, как тоже выйти. Появилась возможность вблизи разглядеть убийцу моей сестры. Я держал себя в руках. Малейшее подозрение могло все испортить.
Мы поздоровались. Куприн горел желанием помочь. Правда, от него так и разило самодовольством и барской снисходительностью. И я подыграл ему.
– Спасибо, что не проехали мимо!
Куприн широко развел руками: видимо, сие означало великую милость к смертным, попавшим в беду.
– Конечно!
Он предложил дернуть буксиром. Но было достаточным раскачать жигуленок. Вряд ли у него хватило бы на это сил. Я предложил ему сесть за руль, а сам зашел сзади.
Я гадал: рассказала ли Елена ему обо мне? Может, поэтому он и остановился?
Внезапно я понял, какую страшную ошибку допустил, позволив Куприну залезть в мою машину. Если бы он узнал на фотографии Катю – мой план сразу бы рухнул. Писателю не пришлось бы долго думать, чтобы сопоставить некоторые совпадения и факты. Он начал бы задавать мне вопросы и мог поделиться догадками с теми, кто расследовал смерть его сына.
Сквозь изморозь на заднем стекле жигуленка я пытался рассмотреть, что делает Куприн.
– Давай, – крикнул я, чтобы отвлечь его внимание.
Он газанул, потом еще. Я раскачивал машину и, как заклинание, повторял про себя: только не смотри, только не смотри!
Куприн газанул сильнее, я поднажал – и машина выкатилась из снега. Я подскочил к дверце. Писатель вылез. Я протянул ему руку, пытался рассмотреть выражение лица. Чувствовалось: он не заметил фотографию.
Мы поговорили пару минут. Видимо, Куприну надоела игра в доброго барина, он сухо попрощался и уехал.
Дома первым делом я поставил купленный телефон на зарядку. Сим-карту, предосторожности ради, я вытащил еще в Москве.
Прогноз обещал к началу марта сильнейший снегопад и невиданную вьюгу. Я рискнул подождать. Такое ненастье было мне на руку: идеальная ситуация проникнуть в дом Куприных незамеченным.
В последний февральский понедельник я решился-таки позвонить Елене. Утром в бинокль я увидел колею от ворот писательского дома. Это значило – Куприн отбыл. Поехал в Москву и я. Снег прекратился, но, по всей видимости, ненадолго. Следовало вернуться засветло.
Я покружил в районе Таганки, спустился к набережной. Припарковался возле одного из домов, достал диктофон и мобильник. Решил: если барыга меня надул и телефон окажется нерабочим или номер заблокированным – то оставлю эту затею с психологическим давлением.
Мобильник послушно загудел. Я набрал номер Елены и подставил диктофон к трубке. Не подходили долго, я начал думать, что Куприна, возможно, сидит в сауне или бросила телефон где-то в необъятных просторах хором. Потом гудки прервались, и я услышал ее голос:
– Алло?
Я включил диктофон.
«Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Придет серенький волчок. Он ухватит за бочок…».
Я был готов к тому, что Елена закричит, начнет выяснять, кто звонит, но в трубке стояла тишина. Когда песня закончилась, я отключил телефон, вытащил сим-карту и аккумулятор.
И вдруг мне стало абсолютно ясно, какую глупейшую ошибку я сейчас совершил: теперь Куприны окончательно убедятся, что им угрожает реальный человек! Вся мистика с волком пошла прахом. Вот так по-идиотски я подгадил себе!
