Виталий Матвеевич Конеев
Притаившаяся смерть Москвы
Иностранцы удивлённо качали головами, говоря, что у них пока такого нет. Они не знали, что у сотрудников администрации своих машин не было. А те машины, которые то и дело двигались вверх-вниз, водили группы гонщиков. Огромный завод «Браво» с великолепной техникой ничего не производил, а только показывал работу, поэтому с развалом Советского Союза завод был законсервирован и разворован.
Мефодий Петрович ехал по улицам Мёртвого города, чувствуя себя так, как если бы он находился на чужой планете, в далёком космосе. Ему казалось, что тёмные окна, как глаза людей, смотрели на него. Следили за ним. Он увеличил скорость, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Впереди по другую сторону Т-образного перекрёстка возвышалось девятиэтажное административное здание завода «Браво». Все его лестницы обрушились, как и перекрытия этажей, кроме девятого этажа, потому что его строили «на совесть». Он должен был удерживать на себе много машин.
Поглядывая на циферблат наручных часов, министр въехал на спиральную дорогу башни и начал подниматься по ней наверх девятого этажа. А там направил машину по сумрачному широкому коридору в центр этажа. В центре плоская крыша и пол были проломлены упавшим башенным краном. Провал в полу был длиной в шесть-семь метров. Над ним висел мост – железная пожарная лестница с низкими железными перилами из прутьев, а на ступенях лестницы лежали доски. Под мостом всегда было темно, поэтому те, кто встречался на мосту, не ощущали высоту. И шли навстречу друг другу, как по ровной дороге.
Министр остановил машину и услышал далёкий рёв двигателя во второй башне. Он усмехнулся. Этот человек всегда опаздывал на встречу, ровно на минуту. Вскоре он появился на этаже. Мигнул трижды фарами машины и подъехал к пролому. Опустил стекло и, не двигаясь с кресла, окликнул министра:
– Это вы, Мефодий Петрович?
Министр с трудом удержал себя, чтобы на лице не появилась гримаса досады и раздражения, подумал: «Ну, зачем эта игра?..хотя, конечно, всё понятно».
Он бодро, так же, не двигаясь в кресле, ответил:
– Да, это я. Здравствуйте, Савелий Кузьмич.
Савелий Кузьмич выдернул с заднего кресла один за другим два чемодана. Они были необычными, очень крупными. Да и взятка была крупной.
Савелий Кузьмич шёл к мосту медленно, и министр нарочно выдержал несколько секунд, наблюдая за ним сквозь лобовое стекло машины, тихо, сквозь зубы, цедя:
– Ну, зачем этот концерт? А, вероятно, у него есть пунктик, которым могли бы заинтересоваться психиатры, если бы он…Но ведь я тоже игрок. А кто не играет в этой жизни, тот прочно сидит в заднице».
Он опомнился и стремительно покинул салон, быстрым шагом направился к мосту, притопывая подошвами туфель, по-военному.
На лице Савелия Кузьмича был грим: усы, бородка, кустистые брови и горбинка на носу.
Министр и Савелий Кузьмич сходились на мосту так, чтобы остановиться в середине его. Савелий Кузьмич скупо улыбался министру, и когда взошёл на мост, тихо заговорил, но его негромкий голос разносился эхом по всем этажам:
– Мефодий Петрович, здесь не только бабки. Здесь папка, секретная, с чертежами того места…Код…нынешний год, а на папке – обратный. Но об этом мы поговорим во втором месте, в обычный час.
Мефодий Петрович принуждённо растянул губы, изображая добрую улыбку, хотя в душе вновь появилась досада и мысли: «Ну, конечно, где он вновь будет играть Савелия Кузьмича…Ох, как мне хочется сказать…»
– Савелий Кузьмич, я сделаю так, как вы предложили. Место и время я хорошо помню. Давайте чемоданы.
Они сделали последние шаги друг к другу, и Савелий Кузьмич уже чуть выдвинул тяжёлые чемоданы – «мыльницы» вперёд, а Мефодий Петрович протянул к ним руки, как вдруг где-то рядом раздался резкий, как выстрел, крик:
– Стойте на месте! Это взятка!
Савелий Кузьмич уже разжал пальцы, а министр сжимал свои пальцы на ручках «мыльниц», но в момент крика отдёрнул руки назад. И чемоданы исчезли в тёмном провале. Через две-три секунды внизу прозвучал треск материи, как если бы её разорвали тяжёлые чемоданы. Из двух комнат по обе стороны от провала выскочили полицейские, заломили руки Савелию Кузьмичу и Мефодию Петровичу, сковали их наручниками. И когда полицейские прижали обоих лицами к мосту, Мефодий Петрович, очень тихо, едва-едва слышно успел шепнуть Савелию Кузьмичу:
– Скажите…скажите..
Савелий Кузьмич холодно посмотрел на министра и ледяным голосом ответил:
– Я не понял вашу мысль. И не знаю: кто вы?
Глава 2
Женя уже опаздывал и ко второму уроку в школе, поэтому он бежал. В сумрачном коридоре, впереди бежавшего юноши, что-то рухнуло на кучу мусора. Женя остановился перед кучей мусора, на которую только что упали сверху два чемодана, и секунд пять удивлённо рассматривал их.
Далеко вверху прозвучал властный сильный голос Смаги:
– Дядя, Тятя – вниз. Подберите чемоданы. Сися, слей бензин. Быстро!
Женя запрокинул голову и увидел через дыру в брезенте, что висел на пятом этаже, полицейских, которые уводили с моста двух солидных мужчин, увидел полковника Смагу. Он, наклонившись над проломом, смотрел вниз.
Женя отступил к стене, но так как в коридоре первого этажа было сумрачно, то, как понял юноша, полковник не мог что-либо разглядеть в темноте провала. Женя уверенно шагнул к чемоданам, на замках которых стояли кнопки кода, по четыре на каждом замке, с цифрами.
Женя любил математику. Он опустил пальцы на кнопки и, как на компьютере, быстро и синхронно обеими руками набрал число «2 – 0 – 2 – 4», хмыкнул, когда увидел на контрольном окошечке на обоих замках красный огонёк. Осталось щёлкнуть замками и поднять крышки, но в это время он услышал тихие голоса, что стали звучать вверху. Женя вновь запрокинул голову.
Брезент был натянут на пятом этаже. Он закрыл собой весь провал. Сейчас в его дыру заглядывали два человека.
– Ну, что – нибудь видишь?
– Нет. Темно.
– Я же говорил тебе: купи китайский брезент. Его пушкой не пробьёшь, а ты, конечно, сэкономил. Теперь попробуй опередить копов.
– Я вижу кого-то. Кто-то внизу смотрит на нас. Но это не коп.
– А кто?
– Давай заговорим с ним.
– Эй, кто ты?– громким шёпотом спросил старший.
– Я человек, – шёпотом ответил Женя и деловито взял за ручки оба чемодана.
– Я вижу тень. Она взяла наше добро.
– Ты девка?– спросил старший.
– Да, – сказал юноша и посмотрел по сторонам, думая о том, куда ему сейчас направиться.
Он слышал топот ног двух бежавших в башне полицейских.
– Эй, девка, – заговорил старший. – Беги с чемоданами в заводской корпус. Там стоит наша машина.
– Но ведь это добро не ваше…
Женя едва не ахнул, только в этот момент догадавшись, что произошло над его головой…Бандиты «забили стрелку», а вторая банда выдала их полиции и приготовилась поймать на брезент чемоданы. Если он сейчас выполнит просьбу второй банды, то они убьют его, как свидетеля их преступления. Но если вторая банда пощадит его, то первая – никогда! А полицейские за взятку назовут его имя первой банде, которая начнёт искать Женю. И однажды… Он вздрогнул, мысленно увидев, как к нему на улице подошёл с вежливой улыбкой на интеллигентном лице мужчина и молниеносно вонзил в грудь нож.
– Эй, девка! Что ты заткнулась?
Женя медленно попятился от кучи мусора.
– Эй, девка, не дури. Мы тебя найдём. Ты будешь просить меня о смерти.
– Вот с этого, товарищ бандит, и начал бы свой разговор, – тонковатым, визгливым шёпотом ответил Женя.
– Ну, всё, девка. Я тебя заказал. Тебе хана. Я тебя всё равно найду.
Но Женя не слышал слова угрозы, так как коридор первого этажа наполнился грохотом топота тяжёлых ботинок, а он сам метнулся из коридора в комнату, с чемоданами в руках, закрыл за собой дверь и через окно выскочил во двор административного корпуса.
Женя был честным юношей, каковые уже начали нарождаться в воровской стране. Во время бега он понял, что в его душе неосознанно пробудился инстинкт крадуна, который передался ему через гены от многих поколений его рода. По этой причине Женя взял то, что «плохо лежало». А теперь нужно было исправить свою ошибку: вернуть добро хозяину, не только из страха перед бандой. Он знал, что всю оставшуюся жизнь его мучила бы память о воровском поступке. А Женя уже давно заметил, что жить по совести очень хорошо. Но он, стремительно мчась по Промышленной зоне, ощущал в душе сильное желание посмотреть на добро в чемоданах, хотя и догадывался, что это не честно по отношению к хозяину добра.
Ему преградили дорогу железные тележки с чугунными колёсами, на которых когда-то рабочие развозили по цеху тяжёлые заготовки и продукты умственного и физического труда. Женя бросил чемоданы на тележку, оглянулся, прислушался, отметив с досадой, что он вёл себя, как опытный крадун.
Далеко за его спиной раздавались крики, звучали команды, рёв машин и крик Смаги:
– Не смей, Смольный! Убери камеры, а то я пойду на крайность!
Однако камеры были включены, и шёл прямой репортаж в эфир, поэтому Смага, строго глядя в объектив камеры, сказал в микрофон, протянутый ему Смольным:
– Прошу по – хорошему: не мешайте трудовым будням полиции. Идёт плановая работа. Фамилии задержанных граждан пока называть не буду. Идём по горячим следам…
– Да, шеф, следы есть, – сказал, тяжело дыша, Тятя. – А чемоданы исчезли. Кто-то унёс.
– Прочесать всё в радиусе километра! – крикнул Смага, багровея лицом от чувства злости.
Он понял, что машинный голос использовал его – опытного сыщика – в своих целях, как подсадную утку. Две камеры смотрели в лицо Смаги, и он спохватился, потому что на его лице должна была отразиться гамма чувств от страдания, что его, как маленького ребёнка, обвели вокруг пальца. А телезрители, конечно, видя лицо Смаги на экране, легко могли понять, что его обманули бандиты.
Смага метнулся широким, стремительным шагом в микроавтобус, где был «обезьянник» и где под охраной «омоновца» сидели спиной друг к другу Мефодий Петрович и Савелий Кузьмич. Их поднятые вверх руки были прикованы к коротким потолочным цепям машины. На передней стороне «обезьянника» было широкое окно с решёткой и железной дверцей. Сейчас дверца была открыта, и оба задержанных смотрели на портативный экран телевизора, который находился впереди салона на панели приборов. На экране был заполненный депутатами зал ГосДумы. Депутаты смотрели по ТВ репортаж Смольного, поглядывали на наручные часы, чтобы этим жестом показать всей стране: как они были озабочены долгим ожиданием президента.
Мефодий Петрович и Савелий Кузьмич смотрели только на спикера нижней палаты Медного – Широкого. Он в то время, когда депутаты глядели на экран ТВ, резко опустив голову и прикрывая губы ладонью, разговаривал с кем-то по телефону. Положив трубку на рычаг аппарата, Медный – Широкий взглянул на наручные часы. Время было 10.20. Медный – Широкий, вероятно забыв, что он сидел на трибуне перед залом, полным депутатов и телекамер, а скорей всего, по привычке, не обращая ни на кого и ни на что внимание, поднял руку и начал чесать затылок. Этот жест рукой спикер палаты совершал всякий раз, когда попадал в трудные ситуации.
Женя рывком поднял крышку чемодана и без душевного трепета увидел пачки зелёной валюты. Он заглянул и во второй чемодан. Подсчитал количество пачек по горизонтали, по вертикали. Умножил, прислушиваясь к звукам в Промышленной зоне. И с удивлением отметил, что он находился рядом с обрушенной стеной забора, за которым была улица живых людей. И по улице в обе стороны проезжали машины. А в ста шагах от забора стояло то здание, где находился парикмахерский салон. Женя хорошо помнил, что он разминулся перед салоном с солидным бандитом, которому из окна делала сильные знаки его «подельница», маленькая очаровательная девушка, которая потом крикнула бандиту:
– Ты мне не нравишься!
«Девушка, наверное, занимает высокое положение в банде, если она так резко говорила с вожаком банды», – правильно догадался Женя. Он поискал взглядом вокруг себя, нашёл железный ящик, в который можно было спрятать чемоданы.
Уже через минуту Женя деловито катил тележку по улице, как вдруг на его плечо опустилась тяжёлая рука.
– Что везёшь, парень?
Рядом с ним стоял высокий полицейский Тятя с автоматом «Буря» на мускулистой шее.
– Ра… ра…ди…
– Ради чего? Говори точней.
– Детали.
Полицейский заглянул в ящик, опустили в него длинные руки, покопался в мусоре, чихнул.
– Зачем они тебе?
– Я собираю аппарат, – убитым голосом ответил Женя, презирая себя за ложь, и подумал: «Мама будет плакать, когда я скажу ей про своё наглое воровство».
– Почему ты покраснел?
– Потому что стыдно воровать, – честно признался Женя.
– И всё-таки украл…А почему в Армию не идёшь отдать Долг Родине? – спросил Тятя, вновь опуская руки в ящик с мусором.
Нет, Тятя не любил мусор. Он показывал юноше с умным лицом, что относился к своей работе ответственно и честно. Перед другими людьми Тятя, само собой понятно, так себя не показывал.
– Я ничего не должен России. Она ничего не давала мне в Долг. Мама платила за меня России наличными деньгами. Только перед мамой у меня Долг.
Ответ Жени поразил Тятю настолько сильно, что он тотчас забыл о «работе».
– С этого места скажи подробнее, – сказал он книжную фразу.
– Родина – это вся страна, все 120 миллионов граждан. А Долг мог бы дать только государственный аппарат, маленькая часть страны.
– Ха! Ты здорово сказал, парень. Тебе нельзя идти в Армию, а то вернёшься дураком. А скорей всего, в гробу. Потому что там, таких умных, как ты, в сортир опускают головой вниз.
– Тятя, что это за политбеседа? – сказал подошёдший к полицейскому Смага. – Иди за мной. Осмотри вторую машину.
– Они раскололись? – спросил Тятя, помогая Жене катить тяжёлую тележку.
– Нет, – задумчиво глядя вперёд, вдоль улицы, ответил Смага. – Я отправил их реквизиты, фото в интернет. Таких граждан в стране никогда не было. А сами они молчат.
– Может быть, они шпионы?
Смага опустил руки на широкую дугообразную ручку тележки и пошёл рядом с Тятей и Женей. Сейчас полковник страдал в душе от нанесённого ему оскорбления неизвестным машинным голосом, поэтому он забыл о субординации и начал толкать тележку вместе с рядовым полицейским, не догадываясь, что со стороны это выглядело довольно странно.
Их необычное поведение было отмечено тремя людьми из окон высотных зданий в Промышленной зоне. Из одного здания вниз смотрела Зина, а из другого – двое молодых мужчин.
Перед стоявшей машиной полицейские покинули уже привычное для них место за тележкой, а Женя оставил её и вошёл в салон.
Две девушки сидели за журнальным столиком и играли в «подкидного дурака». Женя сделал знак очаровашке, но та, при виде его, немедленно повернула крутящееся кресло спиной к нему. Тогда Женя быстрым шагом подступил к ней и тихо заговорил:
– Я знаю: вы из одной банды. Ваш босс или шеф арестован полицией в Промышленной зоне. Я должен передать вам его груз. Возьмите скорей.
У Кати сами собой округлились глаза, и она непроизвольно спросила, глядя на стену и старательно поворачивая кресло так, чтобы Женя находился за её спиной:
– Какой груз? Где?
– Вон там, на улице. Полицейские помогли мне привезти его сюда, – серьёзно и деловито сказал Женя
Катя посмотрела на улицу, перевела взгляд на вторую девушку.
– Ты поняла что-нибудь из этого бреда, Ксюша?
– Нет.
– Ну, не могу же я в двух шагах от полиции рассказывать вам, что мы привезли. Заберите груз, а мне в школу надо к третьему уроку попасть.
Услышав, что юноша спешил, и от неё зависело – отпустить его или нет – Катюша приятно улыбнулась, так как наступило время её мести.
– Я должна хорошо подумать: брать груз или не брать?
– Но ведь вы из одной банды? Скажите мне честно.
Женя видел, что девушка нарочно злила его, но юноша не злился, помня слова своей мамы: «Если на все обиды злиться, то и жить некогда будет».
Ксюша вдруг ласково улыбнулась Жене, поправила причёску и мягко, с чувственным придыханием в голосе сказала, словно Женя обратился к ней:
– Да, я из этой банды. И я буду, конечно, согласна, потому что уступчивая, встретиться с вами после работы.
Катя охнула в изумлении от предательства подруги и сердито прошептала Ксюше:
– Ты не из банды. Это я из банды.
– Нет, я. Идёмте, я приму груз.
Они обе вскочили с кресел и пошли за Женей на улицу, где в это время Смага и Тятя осматривали салон второй машины. Все трое встали за железную ручку и покатили тележку за угол здания, во двор. Там у входной двери служебного входа Женя вынул из ящика два чемодана и, направляемый девушками, прошёл в их комнату отдыха.
– Вы будете считать или так примете? – спросил Женя, уже готовясь покинуть салон.
– Будем считать, – ответила Катя.
И когда Женя открыл чемоданы, девушки ахнули, потому что давно не видели деньги… даже рубли.
– Сколько здесь? – очень тихо спросила Катя.
– Пять миллионов.
У девушек округлились глаза. Они растерянно смотрели на деньги секунд пять, а потом начали визжать. За дверью комнаты прозвучал сердитый голос менеджера:
– Вы что там, обкурились или пьяные? Немедленно откройте дверь!
Девушки захлопнули чемоданы, схватили их и побежали по комнате, продолжая визжать.
– Там что-то происходит, – сказал в машине Тятя, кивая головой на окно, за которым бегали девушки. – Похоже, дерутся.
Смага поморщился лицом. Он не любил, когда девушки пили водку, курили сигареты, ругались матом и дрались. Смага подошёл к окну и сильно постучал согнутым пальцем по стеклу. При виде полицейского, девушки тотчас замолчали и присели на корточки.
– Откройте! – кричал менеджер. – Или я сломаю дверь!
Девушки были сильные. Они на корточках перетащили чемоданы к платяному шкафу, сунули их внутрь, а потом туда же затолкали Женю потому, что он им нравился, и они не хотели расставаться с ним. Потому что девушкам нравились юноши новой формации, которых они видели только по телевизору. Когда они захлопнули дверцу и отступили на центр комнаты, Катя тихо сказала Ксюше:
– Он мой парень.
– А ты что – застолбила его? Он пока ничей.
В тот момент, когда они переводили взгляды на входную дверь, которая сотрясалась от ударов пяткой ноги менеджера, дружбы между девушками уже не было, хотя она началась с трёх лет в детском саду. Катя, злясь на Ксюшу, раздражённым голосом крикнула:
– Прекратите стукать! Дверь без замка! Вы сами сняли замок, чтобы шпионить за нами!
За дверью наступила тишина. Менеджер долго переживал неслыханное оскорбление, потому что у него была необычайно чувствительная душа, как у всякого начальника, который не платил зарплату своим работникам.
Ксюша к этому времени уже пришла в себя после слов бывшей подруги о том, что она говорила Ксюше «пещерным» языком… что Женя её собственность. Ксюша устремила проницательный взгляд на шкаф и доверительно – мягко сказала Кате:
– Я его вчера видела на проспекте. На нём висели бананами одноклассницы… Говорят, что в последних классах на одного мальчика приходится по двадцать девочек.
Катюша начала осмысливать удар бывшей подруги, и её лицо стало задумчивым и даже грустным. Она не заметила, как в комнату быстро вошёл менеджер, толстый мужчина лет сорока. Он встал перед Катей, чтобы разразиться гневом, но девушка довольно спокойно и властно сказала ему:
– Я сегодня куплю салон и уволю вас. Ищите заранее другое место работы.
Всю последующую минуту спикер нижней палаты Медный – Широкий молча прижимал телефонную трубку к уху. Ровно в 10.30 он медленным жестом руки опустил трубку на рычаг аппарата, встал с кресла, одёрнул на себе пиджак и торжественным голосом заговорил:
– Президент республики Россия исчез. Есть мнение, что он похищен. Последний раз его видели вчера, когда он в полночь шёл в кремлёвскую баню с берёзовым веником под мышкой…– Спикер глубоко вобрал воздух в лёгкие и на выдохе добавил: – В силу статьи Конституции, принятой в 2022 году, я возлагаю на себя полномочия Президента страны и главнокомандующего…Объявляю…
– Кому это выгодно?! – крикнул депутат Замойский.
Медный – Широкий метнул на депутата мрачный и тяжёлый взгляд, которого никогда раньше не было у спикера и громовым голосом, какой депутаты никогда не слышали у него, заговорил:
– Объявляю ротацию членов ГосДумы, сегодня после обеда. Засиделись. Пора и размяться: уйти в отставку.
Депутаты отреагировали на грозные слова спикера палаты так, как подсказывало им чутьё. Они в едином порыве вскочили с кресел на ноги и ударили в ладоши. Медный – Широкий всё-таки услышал в шуме аплодисментов телефонный звонок. Снял с рычага трубку.
– Поздравляю, – прозвучал в трубке машинный голос.– Ты будешь калифом на час, если…
– Кто вы? И почему говорите мне «ты»?
– Я тот, кто помог тебе стать Президентом. Одно моё слово и настоящий Президент появится в зале ГосДумы.
– Я не понимаю вас, – внезапно мягко заговорил Медный – Широкий, включив аппарат связи с ФСБ.
В трубке прозвучал смех.
– Ты напрасно нажал кнопку секретной связи с ФСБ. Правильно тебя в детстве звали «Тетеря»… то есть: дурак. Даю тебе, Тетеря, подумать один час, а потом…– в трубке раздался треск.
Медный – Широкий стремительным жестом пальца включил прямую связь с ФСБ.
– Ну, что узнали? Кто звонил?
– Это хакер. Он звонил по «мобильнику» через компьютер, подключенный к сети в Промышленной зоне. Чтобы скрыть место звонка, он поставил помехи, которые отразились на нашем пеленгаторе в виде тысячи точек подключений к сети.
– Найдите его любой ценой! – властно и жёстко приказал Исполняющий Обязанности Президента.
А так как в зале была тишина, и депутаты настороженно следили за каждым движением Медного – Широкого, то они услышали не только каждое его слово, но и его новую манеру говорить. Он же сильно нажал пальцем на кнопку многоканального телефона, что пульсировала красным сигналом. По другую сторону связи прозвучал сиплый дрожащий голос семидесятипятилетнего большевика Апельсинова Эдуарда, который отбывал пожизненный срок наказания в городе Шушенском за руководство запрещённой подпольной партией «КПСС»:
– Венька, скорей верни меня в столицу. Всё у тебя получилось правильно. И не забывай, что чистыми руками власть не возьмёшь.
Медный – Широкий взглянул на свою ладонь. Она была влажной и грязной.
Апельсинов в это время проводил пленарное заседание актива партячейки в подполье казино «Только для братвы». Владелец казино был «сочувствующим»…
Вождь партии Эдуард крупно встал перед единственной свечкой на столе, чтобы члены партии видели его потрясающее…особенно при слабом освещении… сходство с Лениным.
Нервным движением сильных, чувственных пальцев Эдуард подкрутил песочного цвета усы, почесал ленинскую бородку одноимённого с усами цвета.
– Ленин…Ленин…– восхищённо заговорили партийцы на задних скамьях, тогда как впереди сидевшим товарищам он показался Сталиным.
Эдуард скупо улыбнулся. Ему нравилась его многозначность лица. Он запахнул на груди студенческое пальто, какие носили студенты ВУЗов 100 лет назад, и заговорил:
– Наступило наше время. Верхи не могут править по-прежнему. Низы не хотят жить по – старому.
И он указал чувственным пальцем вверх и в сторону, то есть…во двор казино, где сейчас в предрассветных сумерках собрался взволнованный народ, не желавший по – старому бросаться скопом к мусорным бакам. Поэтому все жители окрестных и дальних домов, иные в кальсонах, в халатах – построились в очередь к четырём бакам. Люди ждали большой выброс пищевых отходов из ночного казино. О чём заранее сообщили им официанты. Люди оживлённо обсуждали триста пятнадцатую серию о любви миллиардера к простой свинарке.
Эту тему впервые подробно изложили писатели в романах 200 лет назад, а потом она перешла в кино. И теперь все телеканалы страны показывали многосерийные фильмы о любви богатого подростка или мужчины, старика к бедной, порой несчастной девушке. Но эта последняя серия взволновала город Шушенское, потому что во время заседания миллиардеров на заднем плане в кабинете появился голый Смольный, прикрывая срам рукой.
– Почему он прошёл по залу? – вот что волновало горожан в этот предрассветный час.
Умысел режиссёра сериала люди не могли понять.
А это был «пробный шар», чтобы оживить скучные серии фильма. Потому что зрителям надоело смотреть на то, что герои то и дело бросались под поезд, топились, травились.
Режиссёр Медальный в это утро получил с Дальнего Востока огромную серию вопрошающих посланий по интернету от телезрителей и с удовольствием потёр ладони. И решил повторить явление обнажённого Смольного в следующих сериях фильма «Свинарка и миллиардер».
После короткого разговора с Эдуардом Апельсиновым Медный – Широкий с трудом удержал на своём лице кирпичного цвета улыбку презрения, догадываясь, что сейчас ТВ показывало его лицо всей стране крупным планом. Но мысленно он рассмеялся и сказал: «Ты навсегда останешься в глубине Сибирских руд. Власть не делится надвое».
Эдуард Апельсинов на другом конце света в подполье казино скупо улыбнулся, чувствуя тайные помыслы бывшего товарища по партии, предавшего и партию, и вождя. Но сейчас, погружённый в мысли, знаками рук говоря товарищам, чтобы они приготовились к полёту в столицу, он понимал, что у него есть враг более опасный, чем другие враги – Смольный…
Уже мчась в машине в аэропорт, Эдуард чётко сказал:
– Когда мы захватим власть, то Смольного я отправлю на Колыму, поднимать залежные земли…
И он склонился над ученической тетрадкой, в линейку, быстро набрасывая тезисы будущих речей, бормоча то, что оставалось за пределами тезисов….как-то:
– Пошли они все на х…! Видел я их на х…! катитесь вы в п…!
Товарищи его партии ловили каждое слово своего вождя, иные для памяти записывали в записные книжки.
Работая над тезисами, он мысленно обозревал огромные просторы Сибири. Видел, как доярки в деревнях размешивали молоко с водой, чтобы увеличить надои. Видел, как плясали, азартно ухая, мужики на похоронах своего дружка Митяя, сгоревшего в пламени фенола, который он пытался сделать питьевым и с высоким градусом. Мужик погиб, но дело его рук продолжало жить в делах его дружков, которые более осторожно работали с фенолом. И нафенолились так, что приняли похороны Митьки за его свадьбу с Анжелою, когда она целовалась на поминках с другим. Эдуард видел квартиры сибиряков, нищих и голодных, облепивших телевизоры, в которых сияла, сверкала красивая жизнь. Мысленно обозрев города, деревни, вождь, прищурюсь, так как он был близоруким, устремил проницательный взгляд в будущее и сказал:
– Да, с этими людьми я и буду делать революцию, потому что других людей нет.
И тут же он увидел Смольного, поморщился красивым, энергичным лицом, крепко сжимая чувственной левой рукой апельсин. Эдуард, человек очень трудной судьбы, поэтому хорошо знавший глубинные, тонкие и деликатные стороны души людей, сказал своим товарищам, скупо двигая губами и глядя в зеркало над лобовым стеклом машины, что мчала его в аэропорт, видя себя по-прежнему молодым, каким он был пятьдесят лет назад:
– Записывайте: хрен редьки не слаще. Смольный потому на экране закрывал свой хрен, что ему нечего показывать. А если было бы…! – Эдуард выдержал паузу, чтобы товарищи успели записать его слова, а потом, громовым голосом, от которого машина сама собой сделала опасный зигзаг на дороге, заговорил: – …то Смольный показал бы с большой охотой! Я понимаю трагедию его души и сочувствую, когда вижу на экране, как он закрывает ладонью пустое место на своём, увы, далеко не молодом теле!
Сильные слова вождя тотчас были посланы его товарищам в интернет и на сайт Смольного, а так же на сайты ГосДумы и на радиостанцию «Борьба».
В это же раннее утро в дом по улице Прентеевка Новая, в квартиру №17 солдаты внесли цинковый гроб. Прапорщик протянул хозяину два талона на бесплатный хлеб, сказал, что его сын погиб смертью Героя при исполнении служебного долга. И быстро, почти бегом покинул квартиру, а солдаты ушли тотчас, как только опустили гроб на пол. Хозяин работал мясником. Он в полной растерянности топором вскрыл цинковый гроб. Его супруга потеряла сознание, когда увидела на шее мёртвого сына верёвку, а руки со сломанными пальцами.
Мясник полностью вскрыл гроб и отступил от него в ужасе, потому что и ноги сына были сломаны. С диким криком мясник бросился во двор, держа топор над головой в замахе. Но его поведение было заранее предусмотрено полицейскими. Они стояли за углом. И когда мясник выскочил во двор, они ловко и привычно сбили его с ног, натянули на него смирительную рубашку и отвели в «скорую» психиатрической клиники.
В доме было много женщин, имевших сыновей. Они начали пронзительно кричать. Полиция оцепила дом и для острастки бросила четыре шумовых гранаты во двор. А потом по – доброму через громкоговорители полицейские предупредили женщин, что если они не успокоятся, то весь дом будет наказан отключением электроэнергии. Смотрельщики телевизоров, не отрываясь от экранов, разразились воплем:
– Прекратите орать! Мёртвого всё равно не воскресишь!
И в доме наступила тишина.
У Елизаветы Васильевны было двое сыновей и две дочери. У неё заболело сердце, потому что она мысленно увидела своего старшенького Женю с верёвкой на шее. Бросилась к телефону. В это время он выходил из платяного шкафа с двумя чемоданами в руках, потому что менеджер с криком: « Я знаю, что вы здесь прячете!» распахнул дверцу. Он предполагал, что девушки прятали в шкафу бражку или самогон, или наркотики. И отступил в полной растерянности, тогда как Женя, услышав сигнал «мобильника» в кармане пиджака, зная, кто мог ему звонить, быстро поставил чемоданы на пол и включил на трубке связь.
– Мама, я ещё не дошёл…Иду…
– Где ты идёшь?
– Я вышел из платяного шкафа, – сказал Женя честно потому, что он был почтительным сыном своей мамы.
Мама тотчас успокоилась, когда услышала голос Жени.
– Я узнала, что ты потерял паспорт, и в школу ходишь пешком. Почему ты не сказал мне?
– Я не хотел тебя огорчать, – мягко ответил почтительный сын и покраснел, потому что рядом с ним стояли девушки и внимательно смотрели на него.
Елизавета Васильевна работала дворником в двух ДЭЗах, вместе с мужем потому, что дворникам города регулярно, без задержек государство платило зарплату, а иначе город утонул бы в мусоре и нечистотах. Семья жила в обычной коммунальной квартире, шесть человек в одной комнате. Нары были трёхярустными, поэтому комната казалась большой. Мама давно устала от такой жизни. И часто тайно сожалела, что необдуманно родила много детей. А теперь она вместе с папой напрягалась, чтобы дать детям хорошее образование за границей, чтобы на старости лет уехать к ним и отдохнуть перед смертью. Впрочем, так поступали многие матери страны, воспитывали своих детей для Англии, Германии, США и Китая.
