Виталий Матвеевич Конеев
Притаившаяся смерть Москвы
– Евлампий, прошу тебя, не увеличивай партию. Моя партия самая большая в России – десять тысяч, а у других и сотни человек не наберётся. На тебя и так молятся люди.
Евлампий простодушно распустил губы в щедрой улыбке.
– Да, Венька, оно, конешно, пущай будет по-твоему.
И спикер поверил Ядрёному Корню. Но темна и бездонна душа сибирского мужика. В ней и прожектором танковым дно не достанешь. Говорил Ядрёный Корень одно, а в его душе громыхнуло другое, как короткий мощный камнепад: «Я тебя, Венька, как соломинку сломаю. А покамест прыгай и пой, мочи стрикулистов. А я смотреть буду». В тесном кругу своих партийцев, Ядрёный Корень, глядя прямо перед собой, словно рассматривая что-то, говорил:
– Ещё батька Ломоносов пророчествовал: «Ждите, придёт из Сибири мужик с топором, перевернёт Москву. Сядет, а все лягут». Это про меня Ломоносов пророчествовал. Знайте и молчите. Великую тайну открыл вам. А для крепости – целуйте топор.
После того, как Елизавета Васильевна поговорила с Женей, она спустилась с пятого этажа вниз и вынула из почтового ящика утреннюю корреспонденцию. И сразу заметила бланк повестки из военкомата. У неё перехватило дыхание, но она вспомнила, что набор в Армию должен был начаться в конце мая, и уже спокойно вгляделась в строчки приказа. Военкомат вызвал Женю на медкомиссию, в воскресенье. Елизавета Васильевна быстро поднялась в коммунальную комнату. И, забыв о том, что звонок в Англию был дороже в несколько раз, чем из Англии в Россию, набрала номер университета в Оксфорде и попросила, используя в основном русские слова, соединить её с деканом факультета «Международное право и политика». Он знал русский язык.
– Господин Петерс, – почти закричала Елизавета Васильевна, – можете ли вы сейчас выслать Жене вызов на собеседование?!
– А что, Женей уже интересуется военкомат?
– Да, но пока его вызывают на медкомиссию.
– Хм… собеседование начинается в июле…
– Пожалуйста, сделайте Жене исключение.
– Я понимаю, Елизавета Васильевна, вашу проблему… м….м… Я поговорю сегодня с ректором. А завтра я сам позвоню вам в удобное для вас время. Но вы не забывайте, что все правила приёма студентов у нас неизменимы уже много сотен лет.
Она с трудом удержала телефонную трубку в руке, уже мысленно видя, каким Женя мог вернуться из Армии! Все юноши, кто служил в Армии, курили коноплю, пили водку и говорили только матами и гордились, что стали настоящими мужчинами. И ещё любили… Елизавета Васильевна это видела… вскидывать ногу под прямым углом к телу и громко пукать в окружении девушек! Да…Елизавета Васильевна смотрела с балкона дома, как во дворе юноша в солдатской форме «пуками» стрелял в девушек. Девушки взвизгивали, подпрыгивали и смеялись. Десятки людей смотрели с балконов на «расстрел» девушек и смеялись. А через пять дней этот юноша убил соседа за то, что тот попросил не кидать во дворе бутылки из-под пива. Зарезал ножом. До службы в Армии он был великолепным поэтом. Его называли «честь и совесть Москвы». А другие, хоть и были отличниками в школе, но когда вернулись домой, то пошли работать охранниками, то есть сторожами.
В Мёртвом городе любой звук разносился далеко, усиливался эхом, поэтому крик разгневанной Ксюши услышали не только полицейские, два беглеца и актёры на сценической площадке, но и два бандита – Игорь и Бота Ботович. Напряжённо слушая эхо, что раздавалось вокруг них, они поворачивались лицом то в одну сторону, то в другую. Игорь услышал сигнал «мобильника» и включил связь. Голос в трубке был машинный, наполненный злобой и угрозой:
– Игорь, ты меня удивляешь.
– Шеф, прости.
– Заткнись…Я могу находиться в эфире не больше минуты. Где бабки?
– Девка унесла.
– Игорь, какой ты неловкий.
– Шеф, я исправлюсь.
– Ищи чемоданы. Там папка. Не смей прикасаться к ней. Действуй!
Игорь отключил связь и сказал:
– Я никогда не видел шефа. Не знаю, кто он?
– А как он вышел на тебя?
– Так же, как я вышел на Зину. Она здесь.
Он вспомнил рассказ Зины о том, как её дед подарил ей «Вальтер», и как она великолепно стреляла из пистолета. Игорь слушал её и понимал, что секретарша старалась заинтересовать его собой и заставить пригласить её на свидание. Но он не мог это сделать по той причине, что они оба друг друга знали и работали в одном министерстве. Правда, Зина знала Игоря под именем «Евгений». Сейчас он вспомнил, что девушка остановила мощный бег ОМОНовцев двумя выстрелами, и дёрнулся телом назад, мысленно увидев себя на мушке «Вальтера».
– Бота Ботович, бегом за мной. Надо подключить к поискам «зелени» братву Верёвкина.
– А что шеф? Он согласен?
– Ну, его к чёрту. Найдём «зелень» и разбежимся.
Когда они забежал в разрушенный дом, Евгений хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся.
– Как это я сразу не догадался. Того парня с тележкой….помнишь?
– Ну, и что?
– А то, что он вёз наши бабки. Он одурачил и нас, прикинувшись девкой, и полицию. А сейчас у него разборка с его подругой.
– Но где его искать? В какой стороне?
– Найдём, – откликнулся Евгений и облегчённо перевёл дух.
– Осиновый кол в руки! Приготовьтесь! Мотор! – крикнул Медальный в микрофон, сидя в креслах на балконе вместе с писателем Злым.
Внизу на площадке стоял круглый стол. Его укрывала звёздная карта. В центре её находилась планета Си – Бирр, а сбоку планета Земля. Декорации создавали кабинет космического корабля, в котором уже стояли сто актёров и статистов с осиновыми кольями в руках. Это были блайзеры. Разумеется, актёры и статисты были одеты в замысловатые одеяния. На них висела обычная мешанина одежд из разных столетий истории планеты Земля. Шефом контрразведки Си-Бирра был, конечно, Ядрёный Корень. В этом блокбастере он играл две роли. На его плечах висел боярский тулуп времён Петра Первого. А в руках он держал свой немогутный топор. Едва щёлкнула перед Корнем рамочка, как он прыжком метнулся вперёд к столу. Актёры закричали:
– Бай –Ка, решай судьбу Земли!
– Уничтожу!
Он сильным движением провёл топором над планетой Земля и метнул взгляд в камеру. Камера крякнула…Точнее, крякнул оператор, потерял сознание и повис на аппарате мокрым бельём. Бай –Ка указал топором на точку во Вселенной и страстно крикнул:
– Здеся! Я остановлю Кириллу! Не пущу её в Си-Бирру. Пущай мочит с мылом мужиков у себя в сортирах!
После этой страстной речи Бай-Ка начал исполнять свою грозную песню, над которой, как это было принято говорить, он работал месяц. Песня называлась «Рас –тудыт-твою – мать» и состояла из одного названия. По сценарию Бай-Ка должен был стоять на одном месте, помахивая топором, и время от времени улыбаться в сторону камеры. А компьютерщики после съёмок должны были нарисовать лучи лазеров, которые испускали зубы Ядрёного Корня и топор и даже погоны. Но Ядрёный Корень был сам по себе. В стиле давно забытой песни «Яблочко» он начал подёргивать одним плечом, потом- вторым всё быстрей и быстрей, вначале медленно напевая: «Рас-тудыт-твою мать». Актёры и статисты встали за его спиной шеренгами и начали повторять движения шефа. А он увеличивал темп движений и скорость, повторяя слова песни, а потом сорвался с места, выставив вперёд топор, словно топор тянул его за собой, помчался по кругу., выделывая коленца, прыжки, вращения, стремительные повороты и присядку.
– Что это? – в изумлении спросил Медальный.
– Это то, что нужно русскому зрителю, – кривя губы улыбкой, ответил Злой. – Все на уши встанут.
Он не завидовал таланту Ядрёного Корня, потому что и сам был талантливым человеком. Но в его душе появилось чувство горечи, оттого, что Ядрёный Корень легко должен был получить славу, а он Злой – ничего не получил. И навсегда будет находиться в «тени» юпитеров, вне круга славы.
В стороне от мощных юпитеров сидела скромная, худенькая и очаровательная девушка с книгой в руке и с чувством страха смотрела на танец Бай-Ка. Она готовилась к экзамену в педагогическом колледже, где училась на воспитателя детских садов, потому что обожала возиться с детьми. Это была «Кирилла», а в реальной жизни – Вероника. Её накладные плечи, шея, грудь, бёдра и даже ноги и руки лежали рядом с девушкой. Зрители никогда бы не узнали в ней грозную Кириллу, которая часто повторяла свою фразу: «Парниша, ты мне не нравишься!» И она нажимала на спусковой крючок пулемёта или била прикладом по голове огромного парня.
Злой оторвал взгляд от танцующего Бай-Ка и схватил за руку Медального.
– Слушай…У меня появилась идея.
– Так-так, говори.
– Ядрёный Корень будет играть роль доктора наук.
– Да ну. Это невозможно.
– Медальный, ты близорукий. Доктор наук возглавит подпольную партию «Щас не получишь!» Это будет пародия на Эдуарда Апельсинова с его КПСС. Партия «Щас не получишь» будет бороться с «близнецами».
– Но…– протянул Медальный, качая головой, – … цензура не пропустит. Она может пропустить откровенный разврат, порнографию, но не политику.
Едва Злой услышал слово «цензура», как его лицо и руки начали подёргиваться, а голос его наполнился лютой злобой:
– Медальный, задай себе вопрос: что ты хочешь в этом мире?
– Конечно, славу и деньги.
– Тогда брось ретроспективный взгляд на недавнюю историю России, – змеиным шёпотом продолжал говорить Злой. – Люди не читают книги, газеты, журналы, потому что там кормушка для бездарей. А в кино засилье «династий»…А «династии» всегда вырождаются…
Злой не смог закончить мысль, так как его тело била нервная лихорадка, и он, раскачиваясь в кресле, опрокинулся навзничь. И, лёжа на полу балкона, он заговорил:
– Я понял, почему Президент и Сучков не пришли в ГосДуму. И эту историю нужно снять как можно быстрей и сегодня же отправить в эфир. А на роли «близнецов» надо поставить откровенных бездарей. Я уже придумал изменение в сценарии.
– А это не помешает идее фильма? – спросил Медальный, уже ища взглядом среди статистов двух человек на роли «близнецов».
– Нет.
– А свинарник? Что отложим?
– Нет, наоборот. Едем в свинарник. Немедленно вызови паровоз.
Медальный остановил взгляд на двух неуклюжих статистах, которые хуже всех махали кольями и хуже всех повторяли движения Бай-Ка. Медальный притянул к губам микрофон рации.
– Петя, ты видишь этих двух придурков?
– Заметил…Их надо убрать?
– Нет – нет. Пригласи их в мой вагон. Они будут играть роли «близнецов».
– Шеф, нас закроют.
– Будем рисковать, – жёстко ответил Медальный и переключил связь на рации. – Эй, Максим, гони паровоз сюда! Поедем в свинарник.
Свинарник находился в конце Промышленной зоны, в предместье города, в деревне, жители которой каждый день играли статистов фильма «Свинарка и миллиардер». Конечно, двое неуклюжих статистов были «близнецами». Махая кольями, они посматривали в ту сторону, откуда только что прибежали. И вскоре увидели в просветах между корпусами заводов бежавших ОМОНовцев, которые брали в кольцо окружения площадку.
«Ну, так тебе и надо, – мрачно подумал Мефодий Петрович, размахивая колом с прочими статистами, – сейчас они найдут тебя и сорвут с головы парик». – И он тотчас задал себе вопрос:
« А что будет потом?»
Мефодий Петрович мысленно увидел, как ОМОНовцы бегом уводили с площадки Президента и его самого. А потом…гнали обоих в ближайший подвал дома или завода и там торопливо расстреливали, и уже на трупах делали контрольные выстрелы в затылок.
«Да, так оно и будет, – зло подумал Мефодий Петрович. – ОМОНовцы не станут рыть ямы и прятать нас в землю, потому что сюда никто не ходит, кроме крыс». Мефодий Петрович мысленно увидел, как в подвал медленно входили, принюхиваясь, длиннохвостые хищники, смотрели в сторону окровавленных трупов…
Евгений на бегу услышал сигнал «мобильника», выхватил его из-за пояса. В трубке прозвучал машинный голос:
– «Близнецы» на съёмочной площадке.
– А почему ты решил, что они скрылись туда?
– Я вижу. Звони Смаге. Наведи его на цель.
– А как же «бабки»?
– Выполняй приказ и не мудри!
Евгений отключил связь, оглянулся по сторонам и тихо сказал Боте Ботовичу:
– Шеф где-то рядом с нами. Или у него камеры расставлены по всей Зоне..
– Тогда бы он знал: куда исчезли «бабки».
– Да, верно… Тут что-то не так…
– Евгений, может быть, лучше выйти из этого дела? Ведь мы не знаем шефа. Он получит своё и сдаст нас Смаге.
– Я уже думал, Бота Ботович, – тихо ответил Евгений, вновь переходя на бег, но теперь направляясь в сторону съёмочной площадки и набирая номер Смаги на «мобильнике». – Но выйти из дела можно только с пулей в затылке… Алло, Смага, беглецы на съёмках фильма.
И едва он скороговоркой сказал фразу, как тотчас отключил связь в «мобильнике».
Смольный кусал пальцы, наблюдая пляску Бай-Ка, чтобы никто не заметил, как его губы дрожали, чтобы никто не услышал тихий шёпот Смольного:
– Проклятый шаман, да когда же ты перестанешь маячить передо мной?!
Смольный тоже имел свою партию и, разумеется, делал себе славу для будущей борьбы за пост Президента. Все депутаты ГосДумы старались попасть в телесериалы, так как люди не читали газеты, да и нечего в них было читать. Всех талантливых писателей выбросила за границу нищета. Поэтому люди весьма охотно голосовали на выборах за тех депутатов, которые изо дня в день появлялись на экранах их телевизоров. А если по какой-либо причине депутат день-два отсутствовал в сериалах, то зрители легко забывали о нём, увлечённые другими героями кино.
Глядя на пляску Бай-Ка, Смольный пытался понять: в каком месте очередного фильма, который будет отправлен в эфир сегодня вечером, появится шаман с топором. «Он весь фильм задавит…и куда смотрит полиция…да, ходит с топором по улицам, а полиция не реагирует…Надо что-то придумать…Может быть, подставить его…Но как?»
Между тем, самолёт «МАО» прошёл над Уральскими горами в стратосфере вне досягаемости ракет класса «земля-воздух» и истребительной авиации. Самолёт «МАО» имел вертикальный взлёт и посадку. И должен был сесть в Промышленной зоне, где Апельсинова ждали партийцы в подземном бункере.
Майор Синешопов усмехнулся, сидя за баранкой своей машины, при виде поста ГИБДД и взял правой рукой заранее открытую бутылку водки. И когда он на большой скорости проезжал мимо стоявших полицейских, то, подняв бутылку, начал пить водку « с горла». Полицейские проводили его машину взглядами, потому что на кабине стояла и мигала «люстра», а номер машины был: 01-10. А всё это означало, что водитель был человек особой касты.
Настроение души Синешопова было весёлым, игривым, потому что утром он принял хорошую дозу настоящего кокаина. А сейчас он ехал в Промышленную зону. Он быстро допил водку и торопливым жестом руки выкинул бутылку за окно, чтобы полицейские увидели и осмотрели её…Но они не подбежали к бутылке, не записали в книжку его номер машины.
– Досадно, – сказал Синешопов, наблюдая полицейских в зеркало заднего вида, но через секунды три вновь весело и сильно заговорил: – Я повелитель Вселенной! Эй, вы там, букашечки, слушайте меня: « А зачем попу наган, если поп не хулиган?!»
Синешопов начал прыгать на кресле, танцую задорный рок-н-ролл.
В эту же минуту на другой стороне планеты в Вашингтоне в спальне президента США прозвучал резкий сигнал телефона. Арнольд проснулся, и в темноте, не раскрывая глаза, начал искать широкой ладонью аппарат. Нашёл, сорвал с него трубку и услышал торопливый голос шефа ЦРУ:
– Арнольд, он поехал.
– Кто поехал, о чём вы говорите?
– Сейчас гляну в бумажку…Си – не – шо – пофф.
– А, вспомнил… Странная фамилия. Она переводится на английский язык?
– Да, Арни… сейчас посмотрю… «Синяя задница»… в неприличном значении…
– Энтони, говорите, пожалуйста, однозначно.
– Ну, как здесь написано…после секса задница становится синей.
– Ну и ну, а что он сегодня взял?
– Как обычно: три бутылки водки. Одну, кажется, выпил « с горла».
– А что это такое? Я часто слышу, но не знаю.
– Сейчас гляну… Русский мужчина левой рукой отбрасывает в сторону пробку, а правой поднимает бутылку, вставляет в рот так, чтобы дно было вверху. Держит бутылку строго вертикально…
– И что? Что дальше?
– Водка в результате гравитационного действия планеты устремляется вниз. И мужчина держит в таком положении бутылку до тех пор, пока вся жидкость не выльется в его рот.
– О, это мужественно.
– Да, это русский шик. Они гордятся им…Ещё он взял батон колбасы «Кремлёвской». Но это польская колбаса для собак и кошек, сваренная из трупов животных и даже крыс…И две селёдки….кажется, всё…Да, Арни, забыл…У них Президент исчез. Пошёл мыться с берёзовым веником и пропал.
– Энтони, довольно. Всё это я узнаю завтра из теленовостей.
В то время, когда Ядрёный Корень исполнял свой грозный танец, Смольный надел на себя реквизиты: спереди на сраме висела пятиконечная звезда, а сзади – совмещённые серп и молот. В таком виде он должен был появиться на заседание парткома в фильме ужасов «Дело было в парткоме». Смольный исполнял роль Дракулы и парторга.
Глава 4
Апония Стальевна заметила боковым зрением левого глаза какое-то движение внизу, в школьном парке. Она работала завучем школы и по совместительству была сотрудником канцелярии министерства, где появлялась утром, чтобы спустя час-два уйти в школу, в которой она, само собой понятно, не получала за работу ни гроша, как и все учителя. Зато в министерстве у неё был твёрдый, без задержек оклад в пятнадцать тысяч долларов.
На листе бумаги было написано крупными печатными буквами
«В ШКОЛЕ МАФИЯ. АПОНЬКА, ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ?»
Лист бумаги лежал на столе перед Апонией Стальевной. Если говорить по-советски, то её в школе удерживали долг, любовь к работе, к детям, а если говорить по-капиталистически – прямо и грубо – то она не покидала школу ради власти над детьми и учителями. Она очень хотела, чтобы её называли «Лапонькой». Но её никто так не называл, так как появились одиннадцатые классы, в которых юноши и девушки обладали высоким интеллектом. Это огорчало Апонию Стальевну до слёз, как и обращение в анонимках по имени и на «ты». Вот и сейчас она готова была тихо зарыдать. Посмотрела в школьный парк, увидела ученика, который катил перед собой тележку. А на ней сидели две девушки, судя по одежде, не школьницы. «Разврат, – мрачно подумала завуч, – в дореволюционное время гимназиста за такие дела выгнали бы из гимназии. Да и во время Сталина такое не разрешалось. Разболтались дети».
Девушки и Женя не болтали. Девушки забыли: на чём они сидели, потому что они были «тинэйджер» (девятнадцатилетние), и они хотели дружить с парнем серьёзно и навсегда. Девушки догадывались, что Женя был девственником, но не предполагали, что он знал, правда, из специальной литературы, всё о девушках. И знал, что девушка в девятнадцать лет ничуть не походила на саму себя, семнадцатилетнюю.
Женю смущало то, что Катя вела себя откровенно с ним, и он боялся, что она сегодня вечером могла сказать ему: «Женя, давай жить вместе….поженимся». В то же время он хотел услышать такие слова от Кати, потому что в первый раз влюбился в девушку.
– Женя, а вы можете что-нибудь сказать мне? – очень нежно сказала Катюша.
– Да, могу. Вы самая прелестная, самая восхитительная и очаровательная. Вы девушка моих снов…– он замолчал, потому что опомнился.
Такие слова девушкам говорить было нельзя. Но уже началась «реакция». Катюша стремительно выхватила из кармана Ксюши «мобильник» и стала быстро набирать номер.
– Ты хочешь похвастать, да?! – почти крикнула обозлённая Ксюша.
– Помолчи…Вероника, алло…– и скороговоркой Жене: – она моя сестра, старшая. Ей двадцать один год. Она работает на киностудии… Вероника, я познакомилась с парнем. Он меня назвал…
– Отдай трубку! – Зло крикнула Ксюша.
– Как он тебя назвал? – спросила Вероника
– Самой прелестной. Он красивый и умный и очень хорошо воспитанный. Везёт меня на тележке.
– Куда везёт? Ты что – спятила? Больная, что ли?.. Но всё равно, приведи. Я посмотрю.
– Нет –нет, – быстро ответила Катя и вернула трубку Ксюше, потому что поняла, что Женя мог заинтересоваться её сестрой, а он ей обязательно понравится. «Ой, что я наделала. Вероника настойчивая. Она знает, как влюбить в себя такого интересного парня, как Женя».
От досады на свой поступок Катя едва сдержала слёзы и очень трогательно попросила Женю:
– Если вам не трудно: скажите ещё что-нибудь…А я не буду никому говорить ваши слова.
Всё-таки крупные слёзы побежали по щекам Кати. Ей казалось, что она всё испортила, и уже невозможно было восстановить ту замечательную связь между нею и Женей, которая заставила Женю сказать ей удивительные слова.
– Вы моё восхищение и моё обожание. Теперь, когда я буду просыпаться утром, то буду говорить: «Здравствуйте, Катя».
Он любил девушку и говорил то, что думал.
– Женя, а я через два года пополнею, и у меня будут… будут…– она замолчала и в ужасе подумала: «Что я говорю! Ой, какая я глупая! А вдруг ему нравятся формы? Сегодня же я покушаю побольше хлеба и картошки. Они сделают меня толстой. Надо всё-таки спросить осторожно…»
– Женя, а вам какие девушки нравятся: полные или худые?
– Мне никто не нравится, кроме вас. А в юности девушка может нравиться только за характер и за то, что у неё на лице.
«Ой, а что у меня на лице? Но я буду молчать и улыбаться».
– Женя, а моё молчание вам нравится?
– Я не знаю, потому что вы ещё не молчали.
Этот разговор о пустяках имел для них Вселенское значение, так как это была внезапная первая любовь, и они ещё не знали, как общаться друг с другом.
Мама на то и мама, чтобы понять всё, что произошло с её сыном. Она не дошла до ДЭЗа и быстро вернулась домой, чтобы позвонить Жене.
– Женя, скажи, мой дорогой, ты влюбился в девушку из салона?
– Да.
– А она как относится к тебе?
– Мама, Катюша находится в полуметре от меня.
– Хорошо. Пригласи её к нам домой. Я посмотрю на неё.
Катю переполняло чувство любви к Жене. Она положила свои маленькие ладони на руки Жени. Ей очень хотелось постоянно слышать его голос, и она спросила:
– Женя, это ничего, что я маленькая?
– У вас замечательный рост.
– Женя, вы можете поцеловать меня.
– Он не умеет, – сказала Ксюша, внимательно наблюдая их отношения.
– А я умею!
И Катя быстро вскочила с ящика, и, обняв Женю за шею, поцеловала его в губы. Что-то нехорошее коснулось души Жени, и он, чуть отодвинув от себя Катю, сказал ей очень тихо:
– Вы опытная.
Она испугалась.
– Нет – нет, я не опытная. – Она вновь обхватила его за шею и тихо сказала ему на ухо: – Я девственница. А целоваться меня научила сестра. Вот видите – это пригодилось.
Катя оступилась, и не случайно, а чтобы увести Женю в кусты, до которых было не более двух шагов. Она знала, что нужно было как можно сильней и крепче привязать к себе Женю, потому что в школе было много девушек. И она уже ревновала.
В кустах Катя дрожавшей рукой расстегнула пуговицы кофточки и обнажила грудь.
– Вы можете делать со мной всё, что хотите.
Её лицо, нежная шея и верхняя часть груди быстро порозовели.
– Катя, вы ошиблись. Вы для меня идеальная. И я такое не могу принять.
И Катя вновь испугалась.
– Нет – нет, я не идеальная. Я, порой, очень плохая. И вот мама говорит, что я не идеальная.
«Ой, зачем я сказала, что я плохая. Ведь плохая девушка – это «три рубля и канава». А я хорошая… Надо молчать!»
Женя понимал изобразительное искусство, и, увидев то, что открыла ему Катя, полный восхищения красотой девичьей шеи, груди, начал осторожно прикасаться к ним пальцами.
Ксюша стояла сбоку от них, в полуметре и наблюдала, но они не замечали её.
Катя сжала пальцами руки Жени, осыпала их поцелуями и торопливо сказала:
– Женечка, я вас полюбила с первого взгляда. – И когда он начал неумело прикасаться губами к её груди, она подумала: «Как хорошо».
«Да, хорошо, – подумал Сися на бегу. – Это замечательно, что я не снял с себя канистры.
Дядя на бегу посмотрел на Сисю и подумал: «Вот так работаешь с товарищем, веришь ему, а он спятивший. Что-то на ноги мои начал пялиться. И взгляд у него безумный. И ствол держит в направлении моей задницы».
От досады, что теперь никакой дружбы между ними не будет, мужской, честной, Дядя сильно ударил прикладом автомата по своему бедру, в котором группу мышц стягивала судорога. Это было последствие огнестрельного ранения.
Сися, несмотря на то, что он нёс на себе сорок литров спирта, мощным прыжком подскочил к Дяде и зло зашипел:
– Прекрати стукать ногу! Прекрати!
– Да у меня нога чужая.
«Вот, – подумал Сися, – признался. А я думал, что он будет хитрить, мол, ноги мои».
– А как ты их взял?– спросил Сися, внимательно поглядывая на ноги Дяди.
– Взял и взял. А тебе какое дело?
– Эй, вы там! Дядя, Сися, прекратите разговоры! – крикнул Смага. – Развернитесь цепью для охвата всей площадки!
Только сейчас Сися догадался, что он выпил, сливая из баков машин горючее. Это был почти чистый американский спирт. Дело в том, что эмигранты из России придумали для США бензин, который можно было получить из древесины и даже – из травы – экологически чистый, но пока дорогой. Его могли купить в России только высокопоставленные чиновники и богатые люди, которые, конечно, спирт не пили, хотя он был безвредным.
И хотя производство этого «бензина» обходилось производителям в гроши, но нельзя было его продавать ниже цены виски, водки и других крепких алкогольных напитков – люди планеты могли спиться.
Слово «эмигрант» нехорошее для тонкого слуха русского человека вот уже более 100 лет, с тех пор, когда большевики выкинули из страны за ненадобностью тысячи лучших умов России. Сейчас они сами бежали, причём довольно необычно.
Вокруг большинства школ России прочно расположились странные на первый взгляд «палатки» и магазинчики, в которых за прилавками стояли не продавцы, а покупатели из США и Китая. Они скупали «на корню» талантливых юношей, дарили им деньги, билеты на престижные концерты, передавали подарки их мамам и папам, братьям и сёстрам, и бабушкам. Всё у них было записано. Взамен они ничего не просили.
Каждый год летом Россию покидали тысячи самых талантливых, одарённых юношей. А оставались те, кто ушёл в Армию…Пятеро из них уже шли по следу Жени.
Дело в том, что Евгений позвонил в охранную фирму «Честь», которая занималась грабежом, заказными убийствами и рэкетом, вожаку Верёвкину. Рассказал о том, что произошло в башне. Рассказал о Жене.
– Вероятно, парень спешил в школу. Он уехал на дрезине по узкоколейке. У него тележка.
Слово «тележка» насторожило вожака банды Верёвкина. Офис банды находился по другую сторону школьного парка, в одном квартале от стены Промышленной зоны. Пятеро бандитов легко нашли на влажной земле след колёс тележки и бросились в погоню.
– Прекратите, – раздражённым голосом заговорила Ксюша. – Женя, иди в школу, а ты – застегнись. Больная, что ли?
Фраза «больная….больной, что ли?» стала символом НАСТОЯЩЕГО тинэйджера.
Ксюша усадила растерянную Катю на тележку и покатила её прочь от аллеи парка, в кусты. И, желая сделать больно подруге, сказала ей:
– Сегодня он возьмёт твою целку, а завтра ему будет стыдно с тобой встречаться.
– Женя так не поступит.
Разгорячённая чувством любви Катя уже думала о том, что могло произойти между ними…
В эту минуту шеф ЦРУ и его помощник напряжённо вглядывались в экран монитора, на котором была только одна машина.
Спутник-шпион неподвижно висел над Москвой на расстоянии ста пятидесяти километров. Его мощный телескоп был направлен вниз. Он фиксировал передвижение машины Синешопова.
Синешопов быстро приближался к Промышленной зоне, к тому месту её, где она заканчивалась в предместье города, но вбирала в себя деревню Неумыкино. В деревне был свинарник. В советское время совхоз Неумыкино работал на Промышленную зону, обеспечивая рабочих бесплатной картошкой, мясом и прочими продуктами сельских тружеников. Сейчас неумыкинцы жили за счёт киностудии, были статистами в сериале «Свинарка и миллиардер».
Синешопов въехал через пролом в стене в зону и повернул машину влево. Шеф ЦРУ дёрнулся к монитору и постучал пальцами по экрану.
– Эй! – он левой рукой схватил бумажку со стола, вгляделся в неё и по слогам крикнул: – Си – не – шо – пофф, не туда! Не туда!
Но Синешопов не услышал стук и крик шефа ЦРУ.
А в соседней квартире плакала Петрухина, зажимая свой рот полотенцем, чтобы не кричать и не мешать смотрельщикам телевизоров. Стены были тонкие. Мёртвый Паша был ровесником и другом Жени. Они мечтали о многом. Паша в прошлом году поступил в престижный ВУЗ, но через месяц его призвали в Армию.
Петрухина, осматривая тело сына, заметила на нём старые шрамы. А он в своих письмах говорил, что у него всё хорошо. Его кожа на спине, на груди были покрыта старыми и новыми ожогами.
– Ну, чем он мог не понравиться «дедам», что они его так истерзали? – повторяла слова Петрухиа. – Как теперь жить?
Елизавета Васильевна вошла через открытую дверь в квартиру к Петрухиной и увидела на столе чёрное от кровоподтёков, истерзанное тело Паши и с трудом удержала крик, потому что ей показалось, что она увидела Женю. «Как ей теперь жить?» – в ужасе подумала она…
Апония Стальевна подошла к другому окну и поморщилась лицом, увидев, что количество магазинчиков перед школой заметно увеличилось. Они были «веянием» времени, так как в них работали не продавцы, а покупатели из США и Китая, из престижных университетов. Они покупали «на корню» наиболее талантливых, одарённых юношей. Для них все напитки, мороженное и прочие вкусные продукты питания были бесплатными. За прилавками стояли очаровательные китаянки и американские студентки- практикантки. Они хорошо владели русским языком, как и те профессора, которые выходили навстречу одарённым юношам, издалека протягивая им руку. Вели задушевные беседы, передавали подарки для их мамы, папы, сестёр, братьев и бабушек….Приглашали в соседний зал посмотреть хронику жизни студентов их университета. Разумеется, из года в год весной или летом тысячи самых талантливых юношей торопливо покидали Россию.
Мамы и папы своих одарённых сыновей облегчённо переводили дух только тогда, когда самолёт «Боинг» или «МАО» отрывался от взлётно-посадочной полосы. Они нужны были США и Китаю, потому что свой Гений юноши превращали в большие деньги.
Апония Стальевна, скользнув взглядом по магазинчикам, вновь вернулась к столу, чтобы попытаться определить по написанию слов и букв анонимки, кто автор её. Заметила боковым зрением новое движение за окном, посмотрела в парк. Широкая аллея была пустой, а дальше, в её конце, приближаясь к ней, бежали в два ряда пятеро крупных молодых парней. Все они были одеты в тёмно-синюю униформу. Завуч знала, что эти парни были сотрудниками охранной фирмы «Честь». Её офис находился в сотне шагах от Промышленной зоны и в 200- 250 шагах от школьного парка. Фирмой руководил Верёвкин…
