Виталий Вавикин
Эта короткая счастливая жизнь
Глава восьмая
– Кто ты? – спрашивает Дювейн, вглядываясь в серые глаза Лаверна. Оборачивается к Фанни. – Ты его знаешь?
Она качает головой. Лаверн пробует освободить связанные за спинкой стула руки.
– Тебя послал Анхел?
– Анхел? – Лаверн встряхивает головой, пытаясь вспомнить. – Я не знаю никакого Анхела.
– Значит, Вольферт? – Дювейн закуривает. – Как твоё имя?
– Майк. Майк Лаврен.
– И где же твоё оружие, Лаврен? Как ты хотел убить меня?
– Я не хотел убивать тебя.
– Вот как?
– Я пришёл к ней, – Лаверн взглядом показывает на Фанни.
– К ней? – Дювейн снова оборачивается. – Ты же сказала, что не знаешь его.
– Не знаю, – Фанни решительно качает головой.
– Значит, Вольферт, – задумчиво говорит Дювейн. Смотрит на Лаверна. – Кто ещё был с тобой?
– Да не знаю я никакого Вольферта! – Лаверн чувствует, как чьи-то руки ложатся ему на плечи. – Фанни!
Пустота уступает место панике. Удавка сжимается на шее.
– Я видел твоего ребёнка! Видел, что сделал Брюстер! – он хрипит, отчаянно подбирая слова. Кровавая пелена застилает глаза. – И я знаю, что ты не доживёшь до следующего лета, если не уедешь отсюда!
– Что?
– Пожалуйста!
– И ты всё ещё говоришь, что не знаешь его? – спрашивает Дювейн Фанни.
– Я…
– Скажи ему! – Лаверн задыхается.
– Фанни?
– Он…
– Так ты его знаешь?
– Да, Гарри.
– Чёрт. Отпусти его, Чэт!
Глава девятая
Они едут молча. Лишь Чэт за рулём чёрного «Линкольна» изредка поглядывает на них в зеркало заднего вида.
– Теперь скажи мне, кто ты? – спрашивает Фанни, когда они выходят из машины.
– Долгая история, – Лаверн потирает болящее горло. – Спасибо, что спасла меня.
– Откуда ты столько знаешь обо мне?
– Видел.
– Видел? – она презрительно поджимает губы. – Ты что следишь за мной?
– Не совсем, – Лаверн смотрит на выбитую дверь.
– А о моем ребёнке кто тебе рассказал?
– Никто.
– Ты знал Персибала?
– Это отец?
– Чёрт! Парень, да кто ты такой? – Фанни нервно роется в своей сумке. Достаёт ключи. Смотрит на дверь. – Это ты сделал?
– Что?
– Выбил эту чёртову дверь!
– Я не хотел.
– Не хотел?! – Фанни настороженно оглядывается по сторонам. – Знаешь, что? Зря я соврала Гарри, – она спешно открывает дверь, пытаясь закрыться изнутри.
– Подожди! – Лаверн проскальзывает следом за ней. Хватает за руку, но чувствует, как пальцы сжимают пустоту.
– Какого… – слышит он голос Фанни, но вокруг лишь знакомая квартира Синтаса. – Куда ты делся?
– Я здесь.
– Эй!
Лаверн слышит, как Фанни снова выходит на улицу. Оборачивается. Старая дверь всё ещё ждёт. Дверь в его тайну, внезапно утратившую очарование.
– Майк? Тебя, кажется, так зовут?
Боль в груди снова напоминает о себе. Спазмы скручивают живот. Кашель наполняет рот кровью. Ноги подгибаются. Лаверн падает, упираясь руками в незакрытую дверь.
– Как ты это сделал?! – Фанни смотрит на него сверху вниз.
Боли нет. Лишь немного першит в горле после удавки Чэта. Лаверн поднимается. Смотрит на дверь, сквозь которую только что прошёл.
– Эй! – Фанни трогает его за плечо. – Да кто ты такой, чёрт возьми?!
Глава десятая
Они идут вниз по улице, под рядом не горящих фонарей. Фанни молчит. Тёплый ветер взбивает её сливочные волосы. «Ты странный, Майк. Очень странный», – думает она, искоса поглядывая на нового знакомого. Серый мир становится более сочным. Более красочным. Мир притворства и лжи. Мир вечного праздника и вечных слез.
– Боишься меня? – спрашивает Лаверн. Фанни пожимает плечами. – Не бойся.
– Я видела вещи и похуже, – она вглядывается вдаль. – Расскажи мне о том, как здесь всё будет.
– Зачем тебе?
– Просто.
– Всё изменится.
– А бар Дювейна?
– Его не станет.
Майк смотрит на неё, ожидая ещё вопросов, но вопросов нет. «Почему она не спрашивает о себе?» – думает он. Вспоминает мальчика в квартире Дювейна. Вспоминает Брюстера.
– Майра странная женщина, – предупреждает его Фанни. – Необычная.
– Твой сын жил у неё?
– Нет, – напряжённая маска скрывает лицо Фанни.
– Могу я спросить?
– Нет, – Фанни награждает его гневным взглядом. Образ отца проступает в памяти сквозь пелену лет. Высокий, чернокожий. Он приехал из Нового Орлеана, чтобы играть в Чикаго джаз. – Мне было восемнадцать, – говорит Фанни…
Где-то в глубине сознания играет пианино. Чёрные пальцы Персибала порхают над клавишами. Он выступает в одном из тихих баров. Фанни убирает со столов. Даже не Фанни. Ещё не Фанни. Фелиция Раймонд. Невысокая. Без косметики и шарма. В переднике и сальными волосами, собранными в пучок. Никто не замечает её. Никто не обращает внимания. Она живёт в небольшой комнате под крышей старого дома. Получает семь долларов в неделю и ещё на что-то надеется.
Никто не пишет ей и не зовёт домой, в маленький южный город, откуда Фелиция сбежала без оглядки, как только один из заезжих музыкантов сказал, что у неё хороший голос. Кажется, его звали Джо, или Джон, или Джейк…. Фелиция не помнит. Он увёз её, усадив в пыльный «Форд», обещая райские гущи. Молодая и свежая. Она смотрела на него, представляя все те прелести большого города, рассказами о которых он очаровал её. Высокий, худой, лет тридцати, с гладко выбритым подбородком и тоненькой полоской чёрных усов.
Они ехали целый день, остановившись на ночь в дешёвом мотеле, посреди пыльной дороги, ведущей, казалось, в никуда. Фелиция вошла в номер и, поджав губы, посмотрела на единственную кровать. Прочитала ли мать записку, оставленную на столе? Рассказала ли отцу? Джо-Джон-Джейк извлёк из саквояжа бутылку бренди и предложил ей выпить. Фелиция отказалась. Он налил себе, сжал в ладони стакан и закурил. У него был глубокий мелодичный голос.
В номере находились лишь стол, стул и кровать, поэтому Фелиция предпочла стоять, так как единственный стул занимал новый знакомый. Потягивая бренди, он рассказывал о жизни в Чикаго, и о том, что ждёт там молодую девушку с таким божественным голосом. Фелиция молчала, искоса поглядывая на кровать.
– Не бойся, – Джо-Джон-Джейк обнял её за плечи и притянул к себе. – Красота и ум открывают многие двери, – он заглянул васильковыми глазами в её зелёные глаза. – Будешь умницей, и я научу тебя жить, – первый в жизни поцелуй показался Фелиции грязным и каким-то безысходным.
Она не сопротивлялась. Стояла, чувствуя губы Джо-Джона-Джейка на своих губах. Чувствуя его дыхание. Бренди и сигареты. Резкий и кислый запах. Фелиция закрыла глаза. В романах всё было иначе. Джо-Джон-Джейк отпрянул назад и сказал, что так дело не пойдёт.
– Что? – растерялась Фелиция.
– А ты как хотела?
– Не знаю, – Фелиция снова искоса посмотрела на кровать.
– Именно так, – скривился Джо-Джон-Джейк. Он смягчился и осторожно убрал пару непослушных локонов с её лица. – Красота – это магнит. Понимаешь?
Фелиция молчала.
– Твой голос – это талант, но нужно иметь что-то ещё. Что-то, что можно дать взамен на доверие, – он улыбнулся и протянул ей стакан бренди. – Выпей. Это поможет тебе расслабиться.
– Я не хочу.
– Так надо, – он снова обнял её. Притянул за талию к себе. – Пей.
Фелиция отрицательно покачала головой.
– Я сказал: пей! – его крик заставил её сжаться.
– Пожалуйста, отпусти меня.
– Хочешь вернуться домой? – он вложил в её руку стакан. – Решай, – васильковые глаза снова упёрлись в неё взглядом.
Бренди обожгло губы.
– Я не могу, – Фелиция закрыла глаза. Сделала ещё глоток.
– Тебе нечего бояться, – заверил её Джо-Джон-Джейк.
Он снова поцеловал её. Сжал в объятиях. На какое-то мгновение Фелиции удалось отвлечься. Удалось ни о чём не думать.
– Вот так уже лучше, – похвалил её Джо-Джон-Джейк.
Эти слова вернули Фелицию в реальность. Она снова посмотрела на кровать, и отвращение к самой себе стало настолько сильным, что выпитое бренди начало проситься обратно.
– Я не могу, – прошептала она одними губами.
– Просто расслабься.
– Нет! – она оттолкнула Джо-Джона-Джейка от себя. Выронила стакан, услышав звон бьющегося стекла.
– Ну, и чёрт с тобой! – потерял он терпение, выталкивая её из номера.
Дверь захлопнулась. Белая луна медленно ползла по звёздному небу. Ночь выдалась холодной, и Фелиция начала дрожать. Она сидела на скамейке вдали от мотеля и думала о том, что утром вернётся домой. Что скажет ей мать? Что скажет отец? Что скажет сестра? И что скажет им она?
Фелиция вздохнула и попыталась вспомнить, сколько часов потребовалось, чтобы доехать сюда. Страх выдавил из глаз слёзы. Как же она вернётся назад? Захотелось пойти в номер к Джо-Джону-Джейку и попросить, чтобы он отвёз её домой. Она решительно поднялась на ноги, но тут вспомнила кровать, вспомнила его поцелуи и решила, что лучше пойдёт пешком, чем попросит его об одолжении.
Глава одиннадцатая
Когда наступило утро, Джо-Джон-Джейк уехал. «Форд» поднял клубы пыли и скрылся за поворотом. Фелиция пошла к управляющему и спросила, далеко ли до Хайфилдса.
– Хайфилдс? – управляющий удивлённо поднял бровь. – Никогда не слышал о таком.
– Это маленький город, – Фелиция смутилась, почувствовав себя крайне неуютно под этим старческим взглядом.
– У вас, кажется, был кавалер? – спросил управляющий.
Фелиция покраснела. Старческий осудительный взгляд напомнил об отце, отбивая всякое желание возвращаться домой. Фелиция прикусила губу. Если бы только можно было вернуть всё назад. Остаться дома и никуда не уезжать.
– Может быть, вам нужна работа? – осторожно предложил управляющий.
– Работа? – Фелиция наморщила лоб. Вспомнила Джо-Джона-Джейка. Вспомнила оставшийся дом. Чего она боится больше? Возвращаться назад или идти вперёд?
– Вы ведь куда-то ехали. Не так ли? – управляющий добродушно улыбнулся, помогая принять решение.
Его жена, пожилая, разбитая артритом миссис Хайнц взяла Фелицию под руку и отвела в комнату.
– Нам давно нужно было нанять помощницу, – ворковала она, разглаживая белые простыни на крохотной кровати.
Фелиция молчала, выдавливая скупые улыбки.
– Будешь жить здесь, а вечерами убирать свободные комнаты, – миссис Хайнц наградила её серьёзным взглядом. – Если будет желание, то я могу научить тебя готовить. Ты ведь не умеешь готовить?
– Нет.
– Ну, вот видишь. А женщина должна уметь готовить, – она обняла Фелицию. – Я родила пять дочерей и, поверь, ни один из их мужей не смог упрекнуть их ни в чём, что требуется от женщины.
Взяв необходимые принадлежности, Фелиция пошла убираться в освободившихся номерах. Номер, где они останавливались с Джо-Джоном-Дейком, она оставила напоследок. Кровать напоминала о случившемся и вызывала тошноту. Фелиция собрала простыни и отнесла их в прачечную. Казалось, от них пахнет её знакомым.
Фелиция разогрела воду и принялась за стирку. Миссис Хайнц сначала помогала ей, давая советы, затем отпустила пару одобрительных реплик и ушла готовить обед. Хлорка разъела кожу, и руки болели так сильно, что Фелиции едва не рыдала, а справиться удалось лишь с половиной белья. В памяти снова всплыло лицо Джо-Джона-Джейка. «Твой голос – это талант, но нужно иметь что-то ещё». Кажется, так он говорил? Фелиция собрала в пучок волосы и вернулась к стирке.
Уборка в номерах, которой она занялась после обеда, показалась менее мучительной. Постояльцы приезжали и уезжали, оставляя пыль, недоеденную пищу и свои запахи. День за днём Фелиция наблюдала за ними, не запоминая ни одного лица. Даже сын управляющего, высокий, долговязый, примерно одного с ней возраста, был не более чем копной спутанных светлых волос. Таким она запомнила его. Ну, может быть, ещё его голос. Сухой и осипший. Она видела его за столом, заставляя себя улыбаться не смешным шуткам.
На третьей неделе она увидела пыльный «Форд», и с каким-то странным чувством, подумала, что это может быть её старый знакомый. Громко смеясь, из машины вышли две женщины. Старше Фелиции, но ещё в соку. Их спутники не понравились Фелиции. Они напомнили Джо-Джона-Джейка.
Закончив с уборкой, Фелиция поужинала и легла спать. Проворочавшись около часа, она поднялась и подошла к окну. В номере, где остановились новые постояльцы, горел свет. Окна были открыты, и Фелиция слышала громкий женский смех. Стирают ли они белье? Учатся ли готовить?
Фелиция вышла на улицу и прокралась к открытым окнам. Оказаться на их месте сразу расхотелось. Вот, значит, чего хотел от неё Джо-Джон-Джейк! Фелиция собиралась уйти, когда одна из полуобнажённых девушек подхватила звучащую из патефона песню. Голос очаровал и растрогал Фелицию. Сможет ли она спеть так же? Она снова вспомнила Джо-Джона-Джейка и заглянула в окно. Может быть, он прав, и кроме голоса нужно иметь что-то ещё?
Голос поющей девушки прервался, утонув в поцелуе. Губы Фелиции пересохли. Дыхание перехватило. Поцелуй оказался страстным и нежным одновременно. В памяти всплыли запахи, чувства, пережитые, когда её целовал Джо-Джон-Джейк. Нет. Девушка за окном явно получала от этого удовольствие. Фелиция опустила глаза к её полной груди, невольно сравнивая со своей. Неужели её знакомый был прав, и красота способна открыть многие двери?
Девушка засмеялась, позволяя мужчине уложить себя на кровать. Фелиция задержала дыхание. Бледные щеки залил румянец. «Господи, как же это отвратительно!» – думала она, продолжая смотреть. Девушка за окном ахнула и прижала к себе мужчину. Дикие животные гримасы обезобразили их лица. Фелиция развернулась и побежала прочь. Виски пульсировали, щеки горели. Она споткнулась и упала, разодрав о щебень колени. Боль протрезвила.
– Эй! – позвал её сын управляющего.
– Тони? – она поднялась на ноги, поправляя волосы и одёргивая юбку.
– Ты что, ходила подглядывать?
– Я? Нет! Что ты! – Фелиция чувствовала, как по ногам из ссадин течёт кровь, как горят щеки.
– Я видел, – упрямо сказал Тони. Где-то далеко снова раздался женский смех. – Видела, чем они занимаются?
– Это… это… это отвратительно! – выкрикнула Фелиция, считая, что так может оправдать свой поступок.
– Я видел и хуже, – Тони улыбнулся и показал на её ноги. – У тебя кровь.
– Что?
– Ты, наверно, разодрала колени, когда упала.
– Я… – Фелиция наклонилась, и согласно кивнула. – Да. Наверно.
– Пойдём, – Тони протянул ей руку. – Нужно обработать раны и перевязать, чтобы не остались шрамы, – он сжал её руку в своей ладони и потянул в дом.
Спирт принёс новую боль. Фелиция зажмурилась. Тони улыбнулся, разглядывая её ноги.
– Ты когда-нибудь занималась этим?
– Что?
– Не глупи. Ты приехала с одним из этих музыкантов. Думаешь, я не знаю, что представляют собой такие певички, как ты?
– Да как ты… – Фелиция снова зажмурилась. Спирт обжёг новую рану. – Твои родители тоже так думают? – спросила она. – Твои родители думают, что я такая же, как и те… – Фелиция замялась, не в силах подобрать нужных слов.
– Певички? – помог ей Тони.
Фелиция кивнула.
– А разве это не так?
– Нет.
– Докажи.
– Доказать? Как я тебе докажу?! – Фелиция почувствовала, как щёки снова начинают краснеть. Она решительно одёрнула юбку и поднялась на ноги. – Дай мне бинты, Тони.
– Не обижайся.
– Дай мне бинты! – крикнула она, вспомнила, что рядом спят миссис и мистер Хайнц и смущённо поджала губы.
– Обещаешь, что не будешь обижаться?
– Обещаю, – сдалась Фелиция.
Она вышла на улицу и направилась в свою комнату. Одна из девушек, за которыми подглядывала Фелиция, стояла, прижавшись спиной к закрытой двери номера, и курила. Фелиция прошла мимо, опустив голову.
Ночью ей приснился патефон и Джо-Джон-Джейк. Он сидел на кровати, а она пела для него, щеголяя обнажённой грудью. Самодовольная улыбка играла на его губах. Фелиция легла под него, чувствуя запах бренди и табака. Ни на одно мгновение она не усомнилась в том, что делает. Стыд и отвращение пришли лишь утром, когда сон отступил, вернув её в реальность.
– Всё ещё дуешься на меня? – спросил Тони.
– Не на тебя, – призналась Фелиция.
Он рассмеялся и отпустил какую-то шутку. Она улыбнулась.
– Здесь есть озеро, – осторожно предложил Тони.
Фелиция смерила его внимательным взглядом и согласно кивнула. Вода была тёплой и Фелиция хотела искупаться.
– Отвернись, – попросила она, стягивая платье. Белый пеньюар скрывал почти всё тело.
Фелиция вошла в воду и, обернувшись, позвала Тони.
– А ты хорошо плаваешь! – похвалил он.
Они заплыли почти на середину озера. Фелиция снова вспомнила свой сон. Яркое солнце и хорошее настроение разрушили пелену страха и отвращения, пережитых утром. Фелиция вспомнила девушку, которую видела в прошлую ночь. Опять вспомнила свой сон и подумала, что со стороны это выглядит совершенно иначе, чем снизу. Она подняла голову и посмотрела на далёкий берег. Мышцы устали, принося странное тепло.
– Тони! – позвала Фелиция, испугавшись, что не доплывёт. – Тони, кажется, у меня кончаются силы!
– Не бойся, – голос его прозвучал совсем рядом, вернув уверенность.
Фелиция выбралась на берег и, тяжело дыша, повалилась на траву. Тони лёг рядом, бесстыдно разглядывая полные груди под намокшей тканью.
– Ты такая красивая, – сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать её.
Фелиция улыбнулась, не открывая глаз. Дыхание Тони было свежим, а губы мягкими. Фелиция попыталась сравнить этот поцелуй с тем, который видела в прошлую ночь.
– Давай ещё раз, – предложила она.
Новые чувства понравились ей. Почему же в прошлый раз всё было иначе? Может быть, виной всему был не поцелуй?
– Тони?
– Да?
– Помнишь, ты спрашивал меня, занималась ли я этим?
– Ну?
– А ты? Ты это уже делал?
– Конечно.
– И с кем? – она ответила на его поцелуй, чувствуя, что с каждым разом начинает получаться всё лучше и лучше.
– Была здесь как-то одинокая певичка, – Тони положил руку на её грудь.
– И как?
– Хочешь попробовать?
– Я не знаю, – Фелиция почувствовала, как Тони развязывает её пеньюар. Вспомнила свой сон, как пела с обнажённой грудью. – А та певичка… – осторожно начала она. – У неё был хороший голос?
– Не знаю, – он освободил её грудь и теперь любовался, щурясь от яркого солнца.
– Вот у меня хороший голос, – сказала Фелиция.
– И что? – Тони улыбнулся. – У меня тоже хороший голос, – он загорланил какую-то песню.
Этот поступок вернул Фелиции отвращение, которое она чувствовала в это утро, вспоминая свой сон. Что она делает? Почему уступает этому мальчишке? Ради чего?
– Отойди от меня! – закричала она, спешно прикрывая грудь.
– Ты чего? – опешил Тони. Фелиция поднялась на ноги и надела платье.
Назад они шли молча. Постояльцы, за которыми наблюдала Фелиция, съехали, и она пошла убирать их номер. Запах бренди и табака выветрился, но от простыней пахло потом и бурной ночью.
– Мерзость, – скривилась Фелиция.
Она отнесла постельное белье в прачечную и бросила в тёплую воду. Где-то в груди снова заклокотало отвращение. Руки уже привыкли к хлорке, но как долго она собирается заниматься этим?
Фелиция попыталась вспомнить песню, которую подслушала в прошлую ночь. Спев первый куплет, она сравнила свой голос с голосом девушки. В памяти всплыл поцелуй. Страстный и нежный. Затем кровать. Всплески золотистых локонов на подушке. Согнутые в коленях ноги.
– Тебе помочь? – предложил Тони, заглянув в прачечную.
Фелиция не ответила, вспоминая, как он разглядывал её грудь. Чем он был лучше Джо-Джона-Джейка?
Следом за Тони вошла его мать и скрипучим голосом пожаловалась, что у неё болит спина. Старик управляющий уехал за продуктами, взяв с собой Тони, и Фелиция осталась за главного. Она сидела на скамейке, запрокинув голову, подставляя солнцу лицо. Блестя и переливаясь в его лучах, подъехал новенький «Линкольн». Одёрнув подол платья, Фелиция пошла встречать нового постояльца. Он был молод и просто сверкал каким-то лоском. Его французский акцент подкупал. Фелиция смотрела, как он идёт в свой номер, а в голове кружила лишь одна мысль: «Он едет в Чикаго! В Чикаго! В Чикаго!» Дождавшись вечера, она зашла к нему. Как его звали? Жак? Жан? Жульен?
Почему с годами ей всё сложнее вспоминать эти имена?
– Так ты хочешь стать певицей? – спросил он. Фелиция смутилась и кивнула. – Это не так просто, как кажется.
– У меня хороший голос.
– У многих хороший голос, – он смерил её серьёзным взглядом и неожиданно предложил поехать с ним.
– С тобой? – Фелиция вспомнила Джо-Джона-Джейка.
– Что-то не так?
– Да был тут один… – она замялась, но её новый друг понял всё без слов.
– Не бойся. Я ничего не потребую с тебя за проезд.
Глава двенадцатая
Тридцать долларов, заплаченные Хайнцем в качестве расчёта, почти закончились, но Фелиция так и не смогла найти работу. Комната, которую она сняла, была маленькой и пахла углём и плесенью. Два долгих месяца она ходила по театрам, ре сторанам и барам, ища работу, но везде получала отказ. Иногда снисходительный, иногда грубый и уничижительный, но зачастую это были сухие, ничего не выражавшие фразы.
– Начните с чего-нибудь попроще, – предложил один управляющий в дешёвом баре, прочувствовав всё то отчаяние, которое исходило от неё.
– Попроще? – она недоверчиво посмотрела на него.
– Вы могли бы мыть посуду, или… – он сокрушённо вздохнул и развёл руками.
Фелиция поблагодарила его и ушла. «Почему они просто говорят «нет», и не дают мне шанс продемонстрировать свой голос?» – думала она. Какой-то агент, потребовал с неё сто долларов за свои услуги.
– Сто долларов?! – возмутилась Фелиция.
Вспоминая Хайнцев, она думала, что у них было не так и плохо. Или в родном городе. Хайфилдс снился ей, представляясь чем-то милым и до боли приветливым на фоне безразличного Чикаго. Фелиция смотрела на тех, кем хотела стать и думала, что никогда не сможет быть похожей на них. Манера держаться, наряды – всё это было чем-то недоступным и заоблачным. У неё никогда не будет достаточно денег, чтобы купить себе такую одежду. Можно лишь сесть в вагон и отправиться домой.
– Мы можем взять вас посудомойкой, – сказал седеющий управляющий, когда денег осталось на последний обед.
Фелиция спросила, сколько ей будут платить. Посчитала, что за вычетом расходов, ей потребуется четыре месяца, чтобы заработать на билет домой и безрадостно согласилась.
– Мисс Раймонд! – представительно звал её шеф-повар, щеголяя своим итальянским акцентом, а затем, словно издеваясь, велел подмести, подать кастрюлю, помыть посуду, убрать со столов. Фелиция исполняла всё, не поднимая глаз. В старом платье, с невзрачным лицом, увядшим от неудач. Никто не замечал её. Безликая и бесполая.
В какой-то момент она даже забыла, кто она. Фелиция Раймонд. Это было всё. Остальное осталось где-то в прошлом. Даже музыка, которая раньше заставляла сердце биться сильнее, прекратила своё существование, стала разбросанным набором нот.
Пару раз кто-то из нанятых управляющим грузчиков отпускал в её адрес скабрёзные шутки. Один из них даже как-то предложил ей встретиться, но Фелиция сочла это за очередную шутку. В день, когда заработанных денег хватило на билет домой, Фелиция подошла к зеркалу и подумала, что не может вернуться в родной город в таком виде. В свои восемнадцать она выглядела лет на тридцать. Единственное платье потёрлось, а зимняя одежда пришлась бы впору любому бездомному.
«Придётся остаться до весны», – решила Фелиция, прошлась по магазинам и купила новое платье. Как только покупка была сделана, и наступило утро следующего дня, осознание верности принятого решения заметно пошатнулось. Фелиция расплакалась, не переставая мыть грязную посуду, но никто этого не заметил. Грузчики затеяли какой-то бестолковый спор, и проигравший, под гогот друзей, подошёл к ней и предложил поужинать. Фелиция отказалась.
– Чёртова замарашка! – проворчал грузчик.
Фелиция мысленно послала его к чёрту, но на следующий день пришла в новом платье. Поступок не закончился ничем хорошим, лишь на дешёвой ткани появились два жирных пятна.
«Может быть, поискать другую работу?» – подумала Фелиция, но после предыдущих поисков желания снова бросаться во все тяжкие не было. Она вспомнила дом и решила, что в следующий раз точно уедет. Желание вернуться к родителям стало ещё больше, когда бар, в котором она работала, закрылся, вынуждая снова искать работу. Шеф-повар смеялся и самоуверенно рассказывал о том, что его ждёт новое место. Слушая его весёлый голос с итальянским акцентом, Фелиция долго не решалась подойти и попросить его подыскать что-нибудь и для неё.
– А, мисс Раймонд! – расплылся он, награждая Фелицию снисходительным взглядом.
Опустив голову, она скороговоркой выпалила свою просьбу.
– Ну, не знаю. Не знаю, – проворковал он, потешаясь над её смущением. – Снова желаете мыть за мной посуду?
– А это возможно?
– Может быть, – продолжая смеяться, он похлопал её по плечу и дал адрес нового бара. – Зайдёшь туда через неделю. Спросишь Марио.
Фелиция поблагодарила его и ушла домой, получив расчёт. В овощной лавке она познакомилась с каким-то невзрачным парнем, но не решилась прийти на назначенное им свидание. Закрывшись в своей комнате, она проверила, не пропал ли у неё голос после недавней простуды, однако соседи быстро урезонили этот порыв.
– Извините, – буркнула Фелиция и легла в кровать.
Кажется, тогда и появился Персибал, на вторую или третью неделю её работы в новом баре. Сейчас она уже не помнила точно. Высокий чернокожий музыкант с божественными пальцами и глубоким, вечно охрипшим голосом. Фелиция влюбилась в него с первых аккордов. На кухне было жарко, и за звоном посуды мотив песни был почти не слышен, но когда она вышла, чтобы убрать со столов, мир словно перестал существовать для неё.
В клубах синего сигаретного дыма, под нескончаемый гомон голосов, Персибал играл на пианино, закрыв глаза, заставляя свой голос сливаться воедино с музыкой, продлевая мелодию струнного инструмента. Сам мотив и то, как это исполнялось, позволило Фелиции забыть обо всём. Ничего не осталось. Лишь музыка и льющаяся песня. Все мечты, все надежды и желания вспыхнули с невероятной силой. Неудачи отступили, забылись. С открытым от изумления ртом, Фелиция смотрела то на пальцы, то на полные губы, за которыми сверкали кристально белые зубы Персибала. Сердце замерло от восторга. На глаза навернулись слёзы. Фелиция и не помнила, когда в последнее время ей было так хорошо и легко. Закрыв глаза, она позволила мотиву подхватить себя и унести в чарующую страну счастья и музыки. Хотелось запомнить эту песню. Выучить её. А потом, когда ночь будет слишком тёмной и холодной, вспоминать её, напоминая себе, что в жизни есть и более важные вещи, чем отчаяние и нужда.
Персибал вздрогнул и, открыв глаза, попытался отыскать в толпе женщину, чей голос так внезапно вклинился в его песню. Увидев Фелицию, он улыбнулся. Посетители, решив, что это запланированная шутка, весело загоготали. Фелиция очнулась от своего волшебного сна, густо покраснела и убежала на кухню. Там и отыскал её Персибал, закончив выступление.
– Простите, – прошептала Фелиция, боясь, что её сейчас отчитают. – Я не хотела. Я…
– Мне понравилось, – Персибал широко улыбнулся, снова демонстрируя безупречные зубы.
– Понравилось? – Фелиция, закусила губу, ожидая, что сейчас последует грубая и непристойная шутка.
– У тебя очень хороший голос, – огорошил её Персибал.
Рот Фелиции снова открылся. Она смотрела в его жёлто-карие глаза и не знала, что сказать.
– Когда ты закончишь работать? – спросил Персибал, подходя ближе.
Фелиция запрокинула голову и глуповато моргнула.
– Думаю, мы могли бы попробовать петь вместе, – напрямую предложил Персибал. Достал из кармана часы и тяжело вздохнул. – Завтра, за два часа до открытия, – он посмотрел на шеф-повара. – Думаю, я смогу договориться с управляющим, чтобы дал нам возможность потренироваться.
Шеф-повар презрительно хмыкнул, но Персибал не обратил на него внимания.
– И ещё одно…
– Да?
– У тебя есть имя?
– Фелиция.
– Так вот, Фелиция. Завтра, когда ты придёшь, постарайся надеть что-нибудь более пристойное, чем этот передник. – Он ушёл, оставив волнение и бессонницу.
Фелиция лежала в кровати и пыталась прогнать тревогу и страх. Персибал ждал её в шесть. Сидел за пианино и подбирал аккорды для новой песни. Он увидел Фелицию, смерил оценивающим взглядом и поманил к себе.
– Это твоё лучшее платье?
– Единственное, – Фелиция нервно заломила руки.
Персибал о чём-то подумал и согласно кивнул. Он показал ей текст песни и наиграл мотив. Управляющий прошёл мимо и недовольно хмыкнул. Шеф-повар уселся за ближайшим к сцене столом и, скрестив на груди руки, ждал. Кусая губы, Фелиция искоса поглядывала на Персибала.
– Ну, ты готова? – спросил он и, проиграв вступление, показал, где начинать.
Фелиция кивнула, но когда наступило время петь, не смогла попасть в ритм. Шеф-повар ехидно рассмеялся. Фелиция покраснела и с трудом сдержала желание убежать на кухню и, включив холодную воду, забыть обо всём, отдав всю себя ненавистному мытью посуды.
– Ничего страшного, – успокоил её Персибал.
Он снова проиграл начало, но на этот раз помог Фелиции не пропустить вступление, своим голосом. Она покраснела, но то, как зазвучал их дуэт, вселил уверенность и помог отвлечься.
На восьмой попытке их голоса звучали так слаженно, словно они пели не один год вместе. Даже вечно недовольный управляющий вышел и как-то странно наблюдал за этим чёрно-белым дуэтом.
– Цветной и замарашка! – недовольно буркнул шеф-повар, разочарованный, что не удалось позлорадствовать.
Фелиция посмотрела на Персибала, но он не придал этому значения.
– Чикаго большой город, – сказал Персибал, когда утром они вышли из бара.
Фелиция спела с ним три песни, а после ушла работать на кухню. Судя по аплодисментам, первое появление на сцене удалось на славу. Теперь за оставшееся до следующего выступления время ей нужно выучить ещё десяток текстов. Она шла, думая только о том, чтобы память не подвела её. За час до следующего выступления управляющий отвёл её в сторону и протянул небольшой свёрток.
– Что это? – спросила Фелиция, развернула упаковку и ахнула, увидев новое платье.
– Вычту из твоего нового заработка, – сказал управляющий, урезонив её благодарный порыв. – И вымой волосы, никто не хочет слушать грязнулю, каким бы хорошим ни был её голос.
