Влада Ольховская
Макабр. Книга 1
* * *
Рино де Бернарди терпеть не мог тайные собрания. Даже больше, чем работу руководителем – хотя обычно одно тянуло за собой другое. Ему куда ближе была честная правда полета через пустоту. Да, ты в опасности, ты рискуешь жизнью – но ты свободен! Ты паришь, а не копошишься в куче гнилья, выискивая место потеплее да объедок повкуснее. И плевать Рино было на звания, награды и деньги.
Так что, если бы его позвали на тайное собрание на Земле, он уверенно ушел бы, хлопнув дверью, он такое пару раз проделывал. Но в Секторе Фобос даже Рино пришлось принять новые правила: тут знания ценились не меньше, чем смелость. За секунду до того, как послать приглашавшего его на встречу Альберта Личека подальше, пилот заметил, что в списке нет Миры, и поспешно закрыл рот.
Получается, интриги уже начались… И большой вопрос, почему не позвали Миру – равную по должности Рино! Из-за ее дружбы с маньяком? Тогда еще ладно, а если по другой причине? Так что Рино, пусть и неохотно, согласился на мышиную возню.
Встреча проходила не в зале собраний – и не только среди механиков. Рино в последний момент прислали технические координаты комнаты отдыха в зоне гостевых кают. Этой зоной сейчас не пользовались, зайти туда случайно никто не мог… С этого момента собрание интересовало Рино куда больше.
Список приглашенных и правда оказался ограниченным. Пришел Альберт Личек, притащил с собой Рино и Живана Савича, но напрочь проигнорировал Миру, уже не раз спасавшую станцию, и того толстяка, Хьюго, которого Рино про себя называл Хрюго. Пришла Кети Сабаури из медицинского отсека, которой не полагалось тут быть, потому что она не из руководства и вообще заключенная, а вот ее начальника не было. Пришла распорядительница жилого сектора, с которой Рино предпочитал лишний раз не пересекаться, эта тетка его напрягала. Дальше, у стены, маячили еще несколько второстепенных персонажей – не главы отделов, но часто их заместители, это уже много.
Тут уже проще сказать, кто не появился! И важнее, потому что не было представителей высшего руководства и не было никого из полиции. Это еще как понимать? Барретты побрезговали или кто-то решил действовать за их спиной? И где большие боссы?
Ответ на последний вопрос появился раньше, чем ожидал Рино: в зал шагнул Овуор Окомо. Вице-адмирал демонстративно запер за собой дверь, давая понять, что никого больше ждать не нужно.
– Благодарю, что явились так быстро, – привычно невозмутимым тоном сообщил Овуор. – Именно я позвал вас сюда. Ни адмирал Согард, ни Лилли Хетланд не знают об этой встрече.
– Хорошенькое начало! – нервно улыбнулся Личек. – Мятежом каким-то повеяло!
Он рассмеялся, негромко и натужно, но этот смех никто не поддержал. Все взгляды были устремлены только на Овуора.
– Это не мятеж, – покачал головой вице-адмирал. – Но – да, мы должны поговорить о возможном ограничении власти Елены Согард.
– На основании? – равнодушно осведомился управляющий фермами, которого вообще непонятно зачем сюда пригласили…
Или понятно? Рино не любил интриги, однако это не значит, что он не был способен их истолковать. Овуор поступил умно: он знал, что никто не решится на нечто столь серьезное, как оспаривание власти адмирала, сразу. Но он собрал здесь представителей всех отделов, чтобы выяснить, какие настроения сейчас на станции. Что же до их должностей… Здесь не было никого, кто обладал бы властью арестовать Овуора за сами разговоры о мятеже. Это объясняло и отсутствие Барреттов: Отто не питал особой любви к Елене Согард, но власть он забрал бы только себе, ни с кем из заместителей он бы объясняться не стал, а это не устраивало как раз вице-адмирала.
Правда, несколько странно дела обстояли с медиками… Но там отдел небольшой, а Петер Луйе неплохо общается и с Отто Барреттом, и с Еленой Согард, он мог бы рассказать им о собрании…
Проклятые интриги.
– Основания есть, поверьте мне, – заявил Овуор. – Я всегда уважал Елену Согард – я слышал о ней до того, как познакомился с ней лично. Я признаю, что ее достижения действительно впечатляют. Но мы живем не в прошлом, а в настоящем – том, где с ней творится нечто странное.
– Вы про ту историю с подписью? – уточнил Личек.
– Не только – хотя даже история с подписью подводит нас к двум серьезным преступлениям. Но дело не только в этом, я вижу, что после того рискованного перехода адмирал изменилась. Она стала рассеянной, быстрее устает, больше времени проводит в одиночестве. Это то, что я знаю наверняка, а есть еще предположения, которые всё усложняют.
– Например? – уточнил Рино, надеясь, что голос прозвучал не слишком раздраженно.
– Галлюцинации – звуковые, визуальные или все сразу. Я вижу, как капитан иногда следит взглядом за тем, чего нет. Иногда она переспрашивала о чем-то после того, как мы долгое время оставались в полной тишине.
– Это может подтвердить кто-то, кроме вас? – нахмурилась Киана Бокео. Рино только сейчас заметил, что она тоже здесь. – Первый заместитель Лилли Хетланд, например?
– Я не думаю, что Лилли в данной ситуации способна остаться объективной, – покачал головой Овуор. – Адмирал ей симпатична, в принципе, их можно назвать подругами. Поэтому Лилли будет толковать любую спорную ситуацию в пользу адмирала. Для меня же на первом месте остается благополучие экипажа.
– Возможно, адмирал просто устала, – отмахнулась распорядительница жилого сектора. – Со всеми бывает!
– Или это может быть астрофобия, – встряла Кети Сабаури. – То, что вы описали, похоже на некоторые ее симптомы…
– Но атак с птичьим криком больше не было, – напомнил Рино.
– Ну и что? Мы слишком мало знаем об этой болезни, чтобы вводить такие ограничения!
– Вот именно, мы слишком мало знаем, – проворчал фермер.
– С этим я согласен, – кивнул Овуор. – Поэтому прямо сейчас я не ожидаю ни от кого из собравшихся каких-либо действий. Я просто хочу, чтобы вы правильно понимали ситуацию. Возможно, адмирал действительно устала, и все наладится само собой. Но если нет… остается вероятность, что мне понадобится ваша поддержка, это не должно стать громом среди ясного неба. Нашу сегодняшнюю встречу я прошу сохранить в тайне от адмирала в любом случае.
Все покивали – и Рино тоже покивал. Личеку, внимательно наблюдавшему за ним, этого хватило. Пухлый прекрасно знал, как много для пилота значит обещание… В принципе, Рино мог зацепиться за то, что обещаний он как раз не давал, а кивок можно трактовать по-разному. Но такие уловки он считал для себя унизительными – он кто, летчик или торгаш?
Он действительно не собирался бежать к Елене Согард с докладом, изображать хорошего мальчика, который просто хочет выслужиться. А еще он понимал, почему сюда не позвали Миру: о том, что она на особом счету у адмирала, в руководстве знали все.
Поэтому именно к Мире Рино и отправился.
* * *
Лейс понятия не имел, зачем снова пришел сюда. Зарекался ведь являться на работу! И не являлся, днем он держался подальше от этого места, ожидая, когда же Сабир свяжется с ним и засыплет упреками.
Однако старший брат будто позабыл о нем. Лейсу позволили заниматься всем, что душе угодно, и он показательно бродил по изолированному участку станции без дела, примыкал к каждой шумной компании, которую встречал, и уже утром был пьян. Он делал все, чтобы быть заметным, раздражающим даже… Если уж Сабир его не увидит, так пусть окружающие бегут жаловаться уважаемому господину Марсаду на то, как ведет себя его родственник!
Раньше так и было бы, но после катастрофы многое изменилось – и продолжало меняться. Люди еще не отчаялись, однако уже держались настороженно, с опаской поглядывали по сторонам, прикидывали, кто станет новым начальством, когда старое свергнут. Лейс уверенно делал ставку на анархию и организованную преступность, таких святош, как Сабир, тут слишком мало для прежнего порядка.
Он и ночь планировал провести весело, искал какую-нибудь веселящую таблетку – но, неожиданно для себя самого, вколол в вену отрезвляющий препарат. Тут же пожалел об этом, однако было поздно: лекарство его душевными терзаниями не интересовалось, оно работало безупречно, и ближайшие два часа Лейс мог бы пить алкоголь, как воду.
А он предпочел еще более странное поведение: он пошел в лабораторию. Он знал, что там никого не будет, Сабир в самом начале установил график работы и отдыха, чтобы люди не выдохлись раньше времени. Сейчас настал черед короткого перерыва… Может, оно и к лучшему? Это давало Лейсу возможность проверить, на какой стадии исследование астероидов, не попадаясь на глаза брату.
Его пропуск по-прежнему работал, это радовало. Лейс не стал раздумывать о том, махнул брат на него рукой или все еще верил, он просто порадовался бонусу, ползать в душных и темных технических коридорах ему надоело. Входя в лабораторию, он приготовился включить свет, но свет уже оказался включен.
А вот это было странно… Нет, центральное освещение не активировали, однако запустили местную подсветку. Как это понимать, ночник для самых пугливых астероидов? Сабир ведь говорил, что нужно экономить энергию! Впрочем, долго гадать о причинах не пришлось: впереди Лейс заметил знакомую фигуру.
Он знал Демира Хафиза несколько лет, но близко с ним не общался – тот был другом брата и наверняка считал Лейса избалованным идиотом. Мнение, впрочем, было почти взаимным: Лейс считал Демира идиотом занудным. Когда стало известно, что Сабир вызвался участвовать в миссии «Слепой Прометей», Хафиз тут же примкнул к нему, как моська какая-то. Хотя уж лучше он, чем стерва – все познается в сравнении.
Сейчас Демир был тут один, он возился с компьютером, установленным возле одного из астероидов – тех, которые блестели. Судя по мрачному выражению лица, сверхурочная работа его не радовала, он пытался ввести какие-то команды, однако система неизменно отвечала красным экраном блокировки.
– Полуночничаешь? – полюбопытствовал Лейс.
Он даже не пытался подкрасться, шагал спокойно, не скрывал свое присутствие – и все равно Демир подпрыгнул так, будто у него малую противопехотную гранату прямо под ухом взорвали. Ученый еще и попытался в этот момент обернуться, не удержал равновесие и начал заваливаться на пол. Кто-нибудь подобрее да потактичнее, тот же Сабир, уже помог бы ему, удержал от падения. А Лейс об этом даже не подумал, так и остался стоять на месте, спрятав руки в карманы.
– Ты напугал меня, – нервно улыбнулся Демир.
– Я вижу. И делаю вывод, что тебе тут быть не положено, обычно ты не такой дерганый.
– Да и тебе тоже! Сколько дней тебя не было, почему ты именно сейчас явился?
– Какая разница? Мне косячить можно, от меня другого не ждут, – напомнил Лейс. – А ты ведь обычно такой же праведный, как мой братец. Ну и что случилось?
– Твой брат как раз и случился. Сабир задерживает работу… Нет, я понимаю его осторожность: мы действительно столкнулись с уникальными объектами! Если бы такие же исследования проводились на Земле, я бы его поддержал. Но тут у нас мало времени – и мало ресурсов. Все исследования, которые возможны, мы провели, Сабир делает ставку на выжидание: мол, угроза может проявиться со временем! Но иногда нужно просто действовать, рисковать…
– А спорить ты не умеешь, потому действуешь и рискуешь тайно, – рассмеялся Лейс.
– Пытаюсь действовать… Сабир подстраховался! Он же по-прежнему числится начальником, он ввел кучу ограничений. Я думал, что смогу провести ряд опытов с образцами прямо там, внутри куба, потому что это можно делать только под защитой…
– Но?
– Но система меня не пускает.
– Он заблокировал лично тебя? По-моему, вы уже не лучшие подружки!
– Он ввел ограничение для всех! Теперь нельзя… – Демир запнулся, задумался, а потом посмотрел на собеседника по-новому, уже с нескрываемым интересом. – Слу-у-ушай… А ведь ты можешь мне помочь!
– Я-то с какой стороны? – удивился Лейс.
– Твой брат ввел ограничение в систему безопасности: любой эксперимент могут проводить только двое полноправных ученых. То есть, чтобы получить защитный костюм, нужно два пропуска, чтобы войти в куб – тоже… Ну и так далее. Ты можешь мне помочь!
– Могу. Но не буду.
– Почему?!
– Да не упало мне торчать тут всю ночь! Я зашел посмотреть, чего вы добились, узнать, что ничего, посмеяться и уйти на вечеринку. Годный план, как по мне.
– Бездарное прожигание жизни, – вздохнул ученый. – Но ты все равно можешь себя ему посвятить. Ты обеспечишь мне доступ к скафандру и на изолированную территорию. Выйти я смогу и без тебя, есть система эвакуации. Так что помоги мне – и вперед! Кстати, это разозлит твоего брата.
– А ты умеешь убеждать!
Лейс делал вид, что ему на все плевать и он рад возможности сотворить очередную пакость, но на душе все равно было неспокойно. Что, если Сабир прав? Может, соваться к этим штукам еще рано, слишком опасно? А с другой стороны, ничего безопасного не осталось, с изоляцией четвертого уровня нужно что-то делать… Лейс не знал, что именно, поэтому заставил себя подыграть Демиру.
Но уходить он все равно не спешил. Он остался рядом с ученым, помог Демиру облачиться в громоздкий защитный костюм. Лейс открыл стеклянный куб своим пропуском, а когда ученый направился внутрь, толкая перед собой тележку со сканерами, инструментами и реактивами, перешел к управляющему компьютеру.
Он ждал подвоха. Лейс неохотно признавал, что во многом уступает своему брату, но уж по-настоящему опасную ситуацию он распознать бы смог! Он вывел на экран основные показатели по защищенной территории, он ждал перемен.
Воображение продолжало играть против него. Оно рисовало покрытые шипами щупальца, вырывающиеся из астероида, как из гигантского яйца, сжимающие Демира, разрывающие на части – так, что обнажаются кости и мышцы рвутся, как тонкая ткань. Лейс снова и снова напоминал себе, что это невозможно, что сканеры обнаружили бы живое существо внутри… Но – вдруг? Что, если оно невидимо для земных технологий? Но оно все равно есть, оно сейчас выскочит, пробьет маску, бросится на лицо Демира, сорвет с черепа кожу и плоть…
– Почему ты еще здесь? – прозвучал из динамика недовольный голос ученого. – Тебя там местные проститутки не заждались?
– Правильно произносится «шлюхи», – назидательно сообщил Лейс. – И да, заждались, так что пусть тебе будет стыдно! Я тут с тобой нянчусь, вынуждая девочек заниматься всякими непотребствами друг с другом.
– Очень смешно. Я же говорил – иди!
– Кто ж тебя подстрахует, если ты облажаешься?
– Точно не ты, – хмыкнул Демир. – Мы оба знаем, что твой максимум – приложить пропуск к считывателю.
– Так, все, понял, в лаборатории остаются только девственники!
Насмехался Лейс по привычке, на самом деле почему-то было не смешно. Он заставил себя уйти, ему казалось, что остаться слишком унизительно. Но тревожное чувство отказывалось отступать, умоляло вернуться, подстраховать – Сабир ведь все-таки не дурак, он не зря ввел требование о проведении экспериментов вдвоем!
Лейс запретил себе такие мысли. Когда Демир вошел в стеклянный куб, никаких изменений в состоянии астероида не было, да и не могло быть, это ведь не живое существо! Демир знал, что делает, он в защитном костюме, который выдержит, пожалуй, даже ядерный взрыв. Компьютер следит за жизненными показателями, все обязательно будет хорошо! Тревожась о нем, Лейс просто выставляет себя посмешищем, пытающимся угодить старшему брату.
Мысли о том, что Сабир сочтет себя победителем, привычно подхлестнули, помогли перезагрузиться. Лейс припомнил, где сейчас гремит самая шумная вечеринка, и направился туда.
Вообще-то, веселиться в таких обстоятельствах не полагалось никому, но тех, кто отказался от работы в пользу нового ритма жизни, становилось все больше. Потому что это очень удобно – никогда не трезветь и позволить другим разбираться с проблемой.
Сегодня они заняли один из больших залов, убрали часть оборудования, чтобы обеспечить побольше места. Под потолком привинтили колонки, и теперь музыка, бездумная, бессмысленная, ревела так, что дрожали оставшиеся трубы. В воздухе висел дым, ради которого наверняка скрутили пожарную сигнализацию. Он был настолько густым, что дурманил сам по себе, обвивал кольцами, как ядовитая змея. Но Лейсу такого было маловато, он нашел в хихикающей, шатающейся толпе Эли Бланчарда, привычно расслабленного, рассматривающего мир ненормально блестящими глазами.
Эли всегда был одурманен – и всегда сохранял деловую хватку. Лейс подозревал, что, если торговец однажды протрезвеет, он превратится в совершенно другого человека, не имеющего ни малейшего понятия о том, как он жил последние двадцать лет.
Разговор у них был короткий… да не было, по сути, разговора. Эли задал лишь привычный вопрос:
– За оплату или за услугу?
– За оплату, – отозвался Лейс, доставая из кармана кислородную маску. Оставаться в долгу у торговца он не собирался, а забыться хотел.
Эли оценил маску в три белые таблетки, четыре черных и бесплатную выпивку на всю ночь. Белая таблетка помогла расслабиться, две черные обеспечили Лейсу девушку – настоящую, живую, не андроида какого-нибудь! Он понятия не имел, как ее зовут, да это было и не важно. Она стала тем, чего он так давно искал: забвением.
Девушка сама нашла для них укромный уголок: небольшую нишу между трубами, завешенную какими-то тряпками. Видно, не первый раз отрабатывала развлечения на вечеринке у Эли! Лейсу было все равно. Прижимаясь губами к шее девушки, он чувствовал ее пульс, обжигающий жар кожи. Синтетический запах цветов переплетался с горьковатым запахом пота. Девушка была настоящим моментом, примитивным, пронизывающим удовольствием, которое делает неважным все остальное – и разум, и совесть, и долг…
В момент, когда Лейс не удержался, вскрикнул, чувствуя полыхнувшее внутри электрическое удовольствие, ему показалось, что где-то совсем близко громко, будто судорожно звенит коммуникатор. Но это больше не имело значения.
* * *
Демир Хафиз чувствовал: он один понимает, какое чудо перед ними оказалось. Сабир воспринимает все как техник какой-то, он настроен на результат и не забывает о безопасности… И это хорошо, но порой осторожность слишком сильно задерживает прогресс. Шукрия и вовсе напугана, она хочет выслужиться перед начальством, чтобы блокировку четвертого уровня поскорее сняли, а в таком настроении лучше и вовсе не браться за научную работу.
Демир же сохранил ясность мышления, он первым заподозрил: им всем досталось чудо. Именно с научной точки зрения – хотя слово «чудо» вроде как неприменимо в науке. Ничего, Демир позволил себе эту маленькую слабость, ведь работу он все равно не прекращал.
Его коллеги в большинстве своем сосредоточились на том, что кристаллы, покрывающие астероид, – не живое существо. И только Демир поставил перед сканером другую задачу: определить, мертвы ли они. Тут компьютер раз за разом давал сбой. Он не просто не мог полностью отрицать, что в странной субстанции точно нет жизни, он не определял, органика это по происхождению или нет.
Кристаллы оставались абсолютно неопознанным веществом – а значит, абсолютно новым! Такое нужно исследовать в специальной лаборатории, оснащенной подходящим оборудованием. А что было в наскоро переделанном ангаре? Да в основном сервисные дроны, которые для таких сложных задач подходят плохо. В этом свете стратегия выжидания, выбранная Сабиром, смотрелась еще комичней. Чего он ждет? Что эти железяки сами эволюционируют до совершенных компьютеров?
Демир допускать такую же ошибку не собирался. Он подозревал, что у него уйдет несколько ночей, чтобы вскрыть защиту, установленную начальником. Но тут ему удачно подвернулся Лейс, который был бесполезен во всем, кроме обладания допуском нужного уровня, и это упростило ситуацию.
Теперь Демир не замечал ничего – ни времени, ни окружения. Он, даже увлеченный, действовал осторожно, но и это не помешало ему получить первые результаты, гораздо большие, чем исследования компьютера. Кристаллы реагировали! Некоторые вещества были способны их уничтожить, как и экстремальные температуры. Но потом те образцы, с которыми он работал, восстанавливались – даже будучи отделенными от астероида. Получается, астероид им не нужен? А что тогда нужно?
К тому же кристаллы не были однородными. Одни все-таки разрушались в условиях, которые задавал Демир. Другие эти же условия выдерживали, да еще и увеличивались. Но ситуация не выходила из-под контроля, даже близка к этому не была, и он продолжал работу.
Сканер показывал, что кристаллы находятся не только на поверхности астероида, они проросли в него, заполнили пустоту в пористой породе. Теперь Демиру отчаянно хотелось узнать, чем они отличаются от внешних. Судя по показаниям компьютера, именно они, внутренние, дольше всего хранили неизвестное излучение.
Но чтобы исследовать их, сначала требовалось их достать. В полноценной лаборатории Демир поручил бы это дронам, но тут правильно настроенных не было. Пришлось действовать самому – браться за пилу, обычно использовавшуюся для совсем других целей. Нет, Демиру было не впервой адаптировать ремонтные инструменты для научных нужд. Но обычно он поручал исполнение приказов ассистентам, ученые не должны тратить на такое силы!
Теперь же пришлось заниматься этим самому, потому что Лейс давно смылся, да и вряд ли этот пацан выполнил бы поручение. Ничего, все справляются… насколько сложно это вообще может быть?
Принцип действия и правда оказался нехитрым, подвели обстоятельства. Защитный костюм не обладал никакими усилителями, он сам был тяжелым и сковывал движения человека, находящегося внутри. Да и Демир не был самым тренированным из обитателей станции, обычно это его не волновало, он считал себя человеком ума, не мускулов. А вот сейчас привело к проблеме…
Он даже не заметил, как это произошло, его предупредил компьютер: на небольшом экране, закрепленном возле лицевого щитка, всплыло оповещение о разгерметизации. Целостность защитного костюма была нарушена, а Демир даже не заметил, как и когда это произошло! Он еще и разглядеть сам себя нормально не мог, он чувствовал себя заключенным в громоздкий кокон. Все же в порядке, костюм целый, это просто ошибка системы! Или нет?
Он все-таки нашел разрыв. Ничтожный, смешной даже – сантиметра два, не более. Похоже, он задел рукавом острое лезвие пилы, когда готовил инструмент к работе. Демир поспешно оторвал от изоляционной ленты кусок подходящего размера и заклеил прорыв. Компьютер тут же угомонился, его вполне устраивало то, что целостность восстановлена, и не важно, как.
Демиру прийти в себя оказалось чуть сложнее. Сердце колотилось бешено, быстро, словно намеренно билось в ребра, чтобы уйти, уйти подальше. Воздуха не хватало, и Демир дышал часто, глубоко. Он понимал, что объективных причин для этого нет, поиск и решение проблемы не так уж его утомили. Но подавить стресс было непросто, и ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.
Ничего страшного не случилось. Это главное. Лабораторный костюм провел максимальную диагностику, на какую был способен, и не выявил не то что проблем – намека на них. Демир разрезал пилой только костюм, кожу и даже собственную одежду не задел. Пила еще не использовалась для работы с астероидом, лезвие было чистым. В этот момент ученый находился в дальней части защитного куба, образцы лежали на столе, он был на расстоянии нескольких шагов от них. Изоляционная лента полностью восстановила герметичность, все в порядке, можно работать дальше. Демир прекрасно знал: если он выйдет сейчас, обратно без помощи Лейса уже не войдет, а снова обращаться к этому избалованному пацану было даже унизительно.
Он поразмыслил о риске, решил, что все неплохо, и вернулся к работе. Очень скоро она привычно увлекла его, заставила позабыть обо всем вокруг. Демир сначала срезал незначительную часть астероида, близко к поверхности, и убедился, что кристаллы там есть. Да еще какие! Они, защищенные от разрушительного воздействия космоса, казались более прозрачными и яркими, чем скромные осколки песочного цвета, оставшиеся на поверхности. Что же тогда скрывается на глубине, там, где больше пустот?
Демиру хотелось поскорее узнать об этом – и точно так же астероиду не хотелось открывать свои тайны. Работать стало тяжелее, основная порода, сначала легко поддававшаяся лезвию, будто затвердела. Возможно ли такое? Демир даже проверил показания сканеров, но они оставались прежними. Астероид не менялся, а задача все равно усложнялась!
Демиру потребовалось некоторое время, чтобы понять: меняется он. Странно так… Если бы речь шла о ком-то другом, а Демиру предложили разобраться в этом, как в теоретической задаче, он бы сразу сказал – конечно же, все дело в том, что человек начал прилагать меньше усилий! Но теперь, когда он стал тем самым человеком из задачи, все оказалось не так просто.
Он-то знал, что прилагал столько же усилий, сколько и раньше. Значит, ослабли мышцы… Он утомлен? Так скоро? Нет, не должен был, это же несложно! Но как бы он ни спорил сам с собой, реальность была неумолима: он работал все хуже. Мышцы наливались непривычной тяжелой усталостью. Суставы как будто ныли… Уже сейчас, хотя, по идее, нагрузка должна была сказаться гораздо позже! Голова болела, мыслить становилось все труднее. Сердце, лишь недавно успокоившееся после шока, снова разогналось до немыслимой скорости.
Он и не думал, что довел себя до такой паршивой физической формы. Демир разозлился сам на себя и запретил себе отдых. Он завершит эксперимент, нравится это проклятому телу или нет!
Но оказалось, что игры с природой так не работают. Тело не поддалось приказу, оно продолжило замедлять Демира. Внутри, где-то в груди, разгорался болезненный жар. Желудок сжимали спазмы, как при отравлении, хотя позывов к испражнению не было. Температура определенно поднялась. Все это Демир старался отмечать с хладнокровием ученого, однако получалось плохо. Он не был медиком, но и его знаний хватило, чтобы понять: эти симптомы не сулят ничего хорошего.
Воздух стал болезненно сухим, он колол изнутри. Тоже странно: после долгой работы в костюме воздух становится скорее влажным, это давняя проблема, известная всем ученым, не опасная, но неприятная. Однако сейчас Демиру казалось, что он попал в горячую пустыню и песок уже забивает легкие. Кашлять хотелось все сильнее, пришлось отложить пилу, потому что иначе все могло закончиться очень плохо.
Демир все-таки позволил себе этот кашель, надеясь, что в горло просто попала какая-то соринка, если избавиться от нее, сразу станет легче!
Но легче не стало. Кашель напоминал пламя, расползающееся по горючему: когда все началось, процесс не остановить. Боль в легких и зуд в горле не ослабевали, они нарастали. Демир уже не смог бы сдержаться, даже если бы захотел. Приступы сгибали его пополам, он прижимал руки к груди, скорее инстинктивно, просто чтобы делать что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.
Он надеялся на паузу – и получил ее, ценой, которую ему совсем не хотелось платить. Откуда-то изнутри вырвался поток горячей жидкости, скользнул по горлу, унимая зуд, выплеснулся изо рта. Если бы Демир был в обычной одежде, жидкость пролилась бы на пол, теперь же она залила лицевой щиток, и яркий свет лабораторных ламп позволил ученому разглядеть, что это густая вишневая кровь.
Он больше не собирался размышлять, что происходит и почему, он поддавался панике. Демир чувствовал, как подступает новый приступ кашля, он знал, что болен. Ему срочно нужна была помощь, сейчас же!
Он запустил на коммуникаторе вызов личного номера Сабира Марсада и… не получил ответа. Начальник не то что не снимал трубку, компьютер показывал, что его коммуникатор отключен. Кажется, Сабир говорил о чем-то таком… Это все Шукрия, она просила его не использовать канал связи хотя бы ночью, в недолгие часы отдыха. Но Сабир говорил, что связаться с ним можно в любое время по каналу экстренной связи, он всегда был осторожен, он бы не отрезал себя от мира в такой опасный период!
Беда заключалась в том, что Демир не мог вспомнить, как запускать экстренную связь. Он знал, конечно же, знал, все знали! Но боль и страх сыграли с ним злую шутку, лишили его возможности мыслить здраво. Так иногда бывает: ты забываешь самое простое, и оно ускользает, упрекать себя бесполезно… Даже какой-нибудь полуадекватный Лейс уже вспомнил бы, а у него, блестящего ученого, ничего не получалось!
Так, стоп… Лейс! Есть ведь еще Лейс, малолетка наверняка не спит. Да, он не поможет, но даже ему хватит ума разбудить Сабира и рассказать правду. Нужно связаться с ним! Демир попытался и даже получил подтверждение, что сигнал пошел.
А ответа все равно не было. Лейс, в отличие от своего брата, ничего не отключал, он просто не реагировал на вызов. Должно быть, уже обкуренный, с какой-нибудь шлюхой, смотрит на экран, тупо хихикает, думая, что это очередная мелкая гадость… А время истекает, безжалостно истекает!
Демир больше не мог ждать, да и надеяться на чужую помощь не имел права. Он сам это начал – сам и спасет себя! Из-за крови, заливающей щиток, он ослеп, боль и жар делали его слабым, но он упрямо отказывался признавать, что это конец. Не может быть, не так, не с ним!
Он рванулся к выходу, надеясь попасть на свободу и просто бежать к людям, нашел дверь наощупь, кое-как, рванул рычаг эвакуации… Провал, снова провал. Снаружи наверняка был звук, но Демир его не услышал. Он получил лишь сообщение от компьютера на внутренний экран: выход запрещен. Карантин. У объекта слишком быстрые и критические изменения жизненных показателей, опасность для станции велика.
Наверно, это было правдой, но Демир не желал сдаваться. Плевать ему на станцию, полную уголовников, он должен спастись! Спорить с компьютером было бесполезно, оставалось лишь взломать машину. У Демира были на такое все шансы, но точно не в громоздком защитном костюме. Сначала нужно избавиться от этого нелепого кокона, вернуть себе свободу движения, а заодно и хотя бы приглушить жар, сжигающий его изнутри. Тогда можно и спастись!
Снимать костюм в одиночку всегда тяжело. Делать это, когда тело пылает непривычной, одурманивающей болью – тяжело вдвойне. Однако Демир очень хотел жить, он заставил себя вспомнить нужные движения, он расстегнул замки и потянул тяжелую ткань вниз, он справился!..
Защитный костюм сошел вместе с кожей.
* * *
Мое мнение таково: большинство кочевников дебилы, поэтому и организм у них по большей части дебильный. Мнение предлагаю считать научным, потому что другое все равно никто не предложит – побоятся.
Нет, в случае Сатурио Барретта природу было за что благодарить: он протянул достаточно долго, чтобы дождаться помощи. Да я и сам, помню, удивился, что он не отбросил копыта сразу… Тогда у меня не было времени разбираться, значительная часть моей энергии уходила на то, чтобы дышать и не захлебываться кровью, я только и успел, что подкинуть Сатурио кочевникам. Решил: займусь этим позже, если сам доживу.
