Влада Ольховская
Существо
Глава 2
Они стараются не смотреть на меня, отводят взгляд, считая, что я не замечаю.
Ничего.
Так и было задумано.
– Слушай, брат, это не круто: издеваться над этой страшилой только потому, что она страшила. И ладно бы я это делал, но ты! Ты ж у нас антихейтер… Почти святой!
Никита понимал, что Пашка прав. Если бы ему кто-то другой описал такую ситуацию, он бы тоже был возмущен. Какой-то двухметровый лоб издевается над девочкой-калекой – класс! Но он-то как раз и был тем самым «двухметровым лбом», он понимал, что все тут не так просто.
Когда он пытался пересказать историю Существа, выходило и правда неловко, как будто он докопался до нее только из-за внешности. Так ведь не в этом дело! С тех пор, как она появилась в доме, все начало просто… рассыпаться. Между ними, раньше такими близкими и дружными, словно грозовое облако появилось. А хуже всего то, что люди, которых он привык считать родными, отказывались его слушать и не замечали опасные странности.
– Я-то, может, и святой, а вот она – точно нет, – хмыкнул Никита. – Мне порой даже кажется, что Существо – ведьма.
– Вот придумал! – присвистнул Серега Мирский. – Ведьма! Ты серьезно?
– Тебя что, на трене по башке клюшкой приложили? – рассмеялся Кирилл. – Какая, нах, ведьма?
Они пересеклись в раздевалке после тренировки, так всегда бывало. Только обычно они болтали о предстоящих турнирах и нормальных девушках, а в последнее время все разговоры сами собой сводились к Существу. Она превратилась в призрак, ставший одержимостью всей его жизни. Никита и рад был бы отвлечься, да не получалось. Он слишком хорошо помнил, что он сейчас здесь, а эта паучиха – рядом с его близкими, которые сами тянутся к ней.
Его друзья уже знали, что случилось, но вряд ли понимали его.
– Нет, серьезно, ты считаешь ее ведьмой? – допытывался Пашка.
– Да не знаю я, кто она! Но – да, иногда я уверен, что она – ведьма. Оно! С тех пор, как появилось Существо, в доме стало холодно. Во всех смыслах! Авиновы носятся, как идиоты, пытаясь понять, где сквозит. Да нигде не сквозит, это все из-за нее! Еще стали пропадать вещи, а потом появляться в странных местах. И звуки какие-то…
– Так, братан, хватит, – прервал его Серега. – Не дай бог тренер эти твои песни услышит!
– Решит, что ты совсем конченый, – кивнул Кирилл. – И отстранит тебя, а ты нам на турнире нужен!
– Соберись, чувак, – посоветовал Пашка. – Оставь эту страшидлу в покое, пусть себе катается по подвалу. Пусть даже твоя семейка нянчится с ней, если им так приспичило поиграть в хороших. Тебе-то что? Тебе меньше года осталось до восемнадцати, а там – свобода!
Они не понимали. Они и не могли понять. Чем больше времени проходило, тем больше Никита убеждался, что рассчитывать не на кого, все теперь зависит от него.
Только вот что он мог сделать? Уже было очевидно, что Ира и Гриша не отдадут Существо обратно. Они привязались к этой ящерице, она для них «несчастная малышка»! Да и с Ульяной творится что-то странное. Она с удовольствием помогает Существу, катает ее по саду, сидит с ней в подвале часами. Никита пытался спросить ее, что на нее нашло, а она лишь плечами пожимала. Ей казалось, что это естественно – помогать их «сестре».
Только никакая она не сестра! Каждый раз, когда Никита оказывался рядом с ней, он не мог избавиться от чувства тревоги. Он словно в вольер с гиеной попадал! Сколько бы он ни убеждал себя, что Существо, прикованное к инвалидной коляске, не опасно, ничего не помогало. Его инстинкты били тревогу, совсем как тогда, в детстве, во времена, которые он теперь отчаянно пытался забыть.
– Ладно, пацаны, я поехал, – сказал он.
– Уже? Да ладно, останься, едем к Серому, как раз же перерыв между тренировками!
– У меня дела.
– Какие дела? – фыркнул Пашка. – Охоту на ведьм устраивать?
– Если бы! Свидимся.
Не было у него никаких дел, но не говорить же об этом! Никита просто чувствовал, что ему нужно сейчас быть в доме. Раз он единственный, кто видит истинную суть Существа, он должен охранять остальных.
После череды буйных гроз стояла теплая погода – как в мае даже, не как в апреле. Это позволило раньше обычного достать велосипед и значительно упростило Никите жизнь. Теперь он мог добираться напрямую от арены к дому через парк и загородную дорогу.
Ему это было нужно: постоянное движение, нагрузка и скорость. После тренировки мышцы болели, но он не обращал на это внимания. Никита сразу же разогнался, а управлял велосипедом он отлично, мог объехать что угодно и кого угодно, даже тех клуш, которые любят шататься по велодорожкам пешком, перекрывая собой весь проезд. Он двигался так быстро, что его не успевали рассмотреть, мелькал рядом и тут же исчезал, как молния, рассекающая воздух.
Иногда он слышал возмущенные выкрики за спиной. Мол, ездят тут всякие, приличных людей пугают да пыль поднимают. Совсем обнаглели со своими велосипедами! Ему было плевать. Нагрузка помогала, усталость позволяла забыть о постоянном раздражении и обиде, холодный ветер, бьющий в лицо, задувал гнев. В такие моменты он чувствовал себя по-настоящему свободным, и ему казалось, что он может справиться с чем угодно.
Так что до дома он добрался спокойным и почти счастливым. А потом он увидел Существо – и его хорошее настроение полетело к чертям.
Оно сидело на просторной веранде, по самую шею укрытое пледом, и безразлично пялилось вперед. Но это ладно – к такому Никита уже привык, это называлось «Регина хочет подышать». Гораздо хуже было то, что рядом с Существом оказалась маленькая Зоя!
На коленях у Существа поверх пледа лежал скромный букетик мать-и-мачехи – первый подарок весны, наверняка собранный Зоей. Сама же девочка смотрела на странную гостью их дома и… говорила с ней.
Не по-настоящему, конечно. Зоя родилась глухой, а в приюте ей повезло встретить талантливого и внимательного педагога. Ее начали обучать языку жестов уже в два года, и в пять она умела объясняться получше, чем дети, способные говорить. Ее пухлые ручки ловко скользили через воздух, ее пальчики быстро складывали то один знак, то другой, ей было совсем не сложно. Это в их семье и считалось речью Зои.
Никита неплохо ладил с младшей сестренкой и даже пытался выучить ради нее язык жестов, но получалось пока отвратительно, а по губам Зоя не читала. Так что для них общением были улыбки и обнимашки – это дело она обожала, как ласковый котенок. Из всей семьи языком жестов хорошо владела только Ира. Никита не раз видел, как они «беседуют» с Зоей, и это завораживало.
Но теперь Зоя точно так же общалась с Существом. Она не просто пыталась что-то рассказать этому уродцу, Зоя «говорила», делала паузу, словно ожидая ответа, а потом реагировала – чаще всего смеялась, и снова двигались ее ручки. У них был диалог…
Только вот диалога не было. Существо не двигалось, не смотрело на ребенка, оно и не пыталось пошевелиться. Со стороны оно казалось сломанным манекеном, который кто-то потехи ради водрузил на кресло. Чувство холода, не покидавшее Никиту рядом с Существом, вернулось. Он бросил велосипед во дворе и поспешил вперед.
Ему хотелось сорваться. Наорать на Существо, тряхнуть это чудовище за плечи, чтобы показать собственную силу, предупредить, что любой враг его семьи – это и его враг тоже. Но Никита так не мог. Не из-за жалости к Существу, просто это напугало бы маленькую Зою.
Поэтому он заставил себя подойти к ним спокойно, чтобы Зоя заметила его издалека. Он наклонился к ней и широко улыбнулся.
– Привет, малыш! А что вы тут делаете?
Он прекрасно знал, что Зоя не поймет его слов, но ей хватит улыбки. Его вопрос предназначался Существу.
Но Существо никогда не говорило с ним. Оно вообще не отличалось болтливостью, и в первые дни, проведенные в доме, не издавало ни звука. Теперь оно вроде как иногда общалось – то с Ульяной, то с Ирой, то с Гришей. Не с Никитой. К нему оно не обращалось никогда и не отвечало на его вопросы. Оно и сейчас пялилось куда-то в сторону, словно рядом не было никакого Никиты!
– Тут становится холодно, – заметил Никита. – Зойка-Зайка, давай я отнесу тебя в дом!
Когда он поднял Зою на руки, малышка засмеялась, и Никита вздохнул с облегчением. Значит, Существо не успело навредить ей.
Ира была на кухне, готовила обед, Степа делал вид, что помогает ей, хотя по факту просто добавлял мусора. Похоже, приемную мать совсем не волновало то, где и с кем она оставила Зою! Но упрекать ее за это бесполезно, Никита уже усвоил. Если попытаться объяснить ей, что она творит, она замкнется, а то и разрыдается. Поэтому он сдержал упреки и постарался сделать вид, что совершенно спокоен.
Ира легко поддалась на этот обман – она всегда поддавалась. Она радостно кивнула ему и вернулась к работе. Но Никита не спешил уходить.
– Ир, можно тебя попросить кое о чем?
Он знал, что ей хотелось бы услышать от него заветное «мама». Никита и сам не до конца понимал, почему не обращается к ней так. Он любил ее – это без вариантов. Он был признателен ей за все, что она для него сделала. И он точно считал ее своей настоящей матерью. Но само слово… Оно не было для Никиты священным. Оно, самое важное для большинства людей, для него стало символом того, к чему он не хотел возвращаться.
Поэтому приемные родители давно уже стали для него Ирой и Гришей. Они, кажется, смирились.
– Да, конечно, – Ира обернулась к нему. – Что-то случилось?
– Ничего, просто мне нужен переводчик для вот этой принцессы. – Никита осторожно поставил Зою на пол. – Ты можешь спросить у нее, что она сейчас делала на крыльце?
– А что она делала такого? – удивилась Ира. – Я оставила ее под присмотром Регины!
Она оставила пятилетнюю глухую малышку под присмотром Существа… мать года! И снова Никита сдержался, не стал ее упрекать.
– Мне показалось, что она разговаривала с кем-то. Ну, по-своему, как Зоя обычно делает. Я хотел узнать, с кем.
До появления Зои Ира ничего не знала о языке жестов. Но когда возникла необходимость, она быстро научилась и теперь общалась бегло и ловко. То, что Никите казалось неповторимой ловкостью рук, для Зои было самой обычной речью.
Она поняла вопрос и ответила так же быстро.
– Она разговаривала с Региной, – перевела Ира. – Она называет ее «красивой девочкой», вот ведь зайка моя! Видишь? Дети способны видеть истинную красоту, кое-кому не мешало бы поучиться!
Существо было последним человеком на Земле, который подходил под определение «красивая девочка». Но Никита не видел смысла указывать на это, его волновало другое.
– Как Зоя могла с ней разговаривать? Сущ… Регина не двигалась, я видел!
– Зоя говорит, что они беседовали о цветах, которые скоро появятся в саду, и Регина рассказала ей много интересного. Смотри, они подружки!
– Ира, да забудь ты про подружек! – не выдержал Никита. – Как Зоя получала ответы, если Регина не двигалась? Она что, слышала голос в голове или что-то вроде того?
На этот раз Ира была озадачена – хоть что-то смогло пробиться через ее обычный кокон жизнерадостности! Она о чем-то расспрашивала малышку, и Зоя отвечала ей. Судя по всему, маленькую девочку вообще ничего не беспокоило, и эта ситуация не казалась ей необычной.
Под конец Ира тоже улыбалась.
– Какое богатое у ребенка воображение! – всплеснула руками она. – Надо же, удивительно талантливая девочка растет!
– А если без лирики?
– Злобный ты какой-то стал, Ник!
– Какой был, такой и остался. Зоя что, представила себе голос Регины?
– Она не может представить голос, она не знает, что это такое, – указала Ира. – Нет, она вообразила, что видит прямо перед собой руки, которые складывают жесты и разговаривают с ней. Ну разве это не мило?
Нет.
Это было совсем не мило.
То, что приводило Иру в восторг, леденило Никите кровь. Он мгновенно представил руки у самого лица Зои, разговаривающие с ней… Пока разговаривающие. Что, если в следующий раз эти руки свернут Зое шею? Раз – и хрустнули кости, и нет ее, а туповатые родители поверят, что это был несчастный случай.
Они не готовы искать правду. Они не видят опасность и не будут никого защищать. Для Никиты это стало очередным доказательством того, что он сейчас очень нужен дома.
Существо быстро сообразило, кого необходимо опасаться. Когда Никита был рядом, оно изображало смирную овечку, беспомощную жертву, за которой надо ухаживать. И он, высокий, сильный, отказывающийся помогать ей, смотрелся совсем уж бессердечным тираном.
Это не осталось незамеченным. Чувство отчуждения крепло, и ему казалось, что вся его семья перешла на сторону Существа, а про него будто забыли!
– Ты, похоже, устал, – холодно заметил Гриша. – Совсем вымотался на своих тренировках, вот тебе и мерещится то, чего нет. Подумать только, ты даже из фантазий пятилетнего ребенка умудрился сделать проблему! Иди отдохни, утром обсудим, как быть дальше.
Возможно, он был в чем-то прав. С тех пор, как Существо появилось в доме, Никита ни на секунду не позволял себе расслабиться. Может, у него действительно началась паранойя?
Он отправился спать раньше – еще и десяти не было. Он, вымотанный тренировкой, а потом и скоростной поездкой на велосипеде, заснул почти мгновенно. А проснулся он в темноте – и не по своей воле.
Он все еще лежал на кровати, плоско на спине, и Существо было над ним. Лицо, на которое он опасался смотреть даже издалека, при свете дня, теперь было всего в паре сантиметров от его лица. Хотя какое там лицо! Это была морда ящерицы, и темнота не мешала Никите рассмотреть каждую трещину в коже, каждую складку, каждый иссохший, оторвавшийся слой. Глаза, в которые он смотрел, были глазами Бездны, черными, как ночное небо. Сухие губы Существа растянулись в искаженной ухмылке, делавшей и без того страшную морду похожей на ритуальную маску.
А хуже всего было то, что Никита не чувствовал никакого веса на себе. Если бы Существо заползло на него и теперь пялилось на него вот так, уже было бы плохо. Но оно не лежало на нем, оно парило прямо над ним, не касаясь. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Он не хотел смотреть, а отвернуться не мог. Его будто парализовало, Никита не мог шелохнуться, ему только и оставалось, что глядеть на монстра, зависшего над ним.
Он давно уже не чувствовал такого страха – животного, ослабляющего, пожирающего и мысли, и волю. Когда-то Никита уже проходил через это, но давно, и он был слабым. Чтобы избавиться от страха, преследовавшего его с тех пор, он постоянно тренировался, он сделал все, чтобы стать сильнее. Он и был сильным! Самым сильным в своей команде… да и в этом доме, приемный отец вряд ли сравнился бы с ним.
Но вот настало время первой проверки, и все его достижения обнулились. Что толку с того, что он теперь здоровяк, который железо руками гнет? В ночной тьме, перед лицом чудовища, он был все тем же маленьким мальчиком, который когда-то забивался в угол своей спальни… Это перевоплощение унижало его, ранило, и все равно он не мог вырваться.
Существо было повсюду. Лицо рептилии оставалось так близко, Никита должен был почувствовать дыхание на своих губах… И не чувствовал. Оно не дышало, и вместо тепла от него шел холод. А черные волосы, длинные, обычно укрывавшие Существо мантией, теперь извивались, как разъяренные змеи. Они закрывали от Никиты тот небольшой кусочек реального мира, что еще оставался с ним. Очень скоро клетка захлопнулась, и были только эти волосы, касающиеся его… Никита чувствовал, как они душат его – и будто проникают внутрь, двигаются прямо в его горле. Он не знал, как это объяснить. Не все в мире, оказывается, поддается объяснению.
Оно пришло сюда, чтобы убить его. Существо сообразило, что только он не поверил в обман, и теперь старалось избавиться от нежеланного противника. А Никита даже не мог попросить о пощаде, ему едва удавалось дышать из-за черной массы, проникавшей ему под кожу. Он задыхался, сердце колотилось так быстро, что казалось: оно вот-вот взорвется в груди.
Ему оставалось лишь то, что он делал давно, когда сам был ребенком. Он зажмурился и начал считать до десяти, и так – снова и снова. Он заставил себя отстраниться от всего, что с ним происходит, не думать ни о боли, ни о страхе. Ему нужно было вырваться из этого момента… или умереть спокойно.
Помогло. В какой-то момент он просто перестал чувствовать, вообще, и время для него исчезло. Он знал, что это вряд ли подействует на Существо, и все ждал, когда темнота заберет его. Но ничего не случилось – и он вдруг понял, что снова может двигаться. Наваждение отступило.
Никита был не из тех, кто сомневается в себе. Все это было, точно было! Гадюка напала первой, но по какой-то причине у нее не хватило сил убить Никиту. Первый раз она отступила, а отступит ли второй? Вряд ли – поэтому он не собирался позволять ей вторую попытку.
Он даже не смотрел на часы, хотя за окном по-прежнему было темно. Плевать, сколько времени, какой вообще день. Все должно закончиться прямо сейчас, больше ничего не важно.
Он оделся и покинул комнату. Внизу горел свет, было слышно, как работает телевизор, а значит, Ира и Гриша снова засиделись допоздна, у них такое бывало. У Никиты сейчас не было ни настроения, ни сил объясняться с ними и пробиваться через их вечное непонимание. Он миновал их, не удостоив даже взглядом, и направился к подвалу.
А вот они его заметили. Попытались окликнуть, но он не обратил на них внимания. Они были так удивлены, что не сразу даже последовали за ним. Еще бы! Не было раньше в их доме такого: чтобы старший сын кометой проносился мимо посреди ночи.
Никита понимал, что это, может, не очень правильно, но ничего не мог с собой поделать. Внутри кипело возмущение, все остальное было не важно. Он был не в том состоянии, чтобы думать о последствиях, у него осталась только одна цель: убрать из дома Существо любой ценой, а там будь что будет!
Он не был в подвале с тех пор, как Существо поселилось здесь. Никита помнил игровую, но от нее мало что осталось. Просторную комнату превратили в полноценную спальню – с большой кроватью, письменным столом и специальными тренажерами для разминки. Здесь было уютно, тепло, казалось, что тут живет самая обычная девушка. Но Никита не позволил этому обмануть себя, он слишком хорошо помнил ту тварь, что всего пару минут назад пыталась его задушить.
Инвалидная коляска стояла у стены, а Существо лежало на кровати. Как будто так и было, как будто это не оно только что ползало по дому! Но оно хотя бы не притворялось спящим. Когда Никита включил свет, оно натянуло одеяло повыше, и остались видны только злобные черные глаза.
– Что, не получилось добраться до меня? – процедил сквозь сжатые зубы Никита. – Не хватило силенок? Этот цирк продолжался слишком долго, в моем доме, рядом с моей семьей ты не останешься!
Он толком и не знал, что должен делать дальше. Задушить ее? Просто схватить и вышвырнуть из дома? В его душе кипела злость, он понимал, что обязан уничтожить ящерицу, пока она не добралась до младших детей. Но даже так Никита не мог пересилить себя и напасть. Слишком уж противоестественным для него было избиение слабых! А она казалась слабой – сейчас она была совсем не похожа на того полуночного монстра, который пробрался в его комнату.
Пока он сомневался, его время истекло. В подвал ворвались его приемные родители, и напряжение мигом возросло, зазвенели, загремели голоса, разносившиеся, пожалуй, по всему дому.
– Никита, что ты творишь?!
– Сынок, успокойся!
– Прочь отсюда! Наверх, там поговорим!
Но уйти Никита не мог. Если отступить сейчас… Кого оно отправиться душить дальше? Что еще оно умеет?
– Она была в моей комнате! – признал Никита, не сводя глаз с Существа. – Только что!
– Что ты несешь?
– Она пыталась меня задушить!
– Это невозможно! – отрезал Гриша. – Я даже отказываюсь обсуждать саму дикость идеи. Но если допустить, что Регина и правда была бы способна на это, она все равно не выходила! Мы с твоей матерью весь вечер были внизу, мы бы заметили, если бы открылась дверь в подвал!
Для Никиты это ничего не значило. Он уже усвоил, что Существо умеет быть хитрым и наглым. Но теперь ему было лишь сложнее доказать правду родителям.
– Я знаю, что я видел!
– Никита, миленький, успокойся! – взмолилась Ира. – Тебе просто приснился плохой сон!
– Иди отсюда! – Гриша, уже доведенный до кипения, повысил голос. – Ты пугаешь ее!
Однако Существо не выглядело испуганным, вот чего они не замечали. В темных глазах, обращенных на него, Никита видел понимание. Оно совершенно точно знало, что произошло! Оно было в его комнате, душило его, а теперь смеялось над его беспомощностью.
Ему нужно было решиться. Не важно, что с ним будет дальше, посадят его или навсегда прогонят из этого дома. Собственная судьба уже не волновала Никиту, эта семья слишком много сделала для него, настало время вернуть долг.
Ира попыталась стать у него на пути, но Никита отстранил ее – осторожно и вместе с тем решительно. Он знал, что ни она, ни Гриша не сумеют сдержать его, сил не хватит. Он все завершит…
Но он недооценил своих приемных родителей. Гриша и не собирался драться с ним, он прекрасно знал, на чьей стороне преимущество в грубой силе. Он действовал мудрее: опытный врач был готов ко всему. Никита почувствовал короткую, острую боль укола в шее, перед глазами у него все поплыло, а спустя пару минут наступила темнота.
* * *
У нее появилась Настоящая Тайна. Кто-то гордится таким разве что в младшей школе, а вот Ульяне раньше не доводилось. Ей было немного стыдно за такие мысли, но она успокаивала себя тем, что никто об этом не узнает. Ее секреты вместе с Настоящей Тайной останутся у нее в голове.
Она была единственной в доме, кто знал, что Регина умеет говорить нормально. В первые дни она и вовсе общалась лишь с Ульяной, потом начала отвечать и остальным, но коротко, чаще всего – и вовсе односложно. Поэтому родители думали, что Регина по-другому не умеет.
И только Ульяна знала правду: Регина была обычным, нормальным человеком. Умным! Она понимала все на свете, она так много знала, и это было просто невероятно, если учитывать, что ей было доступно лишь домашнее образование…
Ульяна хотела рассказать об этом, но не могла. Регина запретила ей – в этом и заключалась Тайна. Никто не должен знать.
Но это и к лучшему, потому что новая сестра стала для Ульяны настоящим сокровищем. Регина никогда не насмехалась над ней, не называла жирной и ленивой, давала советы, которые действительно работали. Очень скоро Ульяна обожала ее, это была та самая старшая – хотя по факту она была младше – сестра, о которой бывшая воспитанница детского дома всегда мечтала. Правда, ее несколько задевало, что Регина никогда не рассказывает о себе. Но Ульяна решила не давить, всему свое время – не зря ведь так говорят!
Так что у них все шло хорошо, а потом произошло… это. Несчастный случай ночью. Ульяна спала и толком не знала, что тут было. Родители так расстроились, что ей не удалось выяснить никаких деталей. Она лишь узнала, что Никита напал на Регину – и это было так дико, так странно! А потом мама и папа забрали его и поехали к какому-то там психологу, оставив Ульяну с младшими детьми.
Раз они не желали говорить с ней, оставался только один источник информации, к которому Ульяна и направилась.
Она всегда робела перед Региной. Это не мешало Ульяне обожать ее, напротив, увеличивало уважение. Вот и теперь она остановилась в нескольких шагах от Регины, не зная, куда себя деть, как вообще начать этот разговор.
К счастью, Регина все угадала сама.
– Садись, – велела она, и Ульяна тут же опустилась на ближайший стул. – Тебе, наверно, интересно, что произошло ночью?
– Да… Мне очень страшно из-за этого, – признала Ульяна. – Никиту куда-то увезли!
– Вернут. Яма, которую он себе вырыл, не слишком глубока – на этот раз. Если ему хватит ума остановиться, все будет нормально. А случилось вот что: Никите приснился кошмар. Ему привиделось что-то плохое, связанное со мной, и он решил, что я ему угрожаю. Не воспринимай это всерьез. Ты ведь знаешь, что я не опасна.
Ульяна быстро кивнула. Ей нравилось слушать голос Регины. Он, низкий для такой молоденькой девушки и чуть гортанный, казался ей экзотической музыкой, плавной, переливающейся, чарующей. Эту мелодию хотелось слушать, не вдумываясь в смысл слов, просто ради звука.
Хотя, конечно, Ульяна понимала, о чем речь, она никогда не позволяла себе так отвлечься. Она верила, что Никита ошибся. Ну какая угроза может быть от Регины? Такой худенькой, не способной подняться с кресла… А главное, очень умной и доброй! Она была добрее всех ровесниц, с которыми была знакома Ульяна.
– Расскажи мне о Никите, – велела Регина.
Она не просила, она просто указывала, что нужно делать дальше. Когда так себя вел кто-то другой, Ульяну это жутко обижало. Но у Регины все получалось гармонично, даже отдавать приказы, как будто она была королевой и это преимущество досталось ей по праву рождения.
– Он был у мамы и папы первым усыновленным ребенком, – ответила Ульяна. – Задолго до меня… лет за пять, пожалуй. Когда я начала жить здесь, мне было трудно, но он помог мне. Он всегда обо всех заботится…
– Нет, – прервала ее Регина. – Не перепрыгивай через годы, не рассказывай мне, какой он сейчас, это я и так вижу. Начни с начала.
– Не понимаю…
– С его первой семьи и первой жизни. До того, как он попал сюда. Почему он не с родными родителями? Они умерли?
Такое в семье Авиновых обычно не обсуждалось. Это не было под запретом, просто вот так лезть в чужую душу казалось неприличным. Но что-то Ульяна все равно знала – случайно услышала, соотнесла одно с другим, угадала. Никита разозлился бы на нее, если бы узнал, что она о таком болтает…
Однако Никиты здесь нет.
– Нет, насколько я знаю, они живы и сейчас… Их лишили родительских прав, обоих, и Никите они больше никто.
– За что?
– За жестокое обращение, – неохотно признала Ульяна. – Вроде бы, они били Никиту… Сильно.
– Он был у них единственным ребенком?
– Да…
– То есть, вся жестокость была направлена на него. Любопытно. Ты живешь рядом с ним уже много лет. Скажи, сам он бывает жестоким?
Тут уж Ульяна не медлила с ответом ни секунды.
– Что ты, никогда! Наоборот, он всегда очень заботится и обо мне, и о маме с папой, и о маленьких…
– Понятно. Значит, он из тех, кто берет страдание и пытается обратить в любовь, а не в ненависть. Очень любопытно.
Ульяна не до конца понимала, о чем речь. Если бы это сказал кто-то другой, прозвучало бы, пожалуй, слишком пафосно. Но рокочущий голос Регины идеально подходил для таких слов.
– Что еще ты знаешь о Никите? Чем он занимается, когда не заботится о вас?
– Ну… ему нравится заниматься спортом, – ответила Ульяна. – Он всегда был в какой-нибудь секции, сейчас вот в хоккее, и получается у него здорово. Его команда уже много что выиграла, а его самого приглашают в какой-то клуб, как школу закончит.
– У него есть близкие друзья?
– Да… Вроде, да.
– Кто они? Ты их знаешь?
– Не очень хорошо. Парни из команды – два или три человека, с ними Никита постоянно тусуется… Но я ведь не из тех, кто им нравится! – горько улыбнулась Ульяна.
– Тебя не они волнуют. Тебя больше задевает то, что ты не нравишься Никите так, как хотелось бы.
– Давай не будем об этом!
– Почему? Нет ничего зазорного в том, чтобы любить его.
Ульяна почувствовала привычный жар на щеках. Когда она смущалась, то краснела заметно, густо, свекольно, и скрыть это позорище не удавалось.
– Он – мой брат!
– Он не твой брат, и ты это знаешь. Брат – это просто слово, которое ты привыкла использовать.
– Мы выросли вместе, – робко напомнила Ульяна.
– Вы были вместе меньшую часть твоей жизни. Не считается. У вас нет общей крови, а кровь все решает. Его можно любить. У него все качества человека, которого любят.
– Странные вещи ты все-таки говоришь… Да и любят не за качества, а просто потому, что человек… вот такой, какой есть!
– То есть, объединяющий в себе определенные качества, – снисходительно улыбнулась Регина.
– А ты кого-нибудь любишь?
Ульяна ляпнула первое, что пришло в голову, чтобы сменить тему, и тут же пожалела о своих словах. Регина, до этого расслабленная, заметно помрачнела.
– Да. Я любила.
– А теперь?
– А теперь тот человек умер и похоронен.
– Ой… прости, мне очень жаль!
– Не извиняйся за такое, – посоветовала Регина. Не похоже, что она затаила обиду. – Никогда не извиняйся. Ты не можешь знать чужое прошлое. У меня теперь все хорошо.
– Да, твоя семья здесь!
– Ты так считаешь?
– Все так считают, – поспешила заверить ее Ульяна. – Ну, кроме Никиты, ты уж на него не злись…
– Я и не злюсь. Поверь, скоро Никита перестанет быть проблемой.
Ульяне не понравилось, как это прозвучало, но она и сама толком не поняла, почему. Не нужно искать тайный смысл в словах Регины, не может его там быть, да еще такого зловещего…
Ведь правда?
