Владарг Дельсат
Мама для…
Глава третья
В первый раз попав в рубку, я даже не пытаюсь подойти к пульту, с которого можно вызвать журнал. Во-первых, папа говорил, что выживают осторожные, во-вторых, я не одна. Алекс, тоже сдавший сертификат обслуживания, находится рядом, поэтому мне приходится за ним следить одним глазком. Несмотря на то, что парни за тот случай извинились, доверять я им не спешу. Очень уж страшными они оказались.
Сегодня мне нужно обслужить входной контур. Он находится в стене прямо у самого входа. Освещается только место моей и Алекса работы, остальная часть рубки только таинственно блестит огоньками. Я должна опустится коленями на подозрительно напоминающие учебные сенсоры железные полоски, открыть нажатием окошко обслуживания, помеченное желтым треугольником, и приступить к работе. К очень нудной работе – выдернуть гладкий зеленый цилиндр, протереть его, аккуратно вставить на место. Если ошибусь или сделаю что-то не то, буду немедленно наказана, о чем Мозг говорит на инструктаже. Смогу ли я после этого ходить… Не хочу проверять, потому работаю очень внимательно.
Сбоку доносится треск разряда и сдавленный крик Алекса. Ого, какой сильный… Я от такого, наверное, в обморок уплыву. Руки начинают дрожать, поэтому убираю их от цилиндров, стараясь успокоиться. Чем-то мы схожи с мартышками из старого фильма, тех воспитывали вовремя нажимать рычаг. Зажигалась зеленая лампочка – мартышки получали банан, загоралась красная – удар током. Как и мы сейчас…
Мозг не считает нас разумными существами, это хорошо заметно, потому что стимуляция исключительно болевая. Уже недели две прошло, наверное, а нас именно что дрессируют. И мысли сейчас не возникает нарушить правила. Даже обычные наказания становятся вдвое более болезненными, отчего страх преследует постоянно. Боли никто не любит, я не исключение.
Пульт с журналом, скорей всего, будет мне доступен не очень скоро, но я не спешу. Поспешать нужно медленно, так мама говорила, потому я не спешу, хоть и хочется бросится к нему, но нужно хорошенько продумать мотив включения. Ибо Мозг, конечно, бдит, но есть у него и свои нюансы. Он не следит за каждым нашим шагом, ведь он не человек, а реагирует только на триггеры. Вот, чтобы обойти эти триггеры, надо хорошенько подумать.
Я заканчиваю обслуживание, закрыв панель, при этом рефлекторно сжимаюсь, потому что сейчас Мозг оценивает мою работу. Но боли не следует, видимо, я все сделала правильно, а вот Алексу опять не везет: слышится треск разряда, глухой звук упавшего тела, затем в рубку входит робот – видимо, чтобы унести упавшего парня. Кажется, их бьют намного сильнее, чем нас, поэтому они так быстро успокоились…
– Задача выполнена удовлетворительно, – сообщает мне Мозг. – Можете проследовать в столовую.
– Благодарю, – киваю я, медленно, цепляясь за стенку, поднимаясь с онемевших колен.
Ходить, конечно, тяжело после такого – ноги от неудобной позы мало что устали, да еще и постоянное ожидание боли ни к чему хорошему не приводит. Но идти надо, а то пожалею. Оставаться голодной в мои планы не входит: отсчет времени приема пищи начался с момента подачи команды, потому нужно поторопиться. Торопиться сложно, но я все равно успеваю.
Все-таки какая-то очень жесткая дрессировка, как будто Мозгу кто-то армейскую программу включил. Вот все эти принципы: «боль – лучший стимул», «солдат скучать не должен» и «думают за вас командиры», о которых в книгах написано, очень похоже на то, что у нас сейчас происходит. То есть Мозг решил максимально занять нас, превратив в какое-то стадо… Хотя вряд ли он это понимает, машина все же не человек.
Я вхожу в столовую почти бегом, насколько это возможно. Моя порция уже наверняка остыла, но я все равно набрасываюсь на жидкую белковую кашу, буквально всосав ее за минуту. Схватив хлеб в руку, чуть расслабляюсь – теперь не отберут. Взглянув на таймер, узнаю, что мне осталось что-то около семи минут на еду, поэтому прячу хлеб в карман платья, а сама занимаюсь всем, что вижу – эрзац-овощами с кусочками эрзац-мяса.
– Если создать пару с парнем, то наказания ослабевают вдвое, но прилетает сразу обоим, – слышу я тонкий голосок какой-то девчонки.
Вот эта информация разбивает мои логические построения. Получается, Мозгу зачем-то нужно, чтобы мы разбились на пары? Но это означает прицел на оплодотворение, а мы сами еще дети, что мы будем делать с детьми? К тому же мать с ребенком первое время нетрудоспо… Вот оно! Мать с ребенком нетрудоспособна, значит, по правилам озвученным, они бесполезны и подлежат уничтожению. От этой мысли меня бросает сначала в жар, а потом в холод. Такого коварства и жестокости от Мозга я все-таки не ожидала.
А вдруг я ошибаюсь? Ну, например, пары нужны для круговой поруки. Девочка будет бояться сделать что-то не так, а мальчик себя виноватым почувствует, если их будут бить вместе. Может такое быть? Вполне может, потому что думать о том, что Мозг способен уничтожать матерей и малышей, мне не хочется. Нужно будет посмотреть на практике, кто-то да будет первым, если вдруг исчезнет, тогда все станет понятно. Особенно, если убьют всю пару, оформив это как перевод на «семейный» уровень, сейчас отсутствующий.
Как-то, кажется, я сама себя запугала. Я порывисто поднимаюсь, лишь краем глаза заметив оценивающий взгляд какого-то парня, и выхожу из столовой. Мне нужно к библиотечному терминалу, чтобы выяснить кое-что о нашем Мозге. Конкретно – абсолютные запреты. Должны же быть запреты, которые он не может обойти? Не могли не включить их, значит, надо только узнать, какие конкретно имеются, и только потом делать выводы. А то разогналась, уже и дрожу вся от пережитого ужаса.
Кстати, девочке той, Лике, в туалет ходить больно, насколько я слышала, только что это значит, я не знаю, да никто не знает, нет у нас врачей. Может, во время наказания что-то повредили? От этого факта становится во много раз страшнее, потому что получается, что мы для Мозга вряд ли имеем хоть какой-то приоритет. Именно поэтому я и спешу к библиотечному терминалу.
Нужно срочно узнать, что можно сделать, потому что ощущать себя бесправной букашкой мне совсем не нравится, а подпускать к себе парней, даже если услышанное и правда, тоже страшно. Поэтому…
***
Как-то странно на меня посматривает тот парень из столовой, не нравится мне это. Так-то он довольно красивый, конечно, есть на чем взгляд остановить, но я его просто боюсь – мало ли что в голову может прийти парню? Они мне все уже показали в тот, первый день, и легко это не забудется, поэтому буду держаться от него подальше, мало ли что.
Вернемся к терминалу. Матерей и детей Мозг убить не может, у него прописана абсолютная защита, если верить справочной информации. Значит… А что это значит? Перелистываю страницы, и тут до меня доходит: разумность! У него прописано, что живущие парами имеют доказанную разумность, а разумность остальных не определена. Значит, получается, Мозг нас не приговорил, а работает над развитием колонии и появлением гарантированно разумных особей?
С одной стороны, бред, конечно, но с другой – машина же, кто его знает, что у него колесиках крутится. Но покапримем за рабочую версию, то есть именно уничтожать нас не в его интересах, значит, можно выдохнуть и посмотреть, как обосновать запрос журнала событий.
Так, это не то, это тоже, стоп! Журнал событий запрашивается в случае инспекции, проверки работоспособности пульта, а также в рамках исторических исследований. Все, что произошло более месяца назад, уже исторические события? Получается, я сама себе проблему придумала. Так глупо я себя давно не чувствовала, это правда. Но пора двигаться в свою каюту, вон и Машка идет в окружении девчонок.
– Привет, – улыбаюсь я им, с интересом оглядывая построение. – Что случилось?
– Парни себя странно ведут, – отвечает мне «командирша». – Слишком вежливо, это подозрительно.
– Это они, наверное, пару хотят создать, – хмыкаю я, на что девчонки останавливаются, ошарашенно глядя на меня.
Я же рассказываю об услышанном в столовой, да и вычитанном в терминале. О том, что парам достается меньше, а болевой импульс у парней намного сильнее, чем у нас. Наверное, это потому, что у них одежда покрывает все тело, а не как у нас. Но факта это не меняет. В интересах парней создать пару, чтобы просто было не так больно, вот и вся загадка.
Двигаясь вместе со всей толпой, я рассказываю свои выводы, на что Машка кивает. Судя по всему, она осознает их логичность. Нужно только взглянуть в терминале, что такое пара, какие у нее права и обязанности, потому что, раз и парни принялись предпринимать какие-то шаги в этом направлении, получается, не в уничтожении дело.
Скоро будет сигнал к ужину, поэтому двигаться стоит все-таки к столовой. После ужина у каждого свое расписание, но обычно это время свободно и отдается на самоподготовку, потому что утром сначала обучение, а затем работа до самого обеда. У меня же, судя по индивидуальному расписанию, – и после обеда, зато сейчас можно будет просто отдохнуть. Вызвать изображения семьи на экран и поплакать в свое удовольствие.
Громкий зуммер заставляет ускорить шаг. Вот, кажется, только что был обед, затем я встала к терминалу, читая и разыскивая информацию, не заметив при этом, сколько времени прошло – больше четырех часов. Как-то незаметно время летит, даже не ощущаю иногда. Интересно, почему еще совсем недавно время тянулось, а теперь воспринимается совершенно иначе?
Ужин от обеда по вкусовым особенностям не отличается. Что каша безвкусная, что хлеб, который я сгребаю с тарелки, чтобы съесть его попозже, когда захочется, а мне захочется обязательно. Единственная радость – какая-то сладость. Коричневая очень сладкая жижа в креманке, которую можно есть долго, но долго никто не даст, значит, нужно съесть быстро.
Серый коридор едва освещен. Это не потому, что Мозг экономит, а просто вечернее освещение – полумрак, в обычное время создающий ощущение уюта, а сейчас страха. Прячущиеся в тенях жуткие чудовища будоражат возбужденный мозг, выдавая кажущееся за действительное. Хотя я знаю, что никаких чудовищ у нас, кроме парней, нет, но неприятное ощущение сохраняется. Страшно мне… И, судя по всему, не только мне.
Вот и дверь, в которую мы всей толпой и вваливаемся. Внутри уже сидят наши девчонки, собравшиеся компактной кучкой. Они что-то горячо обсуждают, впрочем, я знаю, что именно, мы о том же говорили совсем недавно. Машка присоединяется к общей дискуссии, а я просто тихо ухожу в свою маленькую каюту, мою крепость…
Капсула для сна, в том числе и гибернационного, стоит открытой. Я выскальзываю из платья, повесив его на автоочистку, предварительно вынув из кармане хлеб, и делаю шаг к двери санитарных удобств. Хочется принять душ, смывая с себя страх. Я не одета, но здесь некому на меня смотреть, да и просто так войти никто не сможет.
После душа смотрю вокруг… Круглое глухое окно-экран, имитирующий звезды космоса. Рядом с ним рамка с изображениями лиц мамы, папы и брата. Черные тона каюты, отчего она кажется больше, но какой-то очень мрачной, – впрочем, я привыкла. Ни столов, ни стульев тут, разумеется, нет. Их просто некуда деть – едва-едва капсула помещается. В нее я и укладываюсь, чтобы просто посидеть и посмотреть на лица моих родных, о гибели которых я думать не хочу. А о чем я хочу думать?
Я вспоминаю мамочку, папочку, братика, на которого часто сердилась. Как они разговаривали, как двигались, как сердились даже, – и слезы, конечно же, не заставляют себя долго ждать. Я плачу по очень близким, родным людям, оставившим меня совсем одной среди не самого приятного окружения. И Машка, хоть и утихла, но стерва та еще, парни тоже будто звери себя повели, поэтому доверять им совсем нельзя. А кому мне тут доверять?
Я вспоминаю детство, при этом плачу, но без надрыва, и так, кажется, засыпаю, потому что оказываюсь у папы на руках. Он прижимает меня к себе, улыбаясь, и я улыбаюсь ему в ответ.
– Помни, что бы ни случилось, мы все равно рядом, – говорит мне папочка. – Мы всегда рядом, даже если очень далеко, понимаешь?
– Да, папочка, – киваю я ему, а он продолжает меня гладить, рассказывая о том, какая я хорошая девочка.
Меня обнимает и мамочка, говоря о том, что верить надо всегда и нельзя отчаиваться. И я обещаю ей не отчаиваться и дальше быть очень хорошей, чтобы она мной могла гордиться.
Я помню этот разговор. Мне было двенадцать, Мозг переводил меня в индивидуальную каюту, а я очень не хотела расставаться с мамочкой и папочкой. Вот тогда мне папа все это и объяснил. Говорил он тогда, а пригодилось сейчас. Я очень-очень постараюсь быть хорошей девочкой!
Глава четвертая
Ощутив у себя на заднице чью-то руку, я разворачиваюсь и не глядя бью покусившегося на меня. Какой-то незнакомый парень с планшетом-читалкой в руках отлетает прочь, а я, мгновенно разозлившись, уже хочу добавить, но останавливаюсь, видя непонимание в его глазах.
– Стой! – выкрикивает он, держась за грудь, куда попал мой кулак. – Ты что делаешь?
– А ты что делаешь? – от абсурдности вопроса я теряю свою злость. – Как вообще посмел!
– В книге написано, что это приятно! – показывает он мне планшет.
Не поняла – он что, думал, что сделает мне приятное? Что это за книга такая? Я выхватываю из его рук планшет, перещелкиваю на аннотацию, и тут перед глазами будто возникает красная пелена. Читая, я почти теряю контакт с реальностью – это книга об оплодотворении. Так и называется: «Методы оплодотворения самки».
– Ах ты гад! – кричу я, налетая на него. – Вот что ты сделать хочешь! Да я тебя!
Он подхватывается и как-то очень быстро убегает, а я, тяжело дыша, остаюсь у стены с планшетом. Что теперь делать, я не знаю, а первый порыв бросить планшет на пол и растоптать успешно гашу. На корабле что-либо портить нельзя, последствия мне не понравятся. Поэтому, обуздав свои желания, я решаю прочитать эту странную книгу, но у себя в каюте, благо уже поздний вечер. Ну это же надо быть таким идиотом – девчонку без разрешения за что-то хватать! За такое его свои же побьют, потому что у нас договор между парнями и девчонками.
Я иду в каюту, совершенно не оглядываясь по сторонам. Наверное, зря я так поступаю, потому что парню лет четырнадцать, он вряд ли до такого додумался самостоятельно. Возможно, кто-то захотел проверить мою реакцию на такую грубость? Вот если успокоиться и подумать, вряд ли парень додумался сам… Но, если бы его попросили, он сказал бы – или нет?
Так ничего и не решив, я ныряю в свою каюту, чтобы сначала принять душ, а потом уже разбираться со странной книгой. Я и не знала, что такие существуют, поэтому делаю все быстро – любопытно мне. Выскочив из душа, усаживаюсь в капсулу, потому что больше некуда, беру в рот кусочек хлеба и начинаю читать.
Выглядит интересно, особенно в главе о строении тела мальчишек. Свое-то я знаю, но вот тот факт, что у них писька может достигать таких размеров, меня удивляет. Тогда понятно, почему они в комбинезонах – чтобы не мотыляли и держали в чистоте. Дальнейшие картинки вызывают у меня сначала тошноту, да такую сильную, что я чуть не выплевываю хлеб, который привычно рассасываю во рту. А вот потом следует описание того, как нужно делать приятное девушке, но, по-моему, чушь там написана. Я трогаю себя спереди, как на картинке, и не чувствую ничего. Значит, или я какая-то ненормальная, или бред написан в этой книге. Завтра положу ее рядом с терминалом, пусть заберет эту ерунду.
На деле, конечно, вид чуть ли не протыкающего девушку насквозь органа, изображенного на картинке, внушает ужас и какое-то отвращение. Видимо, в этом суть создания пары, то есть девушка будет вынуждена делать все то, что написано и нарисовано в этой книге. Еще неизвестно, что хуже – болевая стимуляция или вот этот кошмар. А боль, наверное, должна не уступать стимуляции, недаром же в книге акцентируется именно эта боль. Видимо, чтобы не было сюрпризов, а вот нас почему-то никто предупреждать не собирается. По крайней мере, меня.
С мыслями о том, что надо девчонок расспросить, насколько они осведомлены о сути пар, я засыпаю. Все-таки зря я, наверное, читала это на ночь, потому что всю ночь мне снятся кошмарные сны. О том, что меня заставляют делать это – и ртом, и насаживая будто на толстую длинную палку, отчего ночью мне кажется, что сейчас напополам разорвут. Больно всю ночь очень сильно, поэтому я просыпаюсь еще до сигнала, сразу же обнаружив, в чем дело.
Чертыхаясь, тянусь за обезболивающим, потому что скидок на менструацию Мозг не делал никогда. Это естественный процесс, поэтому я должна выполнять все задачи. Теперь нужно завести внутрь специальный аппарат, который отсасывает кровь и не только. Он пробудет внутри меня неделю, зато никакой крови по ногам не потечет, да и боли будет меньше. Как это сделано, я не знаю, но с двенадцати лет я им пользуюсь, и еще ни разу проблем не было.
Понятно, чего мне такие сны снились… Когда ночью начинается, больно ужасно, хоть на стены лезь, даже не знаю, отчего так, а днем я успеваю таблетку принять – и нормально. Правда, дней пять я буду очень злой и нервной, ну да это не мои проблемы, а того, на кого я вызверюсь. Единственный минус этого прибора – он распирает внутри, отчего ходить и сидеть неудобно, ощущения странные, особенно впервые, потом все привыкают, конечно. Так, надо теперь помыться, натянуть платье и двигать на уроки.
Сегодня у меня завершение курса, будет подтвержден сертификат, если сдам, конечно. Но я должна сдать, потому что мне нужно в рубку, а затем по результатам – распределение на работы. С такими мыслями отправляюсь сначала на завтрак, никого почему-то не встретив. Стоит мне на выходе зацепить взглядом хронометр, понимаю почему – девчонки только через четверть часа поднимутся. Меня подняла боль, вот я и справилась раньше обычного.
Нормальная физиология иногда очень болезненная. На самом деле, получается, слишком многое у девочек с болью связано, зачем нас таких создали? Теперь оказывается, что еще и образование пары тоже болезненно. И ведь не знаешь, что хуже, потому что иметь парня, который что угодно сделать может, под боком – то еще удовольствие, должно быть. Опять я об этом думаю!
Что у нас сегодня на завтрак? Бурая масса с непонятным запахом и почти без вкуса. Красный эрзац-фрукт и чай. Ну и хлеб, конечно. Мама, помню, рассказывала о временах, когда у каждого продукта был свой вкус, но это, конечно, сказки. Их же тогда есть было бы невозможно – много разных вкусов в одном блюде. Скорее всего, просто оставались какие-то воспоминания, но давно утратившие актуальность, как говорит Мозг.
Закончив с едой, я встаю из-за стола, опять ловя взгляд незнакомого парня. Он оглядывает меня так, как будто лапает глазами, отчего хочется дать ему в рыло. Чтоб он глаза сломал!
***
В моем сегодняшнем состоянии стоять на коленях тяжело, но выбора нет, за нарушение Мозг сурово накажет, причем, как именно, я себе не представляю, да и знать не хочу. Сегодня я обслуживаю пульт, с которого можно запросить журнал, так что я точно узнаю, что случилось. Руки чуть подрагивают, в основном от страха, ну и слабость от такой позы накатывает, конечно. Хочется свести ноги, но сенсоры такого не позволяют, поэтому я часто отдыхаю.
Голова кружится, живот тянет, но я перепроверяю каждое свое движение, поэтому, наверное, не нарываюсь. Дополнительная боль мне сейчас не нужна, и так я вся сжата от страха. Есть у меня подозрение, что всунутый в меня прибор может выдать и болевой импульс, чего я испытывать совсем не хочу, мне книги хватило. Поставив последний цилиндр на место, выдыхаю, переходя к тому, за чем я сюда так стремилась.
– Для оценки качества работы, – громко заявляю я, борясь с желанием убежать, – необходим запуск пульта и просмотр журнала.
– Подтверждаю, – отзывается Мозг, что звучит для меня музыкой.
– Запустить пульт в режиме просмотра исторической информации, – подстраховываюсь я.
Стойка передо мной оживает десятками синих и зеленых огоньков. Ни одного желтого или красного, означающего приговор, нет, отчего я выдыхаю, но расслабляться еще слишком рано – нужно запросить доступ, что я и делаю. Я прошу предоставить мне фрагмент исторической информации, датируемой днем непосредственно перед нашим выходом из гибернации. Загорается зеленый глаз, это значит, что я сейчас узнаю… Я все узнаю…
Включается большой экран справа от меня. Я поворачиваю голову, потому что вставать команды не было, а ноги затекли, да и усиливается характерная боль, но я терплю: мне жизненно важно узнать, что произошло! И вот на разгоревшемся экране я вижу приближающийся иззубренный кусок непонятно чего. Это странно, потому что в этот момент «Ковчег» идет по кромке черной дыры для увеличения значительно упавшей скорости. Этот маневр его двигатели позволяют. И если кусок непонятно чего именно так приближается, значит, он был выброшен с огромной силой.
Он вонзается прямо между двумя модулями, перебивая переходы. В самый последний момент я успеваю заметить отметку «Земля-2». На «Ковчеге» стоит отметка пятой земли, значит, встреченный нами кусок – это то, что осталось от такого же корабля, что и наш, но стартовавшего из другой колонии?
Итак, модуль вырывает из «Ковчега» и бросает в сторону черной дыры. Наши родители, младшие братья и сестры на двух третях корабля, почти без двигателей скрываются из глаз, но я вижу, что модуль невредим до самого конца. Значит, по идее, родители могут и выжить, ведь они в гибернации, а в таком состоянии можно столетья провести. Вопрос только – это слепая дыра или червоточина? Знаний у меня не хватает, а Мозг вместо ответа на прямой вопрос отмалчивается.
Значит, большая часть корабля упала в черную дыру, а куда летим мы, не знает никто, потому что уцелели только тормозные. Но именно рассматривая то, во что превратился «Ковчег», я замечаю не полностью оторванный переход на Специальную Палубу. Кто знает, что там находится, правда… надо будет поискать информацию, но обмануть Мозг… Возможно ли это вообще?
– Проверка завершена, – кажется, я очень жалобно это произношу, но Мозг отзывается положительно, позволяя мне встать из этой болезненной позы.
Я бреду отнюдь не в столовую, потому что увидела нечто, что меня буквально размазало: родители упали в черную дыру. Неизвестно, живы они или нет, непонятно, что с ними, но черная дыра – это почти приговор, отчего мне хочется выть. Конечно же, я не хочу есть, я плакать хочу. Просто лежать и плакать всю ночь. Мамочка… Папочка… Братик… Как мне вас увидеть, как?!
Сейчас мне не хочется жить, потому что смысла я в своем существовании теперь не вижу. Просто передвигать ноги для того, чтобы не было больно? А какая разница? Ну будет больно, рано или поздно сдохну от этой боли. Я иду к своей каюте, но в этот самый момент кто-то хватает меня за руку и прижимает к стене коридора. Подняв глаза, вижу именно того парня с липким взглядом. Вытянутое какое-то лицо, масляные темные глаза, тонкие губы. Что в нем может понравиться?
– Тебя зовут Марина, меня Валера, – прижав меня к стене, заявляет этот парень. Я же жду, что будет дальше. – Я предлагаю тебе стать парой, за это отмажу тебя от кого угодно.
Он по-хозяйски залезает мне под юбку, легко добираясь прямо до занятого сейчас места. Меня чуть ли не тошнит от отвращения, поэтому, скачком придя в себя, я резко бью его обеими руками и добавляю ногой в тяжелом ботинке.
– Нет! – выкрикиваю я. – Пошел ты, тварь!
– Да ты… – сдабривая свою речь грязной руганью, он бросается на меня, сильно бьет в живот, опрокидывает на пол, задирая юбку, но в этот самый миг с потолка его бьет молния разряда.
Назвавшийся Валерой хрипит, падая на пол, а я, с трудом поднявшись, плюю на его тело и стараюсь как можно быстрее убежать. Все правильно, я высказала свое несогласие, а он хотел меня взять насильно, что у нас запрещено. Я очень сильно испугана, поэтому почти бегу, несмотря на боль в ногах. Теперь мне нужно будет ходить вдвойне аккуратно, раз на корабле у нас такая тварь.
Меня всю трясет, когда я вхожу в общую каюту. Чувствуя, что дойти уже не в состоянии, я падаю на пол, сворачиваясь в комочек, и мне наплевать на то, что юбка задралась. Здесь меня могут разве что избить, а там… там страшный! Он хотел меня… меня… До меня доходит весь ужас ситуации, отчего я горько плачу.
– Марина, Марина, что с тобой? Что случилось? – первой, как ни странно, подскакивает Машка.
– Он… он… хотел… а Мозг его… А он… – пытаюсь я объяснить, но слезы меня просто душат, заставляя рыдать все горше.
Как ни странно, но Машка все понимает. Она обнимает меня так, как и я обнимала ее совсем недавно. Командирша гладит меня, успокаивает, попутно пытаясь выяснить, кто это был, но меня трясет так, что я вообще ничего не могу сказать. Очень страшным оказался этот момент и хотя Мозг меня защитил, но это ощущение беззащитности, открытости перед насильником – оно меня едва не сломало. Ни за что на свете не хочу испытать подобного еще раз. Ни за что!
