Владимир Александрович Андриенко
Дрозды: Белая Валькирия
Глава 5
Прорыв
Прорыв красных.
3 августа 1919 год.
Поручик Лабунский добирался до Самурского полка с небольшим обозом. Обоз был под командой юного прапорщика в черной форме Корниловского ударного полка. Они везли боеприпасы для артиллерии в расположение корниловцев.
– Ваши самурцы совсем недалеко, поручик. Садитесь на телегу.
– Спасибо вам, прапорщик.
Петр сел рядом.
– Меня зовут Владимир, – сказал прапорщик. – Я всего месяц в армии.
– Вам сколько лет, Володя?
– Исполнилось 19-ть. А вы бывалый солдат? Это сразу видно.
– Пришлось повоевать. С 14-го года на фронте. Вот таким как вы отправился на войну. Мне уже 27 лет, а конца войне все нет и нет.
–А я, по книгам конечно, всегда восхищался войной. «Севастопольские рассказы» Толстого! «Война и мир»!
–О, прапорщик! То иные войны. А сейчас самая грязная война – Гражданская. Грязь, пыль и вши. Вот вам и вся романтика. Вы посмотрите на лица ваших солдат.
Лабунский показал на солдат, что ехали на других телегах.
– Они просто устали грузить снаряды, поручик, – сказал Володя. – У нас вчера три телеги сломались. Пришлось срочно менять. Пока нашли замену. Пока заставили мужичков.
Правил телегой бородатый мужик, рядом с которым сидел солдат-ездовой с винтовкой.
– Вы видели, какое лицо у нашего возницы, – тихо спросил Володя.
– Совершенно не обращал внимания.
– А вы приглядитесь. Словно с иконы сошел.
Лабунский посмотрел на мужика с черным от копоти суровым лицом. На нем был драный пиджак и старый картуз с треснутым козырьком.
– Что-то наш богоносец не слишком доволен своей миссией, – также тихо сказал прапорщику Лабунский.
– Оно и понятно. Его заставили ехать на позиции.
– Заставили?
– Под угрозой расстрела. Добровольно они не желают помогать нашей армии.
– Это мне хорошо известно, прапорщик. Крестьяне хотят продавать нам свои запасы за звонкую монету. Но где она эта монета в кармане офицера? Моего жалования «колокольчиками»11 не хватит и на хлеб. По всей зоне Добровольческой армии жуткая дороговизна. Деньги за день превращаются в простую бумагу.
– Я еще не получал ни одного жалования, поручик.
– Снабжение армии хуже некуда вот и процветают реквизиции и грабежи…
***
Из лощины показались пятеро всадников. Володя положил руку на кобуру. Но это были казаки в волчьих папахах. Конница генерала Шкуро.
– Кто это у нас? Корниловцы?
– Обоз для ударного полка.
– Кто командует? – спросил есаул.
– Я, прапорщик Одинцов.
– А вы поручик?
– Поручик Лабунский, Самурский полк. Я просто попутчик. Следую в расположение своего полка.
– Красные прорвались на участке Валуйки-Купянск. Их пока отбили. Но отдельные обряды могут попадаться. Будьте осторожны.
– Как прорвались? – спросил прапорщик. – Это наш глубокий тыл, как мне сказали.
– Вон за тем бугром лежат свежие трупы, прапорщик. Так что это уже не тыл, а передовая. Честь имею!
Дозор умчался прочь.
И есаул не соврал. За пригорком лежало несколько трупов красноармейцев. Когда они поравнялись с первым, крестьянин обратился к солдату:
– Ну-ка придержи вожжи, служивый.
– Чего?
– Вожжи придержи, говорю.
Солдат взял их из рук крестьянина. Тот живо соскочил с телеги и подбежал к мёртвому красноармейцу, который был убит в затылок. Его череп наполовину снесен. Фуражка лежала впереди. Крестьянин живо поднял её и вытряхнул кровавую массу.
Вскоре он снова сел на телегу.
– Вот свезло, так свезло! Фуражка то почти новая. Моя совсем рвань.
Возница сорвал свой картуз и выкинул его на дорогу. Затем сорвал красную ленту со своего трофея и надел себе на голову. На плечо рваного пиджака упали несколько капель крови и белой субстанции.
Володю чуть не стошнило. Лабунский только усмехнулся. Вот оно «красивое» лицо войны. И вот истинный толстовский богоносец.
– Зря вы, Володя, пошли на эту войну, – тихо сказал Лабунский.
– Но и вы пошли.
– Я солдат. А вы еще мальчик. Не стоило вам мараться. Вот вы отвернулись от зрелища, которое увидели. Но здесь вы увидите ещё не то.
– А что?
– В самом начале Второго кубанского похода, в 18-ом году, мы заняли одну деревню и увидели в доме наших мёртвых офицеров. Кстати из вашего Корниловского полка.
– Мертвых? – спросил прапорщик.
– Они были ранены, когда ваши отступили и оставили их. Думали, что красные не посмеют тронуть раненых.
– А они посмели?
– Не просто посмели. Некоторым из них фуражки прибили ко лбам.
– Прибили? Это как?
– Гвоздями. Мой командир тогда приказал расстрелять пленных красных.
– И вы расстреляли?
– Да. А пять дней назад я сам застрелил одного нашего солдата.
– Нашего? – искренне удивился Володя. – Как же так?
– Мародер. Вот видите вашего богоносца мужика? Его ведь заставили поехать с вами и везти снаряды. Думаете, он вами доволен? Он доволен фуражкой мертвеца.
– Но мы сражаемся за Россию, поручик.
– Я знаю. Но вот оценит ли она нас по достоинству, прапорщик. Это большой вопрос…
***
Ехать с обозом было удобно, но Пётру необходимо было попасть в расположение самурцев, и потому он сошёл у развилки дорог.
– Вот так напрямки вы сразу до вашего штаба доберётесь, вашбродь, – сказал Лабунскому ездовой солдат.
– Спасибо! Прощайте, прапорщик.
– Прощайте, поручик.
– Может еще и свидимся когда…
***
Лабунский пошёл пешком через лесок. Тропинку было хорошо видно. Через час он увидел впереди небольшой хутор. Всего несколько домов. Там стояла сотня конных и Петр решил переночевать здесь.
«Это конница Шкуро, – подумал он. – Не откажут в ночлеге!»
Он подошел к посту и окликнул часового. Тот вскинул винтовку и передёрнул затвор.
– Стоять!
– Свои, браток, Поручик Лабунский.
– Чего? Ты не шути! А то пальну!
– Я не шучу. Поручик Лабунский из Самурского полка.
– Погодь! Сейчас командира кликну. Товарищ командир!
– Чего тебе Семенчук?
– Тут я беляка задержал.
– Какого еще беляка? Ты что пьян, сволочь? Был строгий приказ не пить! Где только успевают!
– Дак не пил, я товарищ командир. Они сами сказали что поручик!
Лабунский хотел сразу повернуть назад, но его остановили!
– Стоять!
– Стрелять буду!
Лабунский понял, что попался! Но откуда здесь могли быть красные? Есаул дозора говорил о прорыве, но целый эскадрон в тылу Добровольческой армии. Это не укладывалось в голове…
***
В начале августа 1919 года красные начали наступление на стык Добровольческой и Донской армий и прорвали фронт, зайдя глубоко в тыл белых, заняли города Валуйки, Купянск, Волчанск. Конные разъезды красной кавалерии появились в 30 верстах от Харькова.
В прорыве участвовало 11 пехотных дивизий Красной армии и три кавалерийских корпуса…
***
У поручика отобрали оружие и отвели в дом. Там он к своему удивлению снова увидел знакомого. Это был Иван Хотиненко. Но на его папахе теперь красовалась алая лента.
– Вот так встреча! Дак этой мой старый знакомец. Ваше благородие! Заглянул к нам на огонек?
– Атаман?
– Уже не атаман. Командир отдельного полка красных казаков.
– И как же вас занесло из банды «царя» к красным, товарищ Хотиненко?
– Садись, ваше благородие. Ты я вижу уже не полковник?
– Поручик.
–Так оно вернее. Не ждал нас здесь увидеть. Думал банда вашего атамана Шкуро? Дак мы посекли его отряд в степи и взяли этот хутор.
Лабунский сел на лавку.
– Я так и не понял, как вы попали к красным, атаман?
– Дак девка твоя уговорила.
– Моя девка? – не понял Лабунский атамана.
– Товарищ Губельман. Она ныне комиссар в моем полку. Мои парни её как огня бояться. И я сам побаиваюсь. Редко чтобы баба могла Хотиненко напугать. А она смогла. Но ты-то её лучше моего знаешь.
– Анна смогла уговорить вас воевать за красных?
– Показала, кто есть кто. И атамана нашего Гордиенко она ухлопала.
– Как же так?
– Не пистолетом и шашкой воюет как мы с тобой, поручик. Словом! Что за баба! Ни бога, ни черта не боится! Она тогда и тебя приказала не трогать, поручик. Ты ей жизнью обязан. Но вот ныне мои казаки тебя к стенке приставят. Не обессудь. Уж больно они на вашего брата офицера злы.
Лабунский развел руками, покоряясь судьбе. Может быть, так и будет лучше.
– И просить не станешь? – усмехнулся Хотиненко.
– Нет, – ответил Петр. – Хотя попался я глупо. Как все быстро меняется на этой войне.
– Скоро вам белякам конец. И года не пройдет, как скинем вас в море. К 1920 году вас здесь не будет. Не веришь?
– Позволю себе усомниться в правдивости предсказания, – ответил Лабунский.
Но Хотиненко только пугал поручика. Он не собирался ставить его к стенке. Пусть все решает комиссар полка.
– Эй, Тимощук!
– Здесь, товарищ командир.
– Запри этого в сарае! И приставь караул.
– Сделаю как надо. А ну выходь!
Лабунского увели…
***
Утром с двумя сотнями красных казаков на хуторе появилась комиссар Губельман.
– Хотиненко! – позвала она, не сходя с седла.
– Товарищ Губельман? Вы уже здесь?
– Собирайся. Мы уходим отсюда. Два конных полка Шкуро появились неподалёку.
– Два полка?
– Донесения наших дозорных. Не меньше двух полков. Нам стоит отойти к основным силам.
Хотиненко приказа седлать коней.
– А с пленным, что прикажете делать? – спросил он комиссара.
– С каким пленным?
– Дак вчера белый офицер набрёл на нас случайно.
– Большая птица?
– Поручик.
– Давно нужно было расстрелять его. Или тебе, Хотиненко, офицерья жалко стало?
– Я бы так и сделал, товарищ Губельман. Но этот поручик ваш знакомый.
– Знакомый? – не поняла Анна. – Ты про что?
– Господин поручик Лабунский.
– Лабунский? Здесь? Откуда?
Анна сама зашла в сарай и увидела Петра.
– Петя? Это, правда, ты?
– Я, Аня. Рад тебя видеть.
– Как ты здесь оказался?
– Судьба.
– А если серьезно.
– Я совершенно серьезно, Аня. Направлялся в расположение своего полка и никак не ждал встретить здесь, в нашем тылу, тебя. Я не знал, что ты стала комиссаром конного полка.
– Обстоятельства так повернулись. Когда я привела Хотиненко и его людей к нашим, командование выразило свое недоверие. Сказали, что не станут вчерашние бандиты драться за Советскую власть. Вот я и предложила стать у них комиссаром. Взяла всю ответственность на себя. Но что теперь делать?
– Решай.
– Я оставлю тебя здесь. Мы сейчас уходим. Как только покинем хутор, ты свободен.
– А проблем у тебя не будет?
– Это мои проблемы, Пётр. Но я думаю, что тебе стоит подумать о себе. Тебе не слишком везёт в армии Деникина. Потому вот тебе мой совет – не возвращайся в полк.
– А что мне делать?
– Что хочешь. Но в свой полк не возвращайся. Тебе не всегда будет улыбаться удача как сегодня.
Анна достала из кобуры маузер и дважды выстрелила вверх.
– Прощай, Петр.
– Прощай, Анна. Я тебе должен уже два раза, за спасение моей жизни.
– Не стоит беспокойства. Живи, Лабунский, живи и помни.
Она ушла из сарая и плотно закрыла двери…
***
– По коням! – приказала Губельман. – К вечеру нам нужно присоединиться к нашим. Мы слишком далеко оторвались. Хотиненко!
– Да, товарищ Губельман!
– Выслать разведку к селу Пахомово!
– Есть, товарищ комиссар.
– Если заметят разъезды конников Шкуро или казаков Мамонтова, в схватку не вступать. Желательно чтобы они вообще не заметили нас…
***
В расположении Самурского пехотного полка.
Батальон капитана Штерна.
Август, 1919 год.
Капитан Штерн выслушал поручика. Лабунский рассказал ему все. Даже о встрече с бывшим атаманом Хотиненко и комиссаром Анной Губельман.
– И она меня снова спасла, капитан.
Штерн сделал вывод:
– Ты одновременно и счастливчик, и неудачник, поручик.
– Как тебя понять?
– За блестящее выполнение задания мог получить штабс-капитана! И должность потеплее при одном из штабов. Но по своей дурости ты снова все испортил, поручик. Зачем ты вмешался в дела военного коменданта?
– Так получилось.
– Чего тебе этот еврей? Их сейчас сотнями убивают. Сам Деникин ничего сделать не может. А ты влез!
– Влез. И что теперь? Я могу повредить твоей карьере?
– Не болтай ерунды, поручик. Я возьму тебя обратно, но в свою роту ты не вернёшься. Там прочно обосновался Мезенцов. Замени я его сейчас на тебя – будет скандал. А впереди наступление. И скандал совсем не к месту.
– Я понимаю.
– Да и скоро искать тебя станут, поручик. Я слышал про полковника Ряполовского. Он этого просто так не оставит. Но дело для тебя здесь найдется. Красные прорвали фронт, и нам вчера пришлось выдержать атаку их кавалерии.
– Я готов стать простым солдатом…
– У меня нет офицерской роты, поручик. У меня офицер занимает положение командира.
Телефонист принес сообщение.
– Ваше благородие, господин капитан, сообщение от полковника.
– Что там?
– Приказ выступать на Волчанск! И еще одно сообщение. Срочно и секретно.
– Говори!
– Можно ли при господине поручике?
– Говори! Здесь не штаб армии!
– Вам предписано отправить поручика Лабунского в расположение контрразведки армии.
– Что?
–Второе сообщение от начальника отдела контрразведки капитана Васильева.
Штерн отправил с телеграфиста и посмотрел на Лабунского.
– И что ты думаешь?
– Буду выполнять приказ. Избавлю тебя от неприятностей.
– Брось! Я не выдам тебя и помогу тебе скрыться.
– Скрыться? Ты что? Куда мне бежать? К красным?
– Контрразведка сейчас лютует. Особенно после того как красные нанесли по нам удар. Всюду ищут шпионов. А ты еще на Губельман нарвался. А если они знают про это?
– Откуда? Не Анна же передала им сведения. Времени прошло слишком мало. Да и что было при этой нашей встрече.
– Тебя не расстреляли! А это уже для контрразведки подозрительно. Вспомни, как нас мурыжили после Екатеринодара. Да и Мезенцов мог дать тебе не совсем лестную характеристику. Если его об этом просили, то он это сделал. Можешь не сомневаться.
– Я выполню приказ, капитан. Никакой вины за собой я не чувствую. И мне нечего бояться.
– Ну, хоть с Васильевым не откровенничай, поручик. Про последнюю встречу с Губельман ничего ему не говори…
Глава 6
Контрразведка
Пожелтела листва в эту осень,
Словно золото наших погон.
Не меня ль это поезд уносит
И качает военный вагон?
Борисов Ю.А.
***
Харьков
Штаб Добровольческой армии Май-Маевского.
Контрразведка.
Полковник Вольский.
Август, 1919 год.
Полковник Вольский вызвал к себе ротмистра Ларионова. В последнее время они работали вместе.
Ларионов был во время Великой войны12 в агентурном отделе разведки сначала кавказского фронта, затем юго-западного фронта, и в декабре 1916-го переведен в Петроград, где занимался следствием по убийству Григория Распутина. Царь Николай очень хотел наказать убийц, и дело обещало принести чинам полиции и жандармерии, которые участвовали в следствии, большие дивиденды и царскую милость. Но 2 марта 1917 года царь Николай Второй отрекся, а 4 марта у руля государства оказалось Временное правительство. Поступил приказ нового министра Юстиции дело об убийстве Распутина прекратить. Поэтому Ларионов тогда так и не был произведен в подполковники.
С начала формирования Добровольческой армии Ларионов был при ставке генерала Корнилова. После гибели последнего служил в штабе Кутепова и вот перешёл под начало Вольского при командующем Добровольческой армией генерал-лейтенанте Май-Маевском.
– Прошу вас, Антон Захарович, – Вольский ждал Ларионова для важной беседы.
– У вас что-то срочное, господин полковник? Меня вырвали прямо с допроса.
– Очень срочное, Антон Захарович. И это гораздо важнее той сети подпольщиков, которыми вы занимаетесь сейчас. Посмотрите сюда.
Вольский показал на карте город Купянск.
– Сегодня его заняла сводная кавалерийская бригада13 красных. А вот Волчанск, куда сегодня уже зашли части 8-й армии красных.
– Сегодня?
– Да 22 августа 1919-го года. И в штабе сводной кавбригады красных знали о численности наших сил. А между тем подпольная сеть в Харькове вами ликвидирована.
– Это так, господин полковник, – сказал Ларионов. – И это не единственный успех контрразведки нашей армии. Мы не только ликвидировали красное подполье в Харькове. Мы завербовали одного из штабистов Ударной группы красных.
– Что? – удивился полковник. – Но я об этом ничего не знаю!
– Я заведую агентурной частью, господин полковник. Я не собирался ничего скрывать от вас. Но произошло это недавно, и, можно сказать, нам помог случай.
– Кто этот человек?
– Я предпочитаю называть его «штабист».
– Это разумно. Иногда называть имен не стоит даже среди соратников по борьбе. Должен согласиться. Много ли людей здесь знают его имя и какое положение он занимает в армии красных?
– Три человека.
– Целых три? И вы четвертый? – спросил полковник Вольский.
– Нет. Это вместе со мной.
– Пусть будет так. А его не могли вам подставить специально? – спросил Вольский. – В свое время в Петербурге мы мастерски подставляли революционерам своих людей.
– Контрразведка красных? – Ларионов посмотрел на полковника. – Я не могу отрицать такой возможности. Но не думаю, что это так. Вот вы сказали, что красные взяли Купянск.
– Да.
– А «штабист» предупредил нас три дня тому назад, что в штабе красных были осведомлены, что Купянск прикрывала Пластунская бригада. Но численность этой бригады сильно сократилась за последние два месяца. Ранее в ней было 1300 человек, но сейчас осталось около 300 штыков и 150 сабель. Реальной силой участка был только бронепоезд «Офицер». Но его перебросили за сорок вёрст от Купянска.
– По чьему приказу? – поинтересовался Вольский.
– Генерала Кутепова. В его штабе получили сведения о возможном прорыве красных вот на этом участке. Но там никакого наступления не было.
– Значит, им нужно было просто убрать «Офицера» с позиций? – догадался Вольский. – И это наводит на мысль, что предатель владеет оперативной информацией.
Ларионов согласился:
– «Штабист» высказал такое опасение. Теперь Купянск в руках красных и значит, он говорил правду. И нам с вами необходимо разработать операцию по выявлению агента и дезинформации штаба Ударной группы красных.
Вольский задумался. Он ведь еще осенью 1918 года подозревал, что красные могли забросить своего человека к Дроздовскому. А сейчас этот офицер мог перейти даже в штаб Добровольческой армии.
– У вас имеются соображения, господин полковник?
– У меня были подозрения еще осенью 1918 года.
– Подозрения о чем?
– Тогда я был начальником контрразведки в дивизии Дроздовского. И службу эту создавал, что называется, с нуля. В мае после захвата Ростова к нам присоединилось много офицеров. Это было удачное время, чтобы заслать к нам своего человека. Я сам бы на месте ЧК поступил бы именно так.
– И кого вы подозревали, полковник?
– Нескольких офицеров. У меня до сих пор есть их список. Никогда не выкидываю важные бумаги. Конечно, к этому времени часть из них погибла. Но есть и те, кто продолжает нести службу и повышается в чине.
– Кто же они?
– Это больше десятка офицеров, ротмистр. Первый среди них корнет, а ныне поручик, Лабунский. Я подозревал его из-за его знакомства с Анной Губельман. Хотя я быстро снял с него подозрения. Они были знакомы еще в довоенное время, когда сама Губельман была только гимназисткой. Я списал их встречу в Ростове на простую случайность.
– Поручик Лабунский? Мне знакомо это имя.
– Вы с ним встречались в августе 1918 года. После его возвращения из Екатеринодара.
– Этот случай я не забыл, господин полковник. Но сейчас я не об этом. Имя поручика Лабунского мне попадалось в сводках совсем недавно. Вспомнил! Этот тот самый офицер, на кого жаловался полковник Ряполовский!
– Ряполовский? Начальник службы тыла при штабе Май-Маевского? – спросил Вольский.
– Он самый! И он подал рапорт на самоуправство поручика Лабунского.
– Лабунский выполнил недавно важное поручение по линии контрразведки.
– Вот как? – Ларионов посмотрел на полковника. – И что это за поручение?
– Всем заправлял капитан Васильев, ротмистр. Это было его дело и касалось оно «царя Глинского».
– Так это поручик Лабунский был тем самым агентом, господин полковник?
– Он. И благодаря ему полк Миклашевского занял село Глинское. Это был хороший плацдарм для нашего наступления на город Зеньков. И что случилось, ротмистр? В чем суть жалобы Ряполовского на поручика?
– Поручик проявил самоуправство. Хотя агент красных так бы себя вести не стал. Если он не идиот.
Ларионов рассказал Вольскому суть инцидента. Полковник ответил:
– Вы правы, Антон Захарович. Но все равно его поведение меня настораживает. И особенно сейчас.
– А кто еще был в вашем списке в 1918 году, господин полковник? – спросил ротмистр. – Кроме поручика Лабунского?
– Даже наш офицер контрразведки, ротмистр.
– Вот как? – Ларионов был удивлён. – И кто же он?
– Капитан Васильев.
– Васильев? Я наблюдал за его работой. Она безупречна, хоть ранее он не имел опыта такого рода делах.
– Возможно, он имеет опыт.
– А при каких обстоятельствах он к нам попал? В контрразведку?
– Я взял его к себе.
– Вы лично, господин полковник?
– Васильев перешел на нашу сторону в Ростове. Командовал в армии Донской Советской Республики бронепоездом «Пролетарий». Но отказался стрелять по нашим частям и перешёл на сторону Дроздовского. Вместе с Лабунским.
– И вы взяли такого человека в контрразведку? – спросил Ларионов.
– Но вы же и сами знаете его биографию, Антон Захарович.
– Но мне бы хотелось знать ваши мотивы, господин полковник.
Вольский ответил:
– Он в прошлом социалист, но разочаровался в социалистических идеях. Человек умный и предприимчивый.
Ларионов вспомнил, что Васильев долго отсутствовал на службе осенью 1918 года. Вольский подтвердил это, но тогда его вполне удовлетворили объяснения капитана.
– Фронт продвигался очень быстро. Обстановка менялась и ему было нелегко снова перейти на нашу сторону после задания.
– Согласен. А кто еще, господин полковник? – спросил Ларионов.
– Капитан Штерн.
– Штерн? Это, если не ошибаюсь офицер Самурского полка? Командир батальона?
– Он самый.
– А что в нем странного?
– Он сидел в ростовской тюрьме и даже был приговорён большевиками к расстрелу. Его спасло наступление Дроздовского и взятие Ростова. Он сказал, что ранее служил в лейб-гвардии Кексгольмском полку. Но никто, не смог этого подтвердить. Мы тогда тайно проводили опрос среди офицеров. Лабунский, например, действительно был корнетом лейб-гвардии уланского полка. Это подтвердили семь наших офицеров.
– Этот факт подтверждает и полковник штаба армии Густав Кальве, – сказал Ларионов. – Он был тогда ротмистром лейб-гвардии уланского полка и Лабунский служил под его началом.
– А вот про Штерна такого сказать нельзя.
– У нас нет никого из бывших офицеров Кексгольмского полка?
– Есть несколько человек, но служили они в разное время со Штерном.
– А есть факты, что Штерн врет насчет своего прошлого? – уточнил Ларионов.
– Фактов нет. Есть сомнение. Но о его прошлом на германской войне мы знаем лишь с его слов. А ныне он командует батальоном Самурского пехотного полка. Его батальон занимает важный участок. И он владеет оперативной информацией, ротмистр. Штерн знал о численности пластунской бригады под Купянском и знал о бронепоезде «Офицер».
– Вы хотите сказать, что он мог передавать оперативную информацию противнику?
– Я этого не могу утверждать. Но вполне можно такое предположить.
– Значит и капитан Штерн, и капитан Васильев, и поручик Лабунский могли при случае предать информацию в штаб красных?
– Могли! А потому у меня есть одна хорошая идея, ротмистр. Вы ведь помните дело осени 1918 года? Заброска наших офицеров в красный Екатеринодар?
– Это когда вы отправили две группы? Одну для отвлечения внимания. И в ней как раз находились Васильев, Штерн и Лабунский.
– Именно. Результатом тогда стала смерть командарма красных Сорокина. И сейчас я думаю повторить тоже, что было тогда.
Ларионов посмотрел на Вольского:
– Что вы задумали, господин полковник?
– Мы сразу сделаем несколько дел, ротмистр, – сказал Вольский. – И самое главное – уберем самого опасного врага. Также как было в случае с командармом Сорокиным в 1918 году!
– Вы говорите о командующем Ударной группой красных Селивачеве?
– Именно так. Его стоит ликвидировать и это ослабит наших врагов. Селивачев талантливый генерал Русской армии и служит большевикам. Он наш убеждённый враг.
– Но стоит ли повторяться, господин полковник? Тогда группа Васильева была отправлена для отвлечения внимания. Ныне, если среди них есть агент красных это может не сработать.
– На этот раз мы немного усложним задачу отвлекающей группе, ротмистр. В Воронеж отравляем две группы, – сказал Вольский. – Одна для ликвидации Селивачева. Вторая для отвлечения внимания. Почти всё как было в Екатеринодаре в 1918 году.
– Вы хотите послать капитана Васильева?
– И с ним капитана Штерна и поручика Лабунского.
– Но капитан Штерн ныне является командиром батальона Самурского полка. Командир полка его ценит.
– На его место будет оправлен новый офицер.
Ларионов спросил:
– Но какую цель заброски в Воронеж вы дадите Васильеву? Ранее он знал, что его группа отвлекающий маневр. Ныне я не стал бы ему этого говорить.
Вольский ответил:
– Вы правы, Антон Захарович. Но времени задумывать что-то сложное и многоходовое у нас нет. Мы дадим им такое задание, которое они не выполнят, если окажется, что среди них агент большевиков. Так мы найдём тайного врага, или того кто связан с врагом в нашем штабе.
– И что это за задание? – спросил Ларионов.
– Устранение одного или двух видных большевистских лидеров в Воронеже.
– Это довольно грубо, господин полковник. Они же офицеры, а не наемники.
– Вот и пусть послужат Белому делу, ротмистр!
Ларионов задумался. Проверка слишком примитивна, но действительно большевики не станут жертвовать своими лидерами. И времени на раздумья у них не будет. Убийство дело серьезное. Как только узнают – сразу арестуют. Ждать они не станут.
– Что скажете, Антон Захарович?
– Согласен с вами, господин полковник. Нужно послать за Штерном и Лабунским.
– Поручик Лабунский уже отозван с фронта. Я нынче же отправлю телеграфом приказ командиру Самурского полка откомандировать и капитана Штерна в распоряжение штаба армии.
– А капитан Васильев? – спросил Ларионов.
– Он уже вызван в Харьков из штаба корпуса. И еще одно, Антон Захарович. Вы знаете агента Зотова? Бывшего эсера14, который сотрудничал с охранным отделением?
– Зотов? Как же! Это сумасшедший, которого даже его товарищи исключили из партии. Но настоящий убийца. К тому же садист.
– Ныне он находится в Воронеже.
– Вот как?
– И его мы дадим в помощники нашим офицерам.
– Это жестоко, господин полковник.
– Но проверка для них будет отличная. Вам стоит все подготовить, ротмистр.
– Как прикажете, господин полковник.
***
Харьков
Штаб Добровольческой армии Май-Маевского.
Август, 1919 год.
В штабе Добровольческой армии на особом совещании говорили о сложившейся обстановке.
Командующий генерал Май-Маевский сказал:
– Крупные силы противника сосредотачиваются в районе Бутурлиновки, господа. Есть угроза флангового удара со стороны Донской области. Наши части в настоящий момент продолжают наступление на Курск. Но ударная группа красных Селивачева слишком растянула фронт от Белгорода до Купянска на 150 верст и от Купянска до Новохоперска.
– Мне кажется, ваше превосходительство, – сказал начальник штаба генерал-майор Достовалов. – Что ввиду опасности сдачи Харькова, нам следует эвакуировать штаб.
– Господа, главнокомандующий Антон Иванович Деникин уже отдал директиву о ликвидации прорыва красных. Конный корпус Шкуро выступит на Старый Оскол и Воронеж. Части корпуса уже перебрасываются по железной дороге до узловой станции Ржава. Также на помощь Шкуро будет переброшен сводный стрелковый полк, задействованный ранее в борьбе с бандами Махно. Растянутые фланги 8-й армии красных дадут нам возможность устроить им Канны, господа. Василий Игнатьевич, что у вас по бандам Махно?
– Я получил полный отчет от нашей разведки, ваше превосходительство.
– Доложите.
– Армия имени батьки Махно, так они себя называют, господа, насчитывает небольшое постоянное ядро в 5 тысяч человек. Состоит из личного конвоя Махно, это около 300 человек под командой некоего атамана Кийко. Конного полка в 1 тысячу сабель под командой бывшего вахмистра Долженко. Самая грозная его сила – это ездящая пехота – около 800 пулеметных тачанок. На каждой один-два пулемета и экипаж от 4 до 5 человек. Всего три с половиной тысячи человек под командой матроса Гурко. Артиллерия всего шесть 3-дюймовых орудий.
– Все, Василий Игнатьевич? – спросил Май-Маевский.
– Это, как я сказал, постоянное ядро его армии. Но есть временные пехотные части. Они собираются по махновской мобилизации и дают Махно от 10 до 15 тысяч бойцов. Эти части формируются из крестьян.
– И они идут к нему служить? Крестьяне всячески избегают мобилизации, как в красную, так и в нашу армии.
– Это так если говорить о нашей или красной мобилизации. Но к Махно крестьяне идут охотно.
– Вот как?
– Наша войсковая разведка доносит, что махновские организации имеются во многих селах Таврической, Екатеринославской, Полтавской и Харьковской губерний. И благодаря этому Махно точно информирован о положении на местах.
– А вот это уже работа для нашей контрразведки, – сказал Май-Маевский.
– Ваше превосходительство, раскрыть эти организации при занятии сел нашими войсками невозможно. Я не стал бы обвинять нашу контрразведку в плохой работе. Махновцы отлично владеют приемами конспирации. И крестьяне им сочувствуют. Тайные махновские организации скрывают раненых, накапливают оружие, так необходимое при мобилизации. Это надежный тыл. Ваше превосходительство, которого не имеем мы.
– В чем же секрет его популярности. Василий Игнатьевич?
– Все просто, ваше превосходительство. Армия Махно всегда найдет фураж для лошадей и пищу для людей. Это нам приходиться все выбивать, а ему крестьяне отдают это охотно. Махно производит расчеты за все взятое товарами, которые его люди забрали в городах или отняли у нас или большевиков. И платит он щедро. А наши войска занимаются грабежом. На чьей же стороне будут симпатии крестьянства? Здесь не нужно быть пророком, господа.
– Пусть это решает проблему снабжения. Но мобилизации?
– Еще проще, господа. Мобилизованные к Махно полки не воюют долго. Сражаются только в своей губернии и могут забирать себе всю добычу. Поэтому они возвращаются назад нагруженные добром. Эта война не так обременительна и она выгодна. А что даем мы рядовому солдату, уставшему от войн? 250 рублей жалования бумагой, которая обесценивается каждый час?
– Нужно спасть Россию, а не считать рубли, Василий Игнатьевич.
– Вот именно поэтому наши части так и не смогли ликвидировать отряды Махно. Они дают крестьянам что-то реальное, а не пустые обещания. А сейчас это важнее «золотых гор» в будущем.
– Возрождение России – пустые обещания? – спросил один из генералов. – Ну, знаете, Василий Игнатьевич.
– А разве наши лозунги хоть кто-то понимает или принимает их? Я сейчас говорю о крестьянстве. Что такое для них Единая и неделимая Россия? Что для них Учредительное собрание или Конституционная Российская республика? Это пустой звук, господа! А вот телега, груженная награбленным в городе добром – это телега с добром! Спросите у мужика, что ему ближе!
