Владимир Александрович Жуков
Коварный дуэт
4. Светский раут
Неожиданный диссонанс в смутно-выжидательное состояние Дубняка внес телефонный звонок от пациентки, месяц назад побывавшей у него на приеме пациентки.
– Слушая, – произнес стоматолог в тревожном ожидании, ибо каждый звонок невольно связывал с гибелью Лозинки.
– Добрый день, Семен Романович, приглашаю вас на светский раут, на юбилей? – прозвучал интригующе ласковый женский голос. У него отлегло от сердца.
– Душечка, будьте столь любезны, напомните о себе. Извините, у меня так много задушевных клиентов, что сознание не удерживает имена всех в памяти. Надо срочно покупать компьютер, – посетовал он. – Вот если бы я увидел вас визуально, то обязательно вспомнил бы.
– Как же так, Семен Романович, я о вас каждый день помню, а вы сразу – с глаз долой, из сердца – вон! – упрекнула она и назвалась. – Розалия Ефимовна Блинкина. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Ах, душечка, госпожа Блинкина! Розочка, простите меня великодушно, – покаялся стоматолог.
– Не называйте меня Розой и Розочкой, – возразила она.
– Почему же, любезная? Какая разница, что в лоб, что по лбу? – удивился Дубняк.
– Во-первых, слишком созвучно с козочкой. Во-вторых, Роза – означает один цветок, а Розалия – много, как на плантации или в оранжерее. Там разнообразие роз, красных, белых, желтых, бордовых, пурпурных, и даже черных. В-третьих, сейчас модно называть девочек и женщин Розами, их развелось много, а Розалия – большая редкость. В этом мое отличие от всяких роз и мимоз…
– Логично, – согласился стоматолог.
– Я очень люблю посещать Никитский ботанический сад, что вблизи Ялты. В саду богатейшая коллекция роз, орхидей, ирисов, кактусов и других экзотических растений, в честь которых устраивают балы. Среди них я чувствую себя королевой роз, – продолжила она
– Теперь мне все ясно, Розалия Ефимовна, – польстил стоматолог. – И сколько вам, драгоценная душечка, годков стукнуло?
– Женщине неприлично задавать такой вопрос. К тому же, вы заполняли мои паспортные данные в анкету или в медицинскую карточку, – напомнила старушка.
– Извините еще раз. Очень разволновался, ваш ангельский голосок действует на меня магически. А где вы собираетесь отмечать юбилей?
– У себя дома. Оцените мои кулинарные шедевры. Будет черная и красная икра, осетрина, омары, печень трески, кальмары и другие деликатесы. На десерт торт «Черный принц» и сюрприз, на который только способна щедрая на ласки женщина. Люблю домашний уют. Устала от ресторанов, кафе, шумных застолий с пьяными и вульгарными мужиками и бабами. Вокруг чужие наглые и завистливые глаза, официанты, вымогающие чаевые. По этой причине я с последним мужем, а он у меня был пятый, значит, клятый, я разошлась. Он не просыхал в окружении светских львиц, которые его доили, выманивая валюту и драгоценности.
– Розочка, ой, извините, Розалия Ефимовна, кто еще будет на званом ужине?
– Только мы с вами, как говорится, в камерной, интимной обстановке. Не бойтесь, у меня к вам исключительно материнские чувства, которые мне, увы, так и не удалось испытать по причине бездетности. Где только не лечилась, пока ворожея Фая не сообщила, что на мне лежит родовое проклятие, печать безбрачия.
– Искренне вам сочувствую. Не отчаивайтесь, еще не вечер.
– На подарки не тратьтесь. У меня всего в достатке.
– Негоже перед такой очаровательной дамой появляться с пустыми руками. Я же не Альфонс, не халявщик, как Леня Голубков из МММ, – возразил он и обрадовался, размышляя: «Это приглашение очень кстати. Еще во время первого ее посещения по ювелирным изделиям и золотым коронкам определил, что весьма состоятельная особа. Для своих семидесяти лет бодрая женщина. Сама судьба предоставляет мне шанс компенсировать потери от нелепой неудачи с Лозинкой».
– Семен Романович, я не услышала ответ. Вы приняли мое приглашение или хотите огорчить одинокую женщину?
– Обязательно буду, спасибо за приглашение. В который час рандеву?
– В 19. 00, не опаздывайте. Условный знак – три коротких звонка.
– Буду, как штык!
– Благодарю, – промолвила она. «С Лозинкой произошел облом, а с этой мадам есть шанс оказаться в дамках. Только бы все получилось. С Розочки, наверное, и следовало начинать, но к моменту ее первого визита у меня еще не созрел гениальный план».
За пять минут до назначенного времени он с букетом белых роз и хрустальной вазой в пакете подошел к двери квартиры Блинкиной, трижды нажал на кнопку звонка.
Тяжелая стальная дверь легко отворилась и перед взором Дубняка предстала среднего роста элегантная дама с удлиненным овалом лица, крючковатым носом, глазами навыкате и бородавкой на подбородке.
Пинцетом были прорежены брови, ставшие тонкими и дугообразными, подведены черной краской для сокрытия седины. На тонкой шее повязан шарфик розового цвета. На полуобнаженных плечах белая с кружевным воротничком кофточка, Юбка едва прикрывала колени ног в черных ажурных колготках. На голове парик с сиреневой копной.
– О-о, вы само великолепие! Выглядите на шестьдесят, нет, на пятьдесят лет! – вырвалось из груди стоматолога, не ожидавшего такой трансформации старушки в стильную даму. – Даже не ведаю, к какой группе женщин вас отнести? Знаю, что белокурые и светлые – блондинки, черноволосые – брюнетки, с каштанового цвета прядями – шатенки. А у вас необычный, перламутровый цвет кудряшек. Может, назвать вас перламутровой? Красиво и забавно.
– Никаких перламуток. Я от рождения жгучая брюнетка, – заявила Розалия. – Приходиться постоянно менять цвет волос, потому что проклятая седина проявляется на темном фоне. А пурпурный и медно-рыжий цвета очень молодят. Рыжий цвет не признаю, потому, что во мне сразу же узнают еврейку. В общем, экспериментирую с разными цветами и модными прическами.
– Разумно для конспирации, – одобрил Дубняк, а сам подумал: «Доиграешься, пока не облысеешь и станешь экспонатом для анатомического музея».
– Семен Романович, знакомьтесь, это моя любимица Мася, ей три годика стукнуло, – указала на белошерстную болонку с потешной мордочкой и сверкающими глазами-бусинками, выбежавшую на звук электрозвонка. Она залилась лаем, норовя уцепиться зубами за край штанины гостя. В другой ситуации он ударил бы назойливую собаку ногой, но сейчас лишь посетовал.
– Вот те сюрприз, облаяла, словно Моська слона, знать она сильна, – вспомнил он строчку из басни Крылова.
– Не бойтесь, так она приветствует гостей и одновременно выслуживается передо мной. Мол, защищает. А сама трусливая, безобидная и ручная, как белка. Вы очень скоро подружитесь, – заверила хозяйка.
– Знал бы, что у вас водится такое прелестное создание, то обязательно купил бы вашей Масюне собачий корм. В следующий раз ждите меня с гостинцем. А пока подарки виновнице торжества.
– Импортный корм, черную и красную икру, курятину и бульон она очень обожает. У нее такой же гастрономический вкус, как и у меня. Оба – искушенные гурманы, – призналась Розалия Ефимовна.– Я на собственном опыте убедилась в том, что домашние животные копируют характер хозяев. Мася – мое утешение, живая душа, собеседница в часы одиночества. Приласкается, подаст голосок и мне легче.
Дубняк поцеловал ее руку, заметив, что почти все пальцы унизаны перстнями и кольцами, и подал цветы.
– О-о, мои любимые цветы, какая прелесть! – восхитилась она, принимая из его рук букет белых роз. Поднесла к лицу и, кокетливо улыбаясь, спросила.– Как вы догадались, что это мои любимые цветы?
– Легко, ведь вас зовут. Розалией, – он галантно поцеловал ей руку.
– Да, я обожаю розы. И с белым цветом не промахнулись. Тонкий аромат, богатая гамма красок. Мне также нравятся пурпурные, бордовые, желтые, алые и красные. А вот черную розу, слышала, что селекционеры вырастили и синюю, не приемлю.
– Понятно, черная роза – эмблема печали, а голубая – признак нетрадиционной сексуальной ориентации, – усмехнулся гость. – Белые особенно востребованы, ведь это цвет чистоты, нежности. Каждая женщина, сколько бы ей не исполнилось лет, мечтает о новой любви с белого листа, а точнее, с белой розы.
– Какой вы тонкий психолог, искусный сердцеед.
– Не удивительно, ведь женщина – самая прекрасная и интересная книга, чтение которой никогда не наскучит, ибо доставляет гамму ярких чувств и наслаждений.
– Вы – поэт. Так красиво, изящно излагаете свои мысли, – она вытянула тонкие губы дудочкой и нацелилась в его губы, но Дубняк к ее огорчению подставил щеку.
– Спасибо за комплемент и цветы, – поблагодарила юбилярша и жестом пригласила в зал. Дубняк остановился на пороге и увидел за богато накрытым с красивой сервировкой столом женщину с рыжевато-медными прядями волос. Черты лица грубые, словно высеченные из глыбы гранита, горбатый нос, черные усики над верхней губой и тяжелый подбородок.
– Розалия Ефимовна, что еще за кукла (хотел сказать мартышка)?! Вы же говорили, что будете одни? – упрекнул он.
– Не удивляйтесь, не расстраивайтесь, Семен Романович. Это моя закадычная подруга Клавочка Ивановна Рябоконь, – пояснила хозяйка. – Она в последний момент напросилась в гости, поэтому считайте это приятным сюрпризом. Ей очень захотелось познакомиться с великолепным дантистом. Не могла же я ей отказать. Вы не огорчайтесь, она особа интеллигентная, долго не задержится, создаст нам идеальные условия.
«Рябой конь? Вот уж действительно, конь с яйцами, точнее, кобыла», – подумал он, глядя на ее мужеподобный облик с медно-рыжеволосой прической, плоским монголоидного типа лицом с широко расставленными глазами и носом-картошкой, с выпирающими из челюстей зубами. Когда она улыбалась, то это было похоже на то, что хочет кого-то укусить. Клавдия почему-то не обиделась на слово «кукла»?
– Вы что же, господин хороший, хотели, сразу с Розалией шуры-муры и в теплую постельку? Так не годится, должна быть прелюдия, процесс ухаживания и обольщения, – уязвила его Рябоконь. – Имейте в виду, руки не слишком распускайте, она женщина строгих правил. А куклами и матрешками называйте своих любовниц, а не почтенных и благородных дам.
– Розалия, кого ты пригласила, с кем якшаешься? – сурово произнесла Клавдия, собираясь оставить их.
– Клавочка, не обижайся, он золотой, очень полезный человек. Работа у него тонкая и нервная, но очень, очень полезная. Нам зубы вставит, а слово обронил случайно, – вступилась Блинкина за стоматолога. Дубняк и сам, решив смягчить ситуацию, вкрадчиво попросил:
– Любезная Клавдия Ивановна, простите великодушно. В моем понимании кукла – безобидное, хрупкое создание. Вам должно быть известно, что Чехов свою Ольгу Книппер в письмах ласково называл собачкой, актриса искренне этому умилялась.
– Мы с вами не любовники, чтобы снисходить до интимных отношений между писателем и актрисой, – строго пресекла она. – Не примазывайтесь к чужой славе.
– Виноват, больше не буду, – он послушно склонил голову и с огорчением подумал: «Похоже, и этот план пойдет коту под хвост. Рассчитывал, что со старухой останусь наедине, а тут тебе свидетель, причем с гонором. Глупо идти у баб на поводу, устраивать вечеринки-гулянки на виду у потенциальных свидетелей, готовых в случае следствия затянуть петлю на моей шее. Надо действовать тихо, издалека, незаметно и через посредника, которого в самый опасный момент можно кинуть, подставить, а самому слинять за кордон. Все больше никаких походов ни к Блинкиной, ни к другим «божьим одуванчикам». Пусть они для утех ищут себе таких же трухлявых пней. Только на цветы потратился».
– Клавдия Ивановна, я принимаю пациентов только в зубопротезном кабинете и в рабочее время, но для вас готов сделать исключение.
– Ради Бога, какие наши годы, – с иронией, будто делает ему одолжение, промолвила гостья.
– Хотя дареному коню в зубы не смотрят, но в качестве профилактической меры сейчас же, пока не приступили к трапезе, осмотрю ваши драгоценные зубки, – предложил стоматолог, резонно полагая, что редко кто откажется от бесплатной услуги.
– Клава, соглашайся, у Семена Романовича золотые, волшебные рученьки, – поддержала Розалия. – Я же тебе не один раз предлагала побывать у него на приеме…
– Для меня самым лучшим стоматологом был и останется до конца моих дней Наум Абрамович Зубрицкий, царство ему небесное, преставился полгода назад. Прекрасный специалист, щедрой, бескорыстной души человек. Хотя и было ему за восемьдесят, но продолжал работать, почитай на боевом посту скончался. Таким, как он, надо давать ордена, еще при жизни ставить памятники, – Рябоконь перекрестилась. – Я дала себе зарок, что ни к кому за помощью по поводу зубов не обращаться. Не хочу угодить в лапы к диким эскулапам, которые в стоматологии ни в зуб ногой.
– Складно сказано, – усмехнулся Дубняк и подумал: «Нашла праведника. Хитрый и алчный Наум Абрамович обдирал доверчивых пациентов, как липку. Принимал для изготовления протезов и коронок золото высшей пробы, а ставил самой низкой, объясняя, что мягкое золото быстро стирается, а со сплавом твердое, как сталь. Пациенты слепо верили, что стали обладателями золотых зубов, а по сути, носили во рту «булат» или олово вместо платины. Ох, и погрел на них свои загребущие клешни и щупальца Зубрицкий. Вот с кого мне следовало с самого начала брать пример. Сейчас бы не страдал из-за острого дефицита средств, имел бы свой бизнес».
Проявив благоразумие, он не стал переубеждать Рябоконь в ее наивном заблуждении по поводу щедрости обожаемого ею Наума Абрамовича, а уверенно произнес:
– Клавдия Ивановна, покажите мне свои драгоценные зубки.
– Хорошо, – после притворного сомнения согласилась она и открыла обозначенный губной помадой вишневого цвета рот. Дубняк оглядел ее зев с рядом крупных зубов, протезов и подумал: «С такими зубами место на конюшне». Однако вынес вердикт:
– Наум Абрамович в своем репертуаре.
– В каком еще репертуаре? Он ведь не певец, не солист театра или эстрады? – насторожилась женщина.
– От певцов и солистов, даже выступающих под «фанеру», меньше вреда, чем от ушлого стоматолога, – заметил он. – А репертуар понятен. Он изготовил протезы и коронки из дешевого турецкого золота. Три коронки основательно стерлись и требуют срочной замены.
– Почему из турецкого, а не настоящего, советского?
– Это вы у него спросите при встрече.
– На изготовление протезов и коронок я пожертвовала золотым браслетом, фамильной реликвией, – сообщила она с обидой в голосе. – Неужели надул, подменил халтурой?
– Надул, надул, как резиновую куклу. Это вам подтвердит любой стоматолог, ювелир или дантист. И на будущее, душечка, мой вам совет – не сотвори себе кумира. Это универсальный девиз на все времена и случаи жизни. Рекомендую: крупные, как лошади, зубы поменять на аккуратные жемчужно-белые импланты немецкой технологии. Тогда вы всех порадуете белоснежной улыбкой, женихи снопами падут у ваших прелестных ног.
– В кобелях не нуждаюсь, – резко оборвала Рябоконь.
– Зачем же так грубо? – упрекнул Дубняк.
– С мужиками по-другому нельзя, иначе сразу с ногами заберетесь на шею, – парировала она. Стоматолог с досадой подумал: «По внешним признакам видно, что фригидная баба, невозможно обольстить и соблазнить. Разве, что с использованием гормональных биостимуляторов».
– Не перед кем мне зубы скалить и бисер метать, – продолжила мадам. – Я не страдаю по поводу больших зубов. Чем родители наградили, тому и рада. Зубы меня вполне устраивают, крепкие, здоровые. Яблоки, груши, морковь, грецкие и лесные орехи щелкаю, как белка, без проблем. Считаю, что зубы даны человеку не для красоты, а для переработки пищи, особенно грубой…
– Да, это их главная функция, но и красота, эстетика для самочувствия, тонуса человека очень важны, – акцентировал Семен Романович. – Конечно, это ваше право менять натуральные зубы на импланты, но от образования камней, кариеса их надо срочно избавить. Приглашаю вас к себе в кабинет, но после Розалии Ефимовны, она первая в очереди. В честь юбилея обещаю обслужить бесплатно. Если проигнорируете приглашение, то через неделю, возможно, раньше будете мучиться от боли.
– Клава у нас провидица, почитай, наследница знаменитой болгарской бабки Ванги, способна предсказать судьбу, – сообщила Блинкина. – Подайте ей руку и по линиям на ладони она определить, что вас ждет в этом году?
– Не верю гадалкам-шарлатанкам, – усмехнулся гость. Однако любопытство возымело действие, он подал правую руку.
– Рябоконь внимательно вгляделась и известила:
– Скоро станешь богатым, но ненадолго.
– Здравствуйте, я ваша тетя! Очень вы меня порадовали, – упрекнул он. – Запугивать, огорчать и я умею. Большого ума не надо. Эх, сколько тунеядцев, мошенников, аферистов, разных шарлатанов: экстрасенсов, астрологов, знахарей, ясновидящих, древних бабок и дедов расплодилось в стране. В советское время всех заставляли трудиться на стройках народного хозяйства, а нынче бардак. Грабят, насилуют и, как с гуся вода.
– Семен Романович, вы совершенно правы. Все же разрешите на прием придти с Масей? – попросила вдова – Хочу, чтобы проверили ее зубки. Если потребуется, то не пожалею золота на коронки и протезы.
– Ценю вашу любовь и заботу о братьях наших меньших, но я работаю, причем по найму, не в ветлечебнице, а в стоматологии, – напомнил он. – Как только хозяин узнает, что практикую лечение и протезирование собак, кошек, то выгонит к чертовой матери за порог.
– Простите, но может, вы еще раз заглянете ко мне на «огонек» и обследуете Масю?
– Правильный выход, так и сделаем. А пока, Розалия Ефимовна, будьте добры, дайте Клавдии Ивановне ручку и листок бумаги, пусть занесет свои анкетные данные, обязательно серию и номер паспорта, домашний адрес и телефон.
Блинкина охотно исполнила просьбу и Рябоконь, раздосадованная мошенничеством Зубрицкого, словно в отместку усопшему, записала свои данные и передала стоматологу.
– Теперь полный порядок, заведу на вас карточку, – с оптимизмом заявил он, присаживаясь к праздничному столу. Клавдия, после того, как он искусно поверг ее кумира, заметно подобрела к гостю.
– Дорогая Розалия Ефимовна, долгие вам лета. Счастья, любви, которой все возрасты покорны, и благополучия. Что касается ваших драгоценных зубок, то уверяю и гарантирую, что после моего прикосновения им износа не будет. Это вам не турецкое, а настоящее золото с чарующим блеском! Многие лета и пейте до дна! – с пафосом выдал он тост на-гора.
– Браво, Семен Романович, вы прирожденный оратор, прекрасный тамада! – захлопала в ладоши Блинкина. Дружно сдвинули хрустальные фужеры: дамы – с искрящимся шампанским Мускатное, а он – с коньяком «Шабо». Выпили и заработали вилками, ложками и ножами, разрушая красоту и гармонию сервировки. Слегка насытились.
– Розалия, подружка моя закадычная, – поднялась с кресла с бокалом шампанского Рябоконь. – От всего сердца дарю тебе древнеегипетский амулет от порчи, проклятий и других несчастий. Храни тебя, Господь.
Она сочно, по-мужски взасос, поцеловала юбиляршу в губы. «Ширпотреб из керамики на серебряной цепочке», – определил Семен Романович.
– Спасибо, Клавочка, теперь у меня амулетов, талисманов от всяких несчастий целая куча. На сто, на двести лет жизни хватит! – возликовала Блинкина.
– Ты его не прячь, а сейчас же надень на шею, – велела подруга и юбилярша последовала ее совету. Между тем болонка, сидя на коленях хозяйки, бесцеремонно ела с тарелки котлеты, отбивные, слизывала языком подливу. Дубняк брезгливо поморщился, это не ускользнуло от взгляда Розы.
– Семен Романович, пусть вас не шокирует, не удивляет. Мася – член моей маленькой, но дружной семьи.
– Все-таки, она собака, подверженная скоплениям паразитов, блох, разных инфекций…
– Масюня – очень чистоплотная. Каждую неделю купаю ее в ванне, по утрам умываю и зубки чищу бленд-а-медом., – сообщила юбилярша. «Черт подери, если кто узнает, что я с собакой трапезничал за одним столом, то засмеют, – подумал стоматолог и решил. – В этот дом я больше не ходок».
Проницательная Розалия Ефимовна, будто сканировала его мысли. Чтобы не огорчать гостя, она чмокнула Масю в розовый носик, бережно сняла с колен на ковер:
– Иди, милая, погуляй. Дядя Сеня к твоему поведению еще не привык. Но скоро он сам будет приглашать тебя за стол.
– Долго ждать придется, – возразил стоматолог. – Как медик, не рекомендую близкие контакты с животными, пресмыкающимися и пернатыми. Они являются разносчиками заразных болезней, в том числе бешенства.
– Эх, Семен Романович, как говорят в народе, чему быть, того не миновать. Зараза к заразе не пристанет, – заявила она и, загадочно глядя в глаза Дубняку, перевела разговор на диаметрально противоположную тему. – Я убеждена, что потребность организма, особенно женского, в сексе, такая же, как в воздухе, воле, пище. Поэтому, чтобы не возникло неврозов, раздражительности, подавленного состояния, тонус всегда был высоким, необходимо периодически удовлетворять свою плоть, не перечить основному инстинкту.
В ожидании реакции обвела гостей ликующим взглядом. Рябоконь, как каменная статуя, не проявила никаких эмоций, и стоматолог вынужден был реагировать.
– О, Розалия Ефимовна, не знал, что вы страстная фанатка знаменитой революционерки Александры Коллонтай! – восхитился он. – Она пропагандировала свободную любовь, сравнивала секс со стаканом воды, утоляющей жажду.
– Причем здесь Коллонтай? Знать ее не желаю, – возразила Блинкина. – Я давно постигла эту аксиому, абсолютную истину на основе собственных ощущений и потребностей.
– В таком случае, считайте себя первооткрывателем, Колумбом в юбке. Браво! – Семен Романович захлопал в ладоши.
– Не иронизируйте, – обиделась она. – Уверена, что мое мнение разделяет любая нормальная женщина, ибо она по своей природе самка. В этом нет ничего предосудительного и унизительного. Когда женщина и мужчина остаются наедине, то у них невольно возникает желание глубже познать друг друга, испытать наслаждение. Сама природа их сближает для продолжения рода человеческого.
– Вы слишком откровенно рассуждаете о сфере интимных, пикантных отношений, – заметил Дубняк.
– Что скрывать? Мы не наивные школьники, для нас нет тайн и запретных тем, —отозвалась Блинкина и апеллировала к подруге. – Ничто человеческое нам не чуждо, не так ли, Клава?
– Да, не чуждо, пока сердце стучит и кровь бурлит, – нехотя отозвалась Рябоконь, отлично осознающая, что Розалия пригласила мужчину для заветной цели, а ее, как свидетеля их общения на всякий пожарный случай.
«Мадам явно сексуально озабоченная, – подумал стоматолог. – Вместо того, чтобы вести беседу об искусстве, погоде, старческих болезнях, ценах на рынке и в аптеках, она акцентировала внимание на половых отношениях. Наверняка, после ухода подруги станет соблазнять. Надо избежать искушения. Старуха для любовных утех старовата. Сердце может не выдержать нагрузки».
– Что-то вы, друзья, загрустили, не вижу блеска в глазах! – пожурила гостей хозяйка и с азартом предложила. – Давайте лучше выпьем, а потом потанцуем. Сидим, как на поминках? Уверяю, что это не последний юбилей, не дождетесь! Отмечу 75, 80, 90, а может и 100 лет, как матушка британской королевы Елизаветы 11, – с пафосом заявила Розалия.
– Многие вам лета, дорогая Розалия – королева всех цветов! – пожелал Дубняк.
– Будь здорова, как корова! – промолвила Рябоконь.
– Корова? – опешила юбилярша. – Соображай, с кем ты меня сравнила?
– Не обижайся, это для рифмы, – усмехнулась Клава. – К тому же корова очень полезное животное. В Индии ее считают священной…
– А у нас коровами называют толстых баб. Я – стройная и изящная к ним не отношусь. Впредь, когда будешь объявлять тосты, имей это в виду.
– Учту, – мрачно отозвалась подруга.
– Выпили, закусили, пора взбодриться, ручками похлопать, ножками пошевелить, бедрами покрутить, – поднимаясь из-за стола, бодро приказала Блинкина.
Она резво подошла к встроенному в нишу мебельной стенки музыкальному центру, нажала на кнопку и зазвучала мелодия медленного славянского танго.
– Белый танец, – объявила юбилярша и, боясь, что подруга ее опередит, подала руку Дубняку. Он последовал за ней на середину гостиной. Правой рукой обнял за талию, а она положила руки с пальцами, унизанными перстями с самоцветами, кольцами на его плечи. Наклонившись к уху, ангельски прошептала:
– Семен Романович, Сенечка, если бы вы знали, как я вам благодарна, что не отказали в этой радости приятного общения. Вы – мой рыцарь на белом коне, мой верный ангел-хранитель.
– Розалия, душечка, вы преувеличиваете. Я – земное, двуногое, а не небесное, создание. Рядовой зубодер, почитай, пахарь, который едва сводит концы с концами.
– Сенечка, не лукавьте, меня не проведешь, многое на своем веку повидала. Я знаю, что стоматологи, дантисты, артисты, ювелиры, банкиры живут, как у Бога за пазухой. Но постоянно, как евреи, жалуются на тяжелую жизнь, дефицит денег.
– Вашими молитвами, увы, я не – иудей, но для меня большая честь разделить с вами этот праздник – день рождения.
Она в знак благодарности плотно прижалась к нему бедрами, грудью и прикоснулась губами к щеке. Он ощутил запах французских духов, дрожь, трепет ее тщедушного, как у мумии, тела.
«Не хватало мне еще этих любезностей. Старушка, наверное, вспомнила свою шальную молодость, ведь только официально поменяла семерых мужей, а сколько в ее постели побывало неофициальных «гладиаторов»? Нет, со старыми, маразматическими бабами лучше не связываться. На почве страсти и ревности закатит скандал и ославит на весь город. Да и то сказать, точно знаменитый психоаналитик Фрейд подметил, то пока человек испытывает сексуальное влечение и потребность, он живет. Явно флиртует, стремиться возбудить, зажечь меня своими старческими прелестями и чарами».
Ему показалось, что танго слишком медленное и длинное и дабы нарушить тягостную паузу, посетовал:
– В нашей компании некомплект, не достает еще одного мужчины для Рябоконь. Клавдия Ивановна вынуждена скучать. Впрочем, выход есть. Давайте станцуем твист, ламбаду или шейк. Если не ошибаюсь, то это танцы вышей молодости и зрелости?
– Не ошибаетесь. Твиста и шейка нет, а вот ламбаду с удовольствием, – промолвила Блинкина, и едва отзвучало танго, как она извлекла из музыкального центра некогда популярную латиноамериканскую ламбаду.
Если Розалия сохранила сухопарую с заметными контурами гитары фигуру, то Рябоконь на слоновых ногах напоминала тумбу для театральных афиш. Дубняку было потешно наблюдать, как, не попадая в такт музыки, Клавдия Ивановна дрыгала ногами, с трудом отрывая их от паркета. От напряжения ее лицо пылало, как факел, ноздри со свистом втягивали воздух. Зато хозяйка порхала мотыльком.
Семен Романович, плотно сжав зубы, сдерживал себя от норовящего выплеснуться наружу смеха. Испытывая физическую нагрузку, старушки изображали веселость и о старости не обронили ни единого слова.
После провозглашения нескольких тостов в честь юбилярши, а пили шампанское и коньяк, Рябоконь, загадочно улыбаясь, подмигивая Блинкиной, произнесла:
– Пора и честь знать. Оставляю вас молодых, желаю приятного общения, сладких сновидений. Розалия, очень одобряю твой выбор, но не слишком увлекайтесь, будьте счастливы! Совет да любовь!
