– Это что – же дочка, все твои будут? – поинтересовался он.
– Мои папа, все мои пушистенькие и пернатые. Привела прокатиться, как мы с тобой договорились в назначенный час, но что – то обещанного судна не вижу.
– Пяток минут подождите, речной трамвайчик вышел от Стрелки и на всех узлах спешит к вам.
– Вы кто капитан будете? – полюбопытствовал белобрысый Серёжка Бобров.
– В прошлом, я был капитаном, водил вон такие суда, – он показал рукой на стоящий на рейде допотопный колёсный пароход «Нахимов», а сегодня работаю шкипером.
– А шкипер главнее капитана? – не отставал от него плохо осведомлённый Бобров.
– Шкипер – это командир несамоходного речного судна, а капитан, командир речного или морского судна, – пояснил он.
Речной трамвайчик пришвартовался к пристани с небольшим опозданием. Школьники успели за это время сбегать в магазин купить батонов и крюшону.
Павла сильная жара допекла до нетерпимости. На крыльце магазина он выпил свой крюшон и хотел выбросить бутылку в кусты, но внезапно чья – то жилистая рука, перехватила его за локоть. Он обернулся, перед ним стояла цыганка средних лет. Красные веки глаз и ярко накрашенные губы придавали вульгарный и неприятный вид её внешности. Смоляные с небольшой проседью волосы были сзади перевязаны зелёной, атласной лентой. Длинная крепдешиновая цветная юбка прикрывала босые ноги.
Она смотрела на Павла с возмущённым лукавством:
– Постой сокол ясный, если разобьёшь этот сосуд, то расколешь своё счастье, отдай мне бутылочку, а дашь Розе монетку, узнаешь свою судьбу. Роза никогда не лгала и сейчас не солжёт, – вытягивала она деньги у мальчика.
Павел всегда неприязненно относился к цыганам и гаданиям их не верил, но в этот миг у него взыгрался любопытный интерес. Он достал из кармана оставшийся гривенник и протянул цыганке.
– Я, гадаю по глазам – продолжала она гипнотизировать его, – В недалёком будущем ты окунёшься в протухший омут. Отмываться долго будешь от смрада, но большим человеком тебе быть! – Дай ещё одну монетку? – попросила она, – я тебе подробно расшифрую сказанные мною слова.
– У меня пусто в кармане, – выпалил он ей и побежал на посадку к прибывшему речному трамвайчику.
Павел, запыхавшись, вбежал на судно, и прошёл на нос, где устроился все ребята. Он присел на сидение рядом с Орехом и Вовкой Смирновым. Трамвайчик отшвартовался от причала. Из местного радиоузла полилась знакомая песня «Шумит волна, звенит струна», песню прервали, и детский девичий голос объявил:
– Здравствуйте уважаемые девятиклассники, вас приветствует на борту нашего судна экипаж Горьковского детского речного пароходства. Разрешите вас поздравить с успешным окончанием учебного года и наступающим праздником «Днём защиты детей» Желаем вам интересной экскурсии по нашей великой, русской реке Волге, и приятного вам всем времяпровождения, – звучало из эфира местного радиоузла речного трамвайчика.
Толкнув Павла, локтем в бок Вовка проговорил:
– Вот здорово, я знаю, что детская железная дорога есть на автозаводе. Они наш детский дом катали, а про пароходство не слышал. Добрая тётка у нас училка, такой нам праздничный сюрприз устроила. Я, ни разу далеко по Волге не ездил, а сегодня шлюзы увидим.
– Мне это не в диковинку, я катался и на двухпалубных и на трёхпалубных теплоходах и шлюзы все, какие стоят в городах на Волге, тоже видал, – ответил Павел. – Я, даже маленьким в капитанской рубке был, за штурвал держался и рулил.
– Тебе везёт, у тебя родители есть, а я дальше пионерского лагеря не ездил никуда, – с горькой обидой произнёс Смирнов.
Павел понял, что его бахвальство задевает Вовку за живое и, начал переводить разговор на другую тему.
– Вовка, а ты, куда поступать будешь после школы?
– Точно ещё не знаю, наверное, на повара пойду учиться, а не получится, тогда устроюсь на рынок. За торговые места плату буду собирать.
– Смирнов, ты бред, какой – то несёшь – встряла в разговор сидевшая сзади Лисовская, – эта работа, связанная с финансами. Тебя нельзя к деньгам подпускать, по причине того, что ты считаешь, как Лобачевский, а во-вторых, ты на этой работе будешь помышлять, как обмануть бабушек, торгующих репой да луком. Профессию себе нужно выбирать к чему есть наклонности и к чему душа лежит.
– Грамотная нашлась! – тоже мне. Я, разве сказал, что буду обирать бабулек, – я сам обездоленный. Мы с Емелей Пугачёвым иногда ходили им помогать вёдра да корзины с товаром подносить. И денег с них не брали.
К теме выбора профессии, подключилась Александра Викторовна. Она села напротив ребят, внимательно посмотрела на них и начала изрекать нравоучительные вещи:
– Напрасно вы не прислушиваетесь к словам Анюты. Выбор профессии дело серьёзное. Кто – то мечтает о выбранной профессии с детства, и готовит себя к ней со школьной скамьи, кто – то после окончания средней школы, а иные себя находят в зрелом возрасте. Вот ты Володя действительно сказал бред, не подумав. Ты хорошо учишься! У тебя по математике твёрдые пятёрки, тебе обязательно надо поступать на физмат!
– Будешь в институте набираться опыту, как нужно грамотно и смачно материться при физических нагрузках, – сострил до этого молчавший Родион.
– Эскимо у тебя ни ума, ни фантазии, – сказала ему Лисовская, – может Смирнов это будущий Лобачевский.
– Может быть, – согласился с ней Родион, – но если ты на него виды имеешь, и он на тебе женится, то звёзды на небе потухнут.
– Это ещё почему? – прищурила глаза Анюта.
– Мы все знаем, что Смирнов будет знаменитым учёным в науке, – сказал Родион. – Когда он подберётся к вершине славы, ты ему не нужна будешь. У него много к тому времени найдётся чаровниц, кто по утрам хорошо готовит яичницу. И все они будут относиться к сословию академичных особ и безумно будут влюблены в Вовку.
– А я значит ему не подойду глазунью жарить? – ухватилась она за слова одноклассника.
– Анюта, ты худая, как мой обгрызенный карандаш и, если на такую жену смотреть и мусолить, каждый день, взвоешь, от мрачной жизни, как наш дворовый пёс Джек. Он в посты от голода гимны исполняет.
Все знали, что Родион ужасно не любил, когда его девчонки называли Эскимо. И он порой закатывал им словесный скандал, не забывая подёргать за косы.
Лисовская покраснела после его слов и бросила Родиону:
– Недоделок – эскимос чокнутый,-после чего демонстративно отвернулась от него.
Родион отошёл от дискутирующей группы и сел на крышку люка.
– Вот я думаю ребята, – продолжала учительница, – наши ученики Орехов и Тарасов давно избрали себе профессию. Вероятнее всего они будут профессиональными музыкантами.
– Нет Александра Викторовна, музыка для меня досуг и моей профессией она никогда не будет, – возразил Павел. – Это Сашка Орехов решил поступить в консерваторию, а я пойду учиться в медицинский институт, на уролога.
– Я тоже туда буду поступать, – оправившись от обиды, – сообщила Лисовская, – но буду детским врачом.
– А я закончу факультет журналистики, а после сразу поступлю в Высшую партийную школу при ЦК КПСС, – сказал Золотов.
– А я геологом буду, – заявил Бобров.
– А у меня на роду написано, – робко произнёс Емельян Пугачёв, – что быть мне бунтарём и мятежником, и фамилия у меня подходящая для этой деятельности. И за душой у меня ничего нет, кроме мыльницы и зубной щётки, а остальное принадлежит всё детскому дому.
– Фамилия никогда ещё не определяла будущее человека, – объяснила Александра Викторовна Пугачёву.
– Не скажите Александра Викторовна, – возразил ей Емельян, – если у Анастаса Ивановича Микояна есть авторучка с желанным пером, он перспективно нарисовал будущее своей фамилии. Или взять Абдурахмана – 1, он тоже не забыл в Эмиратах про свою родню. А Пугачёва я знаю одного Емельяна.
– Академик известный есть Пугачёв, – подсказал ему Золотов.
– Но ведь не Емельян же? – бросил ему Пугачёв.
– Искренние мои пожелания для всех вас ребята, чтобы вы не ограничивались средним образованием, а закончили высшие учебные заведения. «Знания необходимо получать в полном объёме», – сказала преподаватель.
Она посмотрела на отрешённо сидящего, на пожарном ящике для песка Родиона.
Он втихомолку жевал батон и запивал его крюшоном. Его не интересовала экскурсия и тема выбора профессии.
– Родион, подойди к нам, поучаствуй в полезной дискуссии? – пригласила, она Пухова.
Прожевав батон и сделав глоток из бутылки, он нехотя подошёл к кругу ребят.
– Я оттуда хорошо вас слышу, – показал он на ящик, – а если каждый пойдёт в институты, то дома строить некому будет. У меня отец пять классов закончил, работает бригадиром каменщиков, а какие дома лепит, просто загляденье.
– Уважаемый Родион Фёдорович, – официально обратилась она к нему. – Переубеждать тебя не буду, но могу тебе напомнить, что есть строители имеющие дипломы о высшем образовании.
– Не уговаривайте меня, я себе уже давно застолбил профессию. Буду пожарником или водолазом и обжалованию это не подлежит. Они всех меньше работают, – сутки отдежурили трое дома, итого десять трудодней в месяц. Не жизнь, а малина!
– Теперь мы уже знаем, кем у нас Родион будет. Он, оказывается, давно определился в своём выборе. Ему по нраву героические профессии, связанные с риском для жизни, – в голосе учительницы явно проскальзывала шутливая интонация.
Одноклассники знали, что совсем недавно он грезил работой банщика в женском отделении городской бани. Он всем, не скрывая, делился своей голубой мечтой, к тому – же этой зимой его сняли работники типографии с дерева, откуда Родион через запотевшие стёкла пытался сфотографировать фотоаппаратом «Юнкор» голых женщин, мывшихся в бане. Папарацци из него в тот день не получился, ему тут же засветили плёнку и передали в руки милиции вместе с фотоаппаратом.
– Ой, я сейчас упаду, держите меня, – засмеялась Лера Шилова, – да тебе водолазный костюм нужен для того, чтобы ляжки женские под водой на пляже рассматривать.
– На твои кривые ноги если насмотришься, то спать ночью не будешь, – съязвил ей в ответ Родион, – я лучше тебя на Мочальном острове подловлю и ко дну к батюшке Нептуну в гарем сдам. Он мне за тебя может щучьей икры отвалит граммов десять.
Он скосил лукаво глаз в сторону Шиловой, заметив, что она от обиды надула щёки, и недобро сузила глаза. Это был сигнал, в таком состоянии она могла поцарапать ему лицо. Но он продолжал её доставать:
– Можно, конечно, с Нептуном поторговаться ещё граммов на пять, – успокоил он её. – Но я сомневаюсь, что ты потянешь больше десятка. Но мне на бутерброд с хлебом хватит.
– Идиот с латаной головой, – вспыхнула от обиды Шилова, – у меня ноги не кривые, а точёные и на Мочальный пляж я не хожу. И никаких Нептунов в Волге не водится.
– Всё равно уволоку тебя на дно. За твою утопшую душу ОСВОД мне даст премию десять рублей и бюро ритуальных услуг двадцатку отстегнёт.
Родион все свои планы высказывал Шиловой с серьёзным видом. Она, поверив в его намерения, немного встревожилась, но Лёра на язык была тоже остра, и его она часто заставляла замолчать.
Их перепалка всех развеселила.
Александра Викторовна встала с сиденья и отошла к другим ребятам, предварительно сказав двум спорящим одноклассникам, чтобы они вели себя, как взрослые люди, а не как дети.
Но Шилова распалилась не на шутку. Дождавшись, когда учительница пересела на другое место, она словно кошка подкралась сзади Родиона. И начала выпускать свои когти:
– Пухов, а у тебя не бывает такого ощущения, что ты себе не чирку отморозил, а голову, на которую в раннем детстве упала коровья лепёшка.
Родиона её ехидная реплика нисколько не смутила. Он покрутил ей пальцем у виска и сказал:
– Неумная ты Шилова. Мне и яблоки на голову падали, как Ньютону по нескольку раз, когда я ваши сады шерстил. Придёт время и на меня наитие грандиозное найдёт. Будешь бегать за мной по пятам, просится ко мне на работу в НИИ. Я тебя даже уборщицей не возьму.
– Это почему? – спросила у него, рядом сидевшая одноклассница Нина Жигунова.
– А я в штат буду себе набирать сотрудников только с научными званиями, не ниже кандидата наук.
– И, что ваш институт интересно будет изобретать? – поинтересовалась Жигунова.
– Как деньги из воздуха делать, вот чем, – резко ответил он, дав ей понять, что разговор с ней закончен.
Смеяться над его словами никто не стал. О его изобретении, которое он условно запатентовал среди мальчишек три года назад, – одноклассникам было ведомо. Родион брал за него по рублю со всех и ни копейкой меньше. Оно заключалось в беспрепятственной очистке недоступных фруктовых деревьев, чужих садов. Суть изобретения была до удивления проста. На конец длинной палки, которую он называл «десертная удочка», прибивался остро заточенный гвоздь. Обладатель такой удочки подходил к частному дому с высоким забором или злой собакой во дворе, остриё втыкал в плод, и тянул яблоко или грушу на себя. Такой метод пацаны признали продуктивным и дали ему кодовое название «Фруктовый стриптиз».
– Не дождёшься ты никаких умных наплывов в свой бараний череп, потому что ты Родион Пухов, а не Малиновский. – Родион Малиновский в то время был министром обороны СССР.
– Дура, ты Шилова набитая, – сказал он ей. – Я с тобой разговаривать не хочу. И вообще мне смотреть на тебя тошно, – махнул он рукой и пошёл к борту судна кормить батоном чаек.
– Да, преподносит жизнь иногда неожиданные сюрпризы, – всматриваясь в старую фотографию на речном катере, – сказал Павел Алексеевич, внучке.
– Как они грызлись между собой Родион и Шилова. По полгода не разговаривали, несмотря, что учились в одном классе и жили рядом, а потом взяли и поженились. Лера родила ему шестерых ребятишек. И по моим последним наблюдениям жили они неплохо тогда. Как интересно у них сейчас дела обстоят?
– Пап ты чего расселся? – зашёл в квартиру сын. – Некогда отдыхать, – торопил он отца. – Машину надо быстро загружать и отправлять. Одним рейсом всё не вывезем, ещё ходку будем делать.
– Да вот сынок, внучка в бумагах нашла альбом моей юности. Четыре только фотографии успел посмотреть а, сколько приятных воспоминаний, не передать!
– Отложи его пока, после вместе посмотрим, – сказал сын.
Про альбом Павел Алексеевич вспомнил, только через неделю, когда они все сообща навели порядок в новой квартире. Дождавшись, когда вся семья отправилась спать, он достал альбом, и удобно устроившись в кресле, открыл его у себя на коленях.
Он просмотрел с удовольствием все фотографии, привезённые из пионерских лагерей и Артека. В международный лагерь Артек в те годы трудно было попасть рядовому пионеру. В основном там отдыхали отличники или дети больших начальников, партийных и профсоюзных работников. Ему тогда мать через областной совет профсоюзов по великому блату достала путёвку, где он отдыхал вместе с иностранными детьми. Это были незабываемые и самые счастливые времена в его детской жизни. Он любил ездить и в другие лагеря, и когда вторично его нога вступала на территорию лагеря, Павел бросал свой чемодан и в первую очередь обегал все места, которые ему больше напоминали о приятных впечатлениях прошлых смен.
Здесь фотографии были, с пионерского прощального костра и с карнавала. Здесь он увешанный ветками папоротника, с разукрашенным лицом под дикаря, танцует переходную польку с Лисовской. Но всех больше снимков, где он с пионерским горном и с трубой. Он с шестого по десятый класс, ездил в лагеря уже по бесплатной путёвке. Павел в отряде был на правах помощника вожатого, и пользовался льготами, как вожатые и причиной тому была его труба. Начиналась его работа с подъёма и до отбоя. По всей территории слышались его сигнальные команды. Утром его труба призывала. Вставай, вставай, постели заправляй. В столовую идти, труба весело пела – Бери ложку, бери хлеб и садимся за обед. Каждый вечер если не было дождя он, аккордеонист и барабанщик на танцевальной площадке ублажали пионеров хитами того времени. Танцевали тогда в основном чарльстон, твист и переходную польку. Твист до 1965 года запрещали танцевать в общественных местах и многие пионеры, боясь обсуждений, под музыку тряслись вместе с молодыми вожатыми за пределами площадки, чтобы директор лагеря не смог увидеть, как они выделывают ногами замысловатые кренделя. А после вечерней линейки его труба протяжно и грустно выдавала. – «Спать, спать по палатам пионерам и вожатым».
А вот фотография попалась, где он в обнимку стоит вместе с Родионом около застеклённой веранды, где висит вывеска отряд N 02 имени Володи Дубинина. В тот год их отправили обоих в лагерь на всё лето, чтобы они не бедокурили в летние каникулы в городском парке культуры и отдыха, который был открыт ежедневно, кроме понедельника.
Следующая фотография, он в парке вместе с группой пацанов. Они жили рядом, и парк считали своей территорией. Особенно им нравился понедельник, – выходной день у культуры и отдыха, но не у них. От нечего делать, мальчишки взламывали замки аттракционов и катались бесплатно на самолётах и различных каруселях. Хотя цена на аттракцион была тогда пять копеек, но зачем платить, когда мелочь можно было сэкономить и после на неё вечером сходить в летний кинотеатр посмотреть фильм или купить мороженое Эскимо на палочке по шесть копеек. А потом их поймали одиннадцать человек со двора и забрали в милицию, где пугали электрическим стулом, который был похож на стульчик сапожника, но с круглым отверстием внутри и привязанным к ножке куском проволоки. В конце концов, не совсем злые дяденьки милиционеры строго наказали им, чтобы они по понедельникам в парк не ходили. А если и бывали там, то замки не трогали. Они угостили ребят барбарисом и распустили всех по домам, пообещав, что в школу и родителям сообщать не будут. Тогда мальчишки действительно думали, что им показывали смертельный стул, пока им взрослые парни не объяснили, что это персональный туалет для безногих арестантов, которых в те времена после войны в городе много ещё осталось в живых.
Он с улыбкой на лице вспомнил один смешной эпизод, связанный с парком этим же летом. Через стадион и парк Павел возвращался домой из дворца культуры с трубой. В гуще кустарниковых зарослей, где у них с мальчишками были сооружены из двух досок и кирпичей низкие места для отдыха, где они могли, прячась от глаз взрослых выкурить сигаретку или папиросу. Из этих кустов, хорошо обозревалась шайба, – так называлось круглое стеклянное кафе, которое в будние дни чаще посещал рабочий люд. В день получки, кому не хватало в шайбе места, компании устраивались под густыми кустиками и распивали спиртные напитки на свежем воздухе, периодически бегая в шайбу только за закуской и пивом. Во время распития в обязательном порядке у мужиков возникали горячие производственные разговоры, которые, как правило, заканчивались драками. Наставив себе синяков, они маленькими группами расходились, а кто не в силах был передвигаться, оставался спать в парке, до приезда наряда милиции. Но до милиции мальчишки после драк делали первыми набеги мест побоищ, где часто находили оброненные деньги либо другие личные предметы драчунов. Чаще это были наручные часы, перочинные ножички или ключи от замков, которые Родион коллекционировал. Потом, как оказалось, во время пьяных разговоров он определял, где работают выпивохи, и после на другой день разыскивал растерю и возвращал ключи за небольшую компенсацию.
Когда Павел подошёл со своей трубой к своему зелёному штабу, то застал пацанов, держащих за животы за кустами крушины, вне их засадного места. Они стояли и смеялись, показывая пальцем на Родиона, но от смеха не могли вымолвить ни слова. Тогда Павел их спросил, по какому поводу такая радость, смех стал ещё громче. Павел тоже тогда зашёлся, не зная причины веселья. Он смеялся, потому что его друзья безудержно хохотали, не боясь последствий за свои животы. Немного успокоившись, Орех и Вовка Торба пытались объяснить причину заразительного настроения, но новый взрыв смеха вновь накатил на них.
Павел бросил футляр с трубой в траву и стал дожидаться, когда они до конца отсмеются.
– Это надо было видеть Паха, – рассказывать не так интересно, – сквозь слёзы сказал Орех. – Короче мы сидели на своей лавочке и играли на спички в буру. Смотрим, приехали на велосипедах три мужика в рабочей спецодежде с выпивкой, но без закуски. Они начали выпивать, и закусывать водку крушиной. А мы наблюдаем за ними из нашего штаба. У них обеденный перерыв видимо был. Один мужик звал их с собой в завод, но они не послушали его. Тогда тот сел на велик и уехал, а эти двое в шайбе брали ещё несколько раз вина и пива. Мы про них уже забыли, так как они то появлялись перед глазами, то пропадали. Потом неожиданно вторглись в наш штаб, на ходу снимая штаны, прогнав нас с насиженного места. Квадратно – гнездовым способом удобрили весь наш штаб, что невозможно было войти. Когда они облегчились, допили свой вермут. Потом схватились бороться, а потом перешли на драку, наставив себе фонарей, и свалились замертво в кустах. А Родион с Торбой удумали такое, – это был мировой номер, которого ни в одном комедийном фильме не увидишь, – Ха – Ха – Ха, – заржал Орех, как жеребец, – не могу дальше, я сейчас описаюсь сам от смеха.
– Иди, отлей, чего ты на полпути остановился, – улыбаясь, сказал Павел.
– Хорошо слушай дальше, – продолжил свой рассказ Орех. – Родион с Торбой сбегали в шайбу и спёрли там совок от мусора. Перегрузили весь навоз из нашего штаба в этот совок, и пошли возвращать его кровным владельцам. Родион словно торт поднёс жидкие кучи к мужикам. Они с Торбой наложили им внутреннего месива в обе ладони, а потом у них в носу начали щекотать былинкой. Первый подумал, что это муха у него под носом гуляет, и вяловато ударил себя ладонью с подарком, но всё равно зрелище было прикольное, смешнее любой комедии. А второй, так вмазал себе по роже, что брызги разлетелись по сторонам попав в лицо и Родиону и Торбе, а потом мужик во сне начал облизываться и причмокивать. Ему, наверное, кабачковая икра приснилась. Пацанов сразу после этого на тошноту потянуло. Они перед твоим приходом только сами в чувство пришли, очистив свои желудки.
Пашка услышав про такое чудачество друзей, насмеялся от души и спросил у Пухова:
– Что Родион опять яблоко Ньютона на голову упало? – Патентовать будешь своё изобретение?
– Нет, мы с Торбой это совместно придумали. Сейчас пойдём у них цепи и педали с велосипедов снимем, чтобы знали, как испражняться в чужих вигвамах.
– Зачем снимать, – сказал Пашка, – давай совсем лишим их транспорта.
– Правильно, угоним и продадим по дешёвке, – обрадовался Родион замыслу Пашки.
Покупателей на велосипед они нашли в этот же день в парке. Один велосипед купил сторож из парка, а второй друг сторожа, – рабочий со стадиона. В тот день они вдоволь настрелялись в тире из пневматического ружья. Затем в кафе – шайбе накупили много кондитерских изделий, запив их грушевым лимонадом. Наевшись и напившись до отвала, они развалились на траве в парке.
– Ты молодец Паха! – накормил нас всех, как дураков на поминках, – Родион пригладил рукой свои назад зачёсанные волосы. – За это я научу тебя, как дым из уха выпускать, когда ты курить начнёшь.
– Курить я пока не думаю начинать, – ответил Пашка.
– Тогда давай я тебе продемонстрирую, как можно стрелять воздушными продуктами, по тридцать раз за полминуты. Когда сам овладеешь, таким искусством, – после в компаниях можно пари будет на деньги заключать. Вариант беспроигрышный, я у Торбы сегодня утром выспорил портсигар и зажигалку. Теперь буду перед девчонками щеголять.
– Этого мне не надо, – Пашка отодвинулся резко от друга и постучал по футляру трубы, – я лучше полёт шмеля на трубе буду исполнять, чем твои рулады.
– Как пожелаешь, – а для меня это доходный бизнес, – бросил Родион.
На следующий день участковый всех, кто лакомился в парке сладостями, привёл в милицию. В этот раз их не пугали электрическим стулом, и не угощали барбарисом, а угрожали отдать под суд, если они не признаются в краже велосипедов. В милиции они ничего не сказали, кому продали велосипеды, но обещали их вернуть в ближайшие дни. Родителям пришлось тогда выкупать велосипеды и возвращать потерпевшим, а мальчишек всех после вызвали с родителями на заседание комиссии по делам несовершеннолетних и оштрафовали на двадцать пять рублей каждого. Суда они избежали. Мальчишки тогда были неподсудны, – из них никому не было в то время четырнадцати лет. Но после этого случая никто из друзей Павла не был замечен в подобных поступках. Только позже, когда они все будут учиться в институтах, их обвинят в фарцовке. И жизнь у Павла покатится по другой колее, о чём он всю свою последующую жизнь ничуть не сожалел.
Павел Алексеевич отложил альбом на журнальный столик. Достал с книжного шкафа любимую кассету с музыкой ретро и вставил её в магнитофон, не забыв одеть на себя наушники. Дальше шла целая студенческая репродукция и фотографии выпускного школьного бала.
Павел Алексеевич смотрел на себя юного, когда ему вручали аттестат зрелости в том актовом зале, где его, когда – то однорукий историк таскал перед строем за пионерский галстук, который он в седьмом классе поменял на комсомольский значок. Все мальчишки в то время носили брюки клёш и длинные, как у битлов волосы. Павел никогда не отращивал себе длинные волосы. Он всегда стригся коротко и аккуратно, на левой стороне делал себе нитевидный пробор. На выпускном бале, модные брюки клёш запретили одевать. Предупредив всех выпускников, что кто придёт в клешах на бал, и с длинными волосами, тому аттестаты выдаваться не будут. Один Родион не постригся тогда, принеся в школу справку от врача – дерматолога, что у него в области головы находится стригущий лишай. Мальчишки все знали, как он добыл себе эту справку. Он собрал в лесу очень много лекарственного ландыша и сдал в больницу, получив за него не только заветную справку, но и деньги. Эта справка отпугнула от него на балу всех девчонок. Ему они объяснили, что танцевать с ним никто не будет. Но Родион и в этот раз нашёлся, и доказал всему выпускному балу, что переживать по этому поводу преждевременно. Он сходил за красавицей Катькой Евстигнеевой, – в то время известной всей области гимнастки, которая закончила, эту школу двумя годами раньше. На бал он её сосватал идти с ним за десять рублей. И просил, чтобы она в этот вечер ни с кем кроме него больше не танцевала. Она его ангажемент держала в секрете и от него ни на шаг не отходила.
Он демонстративно, как опытный кавалер, ухаживал за Катькой. Показывая, что к ней он не равнодушен, и остальные выпускницы для него безразличны. Этим он вызвал яростный приступ ревности у Леры Шиловой и в коридоре школы от неё получил за это звонкую оплеуху. Катька, поняв, что может назреть нежелательный для неё скандал, моментально покинула стены школы. А Родиону после полученной пощёчины всю ночь пришлось гулять по городу с Шиловой. В эту ночь и Павел впервые поцеловал Анюту Лисовскую, на берегу Волги, не смотря, что по их стопам везде ходил нудный Золотов.
После бала у Павла с Анютой завязалась тесная дружба, которая постепенно начала перерастать в любовь. Они вместе подали заявление в медицинский институт. Из их выпуска четыре человека смогли набрать нужные баллы для поступления. Большинство мальчишек, ринулись в военные училища. Тогда была поголовная эпидемия на военную форму. Мальчишки любили носить форму, а девчонки сходили сума от тех, кто носил форму со звёздочками на погонах. Связали свою судьбу с армией и Вовка Смирнов, с Пугачёвым, уехав учиться в танковое училище города Чирчик. Родион поступил учиться на торгаша, а Шилова в институт железнодорожного транспорта. Альбина Мельникова и Жигунова, не поступив в медицинский институт, пошли работать официантами в ресторан, а Сашку Орехова после того, как он срезался в консерваторию, вскоре призовут в армию в город Львов. Удивил всех Вовка Торба, окончив школу твёрдым троечником, он в институт поступил по счастливому билету через парадный вход. И никто не думал, что Золотову не помогут революционные связи деда, поступить внуку в университет на факультет журналистики. Он был срезан на первом экзамене. Но Васька вскоре восседал в своём кабинете областного комитета ВЛКСМ в качестве инструктора. И до перестройки он будет везде занимать важные посты, связанные с партийной и общественной работой. Тогда Александра Викторовна, была очень довольна своим выпуском. Практически все её ученики школы, не только её класса, начинали свою сознательную жизнь со ступенек высших учебных заведений. Она часто встречала Павла и Анюту вместе на улице и интересовалась, когда будет у них свадьба.
– Как окончим институт, так и в загс пойдём, – отвечал ей Павел.
Но не суждено было Павлу быть врачом. Их с Родионом поймали на фарцовке модными тряпками и магнитофонными записями. Тогда Паша уже заканчивал третий курс. В институте Павла разбирали по косточкам, как врага народа. В тот злополучный день в аудитории кроме его однокурсников, Леры и ректората присутствовал инструктор обкома ВЛКСМ Золотов Василий, который активно ратовал, за исключение Тарасова из института.
Павел, тогда никого не стал умолять о снисхождении, а молча забрал документы, оставив институтский оркестр без трубача и команду интеллектуальных хоккеистов КВН, без остроумного участника. Родион тоже при помощи Васьки вылетел из института, после чего устроился в строительную организацию снабженцем.
А у Павла обострились отношения с Лисовской после его изгнания из института. Она была беременная, но об этом не знали тогда они оба.
– Ты неудачник, – говорила она ему, – я не питаю радужных иллюзий на будущее с тобой и не держу надежд на твои плечи. Они у тебя слабые. Ты не уверенный в себе человек. Проявил слабость перед сереньким Золотовым. Не мог в полной мере постоять за своё счастье. Гордость тебе не позволила поклониться декану. Нужно было проявить гибкость характера, и найти компромисс с Золотовым. Вот тебе с кого пример надо было брать! Он хоть и серость, но умеет жить! С тобой у нас не будет крепкой семьи. Тебе своё счастье нужно создавать с Мельниковой, она нашла своё признание в ресторане, там и ты приживёшься со своей трубой. Хорошего трубача в любой ресторан примут, но учти музыканты там, зачастую спиваются.
– Знаешь, что Анюта я тебе скажу, – выразительно посмотрел на неё Павел. – У меня никогда не будет компромиссов в жизни с такими инфузориями, как Золотов. Так, как счастливого будущего у него не будет. Эту чёткую информацию он давно носит на своей тупой роже. И жена, которая носит красную косынку на голове, считая, Ваську, хозяином жизни, – мне не нужна. Лучше быть холостым, чем остановки перед красным светом делать.