Владимир Алексеевич Козлов
Разбитый калейдоскоп
В это время он смотрел на Лисовскую после её слов, как на чужую и испорченную вещь. За считанные минуты она отдалилась от него на немыслимое расстояние.
– Ну, вот и хорошо, – фыркнула Анюта и, развернувшись, помахала Павлу на прощание газовой косынкой красного цвета.
А Павел, через две недели после окончательного разрыва со своей невестой повесил рюкзак за спину, взял трубу с футляром и поехал по комсомольской путёвке на гигантскую международную стройку Курской магнитной аномалии. Под стук колёс он смотрел в окно, скрывающего от него родного города. Дорога манила его в неизвестность. Он мысленно задавал себе много вопросов, пытаясь разобраться, от кого он бежит, от себя или Анюты. Но ответов на эти вопросы он не нашёл. Была только одна романтическая комсомольская путёвка в кармане, которая обещала ему на первых порах дать необходимую опору. Тогда он не знал, что пассажирский поезд Буревестник везёт его к успеху и жизненной удаче.
– Труба зовёт! – сказал он себе.
Он не подозревал, что свой родной город Зеленый бор долго теперь не навестит и с друзьями не встретится больше десяти лет. Но зато в ресторане другого поезда Москва – Симферополь он встретит знакомую девушку с соседней улицы, у которой была такая же комсомольская путёвка как у него. Звали её Галина, правда фамилия её, ему была не известна. Они посещали раньше одну школу, но Галина училась на класс ниже его. После восьмого класса эта девушка незаметно исчезнет из школы. Как после выяснилось, она поступила в строительный техникум. И позже им часто приходилось встречаться в транспорте по пути следования места учёбы. Он так же часто с ней сталкивался и на улицах города и других общественных местах. А однажды на осеннем балу во Дворце культуры, где играл оркестр Павла, во время паузы Галина пригласила его на белый танец. После этого танца у него, к великому сожалению, не завязалась дружба с понравившейся ему девушкой. Следующий танец он посвятил Лисовской, поддавшись её напору. Та устроила ему ревностную сцену за белый танец с Галиной. И Павлу пришлось до конца бала не выпускать трубы из рук. Почему-то в тот вечер, танцевать ему больше ни с кем не хотелось.
Про это кратковременное знакомство с Галиной он быстро забыл, но иногда в транспорте он не переставал ловить на себе её взгляды, на которые он старался не обращать внимания. Потому что была рядом Лисовская, с кем, ему предрешали родственники связать свою судьбу. Увидав, Галину в вагоне – ресторане он сразу подсел к ней за столик:
– Не думал встретить здесь знакомое лицо, – вместо приветствия сказал он. – Далеко направляешься?
– Думаю, я еду в ту же точку, куда едешь и ты, – без восторга ответила она.
– А тебе разве известна моя географическая карта?
– Я видела тебя в обкоме комсомола, когда ты выписывал путёвку на строительство Курской магнитной аномалии.
– И ты, значит, решила следом за мной махнуть в чернозёмную сторону?
– Не обольщайся Паша, – не меняя лица, сказала она. – Я еду работать по вызову, как специалист, а путёвку взяла, для льготных гарантий. И взяла я её на неделю раньше, чем ты. Так что твой вопрос я могу переадресовать тебе, но не буду. Мне это не волнует, как и твоя звезда, Лисовская, с завышенной оценкой о себе.
– Уже не моя, – поправил её Павел. – Мадам Лисовская сейчас в свободном полёте.
Галина чуть улыбнулась:
– Я догадывалась, что у вас с ней ничего хорошего не получится. Вы две противоположности – без микроскопа видно.
– Это почему же? – удивился Павел.
– Она изнеженная и высокомерная особа из номенклатурной семьи, а ты своевольный парень с улицы. Точнее сказать трубач! А трубачи не скрипачи, они поголовно хулиганы или уголовники.
– Странное суждение у тебя о трубачах, и я знаю почему? – Потому что джаз довольно долго находился в подполье, и поэтому приходилось многим джазменам вопреки нелепому закону прятаться по подвалам и на рентгеновских плёнках записывать свои шедевры, за что подвергались гонениями властей. Разве Эдди Рознер, который создал великолепное танго «Зачем смеяться» – уголовник? Нет, он просто человек со сложной судьбой. Кстати, он совсем недавно эмигрировал назад в Германию, на свою историческую родину.
– Я знакома с его судьбой и не только его, но и другими выдающимися музыкантами. Например, я знаю, что Луи Армстронг тоже был в молодости заключён под стражу, за огнестрельное оружие. С недавних пор меня увлёк джаз.
– Понятно, – изрёк Павел.
– Ничего тебе не понятно и не думай, что из-за тебя мне стал нравиться этот жанр. В джаз я влюбилась в прошлом году, когда услышала в Свердловске Владимира Чекасина. Он не так знаменит, как Рознер. Молодой ещё, но я уверена, от него слава не уйдёт.
– Галя, почему ты такая колючая, – спросил у неё Павел, – давай я тебе закажу чай с двойным сахаром и шоколадку вдогонку в буфете куплю? После сладкого я слышал, люди добрее становятся.
Галя на его слова нисколько не обиделась, а наоборот приятно заулыбалась и согласилась только на шоколад.
Утром в Белгороде они вместе сошли с поезда на платформу. И больше не расставались никогда, хоть и жили вначале целый месяц в разных интернатах. Он жил, в молодёжном общежитии работая строителем, а потом ему неожиданно выделили комнату в новом строении семейного интернационального общежития и не просто выделили, а предоставили право самому выбрать комнату. И оказала ему большую помощь в этом, – его медная труба. Он по приезду сразу влился в коллектив музыкантов строительного треста. Они вместе с Галиной подобрали себе самую лучшую комнату, а ещё через месяц поженились. Но когда он женился, ему пришлось оставить своё увлечение. Пошли дети, и семейные заботы заставили трубу закинуть на антресоль. Когда у них с Галиной дети подросли немного, Павел поступил учиться на заочное отделение Одесского института народного хозяйства. К тому времени, он дважды менял жилплощадь и будучи студентом – заочником жил в трехкомнатной квартире.
Глава 5
Он был доволен жизнью, семья, дом, хорошая работа, – в общем, всё что надо, для счастья он имел. Работал он тогда начальником Жилищной конторы в посёлке Пищевик.
Иногда его приглашали по старой памяти музыканты на концерты смотра художественной самодеятельности, чтобы он со своей трубой помог ансамблю треста «SOS» создать профессиональную музыкальную форму. Один раз он им помог так удачно, что они стали дипломантами областного конкурса и в награду получили путёвки на российский смотр ВИА в город Калинин, где он встретился с Санькой Орехом и Серёжкой Платовым, которые со своим ансамблем тоже были удостоены чести, участвовать в конкурсе ВИА. Радости у друзей детства не было предела. После концерта Павел сидел у них в гостиничном номере и пил небольшими рюмками Столичную водку. От родителей, которые к нему часто приезжали в гости, он знал, что Санька после службы в армии закончил Львовскую консерваторию и работал руководителем оркестра в одном из отделений Горьковской железной дороги. О Серёжке Платове они ничего не знали, так как жил они в разных районах города.
Серёжка оказывается, к этому времени объездил многие известные музыкальные коллективы Советского Союза, но нигде не мог долго задержаться, и виной тому была неограниченная тяга к спиртному. Его пригласил на этот раз к себе Орех, выдернув, из ресторана «Муза», где он был лабухом в оркестре слепых музыкантов. От друзей он тогда узнал, что Анюта тоже не окончила институт, родив после его отъезда сына, неизвестно от кого и работает медсестрой в заводской поликлинике. Живёт с родителями. До сих пор не замужем, но надежд на замужество не теряет.
– Как – же она без мужа? – спросил Павел, – тяжело ей одной ребёнка воспитывать.
– О чём ты говоришь, Паха, – возразил Орех, – у неё папа ещё не вышел на пенсию, – по сей день работает директором завода. А мама главный врач, СЭС города. Она живёт как принцесса. Я её вижу иногда, когда в заводской поликлинике бываю. Спрашиваю, чего замуж не выходишь? Она мне отвечает, что за женихом надо ехать в другой город. Здесь якобы ей опостылели все. Говорит куда не взглянешь, везде одинаково грубые лица, на которых выразительно отштамповано «Мужлан». О тебе как – то спрашивала, но я ей сказал, что связи с тобой не имею. Говорю ей, если интересно, сходи во дворец культуры к твоей матери или к твоему брату на обувной склад. Они тебе всё расскажут про жизнь Павла. Она мне ничего на это не ответила. Но то, что у тебя два сына растут, Лисовской известно. К ней Золотов Васька сватался несколько раз, но она его отшивала. Говорит лучше одной век куковать, чем с этим косноязычным под одной крышей жить. Она ему открыто говорит: «Вася возвращайся на кладбище и больше не сбегай оттуда». Ты знаешь Паш, у него, что – то с речью произошло. И на ухо он туговатым стал, но это не мешает ему передвигаться вверх по партийной лестнице. Он мне сильно помог в покупке инструментов и новой аппаратуры, после этого я к нему не обращаюсь. Неудобно вроде надоедать, хотя просьбы к нему ещё есть.
– Лично меня Золотов совсем не интересует, ты мне лучше расскажи, как сложилась судьба у Мельниковой? – спросил Павел.
– Альбина поступила со второго захода в медицинский институт, это при тебе ещё было.
– Да я это помню, – подтвердил его слова Павел. – Но дальше мне про неё ничего не известно.
– Она успешно его окончила и работает врачом в нашем санатории. А Жигунова, – её лучшая подруга в молочном магазине заведующей работает. Обе семьями обзавелись, живут вроде нормально. «В общем ты Паха можешь за них порадоваться», – сказал Орех. Но тут в разговор вмешался Платов:
– Жигунова нормально живёт, – знающе сказал он, – а Альбина вроде вдовой стала, у неё муж военный в Афганистане в первые дни войны сгинул.
– Я этого не слышал, – удивлённо сказал Орех, – может оттого, что давно не видел её.
– Я тоже с ней последний раз встречался пять лет назад. Мы вместе с Александрой Викторовной как – то ехали в автобусе, и она мне рассказала про беду Альбины. Александра Викторовна дружит с ней и в гостях у неё часто бывает.
– Знаешь, что Паха я тебе скажу. Чем расспрашивать про городские новости у нас, – давно бы сам приехал и воочию увидел всех, кто тебя интересует. Неужели на Родину не тянет взглянуть? – Приезжай, а то некоторые думают, что ты в тюрьме сидишь, поэтому и носа в город не показываешь.
– Желание приехать у меня велико, – сказал с грустью Павел. – Но ты забыл, что у меня хроническое заболевание почек и все свои отпуска я использую на санаторное – курортное лечение. Беру ежегодно путёвку в Трускавец или Кисловодск и еду лечить почки и рушить свои зубы минеральной водой. Больше туда не поеду, пора по другим местам ездить, но надо сказать, что болячка моя давно уже не беспокоит. Может, излечился?
Павел три раза сплюнул и постучал по столу, пообещав при удобном случае обязательно навестить родные места. И он сдержит своё обещание, приедет вскоре в свой город не по собственной инициативе, а по срочному вызову матери для того, чтобы быть третейским судьёй у своих родителей. Мать с отцом прожившие вместе больше тридцати пяти лет, решили расторгнуть свой брак. Отец, уравновешенный и серьёзный семьянин запал на новую молодую жилицу в их подъезде, у которой муж Геннадий, был рыболовом – любителем и трудился с отцом на одном заводе. Геннадий работал посменно, а его молодая жена Катя была парикмахером в комбинате бытового обслуживания, иногда принимая клиентов женского пола у себя на дому.
Геннадий, часто развешивал пойманную рыбу, вялится на балконе второго этажа, и когда он выходил проверять рыбу, запрокидывал голову наверх и громко кричал:
– Алексей, спускайся ко мне? – У меня пиво есть, и рыба созрела.
Отец часто стал туда спускаться не только пиво пить с рыбой, но и по личному вызову Кати, когда её супруг находился на рыбалке или на работе. На втором этаже отца стригли, брили и одаривали ласками. Затем парикмахерша соберёт своему мужу рыболовецкие снасти с узлами и выставит своего благоверного за дверь. А Алексей Тарасов, со своими узлами перекочует с четвёртого этажа на второй, прочно заняв место, на кровати рыбачка Гены.
Эмоциональная мать спокойно мимо двери «молодожёнов» не могла проходить. Она ногой часто выбивала им филёнчатую дверь и сносила кирпичом электрический звонок. Соседка – сластёна до соседских мужей панически боялась попадаться ей на глаза. Мать это чувствовала и назло ей пускала в ход сумки, и длинные когти. А дальше шла серьёзная артиллерия. Смачные плевки, вылетающие изо рта матери, словно из зенитки, точно ложились в цель. Разлучницу такой штурм морально валил наповал.
Директор завода Лисовской ценил старшего Тарасова, как хорошего специалиста и по просьбе отца обменял ему квартиру с новой женой в другом доме. Разрешить их семейную проблему было не под силу ни Павлу, ни тем более его брату Николаю, который был старше Павла на один год. Время было упущено, Катя запустила свои чары в отца мёртвой хваткой. И ни о каком заднем ходе новой семьи, речи не должно быть. Павлу это было ясно. Он тогда все претензии высказал старшему брату, которого давно турнули из военного училища, после чего он уехал в Мурманск ловить рыбу, где зарабатывал неплохие деньги. Каждый свой отпуск он приезжал с кучей денег, и обязательно обзаводился временной гражданской женой. Имея иногороднюю прописку, он не шёл домой, а селился в гостинице. К нему ежедневно приходили друзья, и пить они начинали с Шампанского и коньяка. Потолок в номере от пробок, когда он съезжал из гостиницы, требовал свежей побелки. Водку и вино он не пил по началу, но к концу отпуска самогон и брага для него были лакомством. Однажды он сжёг номер в гостинице и его копчённого в нетрезвом состоянии отвезли в вытрезвитель. Хоть он и выложил приличную сумму за причинённый ущерб, но его больше после этого случая ни одна гостиница города к себе не селила. Одевался он всегда, как Лондонский денди. Последний раз он приехал весной с длительного рейса в дорогой шубе из натурального бобра, какие раньше носили бояре. Он советовался с отцом, что лучше приобрести автомобиль или катер?
– Всё хорошо, – ответил отец, – но, имея деньги, – это не значит, что ты легко можешь купить транспорт.
Отпускное время шло, и убегали деньги на покупку спиртного, и когда он однажды пересчитал оставшиеся средства, обнаружил, что денег хватает, только на тяжёлый мотоцикл, который купить было проблематично в то время, как и автомобиль. Тогда он купил себе спортивный велосипед, но через неделю проснувшись от сильной жажды, пропил его за литр водки. Гардероб его тоже с каждым днём иссякал из шифоньера. Когда он протрезвел, понял, что начинать всё надо с нуля. Но назад в Мурманск его на работу уже не взяли, и он устроился на обувной склад грузчиком, где и нашёл себе очередную жену Лизу. Она родила ему сына Марка. Воспитанием Марка занималась больше бабушки. Ребёнок жил на два дома. А Брат с Лизой жили интересным браком, у них не было определённого места жительства. Они жили на два дома то у одной матери, то у другой. А могли жить порознь месяцами, каждый в своей квартире, установив график воспитания Марка.
Мать Павла часто ходила в гости к его тёще, – она жила недалеко одна в двух комнатной квартире. Похоронив мужа, тёща осталась одна без родственников и детей. Все разъехались по разным уголкам страны, и своё одиночество она скрашивала в общении с матерью. Мать вышла на пенсию и была свободной от многих забот. И когда она уходила к тёще с ночёвкой, то для брата было приволье, он приводил в квартиру своих друзей алкашей или братьев двоюродных, которые тоже были охочи до выпивки, – особенно если она халявная. Часть зарплаты он отдавал матери, так – как она его кормила, а остальное оставлял себе на пропой. Спустив все деньги на выпивку, он уходил полностью в работу, не беря ни капли в рот спиртного. Тоска по излияниям нападала на него, как только у него шуршали денежные купюры в кармане. А у него они часто шуршали, когда из обувной коробки ему незаметно удавалось вытянуть туфли или женские сапожки. За полцены он находил покупателя, после чего одевал на себя белый в чёрную полоску костюм. Мать уже знала, что у Николая начинается очередной запой. За этот костюм она брата называла Матрасом, на что он никогда на неё не обижался.
Павел Алексеевич покрутил в руках фотографию, где он вместе с Николаем запечатлён на берегу Волги. Эту фотографию делал Марк. Павел тогда путёвку не брал, а приехал в летнее время отдохнуть у матери. Тогда их дому производили капитальный ремонт, и мать временно переселили в комнату общежития. Павел тогда больше находился у матери, а спать ходил к тёще или двоюродному брату Феде, – опытному автоэлектрику.
Федя, – это производное от фамилии Федин, а звали его Валерий. По выходным дням Павел иногда заходил к Николаю. Брат жил у жены в частном доме на берегу Волги. Приусадебный участок, огороженный высоким забором, врезался в реку, а за окнами дома через грунтовую дорогу, раскинулось большое озеро Стоковое. Николай любил отдыхать на природе в выходные дни. Он с утра наливал трёхлитровый бидон браги, расстилал в пяти метрах от Волги одеяло, раздевался до плавок и ставил около себя лейку с водой. Глотнув из бидона бражки, он подходил к грядкам, срывал на закуску клубнику или редиску. С аппетитом закусив, и довольно крякнув, он приступал к водным процедурам, обливая себя водой из лейки, а потом равномерно переходил к приёму солнечного загара.
– Ты же матрос, чего в Волге не купаешься, а предпочтение лейке отдаёшь? – спрашивал Павел у брата.
– Ты меня матросом называешь, мать матрасом, когда я облачаюсь в свой банкетный костюм. Сговорились что ли? Я ни в тропиках, ни в Баренцевом море, никогда не плавал, а здесь, если окунусь, можно дальше не загорать. Вылезу весь в мазуте. А ты поменьше спрашивай, – сбегай лучше на причал за винцом?
Николай кривил душой. Вода в Волге была чистой, как в роднике. Только позже он узнал от матери странную причину водобоязни Волги. У него после купания шелушилась кожа на лице. А за своим лицом он тщательно смотрел, не меньше, чем любая фотомодель. Если выпивки у него не было, он шёл к матери и выпрашивал у неё деньги. Вечером появлялась жена, покупала ему вина и забирала его домой на природу.
Глава 6
В тот июньский отпуск, Павел никого не встретил из своих друзей, кроме Родиона и Емельяна Пугачёва. Родион построил себе большой дом и нигде временно не работал. Раскатывал по городу на автомобиле РАФ, который для их многочисленной семьи на исходе советского времени бесплатно выделил горисполком. Лера у него работала начальником железнодорожного вокзала и строго смотрела за мужем, чтобы он не влип, со своей нелегальной коммерцией. Ей уже не раз приходилось вытаскивать своего благоверного супруга из недружелюбных объятий внутренних органов.
Емельян Пугачёв жил в коммунальной комнате один. Он бывший майор, танковых войск раненый в Афганистане, существовал благодаря препаратам, к которым пристрастился после войны. Когда осколки, притаившись в его теле, начинали двигаться, он всегда прибегал к этим злотворным средствам.
Узнав от Родиона, что Емельян находится в городе, Павел утром пришёл к нему домой с бутылкой водки. Из мебели у него стояла старая кушетка, ободранный кухонный стол с электроплиткой, шифоньер с портретом первого и последнего президента СССР, залепленного грязными пятнами и подтёками. Встретил его Емельян в дырявых комнатных тапочках, из которых выглядывали пальцы с не подстриженными ногтями. Увидав в дверях импозантного мужчину, с кейсом в руках, он принял своего одноклассника за работника домоуправления, решившего нанести визит злостному неплательщику коммунальных услуг.
– Проходите? – сказал он, несмотря в лицо Павла. – Платить нечем, все деньги на лекарство идут. Передайте в ООН, что за мои, роскошные апартаменты уплатил сполна Михаил Сергеевич.
– Непорядочно переводить свои долги на бывших генсеков, – сказал Павел, ставя кейс на стол.
По голосу Пугачёв сразу узнал своего одноклассника:
– Паха, – обрадованно крикнул Пугачёв, – неужели ты решил меня порадовать своим присутствием?
Емельян сильно сжал друга детства своими руками, сложив голову ему на плечо, и Павел тогда почувствовал, что сквозь ворот рубашки ему на шею из глаз Пугачёва стекают обильные горячие мужские слёзы.
– Успокойся Емеля, – всё нормально. И у тебя обязательно всё будет хорошо! – успокаивал он Пугачёва.
Емельян, не стыдясь своих слёз, подошёл к грязному портрету плюнул в него и с негодованием погрозил тому пальцем.
– Это он виноват во всём, ему народ припомнит и перестройку, и гласность, и ускорение, – зло выразился Емельян.
Тогда Павел понял, отчего у него висит замусоленный плакат бывшего президента и генсека. Емельян с похмелья отводил на нём свою душу, снимая, таким образом, алкогольный синдром.
От Пугачева он узнал о Вовке Смирнове, что тот служит в Петрозаводске в танковых частях в чине майора. И женился там на очень состоятельной даме, занимавшейся скупкой пушнины по всей Карелии, сдавая её на выгодных условиях на меховые фабрики страны.
В этот отпуск Павлу не удалось выпить по чарке вина с лучшим другом детства Орехом. Он уехал делать операцию на глаза своей жене в институт имени Гельмгольца. Очень хотелось встретиться с Лисовской, чтобы показать себя, чтобы она удостоверилась, что он никакой не горемыка, а счастливый и самодостаточный мужчина, имея возможность любые капризы женщины легко удовлетворить.
А то, что он не номенклатурный работник, как её папа ему на это было глубоко наплевать. Он никогда не стремился к такой цели. Знал, что почти все номенклатурные ставленники, (кроме талантливых учёных), – по сути дела самоубийцы. И добивались своих должностей через партийный билет и бархатный язык.
Очень часто встречаются ловкие конторщики с виртуозными языками, филигранно полизывающие промежность своему шефу. А он из такого лизуна лепит послушного для себя заместителя, который вопреки своим желаниям делает то, чего хочет шеф. А это всё негативно наслаивалось внутри организма и впоследствии отражается на здоровье.
Тогда Павел, будучи под патронажем гигантского предприятия, понимал, что от него требуют вышестоящие чины. Им дай неучтённые залежи сантехники и бесплатные строительные материалы. Но Павел вёл свою экономическую политику, невзирая на то, что его штат насильно был навязан ему руководством завода. Зав складом – блатной профсоюза, кладовщик – блатной зам. гендиректора завода. Даже уборщица Ольга, тщательно проверяла из урн все ненужные бумаги, на которых везде Павел ставил резолюцию на английском языке «МУДОЗВОНЫ».
Всем тогда хотелось дармовщины, – халява от ЖКО для многих начальников была своеобразным аэрарием. Это была не булка, намазанная паюсной икрой, – а дармовая комфортабельная корова. Шуруп ввинтить, или заменить сифон – это была мелочь. В обход Павлу, – начальника ЖКО, – руководство завода, начало плести финансово – материальную пирамиду. Павел узнал, что на базе УКС, куда оборудование поступало из стран партнёров совместного строительства завода – гиганта, заведующая складом получает импортную сантехнику как отечественную продукцию, и сдает её в магазины города по приемлемым ценам. Они творили свободно эту бесхозяйственность, не опасаясь ответственности, загодя зная, что на скамью подсудимых посадят не их, а руководителей средней руки. Они впоследствии во время приватизации будут хозяевами жизни. Это были бывшие ярые коммунисты, которые на партсобраниях снимали стружку с рядовых коммунистов и с трибун на парадах громко орали:
– Да здравствует партия! Да здравствует Ленин! За свои взгляды и неуважение к вышестоящему начальству, Павлу перед развалом СССР предложат другую должность, которая ему придётся не по душе, и он станет свободным художником. Медицинские познания, полученные за три года обучения в институте, позволили ему, заняться выгодно коммерческим делом. Он широко мыслил в своих жизненно здоровых проектах. У него с возрастом возникли свои персональные взгляды на жизнь. Павел знал и придерживался только одного правила, которое вывел для своего здоровья. Он в определённых ситуациях всегда его цитировал:
«Никогда не сгибай голову перед начальством, если ты даже не прав, и никогда не унывай, – тогда ты будешь вечен»!
Для него было дико слышать, когда люди умирали от инфарктов, которые получали при разносе от своих начальников, или «убивались» от горя, когда их лишали премии.
В тот отпуск ему не удалось заглянуть в глаза Лисовской. Зайдя в поликлинику, где она работала, ему в регистратуре сказали, что его знакомая отдыхает в Болгарии. С Альбиной ему тоже повидаться не довелось, она была в Ленинграде на повышении квалификации. Отгуляв отпуск в родном краю, он уехал не совсем довольный, увозя с собой больше неприятных впечатлений, чем приятных. И в вагоне он сказал себе, что больше не приедет без нужды на малую родину, чтобы бесцельно проводить время.
Глава 7
Его величество «Случай» сведёт Павла с Анютой намного позже в Ялте, – тогда он ещё работал начальником, а Ялта уже относилась к ближнему зарубежью. Павел по путёвке весной отдыхал в санатории «Орлиное гнездо». В столовой его направили к диетической сестре. Он глазам своим поверить не мог, когда в зале натолкнулся, на Лисовскую, свою одноклассницу и несостоявшуюся жену. Она была облачена в фартук официантки. Его несостоявшаяся жена была такая же красивая и ухоженная, как прежде, но величавости и высокомерия в глазах у неё уже не было.
– Павел это ты? – только смогла она тихо произнести.
Он стоял перед ней уверенный в себе и респектабельный в светлом костюме, улыбаясь великолепной белозубой улыбкой, которая могла очаровать не одну женщину.
– Я это Анюта, – я, – приветливо сказал он. – Узнал, что ты здесь, вот и взял путёвку в этот санаторий.
– Ты как был фантазёр таким и остался, – сказала она, – годы тебя не исправили. Я всего второй день здесь работаю.
– А как ты попала в Ялту? – спросил он, не без изумления.
– Вышла замуж за капитана, вот и приехала к нему.
– И давно ты замужем?
– Три месяца, но с мужем давно познакомилась. Так давно, что до сих пор не пойму его, – тяжело вздохнула она.
Павел присел рядом около неё на стул.
– Что тебе тяжело с ним?
– Не знаю Павел, слёз я с ним не проливаю, но и радостных дней не вижу. Тоска одна и с ним, и без него. Он когда предложил мне зарегистрировать брак, условие выдвинул, что сына своего Антона я оставлю у мамы моей. Ты, наверное, знаешь, что она одна осталась? Папу мы похоронили два года назад.
– Да я слышал об этом, – сказал Павел, – а сын у тебя от кого? Я слышал, что он у тебя уже взрослый.
Анюта встала из-за стола, и подошла к зеркалу. Поправив перед зеркалом свою причёску, сказала:
– Антон старший лейтенант военного судна в Находке, а появился он на свет благодаря беглой любви с одним студентом из нашего института. Но ты голову не ломай, всё равно его не знаешь. Он в институте незаметный был. Активности ни в чём не проявлял. А вот папа у него в обкоме работал.
Она посмотрела на Павла, увидев у него в руках санаторную книжку, вырвала её и быстрым движением открыла перед собой:
– Тарасов Павел Алексеевич, – зачитала она, – нуждается в диетпитание.
– Что так и мучаешься со своими почками? – спросила она.
– Давно уже забыл, что у меня есть почки, – ответил он.
– По тебе видно, что жизнь у тебя лощёная, – окинула она его оценивающим взглядом. – И даже не буду пытать про твою жизнь. Внешность и нарядность говорит о твоей удачно сложившейся жизни. Права я?
– Не жалуюсь. Особых недовольств нет, но можно было лучше устроиться послом, например, в Бельгию или Швейцарию. А я в Чаде прозябаю, среди африканцев.
– Заметно, каким ты чадом в Африке покрылся. Дым от твоего загара до сих пор идёт. Там блондины не приживаются, – не поверила она ни одному его слову.
– А если серьёзно, где ты есть, чем занимаешься? – спросила она.
– А если серьёзно, то я работаю в знаменитом оркестре радио и телевидения, – вновь пошутил он.
– Ну, это ближе к правде, но всё равно ложь. Я ведь знаю, что ты работал каким – то хозяйственником средней руки. Мне Сашка Орехов рассказывал. И мне шепнули свои люди, что ты заходил ко мне в поликлинику много лет назад, когда я на Золотых песках отдыхала. И в знаменитом оркестре в телевизоре я твой профиль и близко не видела.
– Конечно, нет Анют, трубу я давно забросил, – перешёл он на серьёзный тон, – работаю заурядным руководителем одной конторы при большом заводе. В верха не лезу, довольствуюсь тем, чем обладаю. Воспитываю сыновей и люблю жену.
– Только её? – спросила она.
– Да, только её, но не отвергаю других женщин, которым я нравлюсь.
– Так ты подлый изменщик? – засмеялась она, – и по санаториям разъезжаешь, не лечится, а жизнь прожигать.
– Это я изменой не считаю. Измена, – это когда, ты бросил свою жену или она тебя. А сексуальные утехи на стороне, – это и есть здоровье и свидание с вечной молодостью.
Лисовская опустила голову после его слов:
– Ты меня презираешь, за тот разговор в институте. А ведь это ты закапризничал тогда, а не я. Ты тогда мне заявил, что тебе не нужна такая жена как я. Я в тот миг стояла перед тобой и ждала, что ты возьмёшь меня за локоть отведёшь в невидимое место и отхлещешь по щекам. Те слова, которые вылетели из моих уст, – это был не голос разума, а голос досады и обиды за тебя. Я тогда считала изгнание из института, чуть ли не концом жизни. Я сама с грехом пополам окончила институт, но по своей специализации работала мало, всё больше старшей медсестрой трудилась в городской больнице да в регистратуре. А потом ещё когда был жив папа, но не работал директором, он меня устроил в свой заводской профилакторий. А сюда меня мой новый муж оформил. Не хотели принимать, я же гражданка России. Но он всё утряс.
Она приложила руку к груди и с грустью произнесла:
– Вроде сейчас диетология приобретает большую популярность, но у меня не лежит душа к этой специализации и не лежала никогда. Наверное, это от того, что сама я не признаю никакой диеты.
Лисовская замолчала, крутя в пальцах санаторную книжку.
– Так тебе диетпитание надо? – спросила она.
– Нет, я за общий стол сяду, – отказался Павел, – а то, что между нами произошло, я думаю, вина лежит на нас обоих. Мы не могли вовремя откинуть ненужные амбиции и разобраться в наших чувствах, которые как мне казалось тогда, были у нас искренни.
– Иди, завтракай? – сказала она, – у нас с тобой много времени будет поговорить.
