Владимир Алексеевич Романов
Три рассказа. Домашние любимцы
Косточка оказалась на редкость удачная. Мозговая. Бим крепко держал ее двумя лапами, пристраиваясь то с одной стороны, то с другой. Хорошо, что я сегодня заскочил в этот секонд-фуд, подумал он. Как раз к Новому году сделали завоз. И надо сказать, довольно таки качественный получился набор. Косточки – мечта поэта. Совсем недорого. И выбор есть, да и народу относительно немного. В общем повезло. Лежи себе, грызи и в собачий ус не дуй. Благо зима в этом году выдалась теплая и бесснежная.
Хотя на случай холодов у Бима было припасено другое, тоже достаточно неплохое местечко. Под мостом, недалеко от мусорки. Место было конечно открытое, но зато там был теплый люк. Почему он был теплый, Бим не знал. Наверное, там была теплотрасса или что-то еще согревающее. Да и это было неважно, потому что теплота люка перевешивала все остальное – близость бомжей, которые строго по графику приходили на мусорку, возможное появление других собак, которых тоже притягивала теплота люка. Работники коммунальных служб также могли внезапно нагрянуть, и они даже разговаривать не станут, сразу попрут в шею. Им не до сантиментов, работать надо. А то вместо Бима им самим шею намылят.
И Бим их понимал и по-своему жалел. Они ведь люди подневольные. И вряд ли им когда-то приходила в голову мысль сделать выбор между свободой и домашними котлетами. Котлеты здесь всегда побеждали, а свобода заключалась в возможности поменять одни котлеты на другие. Но после того как это было сделано, процесс обретения свободы отодвигался на второй план. Потому как это было чревато возобновлением поиска других котлет, что не могло продолжаться бесконечно.
Бим вздохнул. Ему явственно представилась эта самая котлета, дымящаяся, отчетливо пахнувшая мясом, румяная, поджаристая, с золотистой корочкой, только-только снятая с горячей сковороды. А рядом с ней – ее подружки. Одни уже готовые, другие греются на сковороде, на маленьком огне, чтобы не пригорели, третьи ждут своей очереди. И в его собачьем мозгу закружилась мысль о свободе как осознанной необходимости, о чревоугодии как смертном грехе, и о том, что лучше, что главнее и надо ли менять одно на другое.
