Владимир Буртовой
Сокровища Посейдона
– Иди к себе, быстренько переоденься. И обязательно выпей рюмочку коньяка, чтобы не простыл! А я с Клаусом подежурю в рубке. Если кого-нибудь черти нанесут на нас, будем говорить, что приписаны к египетскому порту Александрии. Пусть ищут, кому она принадлежит, хотя не думаю, что это кого-то заинтересует. Ну, иди, не стой на ветру, сынок. Да обязательно выпей коньяку, скорее согреешься.
Карл, хлюпая мокрыми ботинками, ушел в каюту.
Окинув внимательным взглядом темное и оттого еще более жуткое бездонное море – нет ли где ходовых огней встречных судов? – Отто успокоился и прошел в рубку нести капитанскую вахту до полуночи.
2
– Прямо по курсу – шлюпка!
Резкий и как будто напуганный крик Роберта грянул над палубой подобно ружейному выстрелу среди благословенной тишины ночи… Отто и Фридрих одновременно вскочили с раскладных кресел, из-под надутого паруса посмотрели вперед – они только что позавтракали и присели подымить сигарами. С часа на час уже надеялись увидеть первые скалы Оклендского архипелага… а дождались неизвестно кого!
Дункель поспешил к рубке, взял у Роберта бинокль и поднес к глазам: почти по курсу на волнах качалась шлюпка, три весла вдоль борта медленно поднимались и падали на воду, не придавая, пожалуй, шлюпке никакого поступательного движения вперед – пассажиры пытались идти на север, против ветра. По крику Роберта на палубу вышли пассажиры, и вся команда наперебой тянулась к запасному биноклю взглянуть на потерпевших бедствие, но Роберт, как истинно галантный мужчина, протянул его баронессе, при этом подсказал:
– Если нет видимости, надо покрутит средний винт, баронесса, навести фокус по вашим глазам.
– Благодарю вас, Роберт. – Марта приняла бинокль. – Я умею обращаться с этой штукой, приходилось. Правда, это были бинокли поменьше и полегче, а этот… – Она уверенно поднесла бинокль к глазам, чуть сдвинула окуляры, чтобы глаза смотрели по центру, навела нужную резкость. – О-о, да их там не два и не три человека! Кто стоит на ногах, а кто – вот хорошо видно, когда шлюпка на склоне волны! – лежит без движения! Бедненькие! Сейчас мы вам поможем, спасем этих несчастных погибальщиков!
Моряки засмеялись – такое необычное слово – погибальщики – употребила баронесса, вон как разволновалась за чужих ей людей, от нетерпения даже ближе к борту подошла…
«Черт побери! Клянусь священными водами Стикса! – это никак не входило в мои намерения – спасать всякий сброд среди пустого океана! – едва не сорвалось с языка у Отто. Он сдержал свои эмоции, стиснув при этом зубы до боли в челюстях, оглянулся на команду во главе с сияющим боцманом. – Дурачье, сами не понимаете, какую опасность несут с собой эти случайные встречные…»
Со шлюпки, похоже, давно заметили паруса яхты и только ждали, когда расстояние уменьшится настолько, чтобы и с яхты могли бы их увидеть и услышать. И когда между судами было не больше мили, со шлюпки донесся звук выстрела. Несколько человек вскочили на ноги, неистово размахивали белыми кусками материи, прикрепленной к веслам или к баграм…
– Это китобои! – догадался Майкл, через рубаху почесывая широченную и выпуклую грудь, а на его лице Отто явственно увидел не то радость, не то хорошо скрытую досаду за этой несколько натянутой улыбкой. – Если с винтовками – значит, китобои. Интересно, где же находится их основное судно? Что-то не видно на горизонте ни парусов, ни дыма из трубы… Наверно, далеко отошли, а теперь потерялись в море.
– Скорее всего минувшим штормом шлюпки разбросало в разные стороны… Капитан рыщет всюду, собирает своих охотничков, – догадался Карл, вспомнив, что совсем недавно их тоже изрядно покачало.
У Майкла была своя версия катастрофы:
– Если бы они оказались в полосе шторма на шлюпке – теперь не бултыхались бы на поверхности, а гуляли бы пеши по дну моря! Скорее всего, произошла неудачная встреча с самкой кита! Случалось слышать, что раненая самка идет на таран китобоя. И если команда замешкается, подставит борт – беды не миновать!.. Им чертовски повезло, что наткнулись на нас. Смотрите, господин сенатор, их без ветра уже на ногах качает, словно морские водоросли в полосе прибоя. Еще бы день-два, и конец охотникам за китовым жиром!
«Жаль, что это не случилось днем-двумя раньше нашей встречи! – подумал Отто, усиленно размышляя, что же теперь делать. – Боже, ну почему это произошло днем, а не темной ночью!»
– Надо с них взять обязательство, что по возвращении домой мы получим страховку и вознаграждение от фирмы, которая снарядила судно на промысел кита, – присоветовал Роберт, обращаясь к боцману, как будто тот был хозяином положения на яхте и от его решения зависело все. – Майкл, я это говорю тебе, не слышишь, что ли?
– Все будет так, как положено по закону, – отозвался боцман, продолжая наблюдать за шлюпкой и за потерпевшими катастрофу людьми. – Наш хозяин Кельтман своей выгоды и барыша не упустит, будь уверен. Только бы довезти их до Мельбурна, а там… – и не договорил, Карл прервал его резким голосом:
– Ого! Их там прилично! Столько едоков прибавится, что нам не до прогулки по морю будет! Придется срочно возвращаться на Новую Зеландию, высаживать китобоев и пополнять запасы!
– Это решит господин сенатор! – резонно заметил Майкл. – Как он решит, так и будет. Клаус, а ты что молчишь?
– А что мне кричать, Майкл? У нас здесь не британский парламент и не дебаты по вопросам государственного бюджета!
Фридрих и Отто, а за ними и Карл засмеялись удачной шутке, но боцман был упрям.
– Ты как думаешь, кому повезло больше, нам или китобоям?
– А-а, ты об этом? Тут двойная выгода, Майкл. И нам – получим вознаграждение, и китобоям – не умрут голодной смертью. А вообще все это мне не очень по душе. У нас такое маленькое судно, а они с винтовками и чертовски злые за свою неудачу! А что, если им придет какая-нибудь дурная мысль в голову, а?
«Молодец, Клаус! Хоть один из них мыслит довольно трезво! – порадовался Отто. Слушая разговор за спиной, он напряженно всматривался в шлюпку и ее экипаж. В бинокль он, как и баронесса Марта, уже довольно хорошо разглядел, что там было девять человек – шестеро сидели за веслами, правда, теперь они уже не гребли, а ждали, когда яхта сама подойдет к ним, а трое стояли, размахивая баграми и запасными, наверное, веслами.
– Ну-у, фрегаттен-капитан, что делать будем? – негромко и с хорошо скрытым раздражением в голосе спросил Фридрих. По зло поджатым губам Дункеля он понял, что эту встречу в открытом море для них не назовешь счастливой случайностью. – Словно рок какой над нами – не удается спокойно дойти до места… То Штегман с полицейским инспектором, то эти китобои…
– Ты еще спрашиваешь – что делать? Смотрите, у них винтовки! И вряд ли они дадут себя так запросто разоружить! – Эти слова Отто произнес довольно громко, для всех моряков, а Кугелю добавил еле слышно: – Едва на солнышке блеснет золото, они перестреляют нас, как кроликов! Будь сейчас ночь и не глазей эти олухи, я таранил бы шлюпку… Или обошел бы подальше, за милю, чтоб и выстрелов от них не было слышно… Господи, попали в положение, не лучше, чем фригийский царь Мидас[5], который сам же выпросил себе бесценный дар у бога Диониса! Но царь Мидас смог-таки отмыться в водах Пактола, а мы как и в чем отмываться теперь будем? – И снова громко для экипажа: – Похоже, братцы, Клаус мыслит здраво, а потому будьте готовы и к возможным неприятностям! Черт знает, кто они, китобои, или замаскированные пираты! – В том, что им придется отмываться если не перед лицом грозного Бога, то, по крайней мере, перед командой, Отто не сомневался – брать на борт этих вооруженных китобоев он и в мыслях не допускал. «Не из благородного общества вербуют капитаны своих матросов! Или вчерашние уголовники, или бродяги, кому понятие о чести не преподавали в школах… если они вообще ее когда-нибудь посещали», – подумал Отто и повернулся, отыскивая взглядом боцмана.
– Майкл, поставить паруса по ветру! – приказал он. – Запустить двигатель. Надо подойти поближе к шлюпке.
– Будем брать на борт? – несколько обескураженно спросил Карл и шагнул к отцу поближе, как бы намереваясь отговорить его от такого опрометчивого поступка.
– Надо им помочь, Карл! Непременно надо! – послышался от кормы голос баронессы. Она стояла рядом с Вальтером, от которого Отто не слышал еще ни слова в связи с происшедшей встречей в море.
На вопросительный взгляд в его сторону, Вальтер неопределенно пожал плечами, как бы говоря, что это не его дело решать, как надо поступать сенатору в такой ситуации. «Молчит, а весь как на заведенных пружинках! – отметил про себя Отто, зная, как отреагирует младший сын, когда китобои снова окажутся за кормой яхты. – Ну и пусть злится! В конце концов я не могу вечно и во всем подстраиваться под его пацифистское настроение… Со мною не очень-то церемонятся! Жмут и бьют, где только могут!»
– Живо парус по ветру! Штефан, заводи двигатель! На шкотах, трави помалу!
Моряки, выполняя приказы боцмана, с веселым говором разбежались по местам, быстро ослабили шкоты, свернули парус вдоль мачты.
В машинном отделении заревел двигатель. Механик Степан высунулся из дверного проема почти по пояс и, сияя радостной улыбкой, крикнул:
– Готово! Переключать на гребной вал?
– Переключай! – распорядился Отто, со скрытым раздражением посмотрел на Русского Медведя. «Ишь, возликовал! Надеется обрести новых и надежных союзников! На всякий непредвиденный – а может быть, и предвиденный им уже? – оборот событий? – догадался Дункель, гораздо дольше, чем обычно, задержав взгляд на обожженном лице механика. – Неужели что-то заметил и догадывается? Радуйся, радуйся, безмозглый варвар! Посмотрим, как ты будешь улыбаться через каких-нибудь двадцать минут!» – В чем дело, Штефан? Не тяни время! – прикрикнул Отто. – Мы не в цирке около клетки с обезьянами!
Степан согнал с лица улыбку, удивленно дернул уголком рта, но оговариваться не стал, спустился вниз, включил коробку переключения вращения коленчатого вала на гребной вал. Вода за кормой яхты вспучилась, словно в огромном кипящем котле.
Китобои обнимались, кричали от радости, вели себя, как озорные мальчишки, не опасаясь перевернуть свое утлое суденышко. Уже погибающие, они принимали яхту за Ноев ковчег, на котором найдется место всякой живой твари… Через десять минут шлюпка была у левого борта – бородатые, русоволосые китобои приветливо улыбались, ожидая счастливой минуты, когда по веревочной лестнице смогут подняться на надежную палубу яхты со странным названием «Хепру». Один из китобоев, приметив разодетую баронессу, от удивления вскинул руку и что-то громко прокричал товарищам, по простоте своей не стесняясь указывать пальцем на женщину. И другие пассажиры шлюпки заметили странную, вернее, на диво красивую женщину на палубе, а один из них приподнял брезентовую матросскую шляпу и издали поклонился Марте, словно давно знакомой… Карл не вынес такого панибратства, прошел и встал рядом с Мартой, готовый – и показывая это чужакам – защищать честь женщины.
«Ишь, приметили очаровательный цветок! – тут же отметил про себя Отто. – Теперь готовы жужжать вокруг него, словно толстопузые шмели! Напрасно радуетесь, мужичье! Не для вас этот лакомый кусочек!» – Мысли его были грубы, но он не опасался, что баронесса сможет по лицу прочесть, что он думает в данную минуту.
– Майкл! Клаус! Вынесите из трюма два ящика галет и два анкерка с водой! – распорядился Отто и громко крикнул: – Команде по местам! Разобрать шкоты! Приготовиться поднять паруса! Нечего сбиваться в кучу, словно жеребцы перед волчьей стаей! Стоп машина!
Степан Чагрин выключил двигатель. Моряки, недоумевая, отчего сердится сенатор, отошли от леерного ограждения и встали по своим местам – кто у шкотовых лебедок, готовые выбирать слабину и поймать парусом ветер, Роберт встал у штурвала, китаец, что-то ворча по-своему, ушел на камбуз – не их дело вмешиваться в распоряжения сенатора и боцмана.
Майкл и Клаус вытащили на палубу ящики и два анкерка по десять литров каждый, поставили у левого борта, ожидая дальнейших приказаний. Вальтер и Марта по-прежнему стояли на корме и через фальшборт с сожалением смотрели на изможденные лица китобоев. Особенно переживала баронесса – вот и довелось ей, не в романе, а воочию встретиться с потерпевшими кораблекрушение! Помимо воли ее глаза искали того самого, легендарного Волка Ларсена, такого же сильного, рыжеволосого, как и те, которые из шлюпки с таким восторгом смотрели на красивую женщину – она, вероятно, казалась им вообще неземным существом, неведомо как оказавшейся в открытом море. Карла рядом уже не было, он стоял у ходовой рубки, готовый помогать отцу и боцману, если это потребуется…
– Наверно, среди них есть нуждающиеся в медицинской помощи, и я готова помочь им, если…
– Боюсь я, баронесса, что отец на этот раз прав, – негромко прервал ее Вальтер, с озабоченностью посматривая на крепких и явно голодных без женского общества китобоев. – Поневоле вспомнишь несчастную женщину, попавшую в общество Волка Ларсена…
– О-о, – только и выговорила баронесса и невольно сделала несколько шагов от фальшборта к рубке. С ее глаз спала розовая пелена детской романтики, и теперь взгляды чужих мужчин не казались ей такими невинными. – Вальтер, вы полагаете, что они могут…
– По крайней мере, мы с Карлом что-нибудь предпримем…
Отто тем временем продолжал распоряжаться у ходовой рубки:
– Обвяжите концами и спустите галеты и воду в шлюпку! – приказал он Майклу. Сам перегнулся через леерное ограждение, громко спросил на английском языке: – Кто вы и что с вами случилось?
На шлюпке переглянулись – не поняли. Отто чертыхнулся, прокричал по-немецки:
– Кто вы? Откуда вас сюда занесло? С какого китобоя, черт бы вас побрал вместе с капитаном!
Один из рыжеволосых стрелков, поставив винтовку между колен, на скверном немецком языке прокричал в ответ:
– Мы из Дании, герр капитан! Мы из Дании, ваши соседи!
– Где теперь ваше судно? Оно потеряло вас?
– Нет, герр капитан! У нас испортился двигатель. Китобой ветром и течением вынесло на рифы Окленда, там и разбило. Судно затонуло… Две шлюпки мы спустили на воду, но недавняя скверная погода разнесла нас в разные стороны. Пятые сутки носит нас ветром по океану. Мы так рады своему спасению… Видит бог, герр капитан, вам это зачтется на том свете, как благородное дело, обязательно зачтется, не будь я…
– На тот свет я пока не спешу! – не без злости прервал Отто говорливого датчанина. – У меня полно дел еще на земле, да и на воде тоже… Примите воду и галеты. Майкл, спускайте груз. Да осторожнее, у нас нет лишних припасов, чтобы топить их в этих волнах!
– Ка-ак?! Вы не возьмете нас с собой? – Светло-рыжие брови датчанина полезли на открытый широкий лоб. В желтых глазах отразился такой ужас, что Отто едва не выругался скверными словами. Датчанин хотел перекреститься, поднял руку и уронил под ноги зюйдвестку, которую до этого держал в пальцах. – У нас нет сил… Неужели вы бросите нас на верную смерть? Вспомните о своих детях и матерях, герр капитан!
– Я иду в другую сторону и не могу вас взять! Не могу рисковать ни командой яхты, ни ее пассажирами. Запасы мои не беспредельны, путь длинный. Держите курс на север, море неделю будет спокойным, и вы выйдете на остров Стюарт. Если кто-то другой вас не подберет до этого. Майкл, что вы медлите? Спускайте!
Китобои, ничего не понявшие из разговора на чужом языке, с ликованием приняли ящики с галетами, потом анкерки. Тут же откупорили один и, разбрызгивая драгоценную воду, из дырочки начали пить. Рыжий датчанин подошел к куче своих товарищей, ловко вбил ладонью пробку в отверстие, что-то сказал им, взмахнув несколько раз рукой за спину, в сторону качающейся на волнах яхты. На шлюпке стало тихо, как в пустой могиле перед тем, когда будет опущен гроб и первые комья земли застучат по его крышке…
Дункель громко скомандовал механику:
– Штефан, самый полный вперед!
Степан, которому из машинного отсека ничего не было видно, решил, что китобои уже на яхте и с криком «Есть самый полный!» включил двигатель, постепенно увеличивая обороты до предельных.
Теперь на шлюпке закричали, и крик этот, словно бритва, резанул Вальтера по сердцу. Почти сознавая, что по-другому отец вряд ли мог поступить, он тем не менее надеялся, что как-то вопрос будет улажен иными способами, а вышло – откупились от греха водой и галетами… Будто пьяный, не видя дороги, он с кормы кинулся в каюту, провожаемый не менее удивленным взглядом баронессы.
– Господин Дункель! Разве мы не берем китобоев на борт? – Неожиданно, потрясенный решением сенатора, Роберт выглянул из рубки и закричал в сторону временного хозяина яхты: – Как же так? Ведь наш долг…
– Если у тебя перед ними какой-то долг – прыгай за борт! – Отто ответил так грубо, что на рулевого, похоже, напал минутный столбняк. – Решай, пока шлюпка еще под кормой!
Боцман за это время успел бросить конец линя от второго анкерка, наклонился над леерным ограждением и молча смотрел вслед удаляющейся шлюпке и на китобоев, которые как на старой серой фотографии замерли каждый в своей позе – кто сидя, кто стоя…
«Получив» неласковый ответ от сенатора Дункеля, Роберт как-то разом обмяк, гладко выбритое лицо покрылось желтизной, плечи опустились. С виноватой улыбкой оглянувшись на баронессу, которая все так же в одиночестве стояла на корме и смотрела в сторону шлюпки, не до конца осознав, какая трагедия разыгралась у нее на глазах, Роберт тихо закрыл дверь, не замечая, что у штурвала для подстраховки уже встал Карл: если бы рулевой вздумал не выполнить приказ сенатора, он тут же вылетел бы из рубки и больше никогда не встал бы на вахту. По крайней мере, вплоть до возвращения в Мельбурн…
– Что мне делать… за кормой, а? – Рулевой, разговаривая сам с собой, вздернул плечами, по привычке не упуская из вида стрелку компаса – красным концам она показывала строго на зюйд. – Что мне там делать? Надо же, получил словесную зуботычину… Словесную, а досадно и больно… Пусть он сам и отвечает перед Богом!
– Ты прав, Роберт, – негромко поддакнул Карл, разжимая тугие кулаки и радуясь в душе, что не пришлось доводить дело до драки и тем самым настраивать команду против пассажиров. – Каждому тащить свою ношу и по своей должности. На отца не сердись, он непременно объяснит после суматохи причину такого решения.
– Да-да, господин Дункель, вы правы… Господин сенатор здесь хозяин, и ему нет необходимости объяснять свои поступки. Кому объяснять? Какому-то рулевому, без роду без племени… – Роберт говорил, но голову к Карлу не повернул, боясь показать глаза, полные обиды и ожесточения – впервые за много лет плавания на «Изабелле» с ним так скверно обошлись! Разные были туристы, и капризные и трусливые, но чтобы кричать моряку – прыгай за борт! – и в голову никому из них не приходило!
Отчитав рулевого, Дункель обернулся в сторону кормы – баронесса стиснула руки и широко раскрытыми глазами смотрела не на удаляющуюся шлюпку, где неслышно из-за работающего двигателя кричали моряки, взывая к Богу или призывая Сатану для возмездия, она смотрела на него, как на нечто впервые увиденное…
За кормой вдруг прогремел выстрел, с головы сенатора слетела пробитая пулей шляпа. Марта взвизгнула, решив, что сейчас он рухнет на палубу, обливаясь кровью; ахнул Фридрих, не успев еще сделать и шага к своему другу, но Отто опомнился первым.
– Ну-у, черти! – непроизвольно выкрикнул он, даже не испугавшись как следует, и по-военному ловко упал на палубу. Рядом с ним огромной и толстой медузой распластался Фридрих, выхватив из внутреннего кармана пистолет, Карл от рубки бросился к баронессе и услышал предостерегающий возглас отца:
– Берегитесь! Они снова целятся в нас! Всем лечь на палубу! – И тут же решился на какой-то маневр. – Лево руля!
Роберт послушно положил яхту в крутую циркуляцию, но не успела яхта пройти и четверти круга, как вторая пуля ударила в мачту почти над головой вахтенного японца, с чисто человеческой отчаянностью взвизгнула от досады на промах и, отрикошетив, улетела в открытое море.
– Марта! Быстро ложитесь на палубу! Прошу вас! Карл… – закричал было Отто, но увидел, что сын уже спешит к баронессе на выручку, успокоился. Марте же казалось, что она смотрит кинофильм, а не является свидетельницей жуткой сцены из собственной жизни. Карл успел до следующего выстрела подбежать к Марте и едва не силой уложил ее на палубу за гакабортом, рукой настойчиво придавив голову баронессы вниз.
– Лежите, ради бога, лежите, баронесса! Они еще будут стрелять, а пуля не выбирает, хороший перед ней человек или тварь поганая… – Он уловил в глазах женщины испуг, смешанный с недоумением, счел нужным пояснить: – Вот как они отблагодарили нас за воду и пищу! Словно сбесившиеся волки, стреляют в людей без разбора!
– Клянусь священными водами Стикса, я расколю вашу мерзкую посудину, как гнилую тыкву! – скрипел зубами обозленный до предела Дункель, доставая из заднего кармана пистолет. Перепуганные моряки вместе с боцманом попадали кто у мачты, кто у шкотовых лебедок, опасаясь поднять голову от выдраенных досок.
Фридрих, удерживая фрегаттен-капитана за локоть, предостерег по-немецки, чтобы команда не поняла, разумеется, кроме Клауса, который лежал у носового люка в такелажную:
– Отто, оставь их морскому дьяволу! Иначе эти китобои перестреляют нас! Ты же видишь, у них винтовки, они будут бить залпами по ходовой рубке и разнесут ее в щепки, попортят приборы!
Дункель с полминуты тяжело дышал – не привык уступать поле боя с чувством понесенного поражения, да еще перед какими-то моряками китобоя, но в словах Кугеля было слишком много истины. «Ниче-го-о, – проскрипел он стиснутыми зубами, – вам не миновать акульих зубастых пастей! Поперхнетесь вы моими галетами!» Он поднял голову и крикнул Роберту:
– На румб сто восемьдесят градусов!
Послушно повторив приказ, Роберт закрутил штурвал в обратную сторону, и яхта, слегка наклонившись на левый борт, под двигателем быстро пошла на юг. Вдогон загремели торопливые выстрелы – в гроте появились три крохотные дырочки. Шлюпка, поднимаясь и опускаясь между волнами, стала отдаляться.
Прошло минут десять, и только тогда Дункель окончательно решил не связываться больше с китобоями.
– Поднять все паруса! Глуши мотор! – Он командовал спокойно, словно и не подвергался смертельной опасности. Фридрих подошел к баронессе, чтобы успокоить ее, а сам внимательно наблюдал за поведением команды, тем более что Карл по знаку отца отошел ближе к баку. Боцман, негромко чертыхаясь, вскочил с палубы, повторил команды сенатора:
– Ставь паруса под правый бакштаг! Трави правые шкоты! Выбирай левые! Крепи шкоты!
Ветер дул с кормы и чуть справа, наполнил паруса, в том числе и большой выносной спинакер. Яхта с левым креном быстро пошла на юг, продолжая так негаданно прерванный бег к заветному месту, о котором пока что знал только один человек.
– Отлично, парни! – Боцман удовлетворенно покашлял в кулак. – Чжоу – на камбуз, готовь обед! Подвахтенным отдыхать! – Майкл, не дожидаясь указаний сенатора, решил хоть такими командами напомнить морякам, что именно ему, а не пассажирам, они обязаны беспрекословно повиноваться. «Такого еще в моей морской службе не было, – в который раз мотнул больной головой изрядно взволнованный Майкл. – Святой и нерушимый долг каждого моряка – спасать потерпевших крушение! Никто не застрахован от подобного несчастья, в том числе и этот немецкий сенатор…»
Карл оставил баронессу наедине с Кугелем сидеть в кресле, подошел к отцу. И его грызли сомнения вперемежку с угрызениями совести, что пришлось бросить среди моря обреченных людей, хотя он отлично понимал главный мотив в поведении отца. Теперь надо, чтобы и вся команда узнала эту причину, которая лежит на виду у всех, а не та, подспудная, главная…
– Отец, а почему мы оставили китобоев? Я так и не понял, что за причина? – Карл спросил и краем глаза увидел, что команда тут же навострила слух, приблизилась к ним.
– Да потому, что на яхте женщина! Черт побери, Майкл! Неужели вы не понимаете? – И Дункель повернулся к нахмуренному боцману, который был несомненно подавлен поступком сенатора. – Вы что, не видели, кого готовы были принять на борт? Эти мужланы наверняка целый год болтались у берегов Антарктиды, озверели в полном смысле слова! Кто-нибудь из них не сдержал бы плотской страсти, посягнул бы на честь баронессы! Я видел уже эти рысьи огоньки в глазах китобоев, едва только госпожа Бутанис попала им в поле зрения! Видел и кривые усмешки, молчаливые намеки на скорую потеху… Неужели вы думаете, что мы не вступились бы за нее? Представьте, какое побоище здесь учинилось бы. У них пять винтовок, огромные ножи. Резня была бы пострашнее, чем в древние времена на Флегрейских полях, где греческие боги дрались с гигантами. Я не могу рисковать жизнью своих детей, всего экипажа. Совесть наша перед Господом чиста, мы дали им воду и галеты, до Новой Зеландии им этого вполне хватит. Все остальное – в их собственных руках, пусть поработают веслами хорошенько.
– Если так прикинуть, то ты прав, отец! – Лицо Карла прояснилось. И боцман перекрестился, складки у рта разгладились, глаза повеселели. Он шумно вздохнул, повернулся к морякам и сделал им знак большим правым пальцем – все, дескать, о, кей!
– Выходит, что по здравому смыслу вы поступили, господин сенатор. Видит бог, по здравому смыслу, – повторил Майкл, окончательно отогнав от себя нехорошие мысли, которые пришли было в голову по отношению к сенатору Дункеля. – Прогулочная яхта – не океанский пароход, где команда в сто человек… Хотя и такие пассажирские пароходы не застрахованы от пиратских налетов и ограбления.
– Твоя правда, Майкл! Думаю, что и моряки тоже поймут меня правильно. Кто знает, сколько дней или часов прожили бы мы дружно с теми китобоями… Карл, спустись в каюту. Мне кажется, что Вальтер принял все случившееся слишком болезненно. Поговори с ним. – А сам подумал с отчаянием в душе. – «Только бы мне сохранить сына и вернуться с ним домой благополучно! Отправлю на лучшие курорты мира, пусть подлечит нервишки, иначе ему не выжить в этом кромешном аду с его постоянными политическими, финансовыми и бытовыми катаклизмами… А невесту мы ему найдем со временем, достойную невесту, не какую-то нищую индианку…»
– Хорошо отец, я сейчас спущусь к брату. – И Карл с безмятежной улыбкой пошел к трапу.
Отто осмотрелся, нашел взглядом Фридриха, сделал ему знак быть на баке и следить за поведением команды, а сам прошел на корму, опустился на свободное складное кресло, взял баронессу за руку. Марта непроизвольно вздрогнула, словно не видела, кто с ней рядом, подняла голову – на лице все еще оставался отпечаток пережитого испуга и недоумения: что же случилось? Почему китобоев не взяли на яхту и тем обрекли на гибель? И почему моряки на шлюпке начали в них стрелять? Слова объяснения, только что сказанные Дункелем морякам команды, похоже, до ее сознания пока что не дошли…
Отто решил говорить не от себя, а от героев Джека Лондона, о которых Марта так превосходно начитана:
– Милая моя Пандора. Вы помните, что произошло с очаровательной Мод Брустер? – Отто еще раз продемонстрировал незаурядную память. – Волк Ларсен принял ее со шлюпки и тем вроде бы спас ее, совершив благородный поступок… Но он спас ее от голодной смерти в океане с тем, чтобы подвергнуть еще более страшному испытанию!
Ее счастье, что обезумевший капитан «Призрака» в ту минуту потерял силы по причине рака мозга! Но кто поручится за этих девятерых одичавших моряков? У меня волосы встают дыбом, едва только представлю себе, что они могли с вами сделать… Мы вчетвером легли бы перед вами намертво, защищая вашу честь, но как повела бы себя команда? Для них мы случайные пассажиры, только и всего…
– Благодарю тебя, Отто. Ты прав… Наверное, так и надо было поступить. Но я так напугалась за тебя и за себя. Ведь в меня еще ни разу не стреляли, а тут…
– Теперь этот кошмар позади, милая Марта. Спустись в каюту, отдохни. Я думаю, теперь ничего подобного уже не случится, и скоро мы прибудем к сказочным пещерам Али-Бабы…
* * *
Карл медленно открыл дверь каюты – брат сидел с книгой, но читал или только делал вид, понять было трудно: лицо без кровинки на всегда румяных щеках, глаза отрешенные, словно их тронуло ледяное дыхание Таната[6]. На маленькой тумбочке в рамке стояла хорошо памятная фотография – в феврале сорок третьего года отец приезжал в Берлин получать из рук фюрера крест за успешные атаки союзнических конвоев, а заодно повидаться с семьей. Тогда они и сфотографировались вместе, в последний раз. Слева на фото была мама, рядом с ней семилетний Вальтер, потом Карл, крайним справа сидел отец. Фото матери отрезали, чтобы поместить на памятник – другой почему-то не попалось тогда под руку – и теперь на фотографии над головой Вальтера заметен локон материнской прически…
– Вальтер, ты опять за книжкой? – Карл не знал, как подступить с разговором к брату, который отдаляется от них с каждым днем, словно упавший в воду айсберг от родного берега, гонимый ветрами и океанскими течениями, и где-то в жаркой дали истает совсем…
– Да, брат… И тут и там – везде одни и те же низменные человеческие страстишки… И кровь, если только отдаленно блеснет проклятое золото. – Вальтер смотрел в угол каюты, как будто там уже возникло колдовское свечение губительного для людей металла.
– По-моему, отец поступил разумно. Действительно, из-за баронессы Марты у нас с китобоями могла произойти драка. Их числом больше, да и винтовки…
– Да, отец прав… из-за баронессы, хотя эти винтовки можно было у китобоев забрать, принимая по одному на борт. И они не посмели бы даже криво глянуть на Марту. Не странно ли, что отец не догадался до такой простой истины?
Карл даже рот открыл, пораженный логичными размышлениями брата. «А ведь он тысячу раз прав, наш меланхоличный Вальтер, могли бы отобрать винтовки – и никаких угроз тогда…»
– Ты продолжаешь думать, Карл, что отец обрек китобоев на смерть только из-за Марты? А не из-за будущих сокровищ! – Вальтер перевел грустный взгляд на фотографию, повернул ее к себе и вздохнул. – Какие мы здесь маленькие и… какие святые. Карл, а тебе не приходила в голову мысль убить меня? Никогда не приходила, скажи честно?
Карл готов был разразиться возмущением – что за разговор затевает Вальтер? – но брат поднял на него глаза – глаза сына Божьего, распятого на кресте в ожидании мучительного конца! – беззвучно сел рядом, обнял его за плечи.
