Владимир Де Ланге
Вера и рыцарь ее сердца. Книга четвертая. Жизнь без десерта
– Не женщина? О боже, а кто вы?..
Вера добилась цели, гость ещё раз подозрительно посмотрел на неё, уже как на бесполую коллегу, и удалился, а для неё настало время задуматься, кто же она такая, если не мужчина.
Два месяца учёбы на курсах усовершенствования врачей пролетели быстро. Экзамены успешно сданы, и настала пора возвращаться по домам. Вера ехала на рейсовом автобусе в Андрюшино, где её ждали дети и родители.
Зима покрыла землю пушистым снежным одеялом, сверкающим на солнце белизной. Сидя у окна, женщина впервые за столько лет наслаждалась жизнью, любовалась убегающим пейзажем и ощущала приятное желание быть обласканной любимым мужчиной.
По приезду домой это желание не пропало, а наоборот, уже мешало Вере жить, работать и воспитывать детей. Папа и мама, заметив позитивные перемены в настроении дочери, уехали обратно в Караганду, словно чувствуя, что их дочь задумала в самый Новый год стать счастливой!
Старт новой жизни должен был начаться со встречи с достойным мужчиной, одиноким трезвенником, в зрелых годах. Из всех андрюшинских мужиков её выбор пал на Ивана Илларионовича, бобыля и бригадира электриков, ибо он лучше всех подходил на роль Вериного возлюбленного, встреча с которым произошла по чистой случайности.
В тот год зима пришла рано, она сначала укутала землю белоснежными перинами, а потом навела на всё живое крепчайшие морозы. Темнело рано, а свет во врачебном доме включался варварским методом – ударами кулака по стене в коридоре или по дверному косяку на кухне. Пригласить в дом Ивана Илларионовича порекомендовала Вере благородная Наталья Александровна, фельдшер по детству, которая охарактеризовала этого деревенского электрика как человека серьёзного, богатого, коммуниста по крови, собирающегося до старости жить в родительском доме, заботясь о маме и папе.
К мнению Натальи Александровны не прислушаться было бы глупо, потому что для Веры она олицетворяла собой счастливейшую женщину, имеющую завидный авторитет в Андрюшино, знатного мужа и послушных сыновей, а также и новый дом, где с радостью встречали гостей.
А в семье Лебедевых гости не приветствовались, тем более мужского пола, так как мужчин Пират на дух не переносил, считая каждого из них врагом своей хозяйки, но приход электрика он только облаял, потому что Вера предварительно закрыла его в будке.
Иван Илларионович скептически оглядел жильё врачихи, на которую посмотрел очень неодобрительно исподлобья, и без разговоров принялся за дело, но вёл себя не как мастер по электрическим проводкам, а как настоящий хозяин этого дома. Сам он был невысоким коренастым мужчиной, а белые валенки до колен, полушубок на меху и натянутая до бровей шапка-ушанка делали его похожим на гриб боровик, которому грибной сезон не указ.
Не зная, как подобает вести себя одинокой, но приличной женщине, Вера попыталась развлечь электрика разговорами о политике, о культурной жизни страны, но тот ни на какие контакты с пользователем оголённой электропроводки не шёл. Видя такую нелюдимость человека, взобравшегося по стремянке к самому потолку, где находился электросчётчик, Вера замолчала и присела на тумбочку под вешалкой. Она сидела, сложив руки на коленях, под детскими шубами и с интересом наблюдала за работой Ивана Илларионовича, удивляясь его способности разбираться в электропроводах, запутанных в безобразный разноцветный клубок.
Понимая, что приближался момент расчёта за услуги, женщина запаниковала, ведь денег в доме не было, как и водки. Думая о том, как можно рассчитаться за работу электрика без денег и водки, она сделала мысленное заключение, что электрик – флегматик со скудными эмоциями и недостаточным воспитанием. Вопреки этому резюме, ей импонировали уверенные движения мужчины, его неторопливость и степенность. Красное от мороза лицо Ивана Илларионовича выдавало любителя зимней рыбалки, а в прищуре маленьких глаз чудилась охотничья хитринка, а ещё он был обладателем прямого, с горбинкой носа, обветренных губ и волевого подбородка.
Чтобы не дать своему воображению разыграться, Вера решительно встала и подошла к стулу, на котором уже полчаса стоял электрик, потому что тянуть время с оплатой за услугу женщина больше не могла.
– Иван Илларионович, можно я рассчитаюсь с вами после получки?
Электрик удивлённо посмотрел на подскочившую к нему докторшу, которая до этого так смирно сидела под вешалкой, и, ничего не ответив, стал опять заниматься своим делом.
Странно, но эта женщина приглянулась Ивану с первого взгляда, но не внешностью или одеждой, а какой-то непонятной ему открытой доверчивостью. Она напоминала ему бедного француза, бежавшего из России в 1812 году, ему хотелось лучше её узнать, чем она дышит, как живёт, поэтому он осознанно тянул время с ремонтом электропроводки во врачебном доме, скрывая свой растущий интерес к той, которую деревенские разом зауважали.
Иван уже был наслышан о причудах приезжей докторши.
По весне она насильно раздавала трёхлитровые банки с малиновым вареньем рубщикам дров. Ребята, привыкшие к самогону, с ума сходили, не зная, как избавиться от этого варенья. Вся деревня изрядно посмеялась, когда докторша обозналась коровами и весь день гонялась по деревне за коровой своего соседа, пока не загнала чужую скотину в свою стайку и не увидела, что вымя у этой коровы совсем незнакомое. Но больше всего изумляли земляков купания врачихи в таёжной речке, в которой плескались обычно голые ребятишки. Зато на приёме в больнице даже видавшие виды старички и старушки до слёз умилялись почтительному обхождению Веры Владимировны и теперь стали похаживать к ней на приём, чтобы просто поговорить по душам.
Впервые приезжую из города Лебедеву Иван увидел прошлым летом, когда та шла по центральной дороге села. Она шла по пыльной улице, как по дворцовой площади, элегантно переставляя полные ножки в красных туфельках. Белый шёлковый костюм с удлинённой юбкой, гладко причёсанные волосы, собранные на затылке, и уверенная поступь делали её похожей на ссыльную княжну. Удивительно гармонично в этой женщине сочетались благородные манеры и трогательная доброта к простым людям.
***
Теперь Иван стоял на столе, делал своё нехитрое дело и поглядывал сверху на Веру, не знавшую, как с ним рассчитаться за труды, и он решил её уважить.
– Денег мне ваших не надо. У меня их, однако, и куры не клюют.
Вера подошла поближе. Она не понимала, как надо расценить эти слова, как унизительные, или, наоборот, дружелюбные, и после минутного замешательства выбрала второй вариант.
– Тогда я вас чаем с вареньем угощу! Хорошо?
Тут электрик в самошитых валенках ловко спрыгнул со стола, нажал пальцем на выключатель, и свет загорелся. На свет сбежались из комнат дети, ведь каждому радостно, когда в доме горит по вечерам свет, а их мама потянулась к чайнику, но напрасно.
– А вот чаи-то я с детства не употребляю, увольте, водку-то я не пью, то бишь с юности, однако. Если что, то выпью кружку молока, но только парного и от маминой бурёнки.
Запахнув овечий тулуп на груди, электрик пошёл к выходу. В этот момент Вера от всей души возненавидела зазнавшегося деревенского мужика со среднетехническим образованием. От огорчения за свою несостоятельность заплатить мужчине за услуги, как это подобает порядочному врачу, Вера гордо подняла голову и направилась вслед за ним, чтобы провести его к воротам мимо будки с Пиратом, который уже рвался в бой с наглецом, пробравшимся в дом хозяйки. У самых ворот Иван вдруг приостановился, оглянулся на Веру и сказал просто и ясно: «Не сердись, рассчитаешься позже», а потом вышел за ворота. От этих слов уже через несколько часов женщине захотелось вновь иметь личную жизнь. Эти слова разжигали в её теле пламя желаний быть любимой и любить, но любить немедленно. Это желание любви не могли победить ни изнурительный крестьянский труд, ни доводы рассудка, а сам Иван Илларионович не спешил исполнить свою угрозу.
Именно об этом мужчине и молила бога Вера в одну из суббот, той морозной ночью, когда стояла посреди двора на коленях.
***
Настало 31 декабря. В зале стояла украшенная ёлка, а огоньки на ёлке не горели. В обед, сгорая от стыда, Вера постучалась в окошко дома электрика, где он проживал со своей мамой. Беззастенчиво светило яркое зимнее солнце, и снег поблескивал как-то подозрительно лукаво. Купеческая усадьба электрика выглядела музейной находкой, деревянный карниз дома украшала замысловатая резьба, и высокое крыльцо было начисто выскоблено от снега.
На стук в окошко во двор вышел сам Иван, в накинутом на плечи тулупе.
– Иван… Илларионович, у меня не горят новогодние лампочки на ёлке. Ёлка стоит, а лампочки не горят! Могли бы вы зайти на минуточку ко мне домой, зажечь лампочки, чтобы дети обрадовались? Я вам буду очень признательна. Я получила зарплату и в состоянии с вами рассчитаться за помощь.
Иван во второй раз пришёл в дом к этой странной женщине, и через 10 минут лампочки на ёлочке радостно горели. Дети и их мама были довольны, в доме началась праздничная суета, малыши бегали вокруг ёлки, мечтая о подарках, а Катюша отправилась в свою комнату, выбирать наряды на вечер, и на весь дом звучали молодёжные песни.
Надо было провожать гостя, а Иван медлил, ему не хотелось уходить, ведь в его родительском доме никто так не радовался наступающему Новому году, и так как Вера готовилась крутить мясо на пельмени, то он добровольно взялся ей помогать, слушая её рассказ о костюмированном празднике в больнице, где дети медицинских работников сами сыграли новогоднюю сказку, и как они радовались подаркам, спрятанным в сугробе.
Вера поняла, что на гостя новогодние приключения ребятишек в больнице не оказали никакого позитивного влияния, и тот, прокрутив мясо, засобирался домой.
– Я всегда встречаю Новый год дома, – объяснил Иван свой уход, видя разочарование на лице Веры, а чуть позже, когда спускался со крыльца, добавил: – Я зайду, значит, позже, встречу с родителями Новый год и вернусь… Вера… Ты?..
– Приходи. Я буду ждать, – выпалила Вера одним залпом.
Вот и в её жизни случился праздник! Бог услышал просьбу Веры и исполнил её самым лучшим образом.
Младшие дети, уставшие от праздника уже спали на своих кроватях, Катя гуляла в молодёжном клубе, а Вера смотрела «Голубой огонёк» в объятиях мужчины, который по случаю праздника приоделся в белую старомодную рубашку. После бокала шампанского, под томительные мелодии танго, со стоном любовного голода отдавала Вера себя тому, кто был готов её убить, если бы этой близости не произошло. Иван любил её властно и просто, как в старину, без прелюдий и романсов. Вера чувствовала себя возлюбленной самого мужественного, смелого и уверенного в себе рыцаря тайги.
Жаль, что всему на свете есть свой конец, и через три часа взаимной страстной любви Ваня стал вновь Иваном Илларионовичем, местным электриком, и ушёл в свой купеческий дом, а Вера дождалась возвращения Кати и отправилась спать, не думая о том, что случилось этой ночью.
Первые солнечные лучи разбудили младших детей, они босиком помчались к ёлке и от радостных возгласов проснулась Вера.
– Мама, Дед Мороз выполнил своё обещание, а ты видела его живьём?
– Конечно, видела, разве вы сами не слышали, как ночью тявкал Пират, когда он во двор вошёл? Дед Мороз так спешил, что чуть не споткнулся на крыльце. Да вы и сами можете посмотреть на следы от его валенок на крыльце.
Дети в пижамах выбежали на крыльцо и тут же, дрожа от холода, забежали обратно.
– Мама, следы Деда Мороза огромные-преогромные. Он что, на нашем дворе хороводы водил? – восхищённо произнёс Витя, видя весёлую маму, которая уже готовила праздничный завтрак.
Новый год встретила Вера со счастливым взглядом на будущее, но начались будни, и тоска завладела её сердцем. Приглашения замуж не последовало и через неделю после самой чудесной новогодней ночи за всю её жизнь.
На работе Вера сначала скрывала свою влюблённость, пусть не романтическую, зато реальную, а потом поделилась своим разочарованием со всегда радушной Натальей Александровной. Этот разговор случился сам собой, в кабинете приёма детей, тогда же Вера и обмолвилась о том, что не прочь и четвёртого ребёнка родить, чтобы не забывать маминых наставлений. Она сама тогда не знала, что эта её неосторожная фраза позже будет иметь большие последствия.
В деревне праздновали Рождество, стояли трескучие морозы, а Веру бес попутал, и она сама позвонила Ивану Илларионовичу. Не прошло и пяти минут, как на пороге показался её новогодний гость в валенках и тулупе.
– Однако, я долго ждал твоего звонка, – вместо приветствия сказал мужчина, быстро сбрасывая свою одежду на пол в темноте тёплой спальни.
– Ты ждал, что я позвоню тебе c экстренным сообщением, что у меня началась течка? Ты не перепутал ли мой адрес с фермой?
– Вера, ну зачем нужно так много говорить? Давай будем наслаждаться тем, что даёт нам жизнь. Ночь такая лунная, стынут звёзды, а нам вместе тепло и так хорошо.
Иван не догадывался о том тревожном чувстве, которое поселилось в сердце женщины после его слов. В наслаждении от близости она не теряла голову, а понимала, что расставание неминуемо. Вера нежилась под боком у Ивана и в любовной неге гладила пальцем черты его лица, чтобы запомнить их, хотя бы на ощупь. С рассветом под громкий лай Пирата гость ушёл, и Вера приняла решение больше никогда не звонить ему, ни в нужде, ни просто так. Иван об этом ничего не знал, он не звонил, ни вечером, ни днём.
Незаметно подошло Крещение.
Катюша любила гадание и мистические тайны новогодних праздников, которые можно было назвать народными традициями. Она долго уговаривала маму принять участие в гадание на блюдце, но та не согласилась.
После гадания в совхозе «Мирный» Вера дала себе зарок больше не связываться с нечистыми духами ни при каких условиях.
***
В ту ночь тоже на дворе стояли крещенские морозы. Окна в зале врачебного особняка, где жила семья Лебедевых, полностью обледенели, в углу тёмной комнаты светился красными спиралями обогреватель, а на обеденном столе горели свечи.
Женя с младшими детьми спали на втором этаже, а Вера с Катей гадали. Перед ними на картоне чернел круг, по периметру которого стояли буквы алфавита. Вера вызывала духи умерших знаменитостей, гадание шло на воздыхателей её старшей дочери.
В какой-то момент вместо ответа на по-детски наивный вопрос Кати блюдце ожило и стало метаться от одной буквы к другой. Слова складывались в какие-то проклятия и ругательства. Вера от страха быстро включила свет, оставила духов в покое, и они с Катей пошли спать, а ночью в доме случился пожар.
Одному богу было известно, каким чудом Катя проснулась в комнате, наполненной густым дымом от тлеющей подушки, и спряталась в туалете. Веру сквозь сон насторожило то, что дочь уже долго сидит в туалете, она вышла и сразу почувствовала гарь, вбежала в спаленку дочери и распахнула окно, и подушку охватило пламя.
Тушила пожар вся семья, и после этого случая прошли годы, но никаких гаданий в доме не допускалось.
***
Младшие дети спали, Катя задерживалась у подружек, и Вера, закрыв заслонки в печке, прилегла на кровать. В крещенскую ночь плохо спится в одиночестве, больше думается о том, что не сбылось. Оказалось, что для Ивана переспать с женщиной было субботним развлечением, а для неё – почти браком.
Прошло ещё недели две.
Как-то раз, в обед Вера сидела в кабинете бывшего заведующего больницей Петра Петровича, ушедшего на пенсию. Дверь открылась без стука, и в кабинет пожаловал сам Иван Илларионович, но не потому, что соскучился, а потому, что заболела его мама.
– Конечно, после обеда я обязательно зайду к вам, тем более, что адрес ваш я уже знаю. Осмотрю вашу маму и назначу лечение.
– Вера, ты куда пропала? Почему не звонишь? – совсем не кстати начал выяснять отношения Иван.
– Это я-то не звоню? А ты?
Вера поднялась со своего стула и близко подошла к мужчине, чтобы сказать ему в лицо то, что думала и что решила.
– Я должна вам сказать, уважаемый Иван Илларионович, что такие отношения, какие есть между нами, не могут быть продолжены. Вы, Иван Илларионович, можете развлекаться с любой другой женщиной в округе, это ваше право, но только не со мной. Больше об этом говорить не стоит, останемся знакомыми, и не более того.
Последовало молчание, которое прервал мужчина.
– Вера Владимировна, почему ты всё решила сама, и за себя, и за меня?
Вера промолчала, а Иван покинул кабинет в хорошем расположении духа. Он был явно доволен этим коротким разговором, потому что в жизни предпочитал держаться в стороне от всего, что могло бы нарушить его благополучный быт и славу деревенского бобыля.
Любовь не щадит тех, кто относится к ней свысока.
И для Веры эта новогодняя ночь любви только подтвердила пророчества поэзии Михаила Лермонтова.
И скучно, и грустно! – И некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья… что пользы напрасно и вечно желать?
А годы проходят – всё лучшие годы!
Любить – но кого же? – на время не стоит труда,
А вечно любить невозможно…
В себя ли заглянешь? – Там прошлого нет и следа,
И радость, и муки, и всё там ничтожно.
Что страсти? – Ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка,
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка!
Февраль на дворе рвал и метал, но был бессилен остановить приближение весны, а жители деревни готовились праздновать Масленицу.
В одну из суббот, когда после буранов вновь ударили морозы, в больницу привезли на вездеходе из деревни, расположенной на болотах, умирающую женщину с криминальным абортом. Состояние больной прогрессивно ухудшалось, реанимационные процедуры проводились по дороге в райбольницу, женщину удалось довезти в районную больницу, но в приёмном покое она… умерла.
Вера вернулась домой глубокой ночью. Дикая скорбь и чувство вины овладели ею, хоть в омут бросайся. Хорошо, что дети убрались в доме, управились со скотиной, сами протопили баню и вымылись, а теперь спали, так и не дождавшись субботних беляшей.
Вера быстро переоделась в одежды скотника и поспешила в стайки. Корова уже изжевала то сено из яслей, что Таня с Витей надёргали из стога, и свиньи купались в собственном помёте.
Вера почистила клетку у свиней, потом убрала в сарае у коровы, поставила зерно париться на печь, а напоследок отправилась на поле, дёргать скотине сено из стога, который после оттепели превратился в ледник. Вера надрывалась, пальцы коченели, а вытаскивалось сено небольшими пучками.
– За что же мне всё это? – сквозь слёзы прошептала она.
Ночь, стужа, и во всём мире только Вера пытается как-то выжить, а сил больше нет, а сено ждёт скотина, которая не виновата в том, что им досталась в хозяйки такая грешная женщина.
Когда сено лежало в яслях, Веру ждала холодная баня. Вымывшись, она без ужина забралась под одеяло, но спать не хотелось. Тело ломило от усталости, ныло бедро, и душу поедала тоска. Книга о карме всё ещё лежала под лампой с розовым абажуром, терпеливо дожидаясь своей очереди. Вера включила лампу.
Так, на чём она остановилась в отпущении обид? На Пирате, на соседях, равнодушно смотревших, как Витю кусает их дворовая собака волчьей породы.
Теперь женщина точно знала, что забыть сердечную обиду легче, чем её вспоминать, но уроки по карме решила не бросать, а подумать, кого ещё ей предстоит простить?
– В посёлке Мирном я ходила по домам и просила прощения у всех подряд, даже у тех, кто прощения не заслуживал! А в результате унижала сама себя, когда просила прощения у воров, чтобы угодить Богу! Но, может быть, я была не готова прощать искренне? Может быть, прощая, я брала вину других на себя? Я лицемерила и теперь страдаю от кармы и одиночества?
Эта мысль показалась Вере достойной ночного размышления при работе над кармой. Она улеглась под мамино пуховое одеяло и мысленно вошла в свою память с благородной целью вытравить из неё всё, что настраивало злодейку-карму испортить ей жизнь в настоящем.
***
Совхоз «Мирный». Зима. Разруха.
Как-то раз на здоровый приём детей пришла мамаша с годовалым ребёнком на руках. Она светилась неподдельным материнским счастьем, её ребёнок был развит по возрасту и здоров. В посёлке не было ни отопления, ни водоснабжения, отсутствовали в магазинах продукты питания, даже спичек и поваренной соли не было на прилавках, а некая Сафонова была всем довольна, словно для неё не имело значения, что в стране кризис, разруха, нищета, её нисколько не волновало и то, что её шестой ребёнок был не привит.
Причина отказа от вакцинации поражала простой: родители ребёнка больше верили богу, чем врачам. В своей практике педиатра Вера ещё не встречала такого религиозного упрямства!
– Не переживайте, Вера Владимировна, – убеждала её в своей правоте эта верующая мамаша, – наших детей не прививки защищают от болезней, а сам Всевышний Бог. Я знаю, что у вас доброе сердце, самое время подумать о душе. Я вам книжки принесла, почитайте на досуге.
– Хорошо, уважаемая Сафонова, давайте договоримся по-хорошему: мы делаем профилактические прививки Юрику, а я на досуге читаю ваши книги.
Не поддавшись на врачебный шантаж, радостная Сафонова с ребёнком на руках ушла домой, Вера мстительно закинула в ящик две маленькие книжки со словами: «Я не поддаюсь на происки сектантки».
Вера понимала, что она во многом проигрывала этой простой женщине, у неё не было уверенности в будущем, хотя жизнь в её семье наладилась: Женя в совхозе «Мирный» не пил, работал историком в школе и щедро ставил Катюше двойки по истории Древней Руси; Витя и Таня по причине мороза сидели дома, им было вместе хорошо; Пират стал четвероногим членом семьи; Вера училась печь хлеб, доить корову и лечить взрослых людей.
Почувствовать себя счастливой женщиной ей мешал страх, который науськивал по ночам, что муж рано или поздно запьёт, что дети не получат правильного образования; что ей не справиться с руководством совхозной больницей, где нет тепла, медикаментов, воды и бензина для машины «скорой помощи».
Ответственность за работу участковой больницы легла на плечи Веры тяжёлым грузом, так как из врачей в больнице осталась она одна, а из больных – трое беспризорных стариков, один дед и две бабушки, тогда как в больнице не работало центральное отопление и не было воды. В палате, где они жили, круглосуточно работало два обогревателя, а постельное бельё для них стирали сотрудники больницы по домам, зато кормили стариков хорошо, по-домашнему.
Первым умер парализованный дед, запойный алкоголик, – его похоронила бывшая жена, простив то зло, которое он творил при жизни, – а две бездомные старушки дожили до тепла. Одна – бывшая трактористка, приехавшая на целину по комсомольской путёвке, – пока была в больнице, буянила, а зимой присмирела, холод загнал её в постель.
Другая старушка, божий одуванчик, каждое утро выбиралась из кровати и тихонько передвигалась по комнате, она пользовалась ночным горшком и выглядывала в окошко своего сына, боясь пропустить его приход.
В самые морозы люди на приём не ходили, болели они редко и предпочитали лечиться домашними средствами, выздоравливая от горячего молока с маслом или от куриного бульона с перцем. Но иногда вызывали врача на дом, а однажды к Вере на веранду принесли человека с ножом в груди, хорошо, что у неё всегда был под рукой чемоданчик для оказания экстренной помощи.
А на приёме больных Вера обычно скучала, и от нечего делать прочитала книжки Сафоновой, которую звали Надеждой.
В этих книжках-брошюрках прописывались правила примерного поведения, что делать хорошо, а что – плохо, но были приведены и такие утверждения, с которыми женщина согласиться не могла.
– Иисус праведник, он страдал за грешника, который страдания сам заслужил, но дети безгрешны, но они тоже страдают, почему? Иисус видел, что со мной случилось в детстве, и был ко мне равнодушен, потому что я о нём не знала? Или он хотел, чтобы я страдание уже с младенчества восприняла нормой жизни? Но, по большому счёту, я не просила Иисуса Христа за меня умирать, зачем мне нужна эта жертва? Чтобы тяжелее было на сердце, чтобы дать мне почувствовать себя убийцей Христа?
***
Воспоминания детства мешали женщине совершать паломничество в своё прошлое. О том, чтобы простить свою маму за пережитый ужас в детстве, не было и речи. Мама есть мама, как на неё можно обижаться, ведь кроме неё у Веры нет другой мамы. Посчитав свой пульс, успокоившись, Вера вновь возвратилась к работе над своей испорченной кармой.
***
В тот год посёлок Мирный замело снегом по самые крыши – все дома, кроме конторы, школы и двухэтажной больницы. В глазах у односельчан читались недоумение от происходящих бедствий, потерянность и ожидание грядущей катастрофы.
Пробираться к домам приходилось через снежные коридоры, а к дому Сафоновых вела вычищенная до земли дорожка, где Веру, как участкового врача, всегда встречали как долгожданную гостью. От тепла и гостеприимства она быстро согревалась, но не оставляла попытки привить годовалого сына Надежды.
– Если верить той книге, – начинала Вера разговор, уже поменяв тактику убеждений, – что вы у меня оставили, то всё, что случается на земле, по воле бога. Не думаете ли вы, что и предохранительные прививки были созданы не по умыслу человека, а по божьему замыслу, чтобы защитить наши народы от вымирания во время эпидемий?
Надя, держа малыша на коленях, внимательно посмотрела на доктора, а потом перевела взгляд на мужа, который показался на пороге. Павел, как глава семьи, важно прошёл в комнату и сел на табуретку перед женщинами.
– Ваши слова мне очень по душе, уважаемая Вера Владимировна. Вы приняли Божью весть с пониманием. Его святая воля на каждом из нас. Вы прочитали книги о нашем Господе. Теперь мы приглашаем вас к нашему столу отпить чайку.
В тот раз Вера от чая с вареньем и пряниками отказалась, но в другой раз поддалась уговорам Сафонова-старшего, чтобы поближе познакомиться с семьёй верующих людей, которые развал страны не воспринимали трагически, а, наоборот, радовались, что они о Боге могут говорить открыто.
Чаепитие всегда способствует дружбе. История этой семьи казалась бы банальной, если бы в ней не случилось чудо, которого не было у Веры.
***
Всего несколько лет назад многодетная семья Сафоновых слыла самой неблагополучной семьёй посёлка. Надежда с мужем пили беспробудно, а дети росли как придорожная трава, сами по себе. Сафонов в пьяном виде нередко поколачивал жену, силу его кулака знали и дети.
Любовь Господа Христа открылась Наде первой в семье. Она услышала о ней из уст молодого проповедника-евангелиста, который вырос в семье ссыльных баптистов. Божий служитель не ругал Надю за пьянство и за плохое воспитание детей. Он читал ей стихи из Библии, которые оказались понятными для женщины и давали надежду, ту самую надежду, которую дал Иисус Христос грешнице Марии Магдалине, смывая с неё порочную славу развратницы. Слова молодого проповедника о том, что жена должна быть покорной мужу, стали откровением для Нади. Это единственное, что она могла тогда сделать для Господа за его любовь к ней, по которой она, Надежда Сафонова, вновь приобрела честное имя. Остановившись с пьянкой, она стала служить мужу как рабыня, чем довела его до белого каления.
И Сафонов сам рассказал Вере про свой путь ко Христу, когда вёз её из посёлка в Караганду, навестить заболевшую маму.
– Вера Владимировна, вы слышали, как моя жена пришла к вере, а через её веру ко спасению для вечной жизни пришёл и я, но не сразу. Поначалу я не понял, что происходит с моей Надей. Я даже её ударил пару раз, так, для острастки. Она слёзы утрёт и талдычит: «Ты в доме хозяин, так сказал мне Господь». Я подумал, что жена умом тронулась, а она молчит, не пьёт, не скандалит и по дому управляется. Потом я решил, что она снюхалась с попом. Я и к нему отправился, чтобы мозги вправить, а тот хоть молод был, но знал, что сказать людям в гневе. «Ты, – говорит, – Павел, на себя посмотри. Твою Надю сам Бог призвал тебе женой быть в кротости и почтении, как ко главе семьи, ведь и тебя Иисус Христос спас, чтобы не мучился ты в аду после смерти. Покайся в грехах, пока не поздно. Этим спасёшься сам и спасёшь ближних своих». …Вера Владимировна, как на духу говорю, я поверил словам этого проповедника, другим бы не поверил, а ему поверил. Пить перестал, разонравилось хмельным ходить, а как пить перестал, то и друзей потерял. Вот тогда, в одиночестве, я долго обдумывал свою поганую жизнь, и стыд стал мучить. Хотелось даже опять к бутылке приложиться, но вместо этого к пастору пришёл, он мне и это одиночество объяснил, потом на собрание ходить стал. Жизнь наша с Надей поменялась. Теперь у нас большая дружная семья. В Бога мы все верующие, братья и сёстры. Хотите с нами познакомиться? Вера Владимировна, вы готовы к покаянию?
– У меня Библии нет.
Это первое, что пришло в голову Вере в тот момент.
– Мы с Надей подарим вам Евангелие.
И вскоре она принесла домой тонкую синюю книжку, но читать Евангелие, как другие книги, она не могла. Эта книга читалась как-то отрывисто и была непонятна, словно не на русском языке написана. Зато её стал внимательно изучать Женя.
– Вера, послушай, блудный сын был с радостью встречен его отцом, хотя потратил всё своё наследство на блуд и разгул. Это про нас, когда мы приходим к Богу.
Сознавать, что Бог, вечный и всемогущий, что Господь – это не сказка, а настоящая быль, и что Иисус не просто историческая персона, а сын Бога, стало для Веры прекрасным откровением, но в практической жизни это откровение было для неё бесполезным.
На собрания евангелистов Женя не ходил, а Вера ходила, правда, редко, ибо ей очень хотелось ещё раз услышать о настоящем Иисусе Христе.
А Бог сам стал являть себя Вере, и в её жизни начали происходить чудеса.
***
Как-то ночью, когда она шла на вызов к мужчине с болями за грудиной, страх холодил её сердце сильнее, чем тридцатиградусный мороз. Все терапевтические больные были сплошной загадкой для Веры, педиатра со стажем. «А вдруг у больного инфаркт? А что я смогу сделать в этом случае?» – думала она по дороге и, чтобы справиться с растущей паникой, осмотрелась по сторонам, в надежде найти хоть какую-то поддержку, но её окружала ночь, пустынные улочки, заснеженные дама, и тишину нарушал скрип снега под её ногами. Потом она перевела свой взгляд наверх и загляделась. Яркая луна освещала небо, и оно не было чёрным, оно было мистически голубым и смотрело на землю россыпью звёзд.
– Боже, как красиво небо, а мы этого не видим, в это время мы дрыхнем носом в подушку. Если Бог сотворил такую красоту, то он – Творец, дела которого непостижимы человеком… Жаль, что в жизни всё не так красиво и празднично, а, скорее, наоборот. Видишь, Бог, твоя небесная красота живёт сама по себе. В Евангелии Христос говорит, что Ты, как Отец, любишь человека, но ты отдал Христа, Сына твоего, чтобы человек жил вечно? Твоя любовь мне недоступна даже для понимания, но я прошу тебя, по твоей любви, дай мне то, что я не имею, – знания кардиолога. Защити меня от ошибки врача, цена которой – смерть человека. Молю тебя, мой Господь, не дай взять грех на душу.