Владимир Поселягин
Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии
– Товарищ лейтенант, немцы свернули лагерь и выдвинулись в нашу сторону.
– Количество ночных потерь и количество немцев в колонне… – спросил я, раскрывая боевой журнал батареи и готовясь записывать информацию.
– На месте лагеря осталось восемнадцать сгоревших или поврежденных грузовиков. Два орудия, одна зенитка и два танка. Все они имеют разную степень повреждений и, видимо, не могут продолжать движение.
– Потери немцев в людях? – задал я еще вопрос, закончив записывать уничтоженную нами технику.
– Пятьдесят семь крестов насчитали. Всю березовую рощу вырубили, гады, чуть у нас по головам не ходили.
– Раненых много?
– Четыре машины загрузили и под охраной двух танков и одного бронетранспортера отправили в тыл. Примерно человек шестьдесят увезли.
– Это хорошо, нам меньше достанется. Длина колонны и количество сил немцев?
– Колонна у них растянулась на два километра, половина идет пешими, техники-то нет.
– На два километра? – я задумчиво стал покусывать карандаш, рассматривая дорогу.
Сама низина, по которой она пробегала, была длиной в шестьсот метров, вся колонна просто не умещалась в ней. Я уже об этом подумал, поэтому заминировал половину низины, склон и часть дороги со стороны двигающихся к нам немцев. То есть когда колонна спустится, идущие первыми преодолеют заминированный участок и начнут подъем, а когда арьергард дойдет до заминированного участка, мы активируем сеть зарядов.
Передовым у немцев идет бронированный кулак из танков, но их мы боялись меньше всего. Так как если мы уничтожим сперва технику, то с пехотой уже не справимся. Именно поэтому основная задача заминированной дороги – уничтожение пехоты. А с танками мы справимся, для этого есть замаскированные орудия на прямой наводке. Тем более после всех потерь танков осталось всего восемь да два бронетранспортера. Один, кстати, был в зенитной комплектации. Вкусная цель для трофея, но вряд ли мы его сможем взять. Место и время не те.
– Да, на два, – в подтверждение сержант кивнул головой.
– Как движутся?
– Первыми танки, все восемь. С ними бронетранспортер с солдатами, потом пехота на грузовиках, зенитки, пушки и полторы роты пехом.
– Передовой дозор?
– Три мотоцикла и второй бронетранспортер.
– Хорошо, скорость движения?
– Будут тут через полчаса, – мысленно прикинув, сообщил сержант.
– Отлично, пока свободны.
Сержант побежал на противоположную сторону низины, где скрылась машина Индуашвили, а я спустился вниз и по обочине прошел до конца оврага, пристально рассматривая дорогу, пытаясь найти что-нибудь, что бы бросалось в глаза. Но саперы хорошо замаскировали заряды, так что на первый взгляд все было нормально. Даже только что проехавшая тут машина навела маскировку, как бы поясняя немцам, что все чисто. Вот только если немцам придет в голову остановиться и заглянуть в брошенные Т-34 и Т-26, то могут возникнуть проблемы, там мы провода не особо прятали.
Мысль заминировать брошенные танки с полными боекомплектами пришла не мне, а одному из саперов. Он сообщил, что одной шашки хватит, чтобы рвануть обе машины. Жаль, что поражающих элементов у нас не было, а то прикопали бы их поверх фугасов. Но думаю, мощности хватит и так.
Бутов не ошибся: через полчаса в низину скатились мотоциклисты и бронетранспортер передового дозора. Ими после начала боя займется зенитка Индуашвили под командованием Аделя, замаскированная в километре впереди.
За дозором, отстав на пятьсот метров, следовали основные силы. Испуская сизые дымы, ползли запыленные танки с чахлыми ветками маскировки на броне. Следом бронетранспортер, потом грузовики, зенитки, грузовики с пушками, и наконец, показалась пехота.
Как только танки и бронетранспортеры прошли, а конец пехотной колонны продвинулся к тому месту, где у нас закончились тротил и снаряды, я крутнул ручку подрывной машинки. Дорога вспучилась, разбрасывая обломки машин и куски тел. Оба брошенных танка разлетелись огненными обломками… После инициации зарядов сразу заработали пулеметы стрелков Богданова, затявкали очередями зенитки и захлопали оба миномета.
Глядя на немецкий грузовик, подброшенный взорвавшимся стапятидесятидвухмиллиметровым снарядом метров на двадцать вместе с прицепленной к нему зениткой, я пробормотал:
– Кажется, со взрывчаткой мы переборщили, – а посмотрев на то, что осталось от техники, убедился в своей правоте. Нам повезло, что мы находились в ста пятидесяти метрах от уничтожаемой колонны, укрытые складками местности, но и так нас изрядно тряхнуло и оглушило.
Подхватив стоявшую рядом винтовку, я, в отличие от стрелков, бьющих по кузовам уцелевших машин, стал стрелять по канистрам бронетранспортера и танков, закрепленным на броне. Благо зажигательных патронов у нас нашлась пара ящиков.
После подрыва, кроме головной техники, уцелело около пяти десятков пехоты, что шли сзади. Но по технике били зенитки, уничтожая ее одну за другой, а по выжившим пехотинцам – сразу четыре пулемета, включая станковый МГ.
Сопротивления как такового не было, скорее желание выжить и вырваться из этой мясорубки. Вот один из T-IV, столкнув с дороги горящую «двойку», рванул наверх, но получив в корму очередь из бронебойных болванок, застыл, распластав гусеницу. Буквально через секунду по нему ударили еще несколько зениток, превратив в факел.
Ефрейтор Ганс Отто Байер, шедший с обоими своими подчиненными в конце колонны, возблагодарил богов, что командир батальона поставил сюда отказавшегося от госпитализации контуженого ефрейтора. Поэтому когда половина батальона скрылась в невидимой низине и вдруг дыбом встал земля, разбрызгивая в сторону то, что ранее было солдатами вермахта, ефрейтор привычно ухнул в толстую пыль, перемешанную колесами и сапогами прошедшего здесь батальона, и шустро откатился в сторону, не обращая внимания на звон в голове. Контузия после взрывов дала о себе знать, но к счастью, к потере сознания это не привело. Не обращая внимания на то, что немногие выжившие начали отстреливаться, Байер пинками поднял своих подчиненных и приказал им отходить.
У него была для этого веская причина: он узнал звук скорострельных зенитных орудий, что добивали сейчас остатки батальона.
– Фриц, шевелись быстрее! – крикнул он ползущему впереди на коленях подносчику. Обочина была тут не глубокая, но если двигаться на карачках, пули, свистящие над ними, не достанут.
– Это все, кто уцелел? – спросил я Бутова, пытаясь удержать равновесие на покатой, пошедшей трещинами башне «тридцатьчетверки». Ее взрывом отшвырнуло метров на двадцать от уничтоженной нами колонны. Бутов командовал поиском пленных, собирая их чуть в стороне от уничтоженного батальона, поэтому имел полную информацию.
– Да, товарищ лейтенант, всего тридцать шесть человек. Сбежать успело вряд ли больше десятка, я следы посмотрел. По обочине ушли. Преследовать мы их не стали.
– Да, это правильно, молодцы, – рассеянно ответил я, наблюдая за пленными. Большинство из них были контужены и ранены, мало того, среди них затесалась редкая птица с наушниками на шее и в танковом комбинезоне. – Вот Адель приедет, ему пленных и передай. Пусть узнает пункт назначения, переводчики у меня в батарее есть.
– Хорошо, товарищ лейтенант.
Пока они с Богдановым проводили повторный обыск пленных – мало ли что у них там поназапрятано – я посмотрел в сторону уничтоженной колонны. К чадящим танкам батарейцы боялись подойти, вдруг рванут, но вот более-менее целые грузовики были тщательно обысканы. Все добытое складировали на кусок брезента, снятого с одного из трофейных грузовиков. Иванов, по моему приказу, осматривал трофейные «эрликоны» на предмет присвоения, Сазанов с тремя орудиями стерег нас от налета, Андреев с Непейбородой командовали трофейщиками. В общем, все были при деле, вот только Адель задерживался, а это тревожило.
В это время раздались возмущенные крики, и у одного из осевших на правый бок грузовиков стали собираться бойцы, что-то разглядывая внутри. Туда же поспешила Медведева после перевязки раненых – некоторым расчетам досталось близкими осколками, повезло, что погибших не было.
– А ну, разойдись! – рявкнул я. Бойцы дали мне возможность подойти к борту и заглянуть внутрь. Как и бойцам, увиденное мне не понравилось. Кроме двух немцев, сидевших у борта, там было еще несколько девчат в изорванной красноармейской форме.
– Пропустите, – велела Медведева.
Бойцы подсадили ее.
Через пять минут осмотра она вынесла вердикт. Все в кузове погибли от пулеметного огня и подрыва близкого заряда. Случайность, никто о них не знал, да и разведчики не докладывали о пленницах.
– Девушек, прежде чем похоронить, показать нашему особисту, пусть составит доклад командованию о зверствах немцев. Выполнять!
Бойцы тут же засуетились. Двое полезли в кузов, другие стали ждать, чтобы перенести погибших от наших пуль девушек.
Когда я направил освободившегося Богданова принять меры по охранению, наконец появилась машина Индуашвили. Более того, ее сопровождали двое мотоциклистов в пограничных фуражках. Это были хорошие трофеи, теперь нам было что отправлять в разведку, а то после прошлого боя все захваченные мотоциклы оказались в виде блинов. Танкисты подавили.
Обдав меня пылью, машина встала рядом. Выскочивший с пассажирского места Адель белозубо скалился покрытым пылью лицом.
– Докладывай, – я тоже невольно улыбнулся, хотя улыбаться особо не хотелось.
– Расколошматили мы их в прах! Эти счетверенные пулеметы – просто сила! Бронетранспортер сгорел, один мотоцикл получил повреждения. А седоки попрыгали на обочину, бросив технику. Ну, мы там их и добили.
– Задержались из-за этого?
– Да. Пока трофеи собрали, пока дорогу освободили.
– Понятно. Мотоциклы нужно отдать Бутову, пусть сформирует экипажи и вышлет разведку в обе стороны дороги.
– Я сделаю, – кивнул Адель.
– Нет. Пусть Бутов работает, у тебя своя задача. Вон сколько пленных. Допросить, узнать, куда и зачем направлялись. Там есть один выживший офицер, начни с него. Но сначала сходи составь рапорт о гибели девушек. Это вон там, где бойцы копают. Непейборода в одной из машин обнаружил чемодан фотографа с самим аппаратом, попробуй все фотозадокументировать.
– Хорошо.
В течение часа мы активно работали, пытаясь переварить трофеи и подготовить батарею к выходу. Нам достались двадцать три МГ, тридцать семь автоматов (карабины мы не брали). Три восьмидесятимиллиметровых миномета с запасом мин штук по сорок к каждому ушли под командование Смелову. Он начал формировать минометную батарею. В данный момент ефрейтор с радостно-шальным лицом, скинув обмотки, подбирал по своей ноге сапоги из трофеев. Также были две тридцатисемимиллиметровые противотанковые пушки с запасом снарядов и, наконец, одна работоспособная двуствольная зенитка «эрликон» на колесном ходу. Остальные оказались повреждены взрывами и к использованию не годились. Зато боеприпасов к ним было много.
– Вот, товарищ лейтенант. Подарок. Нашел у одного унтера, – протянул мне настоящий эсэсовский кинжал Непейборода.
– Что за унтер? – удивился я, принимая подарок.
– Не знаю. Немец как немец. Форма вроде обычная, только в петлице в одной две молнии.
Повесив кинжал на ремень, я проверил, как выходит клинок из ножен, и, немного поиграв с ним, убрал обратно. Бойцы знали о моей тяге к холодному оружию и всегда подносили подарки, снятые с немцев. У меня в сидоре уже скопилось штук восемь клинков разных моделей.
Закончив заполнять журнал боевых действий, я задумался, куда приткнуть трофей. После недолгих размышлений решил усилить «эрликоном» взвод Иванова, пусть с ней осваивается и ищет расчет. Хотя искать тут не надо. Пятеро из стрелков Богданова были из нашего дивизиона. Мест для них не было. Вот я и оставил их стрелками, держа в качестве резерва. Да и «нахлебники» в количестве три человек – остальных прибрал Смелов в формирующуюся минометную батарею – могли пригодиться.
Теперь по трофейной технике. Всего три грузовика из двадцати двух могли двигаться, правда, водителям пришлось поменять у них простреленные баллоны, благо было где снять. Поэтому, загрузив в два грузовика боеприпасы к «эрликонам», прицепили к одному уцелевшую зенитку, к другому – одну из пушек и отогнали их к формирующейся колонне. Третий огромный грузовик с освобожденным кузовом ушел Смелову – для минометов и расчетов. Надо бы еще одну им машину, но больше просто не было. Мины распихали по машинам обеспечения.
Еще одна проблема была в том, что техники, чтобы вывезти все, что мы насобирали, не хватало. Обдумывая эту патовую ситуацию, я услышал приближающиеся шаги.
– Чего задумался? – спросил меня Адель, раскатывая рукава френча.
– Трофеев полно, а вывозить нечем.
– А что не так? Пушки, я вижу, прицепили, зенитку эту двуствольную тоже. Хотя, конечно, забавно: зенитка тащит на прицепе пушку, – кивком указал он на машину Андреева, к которой был прицеплена одна из противотанковых пушек.
– Да все не так. В принципе, все трофеи мы загрузили, только теперь людей сажать некуда. Понимаешь? Мы даже огонь открыть не можем, так перегрузились, расчеты свои места занять не смогут. Только Индуашвили на роль защиты, да и то не факт. Вот старшина бегает, суетится, значит, что-то еще нашел.
– Действительно проблема, – согласился Адель.
– Да ладно, придумаем что-нибудь. Что там с пленными? – увел я разговор в сторону.
– Офицер сказал, что автомобильный мост уничтожен охраной, а вот железнодорожный действительно захвачен диверсантами в нашей форме.
– «Бранденбург-восемьсот», – кивнул я.
– Ты откуда знаешь, это же секретная информация?! Я ее только что от немца узнал! – тут же накинулся на меня погранец.
– Ой ли секретная? Думаешь, ты первого немца в плен взял? Все уже всё знают.
– Да? Ну ладно. Так вот, чтобы не привлекать к себе внимания, они изображают из себя перебитую охрану, пропуская наши колонны. У них в этом случае есть шанс удержать мост.
– Много их?
– Гауптман сказал, на двух ЗИСах были.
– От сорока до пятидесяти. Хм. Если засядут в дотах и бункерах, то замучаешься выковыривать.
– Есть идеи?
– Если они пропускают вырывающиеся из колечка части, то под их видом подъезжаем – и в рукопашную, другого плана нет. Вряд ли они этого ждут.
Адель захохотал.
– Ты чего? – удивился я.
– Именно так они и захватили мост. Просто подъехали и атаковали.
– Да? – я задумался. – Если они так сделали, то охрана не могла сдаться без боя. Думаю, их осталось человек тридцать, а то и меньше.
– А они нас не заподозрят? Все-таки трофеев полно.
– Не-е, когда заподозрят, поздно будут. Ты лучше собери всех командиров, буду ставить задачу.
– Ага.
– Кстати, а что там с девушками?
– Офицер сказал, что им машина повстречалась с ними, да вот решили бордель сделать. Три девушки успели покончить с собой.
– М-да, жуть.
– Это точно.
– Ты все зафиксировал?
– А то! Кстати, в колонне еще два целых фотоаппарата нашли и чемоданчик с аппаратурой для проявки и печати фотографий. Один аппарат и чемоданчик я себе забрал. Они мне пригодятся. Я уже начал делать снимки колонны и погибших девушек для подтверждения.
– Гольдберга возьми, он работал в фотоателье до войны, – подсказал я.
– Да? Сейчас к нему схожу.
Проводив Аделя взглядом, я снова задумался, разглядывая машины. Блин, куда сажать людей?!
Практически в это же время донесся крик наблюдателя:
– Пыль с запада!
Наблюдатели уже четырежды сообщали об опасности, но это были немецкие самолеты. Трижды они проходили на большой высоте, и лишь однажды нами заинтересовался одинокий «мессер», крутившийся вокруг дымившей колонны, пока не снизился и не получил в бок от замаскированной зенитки Индуашвили. Остальные у нас стрелять не могли. Если только «эрликон», но расчет лишь начал с ним осваиваться, так что в прикрытии у нас были только «максимы». Да ладно. «Мессер» получил очередь в бок да, задымив, ушел на бреющем. Может, и упал где, кто его знает? Однако в этот раз наблюдатели сообщили о пыли, значит, кто-то движется по дороге со стороны границы.
Скомандовав занять круговую оборону, я побежал к наблюдателю, слыша за спиной топот Аделя.
Подняв свой бинокль, присмотрелся к точкам и столбам пыли за ними.
– Наши, – известил я всех присутствующих.
– Да, впереди наш патрульный мотоцикл, что мы отправляли осмотреться, за ним автобус. Дальше пыль сплошная, не видно ни черта, – пробормотал, подведя резкость у своего бинокля, Адель. Благодаря колонне, теперь у всех командиров они были. У домовитого Непейбороды даже три.
– Похоже, встретили кого-то и ведут к нам. Но все равно пусть бойцы занимают позиции, мало ли что?
Обернувшись, я посмотрел на сразу опустевшую низину. До этого тут носилось два десятка бойцов, что-то перетаскивая или помогая разгружать, теперь же пустота. Да тела убитых немцев, разбросанные по обочине. Их не стали хоронить, просто оттащили в сторону, чтобы не спотыкаться.
Через минуту, когда небольшая колонна приблизилась, стало ясно, что кроме автобуса там еще присутствовала полуторка с закрытым кузовом, что заставило меня радостно подпрыгнуть. Техника мне была нужна.
Как только колонна остановилась рядом с нами, обдав пылью, я взмахом руки велел сидевшему в люльке у пулемета бойцу докладывать.
– Товарищ командир, во время патрулирования были встречены артисты театра. Они прятались в роще. Когда мы их обнаружили, попросились к нам.
– Ясно, свободны. Колонна сформирована, вы назначаетесь в головной дозор. Свободны.
– Есть, – козырнул мотоциклист. Взревев мотором, мотоцикл скатился в низину и взлетел наверх на другом конце, где уже стояла наша колонна, ожидая отправления.
Как только мотоцикл тронулся, я осмотрел автобус. Без сомнения, он принадлежал какому-то предприятию. Водитель не убрал с лобового стекла знак «Вахта», да и цвет был желтым. Та же «эмка», принадлежавшая ранее секретарю обкома (я нашел бумаги в бардачке), была черной.
Подойдя к закрытой двери, я постучал и, как только ее открыл невысокий живчик хрущевского вида, бросил внутрь:
– С документами на выход.
Сделав пару шагов назад, посмотрел на кабину полуторки, что стояла сзади, и взмахом руки велел водителю и пассажиру покинуть ее.
Из автобуса вышли восемь человек, к ним присоединились двое из полуторки. Чуть позже – водитель автобуса, да и то только после моего окрика. Среди явных гражданских выделялись двое в военной форме. Один младший политрук, совсем еще молодой парень, другой гэбист. То есть старший лейтенант госбезопасности, это судя по двум шпалам в каждой петлице да по малиновому околышку фуражки.
– Лейтенант, не много на себя берешь? – так и оставшись стоять у дверей, начал наезжать недомайор.
– Я в своем праве. Встать в строй, а не то прикажу бойцу стрелять прикладом, – хмуро бросил я. Сзади послышался смешок страхующего меня Аделя.
Поиграв желваками, старлей подошел к неровной шеренге из гражданских и политрука. Тот стоял молча, не возникая. Молодец, сечет ситуацию, вон как зыркает на уничтоженных немцев, разглядывая трупы.
Гэбист мне не понравился, что-то с его глазами было не так, поэтому я начал с другой стороны строя. Проверив водителя и пассажира полуторки, отпустил их, после чего велел съехать в низину и поступить в распоряжение старшины Непейбороды, но предварительно проверил, что в кузове машины. Ну, музыкальные инструменты и актерские костюмы можно еще найти, а нам боеприпасы грузить некуда. Ничего, старшина разберется.
Следующей была молодая женщина. Или девушка. Изучив ее документы, велел:
– Откройте лицо.
У девушки была широкополая шляпа с вуалью. Когда некая Ольга Лопарева, как написано в документах, откинула вуаль, Адель за спиной восхищенно ахнул. Он, видимо, ее сразу узнал.
– Это же Лопарева! – тихим шепотом известил он меня. Проверив документы, я подтвердил, что да, она и есть.
– Ты что, ее не узнал?! – изумленно спросил погранец.
Девушка наши переговоры слушала с невозмутимым лицом, видимо, привыкла.
– А что, должен был? – логично спросил я, изучая девушку. Кроме роскошной фигуры, которую обтягивало белое платье в горошек, показывая все линии превосходного тела, я стал рассматривать и лицо. Актриса, судя по нескольким локонам, свисающим у висков, была блондинкой. Большущие глаза, с некоторым превосходством и легкой усталостью смотревшие на меня, правильные черты лица. Прямой красивый нос, чувственные губы. Все это показывало, что передо мной красавица всесоюзного масштаба. А судя по реакции Аделя, так оно и было. В общем, девчонка была в моем вкусе.
– Это же прима Малого театра! Да она даже в кино снималась!
– Да? – почесав рассеянно шею, я вернул документы со словами: – Все в порядке, можете вернуться в автобус.
Почему-то девушка не последовала моему приказу, а подойдя к склону, стала пристально изучать уничтоженную колонну немцев в низине, особенно внимательно рассматривая все еще дымящуюся технику.
Проверив остальных гражданских, я остановился около младшего политрука, бывшего, оказывается, сопровождающим артистов от политотдела округа Матвеем Руссовым. Он молча прошел проверку, видимо, понимал, что возникать ему не с руки.
Вернув ему документы, я подошел к гэбисту, который привалился спиной к борту автобуса, спокойно ожидая моего приближения.
– Документы, – требовательно протянул я руку.
Получив требуемое, я удивленно моргнул, открыв слегка потертое удостоверение. Следа скрепки не было, у Руссова был след, а у этого подозрительного гэбиста не было.
– Причина следования с артистами? – спросил я.
Проблема была в том, что мы с Аделем не обговаривали подобную ситуацию, и кодовых слов, чтобы привлечь внимание погранца, распушившего хвост рядом с Ольгой, не было. Рядом стоял только боец с трофейным автоматом на плече. Ну и еще пулеметный расчет в шестидесяти метрах дальше по склону, вот и все. Получается, что положиться я могу только на себя. А немец, было видно, тренирован. Под гимнастеркой при каждом движении так и перекатывались мускулы.
– Что-то не так? – спросил липовый гэбист, видимо, уловив мое напряжение.
– Да. Удостоверение фальшивое… – больше сказать я просто не успел, хотя хотел спросить, из бранденбуржцев он или из другого батальона – мне пришлось уходить от удара локтем.
Фальшивый Алексей Чернов сработал профессионально, однако я ожидал чего-то подобного – не зря в прошлой жизни тратил время на тренировки! ой не зря! – и, извернувшись и еще больше сократив дистанцию, ударил лбом в переносицу. После чего сначала достал на мгновение «поплывшего» диверсанта левой в печень, сразу же выдал серию по корпусу и кувырком, оттолкнувшись от борта автобуса, ушел назад. Диверсант, прижавшись спиной к борту автобуса, медленно сползал на землю.
– Не надо, – остановил я Аделя, выхватившего ТТ из кобуры, и бойца, наконец скинувшего с плеча автомат. – Я ему печень порвал. Ему минут десять осталось.
– Что произошло? – спросил Адель.
– Немецкий диверсант собственной персоной. Понял, что я расколол его, и атаковал.
В это время немец, не удержавшись на ногах, плюхнулся на задницу и закашлялся, выхаркивая кровь.
– Понятно. А то я, если честно, просто сообразить не успел. Извини, – убирая пистолет обратно, виновато опустил голову погранец.
Девушка почему-то смотрела не на фрица, а на меня, пристально изучая, как я поправляю амуницию после драки.
Ждать, когда немец или кто он там гикнется, я не собирался. Достав из кобуры ТТ, спокойно подошел и выстрелил ему в грудь.
– Что вы делаете, он же раненый! – вскричала Лопарева. Ее, видимо, поразило, что я вот так хладнокровно пристрелил человека.
Заглянув в автобус, я велел ехать к колонне – там скажут, куда встать – а сам, подойдя к девушке, крепко ухватил ее под локоть и повел за собой, хотя тут вернее было сказать потащил. Адель, ничего не говоря, шел следом. Могила для погибших девушек уже была готова, сейчас они лежали на брезенте с восковыми лицами, у некоторых были потеки крови в ушах после контузии и там, куда попали пули.
– Эти девушки ехали в один из госпиталей, но попались немцам. Представляете, что им пришлось вытерпеть за день и ночь? – жестко спросил я. Жалеть изнеженную актрису я не собирался.
– Их убили?
– Случайность, – поморщился я. – Мы не знали, что они были в одной из машин… Черт! – воскликнул я, подхватывая обмякшее тело Лопаревой.
Подскочивший Адель помог, подобрав упавшую шляпу, и я направился к автобусу, вставшему у полуторки.
Судя по всему, когда автобус подъехал к машине и распорядитель увидел, как из кузова в дорожную пыль вылетают инструменты и одежда, он остановил автобус и теперь носился вокруг Непейбороды, что-то вереща.
– В чем дело? – спросил я, подходя.
– Да эти неандертальцы… – начал было поворачивающийся к нам распорядитель, тот самый живчик, как тут же воскликнул: – Что с Ольгой?!
– В обморок упала. Держите. Ваша девка, сами с ней и возитесь, – передал артистку распорядителю. Из автобуса тут же выскочили артисты и помогли занести девушку внутрь. – Старшина, о чем шум был?
– Да артисты мешают освобождать кузов.
– Понятно. Что им надо, пусть забирают себе, инструменты могут закрепить на крыше автобуса, полуторку мы реквизируем. Заканчивай, я жду тебя у колонны.
– Есть.
Не обращая внимания на возмущенные вопли распорядителя и недовольный ропот других артистов, мы с Аделем направились к могиле. Там уже ждало два десятка бойцов с винтовками у ног.
Девчонки только недавно надели форму, но похороны мы провели со всеми воинскими почестями. Даже с троекратным залпом, причем по живым немцам. Оставлять пленных я не собирался. Сказав речь и дождавшись, когда отзвучат залпы, я обернулся и едва не налетел на бледную Лопареву, которую поддерживала одна из артисток.
– Извините, это было страшно – смотреть на мертвых девчат.
– Бывает… – пробормотал я и тут же крикнул одному из взводных: – Иванов, командуй бойцами! Начало движения колонны ровно в десять. То есть через восемь минут.
– Есть!
– По машинам! – скомандовал я.
Через несколько минут увеличившаяся на две машины колонна двинулась в сторону моста.
– Как настоящие. Смотри, даже машину остановили для проверки, – продолжая наблюдать за мостом, сказал Адель.
– Вижу. Меня вот интересует, куда они свои машины дели и тела охраны.
Мы втроем уже минут двадцать наблюдали за немцами, пропускавшими через мост десяток машин с пушками. Видимо, какую-то артиллерийская часть.
– Может, в реку сбросили? Течение тут неслабое, – негромко предположил Бутов.
– Вряд ли, подставиться этим можно. Скорее всего, отнесли в сторону и бросили. А грузовики спрятали вон в том кустарнике. Он высокий и большой, там самое место.
– Может быть.
Пока мы наблюдали, взводные в километре позади нас освобождали машины от лишнего груза и оставляли под охраной пяти бойцов трофейную технику. Мы решили не привлекать к себе внимания, пока подъезжаем к мосту.
– Артиллеристы уехали. Смотри, к мосту отделение бойцов подходит.
– Вижу.
Через пару минут, когда одиннадцать стрелков подошли к первому посту, раздался многочисленный треск, как будто рвали бумагу. Работали пулеметы и автоматы.
– Суки, что делают! – яростно воскликнул Адель. Рядом скрипел зубами Бутов.
– Большие колонны пропускают. А такие мелкие уничтожают… Теперь понятно, куда они дели тела охраны, в кустах они, – пробормотал я, наблюдая, как шесть диверсантов в нашей форме по очереди уносят тела погибших в кусты и прячут их там.
Рядом продолжал яростно материться Адель, высказывая все, что он думает о немцах и что с ними сделает.
– Ладно. Что надо, мы увидели. Наши уже должны были закончить с техникой. Нечего время тянуть.
Вернувшись к колонне, мы быстро описали происшедшее, вызвав волну ярости и злости у бойцов. Прежде чем залезть в кабину передовой машины, я бросил взгляд назад, где у автобуса стояла тонкая фигура девушки.
– Поехали!
Через десять минут, двигаясь вдоль полотна железной дороги, мы подъехали к переезду и первому посту. Проблема была не в этом, а в том, что по пути к нам подсоединилась какая-то штабная колонна, выехавшая из-за небольшой рощицы. То, что штабная, точно – там было штук шесть «эмок», пара грузовиков и два броневика охранения. Именно они меня и напрягли. Могут вмешаться, увидев, как русские убивают как бы русских. Надеюсь, Адель, ехавший на замыкающей машине, сориентируется вовремя.
Причем водитель головной «эмки» попытался вклиниться в нашу колонну, но водилы были строго проинструктированы и не дали этого сделать.
– Стой! – подняв руку, остановил нас невысокий крепыш в форме старшего сержанта НКВД. – Документы.
Посмотрев, как от дота к нам направляется капитан НКВД, я достал из нагрудного кармана удостоверение и протянул его сержанту. Тот, изучив его, передал подошедшему капитану.
– Почему отступаете? – спросил он.
– По приказу, – ответил я, протягивая приказ.
– Все в порядке, лейтенант. Можете следовать дальше, – вернув бумаги, сказал капитан. Бумаги у меня действительно были в порядке.
Хлопнув по плечу Вятку, тискавшего одной рукой немецкий автомат, которыми мы вооружили всех водил, я велел ему трогаться.
Покачиваясь на шпалах и рельсах, мы въехали на деревянный настил моста.
– Уф-ф, товарищ лейтенант, я уж думал, все, сейчас стрельба начнется, – наконец выдохнул водитель. Посмотрев, как по вискам у него катятся капли пота, я только покачал головой. Выдержки у бойца не было, ладно хоть не спалил нас.
– Приготовься, как начну стрелять, даешь по газам.
– Хорошо, – вытирая пот со лба, кивнул тот.
Когда до конца моста осталось двадцать метров, а сбоку показалась бетонная конструкция дота, я свистнул и, открыв дверцу, спрыгнул на настил, выстрелив в часового с винтовкой на плече, стоявшего у дверей дота. Почти сразу посыпались бойцы из кузова, а «газик», взревев двигателем, рванул вперед, освобождая дорогу для других машин.
Под прикрытием бойцов, ведущих огонь по зенитному окопу с ДШК, находившемуся метрах в сорока дальше, я быстро перелез через перила и ухнул под мост. Гранаты, засунутые за пояс, пребольно врезались в бок при падении, но я не обращал на это никакого внимания. Быстро добравшись до ближайшей амбразуры, заглянул и, отшатнувшись, достал первую колотушку. То, что в этом бункере диверсанты держали своих раненых и радиста, меня нисколько не обеспокоило, поэтому, по очереди выдернув запальные шнуры, кинул их в амбразуру. Раздавшиеся крики заглушили разрывы гранат.
– Гранаты сюда! – крикнул я, подскакивая к двери дота. Безрезультатно подергав ее, развернулся, подхватил две переброшенные мне гранаты и побежал вокруг. С другой стороны из амбразуры бил пулемет вдоль моста. Пользуясь тем, что пехотного прикрытия не было, я добрался до амбразуры вместе с одним из бойцов и начал кидать внутрь гранаты, боец тоже швырнул одну. В это же время я почувствовал, что что-то дернуло меня в районе живота.
