Владимир Привалов
Ахилл носит хаки
– Есть рыжие, язви их печень. На этих сволочей тоже уже нагляделись. Надсмотрщики, мать их греческую.
За илотами присматривали охранники в коричневых тораксах. Один из них угостил Дика кнутом.
Грэг поковырял носком выщербленный пол.
– Они не воины и не надсмотрщики. Они муравьи. Спарта – муравейник, а мирмидоняне – муравьи.
«Оставлю после себя хоть прозвище для надсмотрщиков. Не уходить же без подарка. Может, страха у людей станет поменьше. Стыдно бояться муравьев».
– У одного греческого царя чума забрала всех поданных, и он упросил Зевса превратить муравьев в людей, чтобы было кому снова платить налоги. Так появились мирмидоняне.
– Не слушайте его, бабоньки. Слишком ты умный, музыкант, такие долго не живут. Меня слушайте! Третий вид мирмидонцев самый страшный. Этих нам лучше и не видеть никогда.
Раздался тяжелый топот, и в комнату ввалились пятеро здоровенных воинов в тяжелых черных тораксах. Болтливый Дик застыл с поднятым пальцем. Мия подбежала к Грэгу и спряталась за спиной.
– Рояль твой? Ты музыкант?
Грэг кивнул.
– Идем.
Грэг взял девочку за руку и покинул темный полуподвал. Они поднимались выше и выше, перебираясь по висячим мостам из автомобильных деталей, сооруженных на месте рухнувших перекрытий. Иногда выбирались наружу, карабкаясь по дощатой тропе среди автомобильных остовов. Завидев черные тораксы, обитатели муравейника тотчас исчезали.
Послышался гулкий звон, потянуло гарью и расплавленным металлом. С каждым шагом звон становился все громче. Мирмидоняне приблизились к широкому проходу и застыли двумя шеренгами друг напротив друга.
Высокий мускулистый здоровяк в кожаном фартуке на голое тело лупил тяжелым молотком по кирасе. Двое помощников держали заготовку длинными щипцами. Вдали дышала жаром огромная печь, в чаду угадывался гигантский маховик.
Мастер оглаживал молотом металл кирасы. Длинный хвост седых волос на затылке подпрыгивал, дрожала ягодичная мышца при каждом ударе. Мужик остановился, утирая пот.
– Музыкант! Наконец-то!
Не стесняясь наготы, кузнец раскинул руки для объятий. Прихрамывая, двинулся навстречу. Волевые морщины на измазанном сажей лице, подпаленные ресницы.
«Что же ты хромаешь, Ахилл? Неужели тебе подрезали сухожилие, и ты стал Гефестом?»
– Как твое имя, друг? Впрочем, забудь! Старые имена канули в Лету, сгинули в огне Последней войны! Я буду звать тебя Патроклом!
С новым именем у Грэга-Патрокла началась новая жизнь. Грэг думал, его усадят за рояль и всё кончится. Но нет. Участь Патрокла была иной. Ахилл одевался в хаки, и Грэга одели на тот же манер. Он охотился с Ахиллом на жирных дроф, выбирался на дальнюю разведку, сидел по правую руку во время суда над илотами, смотрел на казнь. Патрокл подставлял чашу под выю жертвенного быка, которому Ахилл вскрыл глотку, славя Зевса.
В один из вечеров Ахилл с Патроклом пили вино на вершине пирамиды, самой высокой точки Спарты. Нарядная Мия с бантиками в заплетенных волосах поставила кувшин на стол. Шумные черные мирмидонцы притихли при виде любимицы Ахилла.
– Тридцать два покушения я пережил, брат мой Патрокл! Тридцать два! Враги, кругом враги. Глянь на запад, мой друг. Там окопались амазонки. Зверье, чистое зверье.
– Дерьмо лгбт—шное! Сучки драные!
– Верховодят бабы. Педиков еще принимают, трансов, туда-сюда… А ежели у тебя на бабу встал – охолостят и выкинут помирать, друг мой Патрокл! В прежней Элладе, правда, тоже педиков хватало. Но у нас ведь Спарта, не Афины малахольные!
