Владимир Привалов
Ахилл носит хаки
– Спа-а-арррта! Спа-а-арррта!
– У нас педики не в чести. У тебя как с этим? Смотрю, на девочек наших не смотришь, не берешь никого… Не нравятся эти, подберу других…
«Не подберешь. Мне нужна Бэл, а раз ее нет…»
– Не нужно, Ахилл. Я… не могу… Уже не молод. Прости, Ахилл.
Умница Мия поднесла очередной кувшин, и лицо Ахилла разгладилось.
– На востоке и того хуже. Святоши, чтоб их. Славят Спасителя. Не дай Бог к ним попасть: патерностер до конца не осилишь – мигом на крест приколотят. Все дороги крестами уставлены. Как тебе такое, друг Патрокл?
– Ненормальные.
– А я о чем! Полезли они как-то ко мне, святоши. Крестовый поход против язычника объявили.
– Отбились?
– Ха! Отбились!? Слыхали, мирмидоняне?
– Сын Зевса устроил им святую инквизицию!
– На границе столбов понаставили и спалили их нахер! Чтоб знали, на кого пасть разевают. Пастыри душ человечьих! Кого они пасут, рабов? Вот пусть у себя и выпасают. А в Спарте я сам пастырь!
«Больной ублюдок. Кто твоя паства? Муравьи-мирмидонцы? Муравьиный пастырь, жалкое ничтожество».
– На севере пустыня, а за ней вояки. Развязали Последнюю войну, а все им неймется. Сунулись и сюда. Думали, раз мы в кирасах – нечем их встретить. Устроили гадам похохотать! Теперь не слышно-не видно!
«Вот ты и попался, дружище Энтони. Акцию сочли нецелесообразной, говоришь? Что же ты не рассказал мне всей правды?»
Хохочущие мирмидоняне в черном кидают обглоданные кости в ночную звездную мглу. От выпитого Ахилл раскраснелся. На лице улыбка.
– А что на юге, ты и сам знаешь, друг Патрокл. Туда многие стремятся, вот и ты рвался. Гавань, путь через океан в благословенную Эвропу. Так?
– Так, Ахилл. Я устал от войны.
– Нельзя устать от войны, друг. В Элладе верно говорили: война – отец всему и мать всему! Слабаки. И все бегут, бегут в гавань через мои земли… Кого здесь только не бывало: и баскетбольная команда, и циркачи! О, друг Патрокл! Однажды накрыли длинный караван с оркестром. Музыкантши, детишки … Когда же это было?
«Три года и два месяца назад. Мы так радовались приглашению на гастроли».
– Неправильно они себя повели, плохо мы расстались.
«Плохо расстались?! Ты вырезал их всех, чертов изверг!»
– С тех пор не слышал живой музыки. Сам Зевс послал тебя. Сыграешь, друг Патрокл? Завтра!
«Да! Да! Да, черт побери, наконец-то!»
– Конечно, сыграю, друг мой Ахилл.
Всю ночь Грэг провалялся без сна. La Cаmpanella Листа, вторая соната Прокофьева? Вечная Аппассионата? Шопен? В ночной тиши Грэг сыграл несколько партий, но так и не решил, что исполнять. Неважно! Он садится за рояль, кладет пальцы на клавиши… Мелодия зазвучала. Форте… Первое нажатие.
«– Тут все просто, дружище. Не стану морочить тебе голову. Наши умельцы запихали взрывное устройство, взрыватели определили под правую педаль.
– Форте, я понял.
– Вот-вот. Три нажатия педали – взрыватель сомнется, и вся богадельня взлетит к чертям».
Три! Три нажатия. И всё кончится. Утром помятый Грэг натянул камуфляж.
«Где мой концертный фрак? Ахилл носит хаки, он человек войны. Но я? Садиться за рояль в камуфляже?»
Черные мирмидоняне провели музыканта в сердце пирамиды, где установили рояль. Послышались звуки, и Грэг обмер. Хромые аккорды Собачьего вальса, голос Ахилла и смех Мии.
– Молодец! Вот сюда жми.
– Что ты, дядюшка Ахилл! Мне до этой педали не дотянуться! Я же еще маленькая!
Грэг застыл на входе. За роялем сидела Мия, рядом склонился Ахилл.
