Владимир Торин
О носах и замка́х
Во входную дверь раздался стук.
– Кто бы это мог быть? – удивился мальчик, а доктор Доу лишь пожал плечами и пошел открывать, искренне надеясь, что это не пациент, – сейчас ему меньше всего хотелось избавлять кого-то от кома в горле, зуда в пятках или ножа в груди.
Поздний промозглый вечер принес с собой весьма неприятного джентльмена. Пальто с высоко поднятым воротником, черный костюм в тонкую белую полоску, монокль в глазу и пронзительный взгляд, выныривающий из глубокой тени от полей цилиндра, как из темноты закоулка.
– О, доктор Доу, – сказал гость вкрадчивым голосом. – Как я рад, что застал вас дома!
Натаниэль Доу едва сдержал себя, чтобы не поморщиться.
– Доктор Горрин, – холодно проговорил он. – Разумеется, я дома в этот час. А где мне еще быть?
– Ну, я не знаю. В последнее время у вас столько… – гость на мгновение замолчал и прищурился, – важных дел.
Доктор Горрин служил при Больнице Странных Болезней патологоанатомом, занимал должность полицейского коронера и отвечал за все, что было связано с официальным вскрытием человеческих тел в Тремпл-Толл. А еще он будто бы постоянно таскал за собой смерть и разложение. И временами действительно таскал: его не раз и не два просили удалиться из какого-нибудь кафе, когда он доставал из своего саквояжа банку с плавающим в ней органом, – доктор Горрин не понимал, отчего на него гневаются, ведь он просто хотел изучить «кое-что занятное» между утренним кофе и свежим номером «Сплетни».
Впрочем, доктора Горрина и без того все избегали, стараясь заводить с ним разговор лишь в случае крайней нужды. От него пахло формалином, и иногда он забывал мыть руки после очередного вскрытия. А вишенкой на торте была его скверная привычка «вскрывать собеседника». Временами, говоря с вами, он мог словно бы выключиться, уставившись на вашу грудь, и тогда вы чувствовали оцепенение и неловкость, а еще вам начинало казаться, будто чьи-то невидимые пальцы отворачивают вашу кожу в стороны, как уголки конверта.
Если же вы все-таки выстаивали перед всем вышесказанным, то вас настигал странный черный юмор главного аутопсиста Саквояжного района. Нечто вроде:
– Я, как крошечный, но упорный могильный червячок, все пытаюсь прорыть норку к вашему сердцу, доктор Доу, – с широкой улыбкой сказал доктор Горрин.
При этих словах Натаниэль Доу изобразил на лице глубочайшую досаду. Лично его в докторе Горрине сильнее всего раздражало то, что отчего-то этот человек считал, будто он, Натаниэль Френсис Доу, его близкий друг, притом что все знали: у доктора Доу нет друзей. Навязчивость доктора Горрина вызывала у доктора Доу ноющую боль в висках.
– Я боюсь, сейчас не лучшее время для визита, – сказал он.
– Вы говорите так в последнее время очень часто, доктор, – ответил гость. – А между тем нам нужно кое-что обсудить, и вы прекрасно знаете что. Вы ведь не прогоните вашего доброго друга? Может быть, предложите войти?
Доктор Доу не понимал особой расположенности доктора Горрина к своей персоне, ведь он никогда не давал ему поводов считать, что нуждается в собеседнике. Наоборот, он не раз отвергал притязания коронера – будто наглую собачонку, отгонял его как мог от своего с таким трудом выпестованного затворничества. Но доктор Горрин был явно не из тех, кто понимает намеки. Еще он был не из тех, кто умеет обижаться, а уж от таких людей отделаться наиболее сложно.
– О, какой дивный запах! – заметил доктор Горрин и втянул носом воздух. – Кажется, пахнет коврижками миссис Трикк! Какое чудесное совпадение, а я ведь еще не пил вечерний чай!
Доктор Горрин и прежде частенько напрашивался на чай и к отказам относился снисходительно: «Вы ведь не серьезно! В Тремпл-Толл все знают, что доктор Доу из переулка Трокар – сама душевность и гостеприимность!» Доктор Доу очень надеялся, что никто так не думает, потому что это было злостное вранье, не имеющее к реальному положению вещей никакого отношения.
Глядя, как навязчивый гость вытягивает шею и заглядывает ему через плечо, пытаясь увидеть, что же там еще такого на столе стоит, помимо коврижек, доктор Доу пришел в ужас. Только не это! Чай в компании доктора Горрина?! Что может быть утомительнее?
– К сожалению, мы сейчас очень заняты и… – начал было доктор Доу, но гость его перебил:
– Вы что, хотите от меня избавиться, как будто я пытаюсь всучить вам шестеренки, или спички, или… что там еще продают приставалы-торгаши, стучащие во все двери? Не выйдет!
Натаниэль Доу пристально поглядел на доктора Горрина.
– Что вы сказали? – спросил он.
– У меня действительно к вам очень важное дело, – твердо проговорил гость. – Вы получали мои письма?
– Нет, вы что-то сказали о торговце шестеренками…
Доктор Доу кое-что вспомнил и задумался, при этом топчущийся на пороге доктор Горрин для него будто растворился в темноте позднего вечера.
– Ну и что? При чем здесь вообще шестеренки? – проворчал гость, и Натаниэль Доу очнулся от раздумий:
– К сожалению, у нас совершенно нет времени, доктор Горрин! – решительно заявил он. – Как я и сказал, мы сейчас заняты очень срочным и важным делом. Вы буквально застали нас на пороге… – Доктор Доу повернулся в сторону гостиной. – Джаспер, ты уже готов?! Собирайся скорее, мы выезжаем! Поторопись: ты всегда так долго копаешься!
Изумленный Джаспер показался из гостиной с надкушенным печеньем в руке.
– Мы выезжаем?
Доктор Горрин улыбнулся еще шире и поприветствовал мальчика:
– Здравствуйте, мастер Джаспер.
– Добрый вечер, доктор Горрин.
Натаниэль Доу отметил странный блеск в глазах гостя, когда тот поглядел на его племянника, и он ему совсем не понравился.
– Давай поживее, Джаспер! – велел дядюшка. – Дело не ждет!
– Дело?
– Наш пациент наверху. – Доктор Доу наделил племянника таким выразительным взглядом, на какой только был способен.
– А! – Мальчик засунул печенье в рот целиком и принялся торопливо надевать башмаки.
Он догадался, что задумал дядюшка, хоть и не поддерживал его затею. Сбежать из дома, только бы не разговаривать с доктором Горрином? Джаспер считал, что это глупо и как-то уж чересчур по-детски. А еще он этого совершенно не понимал: лично ему доктор Горрин нравился – он был забавным и истории рассказывал чудны́е. Дядюшка был к нему несправедлив. Мальчик догадывался, что хмурый и пасмурный, как прогнозы Погодного ведомства, Натаниэль Доу просто боится, что кто-то сможет заглянуть под его раковину, боится хотя бы на мгновение почувствовать себя тем, кого он презирал сильнее всего, – человеческим существом.
Доктор Доу тем временем уже надел пальто, взял со столика в прихожей саквояж, без которого никогда не покидал дом, и потянулся за цилиндром.
– Как обычно, сбегаете, – прокомментировал доктор Горрин.
– Доктор Горрин, – проронил Натаниэль Доу, застегивая пальто. – Давайте вы мне обо всем напишете, мы встретимся и поговорим. Я только разберусь с этим делом…
– Да. Ваш пациент наверху, – сказал доктор Горрин со слегка подтаявшей улыбкой. – Что ж, мне снова ничего не остается, кроме как ждать нашей встречи. Было бы неплохо, если бы вы заглянули ко мне в морг. Конечно же, на своих двоих, – уточнил он в своей мрачной шутливой манере. – Как только у вас появится первая свободная минутка.
– Непременно, непременно.
– Дайте слово, что заглянете, – сказал доктор Горрин. – Я знаю, что вы не сможете его нарушить.
– Да-да, даю слово. Джаспер, ты готов?
Джаспер кивнул, и они вышли за порог. Натаниэль Доу запер дверь.
– Мы отправляемся, дохтор? – раздался хриплый голос.
Возле дома стоял черный фургон, на боку которого, словно на каком-нибудь омнибусе, значился маршрут: «Ваш дом – станция Морг». Чернильная крыша-гармошка фургона была сложена, а на передке сидел Броуди, служащий больницы.
– Вы что, прибыли сюда на мертвецком экипаже? – угрюмо спросил доктор Доу.
– Ну да, – как ни в чем не бывало ответил доктор Горрин. – Старушка с улицы Норринс… вроде бы падение с лестницы. Нас вызвали забрать тело. Это же тут, за углом, вот я и подумал заглянуть к вам по дороге – попить чаю, возможно.
Доктор Доу скрипнул зубами – Горрин был неисправим.
– Хорошего вечера, – сказал он и быстрым широким шагом направился туда, где переулок Трокар пересекала улица Фили, – в противоположную сторону от Норринс, чтобы доктору Горрину не пришла в голову идея предложить подвезти их с племянником. Джаспер попрощался с коронером и побежал следом.
Мальчик полагал, что они дойдут до угла, выждут, когда мертвецкий экипаж уедет, и вернутся, но дядюшка не собирался останавливаться.
– Куда мы идем? – спросил Джаспер.
– Я ведь сказал: у нас дело, – ответил доктор Доу. – Неужели ты подумал, что я шучу?
Джаспер покачал головой – его дядюшка никогда не шутил.
Глава 2. Странные Окна, или Кое-что о кошках
Квартал Странные Окна представлял собой беспорядочное скопление весьма неказистых домишек. Кто-то называл его и не кварталом вовсе, а огромным проходным двором – что ж, отчасти так оно и было. Странные Окна – это сущий лабиринт: узкие лестницы, тесные ходы и дощатые мостки.
Если вы не из местных, то заблудиться здесь даже днем ничего не стоит, а что уж говорить о темном времени суток, когда по всем Странным Окнам загораются рыжие огни. И вот вы бредете на один из них, как вдруг упираетесь в треснутое зеркало миссис Брэм, висящее на стене. Подходите к следующему – и натыкаетесь на старого полковника Сэдвиша, храпящего у закопченной керосиновой лампы на ржавой лестнице…
На номера домов здесь также можно не обращать внимания, поскольку они способны запутать лишь сильнее. Вот вы глядите на бронзовую табличку «№ 14», а рядом с ней, у соседнего водостока, пристроился «№ 4». И куда, спрашивается, подевались все номера между ними? Даже опытному сыщику пришлось бы сильно попотеть, чтобы разыскать пропавшие таблички: одна обнаружилась бы на вершине узенькой, поросшей плющом лесенки, другая – на двери чердака дома напротив, еще одна и вовсе притаилась бы у неприметной дверки мистера Хлюппина, которая ведет – куда бы вы думали? – вглубь гигантской, достигающей второго этажа кучи всевозможного хлама.
Мебельные кучи Странных Окон – отдельная прелесть… Огромные гардеробы без дверец, стулья без ножек, худые диваны с мятыми перинами и гнутыми пружинами. Это настолько рухлядь, что на нее не позарился бы даже слепой старьевщик.
Помимо прочего, отыскать дорогу в квартальчике мешают бельевые веревки, натянутые между домами и упомянутыми кучами хлама: на них всегда что-то сушится, включая клетчатые панталоны Мегги Уитни, которые непонятно каким чудом всякий раз там оказываются, учитывая, что Мегги умерла пять лет назад…
Вот и человек, как раз хлюпающий по грязи подошвами потертых остроносых туфель, по привычке подивился тайне навязчивых панталон, прежде чем нырнуть в самую глубь Странных Окон.
Ему не нужны были фонари, его не могли сбить с толку бельевые веревки и бронзовые таблички с номерами домов – он здесь жил, сколько себя помнил. Из открытых окон и дверей раздавались знакомые голоса, детский смех, плач, неумелая игра на расстроенном скриппенхарме, а миссис Боури, супруга кебмена, как всегда, кричала на своих неугомонных чад – было удивительно, что на эти крики еще не летит пожарный дирижабль.
Туда-сюда шныряли коты и дети, а трехногая псина Карл угрюмо выглядывала из своего домика под лестницей. Порой кто-то обращал внимание на человека, бредущего через Странные Окна, и здоровался с ним, он в ответ желал доброго вечера.
Из дверей кухни дома № 19 полз и клубился пар, пропахший крысиными бифштексами, желудевой настойкой и местным «деликатесом» – «Серым супом». На гвоздиках, вбитых прямо в оконную раму, вялились мыши и крысы на ниточках, и при этом ни один из здешних котов не смел протянуть к ним свою лапку – все они как огня боялись грозную мадам По и не хотели лишиться ужина.
Кухня мадам По была сердцем Странных Окон, а хозяйка – огромная, в пышных юбках и непомерной шали, с висящими на переднике ножами и поварешками – была их душой.
Мадам По являлась очень страстной натурой – или, вернее, натурой, страстно переживающей все и вся. Ее могли глубоко задеть и вывести из себя даже скучные рутинные новости вроде сообщения о подорожании воздушных шариков, а уж если случалось что-то действительно тревожное, она была способна перебаламутить весь квартал. И это притом что мадам зачастую обсуждала упомянутые новости лишь со своим племянником Джорджем – просто выходило это крайне громко и исключительно чувственно. Джордж хоть и не жил в Странных Окнах, но считался здесь своим: он каждый день навещал тетушку и читал ей свежий номер «Сплетни», пока та готовила бесконечные супы, каши и рагу.
Новость, которую они обсуждали сейчас, уже пару дней не сходила с передовиц газет. Кто-то даже называл ее новостью века, несмотря на то что прошло всего ничего.
Разумеется, дело было в ограблении «Ригсберг-банка». Грабителей пока так и не поймали, с каждым днем сумма похищенного росла и этим утром уже превратилась (на страницах газет) в целый миллион фунтов. Если бы печатные заголовки могли кричать, то многие в Саквояжне непременно оглохли бы от того количества восклицательных знаков, которыми их снабжали щедрые на экспрессию репортеры «Сплетни» во главе с ушлым пройдохой Бенни Трилби.
«Кто это сделал?!!!!»
«Сколько на самом деле украдено?!!!!»
«Как ответят Ригсберги?!!!!»
«Куда исчезла дверь банковского хранилища?!!!!»
«Почему полиция молчит?!!!!»
«“Ригсберг-банк” стал всего лишь еще одним банком в череде ограблений банков в Льотомне!!!! Так ли это?!!!»
«На что бы вы потратили миллион?!!!! (мечтательные размышления)»
«Приживутся ли новые “Прыгающие туфли Карро”? Или это очередной пшик?!!!!»
Последнее к ограблению банка не имело никакого отношения, просто вопрос прыгающих туфель, которые поступили в продажу в некоторых обувных лавках, интересовал многих не меньше дерзкого преступления. Но приземленную (во всех смыслах – зачем ей эти туфли?) кухарку не волновали прыжки по городу в новомодной обуви. Ее волновала главная новость.
– Как славно, что у кого-то хватило смелости показать этим Ригсбергам! – пыхтела у своих казанков мадам По.
– Тише, тетушка, ты что? – испуганно одернул ее Джордж: с этими банкирами не стоило связываться, да и вообще лишний раз произносить вслух их фамилию было рискованно.
– А что такое?! – воскликнула бесстрашная тетушка. – Что хочу, то и говорю! Это мой дом и мой квартал!
– Ну хотя бы не так громко…
– Я их не боюсь!
– А стоило бы!
– Эти банковские мне ничего не сделают, Джордж! – упрямо заявила мадам По. – Я тебе еще раз говорю: я их не боюсь! И милые ребята, укравшие у них миллион и прихватившие стальную дверь от хранилища, судя по всему, тоже! Они доказали, что Ригсберги не такие всесильные, как многие думают! Лично я каждого из этих грабителей угостила бы тарелкой своего коронного супа!
– Тетушка! – возмутился Джордж. – О чем ты говоришь? Они же злодеи!
– Те, в банке, настоящие злодеи! Или кто-то в Саквояжне с этим поспорит?
– Тетушка!
– Не смотри так на меня, Джордж! Уж не думаешь же ты, что они явятся за какой-то Элинор По в какие-то Странные Окна? Они опасны только для тех, кто заходит в их банк и берет у них ссуду!
Племянник лишь покачал головой. Он знал, что это не так…
Человек в остроносых туфлях, шедший через Странные Окна, услышал их спор еще издалека. У него не было времени читать газеты, но, разумеется, он не мог не знать, о чем именно говорят мадам По и Джордж. Его приятель, воришка-неудачник Бикни, ему уже все уши прожужжал об этом ограблении: последние дни тот ходил слегка пришибленный, а утром так и вовсе принялся мечтательно рассуждать, на что бы он потратил миллион. При этом Бикни совершенно не представлял, сколько же это именно. Мало кто представлял…
– А ты, Артур, – спрашивал приятель, – на что бы ты его потратил?
На это человек в остроносых туфлях неизменно пожимал плечами и отвечал:
– Нет времени мечтать, Бикни. – Или: – Кто будет продавать шестеренки, если я буду думать о несбыточном? У деловых людей, знаешь ли, совсем нет времени на грезы.
У Артура Клокворка и правда не было ни минутки свободной помечтать – все его время отнимало дело, которое называлось «Клокворк и К°».
Компания мистера Клокворка пока что была очень маленькой конторой, и сам он в ней являлся одновременно и управляющим, и простым клерком. По сути, он продавал вразнос шестеренки, которые добывал на механических свалках или на задворках мастерских, бродил со своим крошечным чемоданчиком по Тремпл-Толл, мерз и стаптывал туфли, терпел оскорбления и подчас спасался бегством, но неизменно подходил к делу с широким полумесяцем улыбки и оптимизмом.
Улыбка и оптимизм действовали не всегда – почтенные горожане шарахались от долговязого и худого, как жердь, скалящегося типа, тычущего им под нос нутро своего слегка тронутого плесенью чемоданчика. Ношеный кривобокий цилиндр, узкое коричневое пальтишко и клетчатые штаны, которые доходили Артуру Клокворку лишь до щиколоток, также не играли в его пользу – беда в том, что у него не было другого костюма.
И все же многие в Тремпл-Толл относились к мистеру Клокворку если не с уважением, то со снисхождением так точно. В родном квартале его любили за доброту и милую наивность. Он не побирался, не крал, а честно работал: просыпался затемно, собирался и выходил из дома, а возвращался в Странные Окна лишь поздним вечером – и так каждый день, без выходных и праздников. И хоть мистер Клокворк зарабатывал сущие гроши, он искренне верил в то, что однажды шестереночное дело приведет его к лучшей жизни.
– Добрый вечер, мадам По. – Артур Клокворк приподнял цилиндр. – Как ваши дела? Добрый вечер, Джордж.
– О, Артур! – приветливо улыбнулась кухарка, вынырнув из тучи пара, что толчками извергался из ее старенького громыхающего варителя.
– Как успехи, Артур? – спросил Джордж, пытаясь отвлечь тетушку от опасной банковской темы. – Удачный день? Сколько продали шестеренок?
– Довольно удачный, благодарю, – кивнул мистер Клокворк. – Продал дюжину, выручил целых полтора фунта!
Джордж обменялся с тетушкой преисполненным жалости к продавцу шестеренок взглядом, но тем не менее похвалил:
– Неплохо-неплохо. Главное, чтобы не заявился Бикни с очередной жалобной историей и маячащими за его спиной громилами, которым он задолжал.
Это была правда: мистеру Клокворку частенько приходилось решать затруднения своего закадычного друга, в которые тот раз за разом попадал. Порой бедный продавец шестеренок был вынужден отдавать все, что он заработал за неделю, только чтобы воришку-неудачника не избили до полусмерти. Он никак не мог накопить себе даже на новые штаны.
– Джордж! – укоризненно воскликнула мадам По, посчитавшая, что слова племянника могли оскорбить мистера Клокворка.
– Но ведь это правда! – возмутился Джордж. – Из-за Бикни Артур так никогда и не осуществит свою мечту: «Клокворк и К°. Почтовая рассылка шестеренок»!
Как бы ни хотелось с этим спорить, Джордж и тут был прав. Всякий раз, как Артур только-только начинал копить на новенькую пневмопочтовую капсулу, которая требовалась ему, чтобы организовать рассылку, являлся Бикни и опустошал его карманы. А ведь в какой-то момент ему почти даже удалось накопить нужную сумму. Однажды Бикни, убегая по крышам от разгневанных хозяев того, что он там пытался безуспешно украсть, провалился на какой-то чердак и сломал себе обе ноги. Целых два месяца к мистеру Клокворку не являлись никакие злобные здоровяки, держащие за шкирку болтающегося, как мешок с тряпьем, Бикни. Что ж, кости имеют свойство срастаться, а за Бикни водится привычка танцевать степ на граблях.
– Уверен, все скоро наладится! – невозмутимо улыбнулся Артур Клокворк. – Кажется, я понял, что мне делать…
– И что же?
– Мне нужно где-то раздобыть денег на капсулу, так? – спросил продавец шестеренок. Кухарка и ее племянник кивнули. – И идея с почтовой рассылкой шестеренок хорошая, верно? – Мадам По с Джорджем и сейчас ответили утвердительно. – А учитывая, что дело, скорее всего, выгорит, то и риск минимален! Я просто пойду в «Ригсберг-банк» и возьму у них ссуду!
– Нет! – в одних голос воскликнули мадам По и Джордж.
– Почему? – удивленно спросил мистер Клокворк.
– Банк Ригсбергов – это дурное место, – хмуро сказала кухарка.
– Да, мышеловка, – подтвердил Джордж.
– Они отлавливают отчаявшихся и обвивают их своими щупальцами, – продолжила мадам По. – Ходят слухи, что у всех служащих черного здания на площади Неми-Дре вырезали сердца. Полковник Сэдвиш рассказывал, что там в подвалах стоят жуткие машины, на которых к каждому, кто берет ссуду, пришивают чернильную банковскую тень – и она всегда сопровождает этих горемычных. А еще поговаривают, что «Ригсберг-банк» связан с… – Она понизила голос до шепота: – Ворбургом.
– Ну, это просто страшилки, – покачал головой Джордж. – Швейных машин с тенями бояться не стоит. Стоит бояться угодить в трясину бюрократии и паутину займов. У них там все продумано – отделаться от Ригсбергов невозможно.
– Но я ведь открою свое дело… – огорченно проговорил мистер Клокворк. – Оно станет успешным, и я все возмещу! Что может пойти не так?
– С этого вопроса все беды обычно и начинаются, Артур, – авторитетно заявила кухарка. – Ты разве забыл, что произошло с семьей Беррике?
Мистер Клокворк поджал губы – он не забыл. Семейство Беррике, которое жило в доме № 11, однажды связалось с банком, и в итоге их квартиру конфисковали, а сами они переселились в долговую тюрьму Браммл – туда забрали даже их песика Быдля. Из всех Беррике в Странных Окнах осталась лишь маленькая Тилли, которая была вынуждена жить при башмачной мастерской мистера Тумнуса.
Мадам По вздохнула.
– Бедные-бедные Беррике. Но говорят, что далеко не все должники банка отсиживаются в Браммл – я слышала, их судьба куда менее… приятна.
– И какая же у них судьба?
– Этого никто не знает, – зловещим шепотом проговорила мадам По и, спохватившись, вернулась к своим казанкам – она и не заметила, как заболталась, и суп вовсю выкипал.
– Никогда и ни за что не берите в этом банке ссуду, Артур, – заключил Джордж.
– Ладно-ладно, не буду я брать никакую ссуду, – печально сказал мистер Клокворк и, почувствовав, что его начинает поглощать опасная тоска, попытался сменить тему: – А какие новости в Окнах? Что здесь было сегодня?
Мадам По пропыхтела из облака пара:
– Ой, да много чего! Миссис Торн вернула миссис Гейл клок ее волос, вырванный в памятной драке, и они помирились. Приходил дворник мистер Тоббс. Он сказал, что ему удалось увидеть краешком глаза внука, пока его дочь Мэри не задернула занавески. Что еще было? Ах да, Рыжий нашелся! Представляешь, Артур?!
– И где он был? – поразился продавец шестеренок. Любимый кот мадам По потерялся три дня назад, из-за чего она сильно горевала, опасаясь, что кто-то (вероятно, мистер Криперт: уже были подобные случаи) его изловил и съел.
– Он был здесь! Все это время! Негодник извозился в угольном сарае и ходил сплошь черный – ничего удивительного, что я его не узнала. Что еще было? Ну конечно! Малышка Молли подняла целую бурю слез и топанья ножками. Кто-то разбил ее новую фарфоровую куклу – залез к ним, швырнул куклу об пол и скрылся. Малышке никто не поверил, потому что дверь была заперта, а окна у них заколочены. Ее мама считает, что она сама разбила куклу и боится признаться. И в самом деле: ведь не через кошачью же дверку кто-то к ним проник. Но Молли твердит, что она не разбивала куклу и еще – что слышала чей-то злобный смех. Бедняжка так разнервничалась, что господину доктору пришлось дать ей успокоительные капли и… Ой! – Мадам По вдруг встрепенулась и поглядела на племянника.
– Да-да. – Джордж кивнул. – Из-за всех этих разговоров о банке мы совсем забыли! Артур, доктор Доу из переулка Трокар приходил именно к вам. Он сказал, что подождет вас возле вашего дома. Наверное, он и до сих пор там. А ведь уже прошел целый час!
Мистер Клокворк перепугался не на шутку.
– Доктор Доу?! – воскликнул он. – Именно ко мне?! Только не это! Что-то стряслось! Стряслось с Бикни!
И он ринулся в сторону дома. Джордж воскликнул ему вслед:
– Сообщите нам все, как узнаете! Непременно сообщите!
Но мистер Клокворк не слышал – он несся по лужам, ловко проскальзывая между висящими на веревках полосатыми простынями и перепрыгивая через гнилые дощатые крышки люков канализационных колодцев.
Вскоре мистер Клокворк уже был у своего дома – небольшого горбатого строения, прислонившегося к двухэтажному сараю-птичнику. В темноте у дверей он различил две фигуры: высокую неподвижную и низкую непоседливую. От одного взгляда на них сердце продавца шестеренок дрогнуло…
Доктор Доу. Таинственный и мрачный джентльмен, о котором мало что на самом деле известно. Его приход предвосхищают слухи и сплетни шепотом, он никогда не улыбается, мысли выражает лаконично, словно заведенный автоматон, всегда появляется в угольно-черном костюме и с черным саквояжем. Говорят, доктор Доу из переулка Трокар способен излечить все что угодно – никто, по крайней мере, не жаловался. И то верно: жертвы неудачных операций, должно быть, и двух слов связать не могут – по причине окоченения языка в ротовой полости.
На деле Натаниэль Френсис Доу действительно был способен излечить многое, но только не больную фантазию жителей Саквояжного района. Слухи о нем ходили один чуднее другого: «И как это он так быстро добирается к пациентам? Как будто у него есть секретная, специально предназначенная для переправки людей труба пневмопочты!», «Почему он живет в Тремпл-Толл, ведь всем очевидно, что это отвратное место ему подходит так же, как железная стружка в качестве приправы к супу! Как будто он здесь скрывается от кого-то!», «Правда ли то, что доктор частенько пользует различных жутких и зловещих личностей вроде Бэккера Души-душителя Брина или шута Талли Брекенбока?», «Что именно находится в его саквояже? Уж не живые ли щупальца из Ворбурга? Ведь как иначе объяснить то, что доктор Доу словно бы оплел весь восток Саквояжного района, появляясь тут и там и предоставляя всем свои медицинские услуги?!»
Большинство сплетен не имели под собой никакого основания и произрастали исключительно из невежества местных жителей, с детства боящихся докторов, ведь доктора, мало того что носили с собой множество жутких острых штуковин и кошмарных ядов, еще и приносили сугубо плохие вести. Ни один доктор не заявится к вам и не постучит в дверь, чтобы сообщить с улыбкой: «Вы совершенно здоровы! Поздравляю вас!»
Доктор Доу к слухам о своей персоне относился с легким раздражением, что выражалось в его поджатых губах и утомленности во взгляде. Он искренне не понимал, чем заслужил подобное внимание, – и это неудивительно, ведь он не видел себя со стороны – блуждающую по Тремпл-Толл черную тень с бледным лицом, которая прописывает людям горечь, шипение, жжение, резню и, разумеется, постельный режим.
Артур Клокворк, хоть и знал о печальной славе доктора Доу, все же был одним из тех немногих, кто не считал его каким-то маньяком с потаенным и неукротимым желанием вскрывать людей, как консервные банки. Да если бы не доктор, Бикни уже несколько раз отправился бы на тот свет. Но, несмотря на это, во время нечастых встреч продавец шестеренок, как и все, ощущал скальпельную холодность докторского взгляда и очень боялся услышать совет избегать соленых сладостей, нервного отдыха, честных полицейских, безутешного веселья и прочих пугающе-абсурдных вещей…
И вот сейчас, подбежав к своей двери, он уже намеревался засыпать доктора и мальчика, стоявшего рядом с ним, целым ворохом вопросов, но так запыхался, что выдавил лишь:
– До-о-октор?
– Отдышитесь, мистер Клокворк, – сказал Натаниэль Доу. – И я бы советовал вам не бегать в потемках – здесь, как вам, должно быть, известно, множество старых люков с трухлявыми крышками. Вы знакомы с моим племянником?
– Добрый вечер, мистер Клокворк, – сказал мальчик. – Меня зовут Джаспер.
На вид Джасперу было около двенадцати лет, и он обладал настолько миловидными чертами лица, что его можно было принять за девчонку, зачем-то вырядившуюся в мальчишеский костюм. Подслушай сейчас докторский племянник мысли продавца шестеренок, он бы пришел в неописуемый ужас.
Но читать мысли парнишка не умел и поэтому доброжелательно улыбался, что сильно контрастировало с эмоционально никаким выражением лица его дядюшки.
– Да-да, добрый вечер, – наконец выдавил мистер Клокворк и с тревогой поглядел на доктора. – Что с ним? Что с Бикни, доктор?
– Прошу прощения, но при чем здесь Бикни? – удивился Натаниэль Доу.
– Вы ведь пришли ко мне, чтобы сообщить… – испуганно начал мистер Клокворк, но доктор его прервал:
– О нет! Что вы! Мы пришли вовсе не из-за Бикни – нас привело к вам дело, мистер Клокворк. Мы с племянником надеялись получить у вас кое-какие сведения.
У Артура слегка отлегло от сердца, но он тут же нахмурился: что еще за сведения он может предоставить доктору Доу, который явился в такое время, да еще и в Странные Окна?
Отметив недоумение продавца шестеренок, Натаниэль Доу спросил:
– Вы помните день туманного шквала? Мы с вами виделись незадолго перед его началом. Паб «В чемодане». Вы пришли туда вместе с Бикни…
– Если он что-то украл у вас…
– Нет-нет. Меня интересует то, о чем вы с ним говорили, когда зашли в паб. Я понимаю, что прошло довольно много времени, поэтому напомню вам. Вы убеждали Бикни, что видели в Тремпл-Толл гремлина. Говорящего.
Мистер Клокворк решил было, что его разыгрывают, и усмехнулся, но под пристальным, немигающим взглядом доктора продавцу шестеренок стало не по себе. Натаниэль Френсис Доу превратился в одно сплошное ожидание, Джаспер даже затаил дыхание.
– Вас и правда это интересует? – растерянно проговорил Артур. – На самом деле я прекрасно все помню. И разговор – Бикни мне так, к слову, и не поверил, – и того гремлина.
– Значит, мы пришли сюда не напрасно, – подытожил доктор Доу. – Прошу вас, мистер Клокворк, расскажите нам все о том гремлине – это очень важно.
Артур на мгновение задумался, собираясь с мыслями.
– Да, гремлин… что ж… Я видел его в тот же день, когда мы с вами встретились в пабе, – накануне туманного шквала. Часы только что отзвонили полдень. Я хорошо помню, потому что именно в это время обычно и собираю свои шестеренки. Туман уже сгустился, и вообще было довольно промозгло, но я все равно решил прошвырнуться по Шестереночной балке. Там, среди лома, можно отыскать что угодно. Однажды, к слову, я нашел в одной из куч восьмизубое колесико Богвина, а мой знакомый паромеханик, мистер Мунк, откопал там одну из самых первых моделей часового шумописца, и внутри оказалась… нипочем не отгадаете!.. двухголовая зубчатка Гирра! Редкость редкостная. В общем, я не упускаю ни одного случая порыться на железных свалках – есть у меня мечта как-нибудь отыскать легендарную шестеренку «Звезда Ззанрад», о которой грезят все неравнодушные к зубчатым колесам. Кто знает, может, она тоже там лежит, погребенная, в одной из куч…
