Владимир Васильевич Гриньков
Шоумен. Министерство мокрых дел
– Прошу заранее меня извинить, – сказал Жихарев. – Не очень-то удобно обращаться к тебе с личной просьбой …
Совершенно меня заинтриговал.
– И если это невозможно – скажи об этом сразу.
Он сделал паузу.
– Я хочу преподнести Ольге сюрприз. С твоей помощью.
– И что я должен сделать?
– Разыграть её. Так, как ты это делаешь в своих передачах.
Я сидел, словно громом поражённый. То есть мой ответ, конечно, был безусловно отрицательным, но я просто на время потерял дар речи, поскольку не мог понять, как подобное могло прийти Константину в голову. Шутливый розыгрыш и божественная Ольга – два этих понятия не стыковались у меня в мозгу. Этого просто не могло быть. Даже не подлежало обсуждению.
Жихарев терпеливо ждал. За его спиной я видел Светлану. Она наблюдала за происходящим с интересом, который не могла скрыть.
– Это невозможно, – сказал я.
– Почему?
Я не мог ему объяснить. Не знал, какие подобрать слова. Потому что "невозможно" – это когда нельзя. Когда есть какая-то черта, граница, через которую нельзя переступать.
Я лишь пожал плечами.
– Женя! – Жихарев заглянул мне в глаза. – Я никогда ни о чём тебя не просил …
Подразумевалось, что настал тот час, когда он просит. И будет настаивать до тех пор, пока я не сдамся. А я не сдамся, потому что не представляю себе Ольгу в роли разыгрываемой.
– Зачем это тебе? – я попытался вяло увильнуть.
– Сюрприз! Я же сказал.
– И как тебе это представляется?
– Хочу сделать ей подарок.
– Хорош подарочек! – засмеялся я. – Ославим на всю страну. На посмешище выставим.
Я пытался сыграть на его чувстве собственника. Мужчина он или нет? Мачо? Самец? Разве ему небезразлично, как будет выглядеть в глазах окружающих его женщина?
– На всю страну не надо, – дал задний ход Жихарев. – Ты всё отснимешь, как обычно. А в эфир это не пойдёт. Кассету, в единственном экземпляре, подарим Ольге. Все расходы по съёмке я оплачу. А?
Он почти просительно заглянул мне в глаза.
– И что же мы будем снимать? – спросил я без особого энтузиазма.
– Я уже всё продумал!
Он придвинулся ко мне и заговорил голосом заговорщика – мальчишка мальчишкой:
– Представь! Приходит она в банк … У неё персональная ячейка там, в банке. Такой маленький сейф – знаешь?
Я кивнул, совершенно заинтригованный.
– Безделушки кое-какие хранит, в общем – ничего особенного. И вот она свою ячейку открывает – а тем временем ты всё это осторожненько снимаешь! – а там, в ячейке …
– Нет ничего? Всё украли?
Я спросил и тут же понял, что поспешил, потому что Жихарев счастливо засмеялся и замотал головой.
– Нет! Всё на месте, Женя! И даже более того! Кое-что прибавилось!
Жихарев откинулся на спинку стула и торжествующе посмотрел на меня. Я ждал продолжения.
– Я же говорю – сюрприз! Там лежит умопомрачительное колье! Все королевы рыдают от зависти! Жёны миллиардеров отдыхают!
Я поймал взгляд Светланы. В том взгляде были восхищение и восторг. Я её понимал. Вот так надо дарить подарки. Не за обеденным столом в своей опостылевшей квартире. И не в ресторане между третьим и четвёртым бокалами вина. А так, чтобы сразить наповал. Чтобы запомнилось. Этот сейф в банке – как сказочная волшебная шкатулка, из которой ничто не исчезает, а только добавляется – как бы само собой. Конечно, потом Ольге всё объяснят, но вот это первое чувство – изумление и недоверие! – это запомнится на всю жизнь. Так дарить подарки надо уметь.
– Чёрт побери, – пробормотал я. – Я возьму тебя сценаристом.
Жихарев победно оглядел нас со Светланой.
Светлана улыбнулась ему ободряюще.
– Извини меня за этот вопрос, – сказал я. – Ольга – твоя жена?
Это была чудовищная бестактность, но я хотел в конце концов знать, кто она ему. Секундная пауза, после которой:
– Да.
Значит, не расписаны. Секундное замешательство его выдало. В общем, так и должно было быть. Невозможно представить Ольгу чьей бы то ни было женой – чтобы штамп в паспорте, пошлые слова работницы загса и все прочие прелести бюрократического оформления отношений. Такая женщина не может быть женой. Только объектом поклонения и любви.
Светлана смотрела на Жихарева так, что было ясно – наконец-то увидела настоящего мужчину.
– Ну, допустим, – сказал я. – Но как всё это сделать технически?
– То есть?
– К сейфу наверняка нет прямого доступа. Какой-то код. Или ключ, в конце концов.
– Ключ. Даже два ключа.
– Два? – приподнял я бровь.
– Один хранится в банке, другой – у Ольги. Открыть ячейку можно только двумя ключами. Служащий банка открывает свой замок, Ольга свой …
– И как же ты собираешься положить колье в нужную ячейку?
– Ольгин ключ будет!
– А ключ, которым пользуется служащий банка? И кто тебя вообще подпустит к той ячейке?
– Женя! – сказал Жихарев. – Ну не может быть, чтобы тебе отказали!
– Кто?
– Руководство банка.
– Да ты сошёл с ума!
До меня, наконец, дошло, к чему он клонит.
– Ты хочешь, чтобы я пошёл договариваться с ними?
– Тебе не откажут! Тебя знает вся страна! И если ты этого захочешь …
– И не надейся!
– Почему?
– Как ты себе это представляешь? Я прихожу к руководителю банка и говорю: "Хочу забраться в сейф одной из ваших клиенток. Не возражаете?" И как ты думаешь – что он мне ответит?
– Но ты же ему всё объяснишь! Ну, хочешь, пойдём вместе? Я буду с ним разговаривать.
Я представил, как Жихарев будет разговаривать. Очень будет настойчив. Как бы директору банка не пришлось вызывать охрану, чтобы выставить нас с Жихаревым из своего кабинета.
– Это чушь собачья, – сказал я.
Сказал – и встретился взглядом со Светланой. Она, кажется, была со мной не во всём согласна.
– Как ты думаешь? – спросил я у неё.
– А что здесь такого?
– И ты ещё спрашиваешь! – взвился я.
– Женя! Представь, что этот сценарий придумали мы сами. Сами! И решили снимать сюжет. Ты разве не пошёл бы договариваться с руководителем нужного нам банка? И разве не смог бы договориться? А? Что здесь такого? Вспомни, какие сюжеты нам доводилось снимать. И – ничего. Всё получалось.
Я знаю, для чего в этот мир пришли женщины. Чтобы в нужный момент всё правильно и спокойно объяснить и придать нам, дуракам, веры в собственное всемогущество.
– В принципе, конечно, – признал я. – Особенного тут ничего и нет.
– Вот! – сказал Жихарев. – Я и говорю …
Но я всё ещё сомневался. Мне нужно было время, чтобы всё обмозговать в спокойной обстановке.
– Давай отложим этот разговор, – предложил я Жихареву. – Денька на три. Ладно?
Он хотел возразить, но взглянул мне в глаза и понял, что сегодня окончательного ответа всё равно не добьётся.
– Хорошо! – согласился легко, как будто нисколько не сомневался в конечном успехе. – Я тебе позвоню.
* * *
– Надо соглашаться! – убеждённо сказал Дёмин.
Мы сидели втроём – он, Светлана и я – в баре телецентра. Пили кофе и держали совет.
– То, что он оплачивает нам съёмку в банке – чепуха, – говорил Илья. – На этом мы, конечно, не заработаем, а вот время потеряем, это ясно. Но вся штука в том, что – не можем отказаться!
Илья щёлкнул пальцами.
– Он столько денег в нас вложил, Женька, а сколько ещё вложит! Клиента надо ублажать!
Дёмин знал, что говорил. Он был нашим администратором и знал, что сколько стоит и как нам достаются деньги. У каждого успеха есть причина. Причиной нашего успеха было то, что мы имели возможность тратить большие деньги. Это всё и решило. Будь мы бедны, как церковные мыши, мы разыгрывали бы прохожих где-нибудь на улице – от случая к случаю, всегда надеясь на авось, снимая происходящее одной-единственной камерой и надеясь, что при монтаже сможем слепить из снятого хоть что-нибудь более-менее смешное. А зритель ждал постановочных съёмок. Чтобы всё было подготовлено заранее, чтобы интерьер и всё как будто бы всерьёз. Он хотел видеть маленький фильм, а не случайно отснятый скрытой камерой материал. Денег, получаемых от продажи нашей программы, нам худо-бедно хватало. Но помощь Жихарева была совсем не лишней. Не будь его денег, чего-то мы, возможно, просто не смогли бы снять.
– Я бы тоже согласилась, если честно, – сказала Светлана. – И не из-за денег, а просто потому, что придумка хорошая.
Ей это понравилось, наверное, – колье в подарок, да ещё таким способом.
– Она красивая, да?
– Кто? – не понял я.
– Жена Константина.
– Очень, – не стал я кривить душой. – Ты разве не видела её на церемонии?
– Не обратила внимания.
Жихарев и его спутница сидели в тот день позади нас, через несколько рядов.
– Поздравляю с успехом! – пропел над нами женский голос.
Настя Полякова, директор службы новостей нашего телеканала. Умна, недурна собой, острый язычок и доля цинизма – гремучая смесь. Я не то чтобы её опасался, но всегда напрягался, не зная, чего от неё ждать на этот раз.
– С каким успехом? – на всякий случай не понял я.
Настя села за соседний столик, положила перед собой мобильный телефон, с которым не расставалась никогда.
– Я об этих премиях. Вы же победили сразу в куче номинаций. В шести или в семи, если я не ошибаюсь?
Вы можете уколоть вот так – будто бы хваля? Не можете? Значит, до Насти вам ещё расти и расти. Потому что она сказала о шести-семи номинациях, а на самом деле их у нас три. Всего. И говоря об этом, уже держишь в голове как бы не успех, а вроде бы даже провал – потому что получил вдвое меньше призов, чем она, Настя, якобы ожидала. Хотя всё она прекрасно знала – и про наш невыдуманный успех, и про три номинации. Просто метод у неё такой – человека на место ставить. На место, ею, Анастасией Поляковой, определенное.
Я слышал, как украдкой вздохнул Дёмин. Он был искушён в интригах здешних коридоров и тоже всё прекрасно понял. К тому же к нему лично Настя Полякова всегда относилась с неприкрытой иронией. Наверное, такие мужчины, как Илья – невысокие, округлые и с усами – никогда не были предметом её грёз, что она Илье из раза в раз и демонстрировала.
– Как тебе ваш новый диктор? – спросил я у Насти, чтобы сменить тему разговора.
– Ты о ком?
– О том парне, которого Кондаков прочит в ведущие "Новостей".
При упоминании о Кондакове Настя даже подобралась, и во взгляде уже не угадывалось иронии. Ну, во-первых, какая же ирония при упоминании о руководителе телеканала Кондакове – непосредственном, можно сказать, начальнике Насти Поляковой. Настя шефа уважает и побаивается, как уважают и побаиваются человека, который выплачивает тебе зарплату в десять тысяч долларов ежемесячно. А во-вторых, Настя в службе новостей – наипервейший человек, и, если что-то проходит мимо неё, то есть делается без её ведома, она от этого становится больной.
– Кто такой? – спросила Настя.
Начала собирать информацию. Когда Кондаков наконец-то поставит её в известность, она уже о многом будет знать.
Но я, к сожалению, не мог удовлетворить её любопытства.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Видел его только мельком. Не молод и не стар. Говорят, какой-то дальний кондаковский родственник.
Настины глаза оставались бесстрастными, но губы она поджала. Просчитывала варианты. Её кофе стыл в чашке.
– А от кого ты о нём узнал?
– На-а-астя-я! – протянул я с улыбкой и развёл руками, давая понять – здесь источники информации раскрывать не принято.
Неписаный закон телевизионных джунглей. Оплошавшего съедят.
Полякова понимающе кивнула. Не обиделась. Так принято, она знала правила игры.
Через пару минут мне понадобилось отлучиться. А вернулся я не один.
– Вот! – представил я Насте своего спутника. – Прошу любить и жаловать! Случайно увидел в коридоре и решил вас познакомить. Тот самый человек, о котором я тебе говорил.
Надо было видеть лица Ильи и Светланы в этот момент. Потому что "кондаковским родственником" был Толик. Тот самый, из рекламного агентства. Я украдкой показал Светлане и Дёмину кулак. Но Настя на них и не смотрела. Она смотрела на новоявленного ведущего "Новостей".
Толика я выдернул прямо из нашего офиса, где он нас дожидался. Одной минуты хватило на то, чтобы ввести его в курс дела. И теперь он взирал на Настю благожелательно и без вызова. Как и подобает взирать на своего будущего шефа.
– Здравствуйте! – пропела Настя с чарующей улыбкой и протянула Толику руку. – Мне о вас говорили.
Толик склонил голову. То ли здоровался, то ли давал понять, что не сказать о нём Насте никак не могли.
– Вы присаживайтесь, – сказала Полякова. – Кофе хотите?
Толик отрицательно мотнул головой.
– У нас открылась мужская вакансия, – сообщила Настя.
И тут как раз объявился Толик. Какая удача! Просто блеск! Ей повезло.
– Вы когда-нибудь вели выпуски "Новостей"?
Толик мотнул головой. Не вёл.
Дёмин хмыкнул в усы, торжествуя. От Настиной спеси не осталось и следа. В милейшего человека превратилась. Любо-дорого смотреть.
– Все это когда-то делают в первый раз, – благосклонно заметила Настя. – У нас есть курсы дикторов, и вы, я думаю … Как вас зовут, кстати?
– Т-т-толик.
Настя обмерла и перестала дышать. Светлана прыснула. Я двинул её локтем в бок. Шоу началось.
– К-как? – осведомилась Настя, тоже начав заикаться – от неожиданности.
– Т-т-толик.
Было видно, с каким трудом даются согласные бедолаге.
– А фамилия?
– К-к-кондаков.
Настя стремительно менялась в лице. До этой секунды ещё надеялась, что произошла какая-то ошибка, но теперь убедилась – перед ней тот самый человек, о котором я ей говорил. Она повернула голову и посмотрела на меня. Я пожал плечами, демонстрируя, что, мол, и сам ничего не понимаю.
– Вы насчёт работы?
– Д-да.
– А к кому?
– К П-п-поляковой. П-п-полякова – эт-т-то вы?
– Я, – цепенея от ужаса, признала очевидное Настя.
– З-з-значит, к-к-к вам.
Молодость – великая сила. Ещё нервишки туда-сюда, да и давление не скачет. Только это Настю и спасло. Будь постарше да поболезненней – без таблеток бы ей не обойтись.
– А с кем вы разговаривали о работе?
– С д-д-дядей.
– С каким дядей?
– С Ле-леонидом С-сергеевичем.
С Кондаковым, стало быть. Родственнички.
– И что он вам сказал? – спросила Настя, опуская глаза.
Хотела скрыть растерянность.
– В-вакансия есть. В-в-в "Н-н-новостях".
– И что?
– И я см-м-могу там раб-ботать.
– Кем?
Ответ можно было прогнозировать заранее, поэтому голос Поляковой упал до шёпота, но верить в очевидное нашей гордой красавице очень не хотелось.
– Д-д-диктором.
Я видел, как колыхнулся животик Дёмина, но лицо нашего администратора оставалось бесстрастным. Только в глазах прыгали озорные чёртики.
– Д-диктором? – с запинкой переспросила Настя и тут же спохватилась: – Извините! Это я не передразниваю вас … Это так … Само собой получилось.
Судорожно вздохнула. Лицо было такое – будто вот-вот расплачется.
– Я п-понимаю, что с д-дикцией у м-меня не очень, – самокритично признал Толик. – Но эт-то нич-чего.
– Как? – вырвалось у Насти. – Как вы себе представляете работу диктора?
Она уже запаниковала и начала делать глупости, попросту говоря – стала дерзить.
– Я могу м-м-медленно г-говорить. И т-тогда у м-м-меня п-получается лучше. И еще т-т-тексты чтобы мне т-т-такие п-писали, где согласных пом-м-меньше.
– Поменьше? – затосковала Полякова.
– Н-н-ну! Чтобы я н-н-нараспев г-говорил. П-п-понимаете?
На Настю нельзя было смотреть без слёз. До сегодняшнего дня у неё в активе были: хорошая должность, отличные отношения с руководством канала и приличная зарплата. С этой минуты всё круто менялось. Потому что непослушания ей не простят, а выпустить в эфир диктора-заику …
Я взглядом показал Толику, что ему пора бы покинуть нас. Он всё понял и посмотрел на часы.
– Ещё вст-третимся, – с дружелюбной улыбкой поведал он находившейся в прострации Насте. – Извините, я сп-пешу.
Поднялся из-за стола, раскланялся и ушёл. Целую минуту Настя сидела неподвижно, а когда повернулась к нам, у нас – всех троих – были скорбно-сочувствующие физиономии.
– Как это понимать? – осипшим голосом спросила Настя.
– Совсем совесть потеряли, – согласился я с ней. – Конечно – семейственность, конечно – родственникам надо помогать, но такое … Я лично вижу в первый раз!
Я развёл руками.
– Только через мой труп! – дозрела до решительных действий Настя.
Взметнула челкой. Вот теперь я её узнавал. Боец. Она ещё поборется.
– Ты так и должна сказать Кондакову, – подсказал невинным голосом Дёмин. – Что есть же какие-то нормы приличия …
А Настя уже раздувала ноздри. Рвалась в бой.
Попутного ей ветра.
Когда она ушла, Светлана набросилась на нас с Ильёй:
– Вы сошли с ума! Она же действительно сейчас пойдёт к Кондакову!
– Пусть! – мстительно сказал Илья.
– Ты представляешь, чем это закончится?
– Ничем, – беспечно пожал я плечами. – Кондаков – добрейший дядька и к тому же очень юморной. Посмеётся, когда поймёт, что к чему – и все дела.
– А Полякова? – не унималась Светлана.
– А что Полякова?
– Ты приобретаешь врага на всю оставшуюся жизнь!
– Вот тут ты ошибаешься. Это не смертельно, поверь. Нет ни одного телевизионщика, которого не разыграли хотя бы раз в жизни. И – ничего. Все мирно сосуществуют, – утешил я Светлану.
– От этого не умирают, – подтвердил кровожадно Дёмин. – А ей поделом – меньше будет задаваться.
* * *
Если вы думаете, что банкиры – это такие же люди, как все, вы ошибаетесь. Банкиры, в частности, не так непосредственно реагируют на появление в поле их зрения известных людей. Не улыбаются счастливо, не жмут, расчувствовавшись, руку и не просят автограф для любимой тёщи. Среднестатистический гражданин на протяжении своей жизни лично лицезреет, в зависимости от места проживания, от одной до десяти известных всей стране личностей. Если ему очень уж не повезёт, он за всю жизнь может вообще не увидеть никого из знаменитых. Банкир же видит людей известных постоянно. Академики, тренеры футбольных команд и звёзды эстрады прямо-таки атакуют бедных банкиров, рассказывая им о своей жизни, и легко прочитываемым подтекстом всех этих рассказов является одно – дайте денег!
В детстве представляется, что источником появления денег является копилка. Та жестяная баночка с прорезью наверху, в которой приятно погромыхивают пятаки. Повзрослев до подросткового возраста, человек переключается на лотерейные билеты. Потому что в копилке есть только то, что ты сам туда положил, а по лотерейному билету, вложив рубль, можно получить много-много рублей. Вроде бы. Время идёт, человек взрослеет, и вот когда он становится совсем взрослым и очень умным, то, наконец, постигает, где же всё-таки деньги лежат. Они лежат в банке. Банк – это аналог детской копилки и лотерейных билетов подростковой поры. Вот где можно наконец-то разжиться деньгами. Надо только уметь попросить. У банкира.
И у банкира просят. На издание монографии, на прокладку новой дороги и на поездку за рубеж с целью проведения дорогостоящей операции. Поэтому у банкира очень быстро сам собой вырабатывается иммунитет. И ещё появляется условный рефлекс – при приближении какой-нибудь знаменитости на расстояние, на котором уже можно расслышать просьбу об оказании финансовой помощи, банкир твердеет лицом и в глазах у него появляется неприкрытая скука. Расшифровка сего для непонятливых: денег нет! И наверняка не будет!
Я так долго всё это вам рассказываю для того, чтобы вам стало понятно, почему я целую неделю не мог попасть на приём к интересующему меня человеку. Секретарь нужного мне банкира ежедневно переносила нашу с ним встречу на следующий день, искренне сочувствуя мне и сокрушаясь оттого, что в не силах мне ничем помочь. Чувствовалась выучка. Это как в случае со стеклянной стеной. Ты видишь нужный тебе предмет, но подойти к нему не можешь. Всё время натыкаешься на невидимое, но совершенно непреодолимое препятствие.
Выручил, как это часто бывало, Дёмин. У Ильи трезвый и даже циничный взгляд на жизнь, что обычно позволяло ему математически точно выверить путь до цели.
– Ты неправильно с ними разговариваешь, – попенял он мне.
Передразнил:
– "Я бы хотел встретиться с вашим шефом!" Да на что ты им сдался? Получается, они тебе нужны, а не ты им. Поступи наоборот! Переверни с ног на голову!
– Сам и переверни! – огрызнулся я, раздосадованный неудачами последних дней.
– Переверну, – пообещал Дёмин. – Завтра же.
И сдержал слово. Позвонил в банк.
– Аллё? Это вас из программы "Вот так история!" беспокоят. Да, я знаю, что вам уже от нас звонили. Опять не получается устроить встречу с вашим шефом? Ай-яй-яй, какая жалость! Придётся всё начинать без консультаций с вами. Что начинать? Ну, съёмки, разумеется. В нашем новом сюжете будет фигурировать ваш банк. И мы хотели проконсультироваться, чтобы не нанести ненароком ущерб репутации вашего почтенного учреждения.
– Аферист! – определила Светлана.
Дёмин и ухом не повёл. Продолжал беседу как ни в чём не бывало.
– Девушка! Зачем мне ваш начальник службы безопасности? А руководитель департамента по связям с общественностью к чему? У нас, между прочим, самая высокорейтинговая программа на телевидении. Нас смотрят десятки миллионов. Одна минуты рекламы у нас стоит столько, сколько средних размеров квартира в Москве. Так что мы сами определяем, на каком уровне и с кем персонально общаться. Вы всё-таки переговорите с шефом. Потому что завтра мы приступаем к съёмкам – несмотря ни на что. У нас план, график. В общем, в известность я вас поставил. Моя совесть чиста.
Положил трубку на рычаг.
– Несправедливо, что ты околачиваешься в администраторах, – сказала Светлана. – Со своими способностями ты мог бы большие деньги загребать.
– Ну-ну, – нисколько не обиделся Илья. – Зато ты представь, какой у них там сейчас переполох.
Он не ошибался. Нам позвонили через десять минут. Глава банка ждал меня завтра, в девять утра. Пропуск уже заказан.
– С людьми надо по-человечески, – веско сказал Илья, когда я положил телефонную трубку на рычаг. – А по-человечески – это то пряником, то кнутом.
Вечером мне позвонил Мартынов. Тот самый, из прокуратуры.
– Как дела, Женя?
– Всё нормально.
– Я поздравляю тебя. Смотрел по телевизору церемонию. Вы молодцы.
– Спасибо.
– У тебя никаких новостей?
– В смысле?
– Писем тебе больше не присылают?
Вот почему он звонил.
– Нет. Может, и не будет больше ничего?
– Может, и так. Ну ладно, всего тебе хорошего.
– Спасибо.
Мы распрощались. Я положил трубку.
Совсем не был Мартынов уверен, что эта история с письмами закончилась. А иначе не звонил бы.
* * *
Глава банка Ласунский встретился со мной лично. Когда говорят "денежный мешок" – это и про него тоже. Очень полный и даже расплывшийся, и при этом одетый в дорогущие одежды – мешок, под самую завязку забитый деньгами. Его банк входил в первую банковскую двадцатку страны.
– Извините, что не смог с вами встретиться сразу. Дела, – развёл банкир коротенькими ручками, демонстрируя мне неподдельное огорчение. – Да и сегодня у нас с вами всего лишь несколько минут.
Сразу расставил все точки. Я кивнул, соглашаясь.
Ласунский ждал. У него был умный взгляд. И очень холодный. Хотелось поёжиться, когда он на тебя смотрел. Но взгляд этот пришлось выдержать. Известные дела. Удав и кролик. Что-то вроде гипноза. Но мне кроликом быть не хотелось.
– У нас сногсшибательный сюжет, – сказал я. – Женщина хранит свои золотые безделушки в индивидуальном сейфе. Безделушки так себе, копеечное дело. В один из дней она, открыв сейф, обнаруживает что-то необычное.
По глазам банкира я видел, что ему этот сюжет совсем не нравится. Потому что "нечто необычное, обнаруженное в сейфе" – это, конечно же, исчезновение драгоценностей. Кража. Какой еще сюрприз тут можно придумать?
– В общем, там, среди знакомых женщине побрякушек, обнаруживается сумасшедшей стоимости колье.
– Колье? – не поверил Ласунский.
Я сделал паузу, чтобы он смог всё это переварить. Справился он быстро.
– Муж этой дамы решил сделать супруге подарок. Но просто так подарить – слишком банально. И вот он решил её разыграть.
В глазах Ласунского читался вопрос.
– Сейф находится в вашем банке. Поэтому я к вам и пришёл.
С Ласунским случилась какая-то перемена. Как будто он начал оттаивать. До этой вот секунды ждал, когда у него начнут просить денег, и вдруг выяснилось, что о деньгах никто не говорит. Неактуальная тема. Совсем о другом речь.
– Сейф – в нашем банке? – переспросил он.
– Да.
Я его озадачил, было видно. И надо было его дожимать, пока он самостоятельно не дозрел до какого-нибудь конкретного ответа.
– Это будет суперсюжет, – сказал я. – Украшение нашей коллекции. Потому что разыграть человека, одновременно делая его счастливым – это высший пилотаж, согласитесь.
Он был хорошим банкиром, Ласунский. Умел прекрасно считать. И пока я пытался заговорить ему зубы, он всё взвесил. Выяснилось, что я действительно пришёл не за деньгами. И вчерашний нажим Дёмина оказался просто пшиком. Потому что то, что говорил Дёмин, на самом деле было совсем нестрашным. Съёмки? С участием банка? Хотели посоветоваться, чтобы не нанести ущерба репутации банка? Какая чушь! Всё оказалось блефом.
Ребятам надо попасть в конкретный банк для проведения съёмок с участием конкретного человека. Их вчерашние плохо скрытые угрозы – пустой звук. И если им ответить отказом … Просто не позволить проводить съемку …
– Я готов вам помочь, – сказал Ласунский.
Я воззрился на него. До этой секунды не был уверен, что всё сложится благополучно.
Сейчас в его взгляде не осталось и следа недавней отстранённости и не было холода.
– Согласуйте с начальником службы безопасности. Если у него не будет возражений – пожалуйста.
Или это завуалированная форма отказа? Откажет не Ласунский, а один из его подчинённых, а Ласунский потом просто сошлётся на мнение начальника службы безопасности? Не угадать.
– Спасибо, – сказал я.
Ласунский только кивнул в ответ.
– Вам в кабинет номер два. Я предупрежу о вашем приходе.
Снял телефонную трубку с аппарата.
* * *
Начальник службы безопасности оказался преотличнейшим мужиком. С первой секунды, едва только я его увидел, сложилось впечатление, что мы с ним знакомы лет этак двадцать, и все двадцать лет, несмотря на разницу в возрасте, ходим в закадычных друзьях.
– Колодин? – расцвёл он и развёл руки для объятий. – Евгений Иванович?
За те полторы минуты, которые я шёл к кабинету номер два, Ласунский успел позвонить своему подчинённому.
– А я только вчера смотрел вашу программу! У меня и кассета дома есть. Лучшие выпуски вашей "Вот так истории!".
Он лучился счастьем, и невозможно было не поверить в искренность его чувств.
– Значит, снимать будете? У нас?
Я даже не успел ответить.
– А как вы вообще снимаете? Неужели никто не догадывается?
– За всё время – никто.
– Ну, понятно, зеркала там всякие, то да сё … И всё равно здорово! Но обижаются, наверное, да?
– Очень редко.
– Неужели?
Во взгляде моего собеседника заискрилось добродушное недоверие.
– Мы ведь разыгрываем не просто так, первого попавшегося. Нам письма присылают, предлагают разыграть кого-нибудь из близких людей. Родственника, к примеру. Или товарища по работе. То есть инициатива исходит не от нас.
– Да-да, я понимаю, – закивал он.
– И когда съёмка заканчивается и выясняется, что это был розыгрыш, мы выпускаем вперед автора письма. Всё обращается в шутку. Не на кого обижаться. И нам всё сходит с рук.
– Психологи! – засмеялся мой собеседник и даже руки потёр от удовольствия. – Но письма-то почему пишут? Славы хотят? Или денег?
– Кто чего. Кто-то хочет увидеть своего родственника на экране, хотя бы даже такой вот ценой. Ну и деньги, разумеется. Мы платим гонорар.
– Большой?
– Достаточный, – дипломатично ответил я.
Для моего собеседника это могли быть совсем смешные деньги, а для некоторых из наших героев гонорара хватало на год относительно скромной жизни. Всё в мире относительно. Тут я был согласен с гением.
– А у нас что будете снимать?
Я повторил специально для него историю с бриллиантовым колье, которое внезапно должно обнаружиться в одной из сейфовых ячеек банка. Интересно, что ему сказал Ласунский?
– То есть колье в сейфе не было и вдруг появилось?
– Да, – подтвердил я.
– Как же колье попадет в сейф? У ячейки два ключа, оба разные, от разных замков. Один ключ в банке, другой у клиента …
Это я знал и без него.
– Ключ нашей героини предоставит её муж. Тот самый, который дарит колье.
– А он не против?
– Как он может быть против? Это его личная придумка.
– И колье он сам положит в сейф?
– По всей видимости.
– Хм, – мой собеседник задумался.
– Вас что-то беспокоит?
– По условиям хранения доступ к сейфу имеет только человек, заключивший с банком договор. Договор ведь заключала ваша героиня?
– Да.
Владелицей банковской ячейки была Ольга. Жихарев посвятил меня во все подробности. Даже в то, что у Ольги не его фамилия.
– Вот здесь-то и трудности.
– Какие? – на всякий случай придал я взгляду беззаботности.
– Мы не можем нарушать существующего порядка.
Значит, Ласунский вот так его проинструктировал.
– Муж и жена – одна сатана, – сообщил я собеседнику общеизвестное.
– Это так, но только не в банковском деле.
Мне уже было показалось, что мой собеседник превратился из рубахи-парня в чёрствого зануду, как он вдруг как-то очень по-человечески сказал, доверительно склонившись ко мне:
– Мне же потом головы не сносить.
– Почему?
– Допустить вас в сейфохранилище мы, в принципе, можем. Но ведь удар по репутации! Банк, в котором к сейфам клиентов допускают каждого встречного-поперечного!
Он поднял палец вверх и запечалился.
– Начнётся отток клиентов. И меня ударят по шапке.
Если только это его и останавливало, то лично для меня ещё ничто не пропало.
– Это ведь смотря как дело повернуть, – сказал я вкрадчиво. – Можно сделать так, что удар по репутации. А можно и наоборот – бесплатная и очень действенная реклама.
В его взгляде я прочитал вопрос – как?
– Всё очень просто. Банк, дарящий радость. Банк, в котором клиентов ждут приятные сюрпризы.
Мой собеседник вздохнул.
– Нет, – сказал, покачав головой. – Банк – это всегда серьёзно. Банк – это извечный консерватизм. И когда на экране телезрители увидят …
Я едва не брякнул, что никакие телезрители этого никогда не увидят, что снимается эксклюзив, что …
Но вовремя спохватился. Потому что не знал, как в таком случае всё повернётся. Одно дело – хлопотать за всенародно любимую передачу, другое – отстаивать интересы частного лица, некоего Жихарева, которого в этом банке, наверное, и в глаза никогда не видели.
И вдруг меня осенило:
– А мы не будем упоминать название вашего банка вообще!
– То есть?
– Так и так, мол, дорогие телезрители. Эта история произошла в одном из банков. В каком из множества – неважно. Потому что подобная приятная неожиданность могла случиться в любом … А дальше идёт наш сюжет.
– Гм, если только так …
Но что же всё-таки ему сказал Ласунский?
– Ну, допустим.
Он всё ещё сомневался, по-моему.
– И все довольны, – продолжал я его искушать.
