Владимир Васильевич Гриньков
Шоумен. Так умирают короли
– Так я ему рога обломаю, – сказал Константин Евгеньевич, и теперь я совершенно не слышал в его голосе шутливых интонаций.
Загорский с беспокойством взглянул на меня, и я понял, что разговор перетёк в какое-то новое русло, в котором были подводные камни и множество прочих опасностей. Я сделал вид, что ничего не понял.
– Я угощу вас коньяком, – объявил хозяин, легко поднялся из кресла и вышел.
Я сразу увидел, как Загорский расслабился. Он, оказывается, пребывал всё это время в жутком напряжении. Боялся хозяина?
– Нравится? – спросил он меня и обвёл рукой комнату.
– Роскошно, – оценил я. – А он кто?
Наверное, я задал какой-то бестактный вопрос, потому что Загорский тотчас поскучнел.
– Ты о ком, Женя?
– О Константине Евгеньевиче, – проявил я упрямство.
Неопределённый жест руки – вот и всё, что я получил в ответ. Чёрт побери! Я иногда задавал не те вопросы! Сейчас это дал понять Загорский, а до него выражал свое неудовольствие Дёмин. Я вспомнил про Дёмина, про деньги, и вдруг понял, что Загорский может мне всё объяснить.
– Мы деньги получали, – сказал я. – Там, в доме Самсонова. Помните?
– Ну, конечно. Получение денег – столь приятная вещь, что забыть об этом невозможно.
– Вы всегда их так получаете?
– «Так» – это как?
– Нигде за них не расписываясь.
– Как правило. А почему тебя это удивляет?
– Я привык расписываться в ведомости.
– Отвыкай, – посоветовал Загорский. – Запомни: меньше формальностей – больше денег. Такой закон.
Это мне ещё предстояло постичь. У меня, наверное, было не шибко умное выражение лица, потому что Загорский засмеялся.
– А что за деньги? – спросил внезапно выросший из-за моей спины Константин Евгеньевич и поставил поднос с коньячной бутылкой и рюмками на стол.
– Зарплату нашу обсуждаем, – пояснил Загорский. – Женя тревожится из-за того, что мы деньги получаем мимо всяких ведомостей.
– «Чёрный нал»?
– Ну, конечно.
– Самсонов хорошо, наверное, кормится?
– Судя по темпам, с которыми возводился его загородный дом, он не бедствует, – усмехнулся Загорский.
Константин Евгеньевич разливал коньяк в рюмки. При этом он имел крайне сосредоточенное выражение лица. Думал. Я вдруг понял, что его думы как-то связаны с последними словами Загорского. И, соответственно, с Самсоновым.
– За знакомство, – предложил тост хозяин.
Мне никогда не нравился коньяк. Но то, что я выпил сейчас, не было похоже ни на что из того, чем меня потчевали прежде. Значит, раньше меня обманывали. Я с благодарностью посмотрел на Константина Евгеньевича. Он ответил мне мягким благожелательным взглядом.
– Наливайте себе ещё, Женя, – предложил он. – У нас здесь без церемоний.
Без церемоний – это мне понравилось. И я выпил ещё.
– Планы какие-нибудь у вас есть, Женя?
Я непонимающе посмотрел на хозяина.
– Здесь, в Москве, чего хотите добиться? – пояснил он свою мысль.
Я пожал плечами, показывая, что и сам не знаю. Да и думать не хотелось – пьянящее тепло разливалось по телу.
– Вы мне понравились, – сказал Константин Евгеньевич. – Думаю, что смогу вам помочь.
Поскольку я не успел захмелеть слишком сильно, то догадался, наконец, что меня сюда привели не просто так. Это самые настоящие смотрины. Я был нужен им, но они пока не говорили об этом открыто.
– Вообще-то я работаю на телевидении. Мне там нравится.
– И дальше работайте, – благосклонно и понимающе улыбнулся мне Константин Евгеньевич. – Одно другому не помеха.
И опять он не сказал, что имеется в виду.
– Я, кстати, очень люблю смотреть вашу передачу, – признался хозяин. – Какие типажи! Людей просто насквозь видно. У вашего Самсонова талант. Он снимает анекдот, хохму, а в какой-то момент вдруг начинаешь понимать, что всё всерьёз. Люди так раскрываются, будто их всю жизнь знаешь.
– Не любит он людей, – мрачно изрёк Загорский.
– А ты разве их любишь, Альфред?
Загорский подумал и после паузы признался:
– Нет, не люблю.
– Вот видишь, – спокойно сказал Константин Евгеньевич. – Так что Самсонова больше не в чем упрекнуть.
После этого разговор переметнулся на что-то совсем уж пустячное. Мы пили коньяк. Константин Евгеньевич курил свои чудные ароматные сигареты. Потом он показывал мне коллекцию старинного оружия. Это была настоящая музейная экспозиция. Мне понравилось. Константин Евгеньевич пообещал подарить один из кинжалов.
– Меня посадят, – попытался возражать я. – Это же холодное оружие.
– Меня ведь не сажают, – спокойно ответил хозяин.
Я обернулся и посмотрел ему в глаза. У него был холодный и трезвый взгляд уверенного в себе человека.
– Ничего не бойся, Евгений.
– Я не боюсь.
– Вижу. Ты молодец.
В его словах не было ёрничанья. Всё всерьёз.
Я пробыл в роскошной квартире до поздней ночи, а потом уехал, хотя мне и предлагали побыть ещё. Я помнил обещание, данное Светлане, – приехать на ночь к ней.
Она не спала. На меня не сердилась и только спросила:
– Ну, и как?
– Ничего, – ответил я.
– Загорский знакомил тебя со своими друзьями?
– Да.
– Как они тебе?
– Ничего, – повторил я.
– Ты поосторожнее с ними.
– Почему?
Светлана пожала плечами:
– Так, вообще.
– Брось, я ведь не маленький.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и сказала:
– Как знаешь.
Больше мы с ней эту тему не обсуждали.
Глава 9
На следующий день, когда я пришёл к Самсонову в кабинет, он тоже спросил меня о Загорском. У него сидела какая-то вызывающе накрашенная девица лет восемнадцати. То, что она из молодых да ранних, было видно невооружённым взглядом. Девица, увидев меня, закинула ногу на ногу. Ножки у нее были что надо, а платьице из разряда «более, чем мини», так что я всё оценил по достоинству. Она это заметила и надула губки – начиналась обычная игра. Я с удовольствием поучаствовал бы в этой игре, но Самсонов вернул меня к действительности.
– Как тебе вечер в компании Загорского?
– Ничего, – ответил я. – Мне понравилось.
Самсонов кивнул, словно и не ожидал иного ответа.
– Ты знаешь о содержании следующего сюжета нашей передачи?
– Нет.
– Тогда знакомься. Это Марина. У неё скоро свадьба, и она решила разыграть своего будущего мужа.
– Надеюсь, это произойдет уже после свадьбы, – заметил я. – Когда несчастный парень уже ничего не сможет изменить.
– Не после свадьбы, Женя, а в день свадьбы.
Сначала я посмотрел на Самсонова. Потом на Марину. Оба они выглядели совершенно серьёзными. Значит, не шутка.
– Милочка, – сказал я Марине. – Вам, конечно, виднее, но ваш брак может рухнуть в первый же день. Вы хоть дождитесь того момента, когда ваш священный союз уже будет скреплён подписями счастливых молодожёнов.
– Ты напрасно нервничаешь.
– Я не нервничаю. Я просто хочу спасти их брак.
Я приблизительно представлял себе, какие чувства испытывает человек, направляющийся в ЗАГС. И если в этот волнующий день его ещё и подставить …
– Ничего особенного, – сказал Самсонов. – Совершенно безобидный розыгрыш. Мы с Мариной уже всё обсудили. Представь: молодые заказывают авто, чтобы отправиться в ЗАГС. К назначенному времени вместо привычной всем «Волги» прибывает чёрт знает что.
– «Чёрт знает что» – это что? – не понял я.
– Подбери сам машину под это определение, – сказал Самсонов.
Я подумал.
– «Запорожец». Старый, «горбатый».
Я даже невольно засмеялся, представив себе эту картину.
И Самсонов тоже засмеялся. А Марина посмотрела уважительно.
– Хорошо мыслишь, – оценил мои умственные способности шеф. – Мы то же самое придумали. И вот представь: прибывает этот нелепый «Запорожец» …
– Жених всех нас поубивает.
– Он у меня тихий, – успокоила меня Марина.
Она подставит своего парня в первый день их совместной жизни. И это, наверное, ещё только цветочки. Впереди – долгие, долгие годы. Хотя он от неё в итоге сбежит, конечно.
– Это жестоко, – сказал я. – Все наши сюжеты и без того находятся на грани фола, а этот уж ни в какие ворота не лезет.
Самсонов посмотрел на меня внимательным взглядом. Наверное, пытался оценить, можно ли происходящее считать бунтом на корабле.
– Я не буду в этом участвовать, – развеял я его последние сомнения.
– Почему?
– Не хочу портить людям праздник.
– Мариночка, – вкрадчиво спросил Самсонов. – Мы разве испортим вам праздник?
– Нет, Сергей Николаевич.
– Вот видишь, Женя. Имеет место заурядная сделка. Ребята поучаствуют в нашей передаче, а мы за это оплатим им дорогой ресторан.
Он купил её. И она за возможность встретить гостей в роскошном кабаке решила пожертвовать репутацией мужа. Сама-то во время съемок будет находиться в тени, а бедолага жених ввяжется в скандал, и его разъяренную физиономию увидит вся страна, в том числе родственники, друзья и сослуживцы. Я покачал головой и вздохнул.
– Ресторан будет потом, Сергей Николаевич. И телезрители о нём ничего не узнают. А растерявшийся жених – вот он, на экране. Мы делаем злые передачи, так мне кажется.
– А разве жизнь вокруг не злая?
– Мы – телевизионщики. У нас такие возможности! Так давайте подарим людям сказку. Ведь мы можем такое сделать?
Самсонов посмотрел на меня своими внимательными и умными глазами:
– Хорошо, предложи. Но только в русле уже придуманного сюжета.
Мне даже не пришлось долго думать. Сказка так сказка. Я рассказал, как бы этот сюжет снимал я.
Самсонов слушал очень внимательно, опустив веки.
Он хотел что-то сказать мне, но не успел, потому что Марина его упредила. Выслушав мой сценарий, она засмеялась и захлопала в ладоши:
– Да! Да! Я хочу так, как он рассказывает!
Еще бы она была против! С такой концовкой придуманной истории я и сам хоть завтра пошёл бы в ЗАГС. Да еще Самсонов оплачивает ресторан.
Самсонов хмыкнул и сказал:
– Ладно, пусть будет по-твоему, – и выразительно посмотрел на Марину.
Я понял, что, если бы не она, Самсонов распушил бы мой сценарий в пух и прах.
– Но съёмку придётся перенести на несколько дней – чтобы успеть с этими вашими изменениями.
– У них же ЗАГС! – напомнил я. – Там конкретная дата, ничего уже не изменишь.
– Да, – подтвердила Марина.
– А, чёрт!
Самсонов думал совсем недолго.
– Ладно, я что-нибудь придумаю. Но ты тоже будешь в кадре.
– В роли кого?
– В роли «придурка», – засмеялся Самсонов, а сам смотрел внимательно, следил, не обиделся ли я.
Я обиделся. Тогда он сделал вид, что не заметил этого.
– Мы твою машину поставим неподалеку…
– У меня нет машины, – огрызнулся я. – И прав водительских тоже нет.
– И не надо. Машина просто будет стоять, а ты – при ней.
– Зачем?
– Во-первых, Дёмина прикроешь, если что.
– А он где будет?
– Он как раз на «Запорожце» этом и приедет. И если ему совсем уж тяжело придётся, ты вмешаешься.
– Я его бить не буду!
– Кого? – опешил Самсонов.
– Жениха.
Самсонов расхохотался. Совершенно искренне, от души.
– Ты точно из Вологды! Зачем жениха-то бить?
– Ну, если он на Дёмина полезет.
– Бить никого не надо, – сказал Самсонов. – Ты просто вмешаешься в происходящее и предложишь жениху свою машину, которая будет стоять неподалеку. Мы там поставим какой-нибудь облезлый «Москвичонок». У нас же хронометраж, пойми. Мы должны отснять как можно больше материала, чтобы потом в монтажной не крохоборствовать. Тут ты со своим «москвичом» и сгодишься.
Но мне всё-таки показалось, что он хотел подстраховать Дёмина.
– Хорошо, – сказал я.
Жалко было Илью, хотя дружбы у нас с ним никак и не получалось.
– Вот и славно, – оценил мою покладистость Самсонов и обратился к Марине. – Только предупреждаю, чтоб там никаких смешков и улыбок! Чтоб всё всерьёз!
Невеста с готовностью кивнула. Я нисколько не сомневался в том, что она всё сделает как положено. Всё рассчитала, всё продумала и к участию в съёмках отнесётся как к очень важной работе. Сказал же Самсонов: сделка. Она отдаёт на заклание будущего мужа – и за это получает свадьбу в ресторане. У каждого, вероятно, своя причина обратиться к Самсонову. А ему остается лишь выбирать. Он прав по-своему, ему даже не приходится ничего особенного придумывать. Всё, что он снимает, – из жизни. Он лишь обостряет ситуацию до предела. Та же самая Марина ещё не раз и не два заставит в этой жизни попсиховать своего мужа, это сразу видно. Но то будет происходить без свидетелей. А в этот раз рядом просто оказался Самсонов. Только и всего. С него взятки гладки. Он лишь добросовестно фиксирует происходящее.
– Значит, договорились, – подвёл итог нашей беседе Самсонов.
Дверь кабинета открылась и заглянул высокий парень со строгим неулыбчивым лицом.
– Вы ко мне?
– Вы – Самсонов? – вопросом на вопрос ответил парень.
– Да, – Самсонов показал рукой на дверь. – Женя, проводи нашу гостью.
И улыбнулся Марине.
– Мы обо всём с вами договорились, Мариночка?
Она благосклонно кивнула. Я пропустил её вперед и вышел следом.
Посетителей, как оказалось, было двое. Они вошли в кабинет, но прежде, чем за ними закрылась дверь, Самсонов крикнул:
– Женя, потом зайдёшь ко мне!
Я кивнул. Дверь закрылась.
– Вы не думайте, он у меня тихий, – сказала Марина.
Это о женихе, как я понял.
– И он совсем не будет против. Мы потом ещё и посмеемся вместе с ним.
– Я бы на его месте не смеялся.
– Мужчины разные, – легко согласилась Марина. – Одни годятся в мужья, другие в любовники. Универсалы почти не встречаются. Саша – идеальный муж.
– А я?
Она оценивающе окинула меня взглядом, но только для проформы, конечно же.
– Вы типичный плейбой.
– Это плохо?
– Разве я так сказала? – всепрощающе улыбнулась Марина.
Чёрт, она действительно умна.
– Зачем вам этот брак? – сказал я. – Вы ещё слишком молоды. Посмотрите на меня …
– И что вы можете мне предложить? – засмеялась Марина.
– Пылкое сердце, – начал перечислять я. – Крепкое тело …
– Вы из Вологды, как я слышала?
– Если честно – да.
– И квартиры в Москве у вас нет?
– Нет.
Мой пыл угас.
– Так не мешайте мне устраивать свою личную жизнь.
У Саши квартира, конечно, есть. И вот когда Марина решит для себя жилищную проблему …
– А если я не буду вам мешать устраивать личную жизнь?
В ответ Марина призывно улыбнулась. У неё будет муж, квартира, и ей непременно потребуется любовник.
– Мы подружимся, – посулил я.
Она снова улыбнулась. Мы вошли в лифт. Я нажал кнопку первого этажа. Двери закрылись. Я обнял Марину и стал её целовать. Она не сопротивлялась и даже отвечала на поцелуи. У неё было изумительное платье, сквозь которое я ощущал каждую клеточку её молодого упругого тела. К сожалению, до первого этажа мы добрались слишком быстро. Я едва успел отпрянуть, когда двери открылись. Люди у лифта встретили нас равнодушными взглядами. Я пропустил Марину вперёд, чтобы она меня хоть немного прикрывала, пока моя плоть успокоится.
Я вывел её на улицу.
– Может быть, сегодня вечером встретимся? У меня нет московской квартиры, но это единственный мой недостаток, поверь.
Она засмеялась:
– Не сейчас.
– А когда?
Пожала плечами.
– Ведь мы ещё увидимся, – сказала она легко и беззаботно.
– Когда? – удивился я.
– На съёмках.
– Совсем забыл! – засмеялся я. – Свихнуться можно с тобой, честное слово!
Она прильнула ко мне, но лишь на мгновенье, прикоснувшись своими губами к моим, и побежала по ступенькам вниз – юная и стройная.
«Бедный Саша!» – запоздало подумал я. Но кто же виноват в том, что он уродился мужем, а кто-то любовником. Хорошей женщине непременно нужен любовник. Закон жизни. И я в этом не виноват. Быстренько решив для себя эту проблему, я поднялся лифтом на наш этаж. И не дошёл до самсоновского кабинета каких-нибудь десять метров, как оттуда вышли те самые парни. Они были хмуры и чем-то озабочены и шли на меня как идущие в спарке ледоколы. Я даже посторонился, чтобы они ненароком меня не смяли.
Самсонов был один. Сидел за своим столом в кресле, развернувшись к окну, и я заметил, что он вытирает лицо платком. Разговор, наверное, был непростой, раз наш шеф разволновался до испарины на лбу. Я специально щёлкнул замком двери, чтобы показать Самсонову, что он в кабинете не один. Не любил я заставать людей врасплох. И всё равно Самсонов от неожиданности вздрогнул.
– Кто? – спросил он отрывисто и глухо.
– Я, Сергей Николаевич.
– Проводил девчонку?
– Да.
Он ещё раз промокнул лицо платком и только тогда повернулся ко мне. Он, конечно, очень тщательно вытирал лицо, но… оказывается, это не испарина была, а кровь. Лицо у Самсонова было разбито.
Глава 10
Самсонов отправил меня в поездку по городу. Я должен был заниматься подготовкой к съёмкам. Самсонов ничего не сказал мне о том, что произошло у него с теми двумя парнями, а я старательно делал вид, что ничего не заметил. Но всё это никак не шло у меня из головы. Я и подумать не мог, что у Самсонова могут быть враги. Его знала вся страна, и все, как мне казалось, его любили. Точнее, любили слепленный им самим образ: умный мужик, который не прочь кого-нибудь разыграть, и хотя шутки его, как правило, небезобидны, всё ему прощается, потому как – телезвезда. О том, что за этим образом скрывается совсем другой человек, я задумался только теперь. У Самсонова была своя жизнь с обычными заботами и тревогами, в которой есть не только друзья и обожатели, но и враги.
Мне вспомнился вчерашний вечер на квартире Константина Евгеньевича. «Хочешь, я ему рога обломаю?» – спросил хозяин у Загорского. «Ему» – это Самсонову. Не все, стало быть, относились к моему шефу с достаточным пиететом. Быть может, сегодняшнее происшествие каким-то образом и связано с оброненной накануне вроде бы в шутку фразой? Я промучился над этим вопросом некоторое время, прежде чем сказал себе с достаточной уверенностью: «Нет, чепуха!» Константин Евгеньевич произвёл на меня впечатление умного и осторожного человека. И думать, что он скажет в моем присутствии опасные для себя слова, по меньшей мере глупо. Зачем же ему раскрываться? Будь у него действительно какие-то счёты с Самсоновым, разобрался бы с ним тихо, без огласки, и уж конечно не говорил бы при мне такое, ничего, в сущности, обо мне не зная.
Ещё одна возможная причина сегодняшнего происшествия – месть «героев» одной из самсоновских передач. Не всем нравится, когда их разыгрывают. Но вряд ли в передачах было что-то такое, из-за чего к их создателю надо подсылать двух «качков». Эту версию я тоже отбросил.
Оставались деньги. Рэкет или что-то в этом роде. Самсонов выплачивал нам вознаграждение как будто из своего кармана, безо всяких ведомостей. И Загорский вчера подтвердил – имеет место «чёрный нал», нигде не учтенные наличные. А там, где «чёрный нал», всегда происходят какие-то неприятные вещи. Вот как сегодня, например.
Вечером я заговорил об этом со Светланой. Мы сидели с нею на балконе в глубоких плетёных креслах и смотрели на закат. Уставшее от дневной жары солнце скатилось за крыши домов. Мы потягивали прохладное белое вино. Было уютно и спокойно.
– Наша передача богатая, да? – как можно беззаботнее спросил я.
Светлана наморщила лоб, не поняв вопроса.
– Денег у нас много крутится?
– Наверное, много, – ответила Светлана. – По деньгам у нас Илья главный. Он знает.
– А откуда деньги?
– От продажи передач.
– Кому?
– Телекомпании, кому же еще. Мы производим товар, этот товар – наша передача. Потом мы наш товар продаём телекомпании, она платит нам деньги.
– Большие?
– Ну, наверное. Десятки тысяч долларов, насколько мне известно.
– За каждую? – поразился я.
– Конечно. Ты знаешь, сколько стоит «Поле чудес»? Или «Пока все дома»? Целую кучу денег. И нам платят не меньше, потому что наш рейтинг и их рейтинги практически совпадают.
Десятки тысяч долларов за каждую передачу – это очень много. Может быть, из-за этих денег Самсонов и пострадал?
– А кто этими деньгами распоряжается? – спросил я. – Дёмин?
– Формально – да. Но настоящий хозяин, конечно, Самсонов.
Светлана поставила пустой стакан на пол. Я предупредительно взял бутылку вина, но Светлана отрицательно покачала головой и посоветовала:
– Не забивай себе голову этими глупостями.
– Если я участвую во всём этом, то почему бы мне не знать, откуда к нам поступают деньги.
– А зачем?
Я понял, что вопрос задан серьёзно. Можно было отшутиться, конечно, но я вдруг осознал, что поступить так – себе дороже выйдет. И тогда я рассказал ей всё: про Самсонова и его гостей, про кровь на самсоновском лице, про свои сегодняшние мысли. Светлана немного побледнела, и лицо у неё стало строгим, но я всё-таки рассказал ей всё до конца. Она была единственным человеком, который мог бы открыть мне подоплёку происходящего, и я не хотел лишиться её доверия.
– Только ты не говори Самсонову, что я тебе об этом рассказал, – попросил я.
Светлана кивнула. У неё было печальное и строгое лицо.
– Не переживай, – успокоил я. – Нас это, в общем-то, напрямую не касается.
– Да, да, – меланхолично подтвердила она.
Солнце уже спряталось, оставив в напоминание о себе неширокую красную полосу над чёрными крышами домов. Чувство расслабленности ушло, уступив место неясной тревоге. Чтобы нас окончательно не накрыл покров печали, я увёл Светлану в комнату и зажёг свет.
– Ты не лезь во все это, – вдруг сказала Светлана, не глядя на меня.
– Почему?
– Потому! – огрызнулась она.
Есть простое правило, позволяющее сохранять душевное спокойствие: если женщина не в настроении, постарайся не докучать ей вопросами, и ещё – не проси у нее любви. Я всегда придерживался этого правила и ни разу об этом не пожалел.
Утром Светлана была очень ласкова и предупредительна, хотя плохое настроение, посетившее вас прошедшим днем, не самый страшный грех, не так ли?
Глава 11
Алексея Рустамовича Алекперова я никогда не видел, но слышать о нём приходилось очень много: президент телекомпании; хозяин и кормилец; вежлив, но крут. Мне представлялся хитрый и коварный азиат, настоящий бай или какой-нибудь там имам Шамиль, а оказалось, что он высокий и стройный мужчина вполне славянской наружности, и только разрез глаз да скулы выдавали в нем сына многих народов, в котором столько кровей намешано, что и не разобрать уже, откуда пошла его родословная. Алекперов вошёл в самсоновский кабинет, и я сразу понял, хотя никогда раньше его не видел, кто передо мной.
Он пожал руку мне и Самсонову, причём мне – первому, и это подняло меня в собственных глазах так высоко, что вниз уже и посмотреть было боязно.
– Добрый день, – сказал Алекперов.
У него был довольно громкий, хотя и глуховатый голос и очень доброжелательная улыбка. Не заискивающе-доброжелательная, а доброжелательная улыбка хозяина. Большая разница. Если кто с этим сталкивался, тот понимает.
– Как дела?
– Нормально, – ответил Самсонов.
Он тоже улыбался. Но как-то выжидательно. У них, наверное, должен был состояться серьёзный разговор. Не мог же президент телекомпании прийти к Самсонову просто так, у него и без нашей передачи забот полно. Я посмотрел на Самсонова – не уйти ли мне? Он никак не прореагировал на мой безмолвный вопрос, и я остался.
– Видел твою последнюю передачу, – сказал Алекперов. – Про расклейщика афиш.
Сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил комизм подсмотренной самсоновскими операторами ситуации.
– Неплохо. Хотя парня было жаль.
Самсонов всё так же молчал и выжидательно улыбался.
– Ты, Николаич, иногда своих героев ставишь в такое дурацкое положение…
Алекперов сделал пальцами левой руки так, будто щупал воздух.
– Я иногда даже думаю: «Ну что ему стоит придумать что-нибудь более безобидное». Хотя тебе виднее, конечно.
Помолчали. Алекперов рассматривал плакат на стене. Самсонов выжидал.
– Чего нам еще ждать? – спросил Алекперов.
– Мы подготовили сюжет об обменном пункте, в котором сто рублей меняют на сто долларов.
Алекперов засмеялся:
– Да, это я видел. Мне просмотр устроили прямо в кабинете. Все, кто присутствовали, смеялись от души. Но тоже, кстати, отметили, что дураком героя выставили! – Алекперов погрозил пальцем.
– Ты же знаешь, что мои герои не ведают – до поры, конечно – что их снимают, – пожал плечами Самсонов. – И репетиций с ними я не провожу. Они на экране такие, какие в жизни.
– В жизни они не попадают в ситуации, которые ты им подстраиваешь.
– Иногда попадают. Просто этого никто не видит.
– Но ты их провоцируешь, Сергей! Это нечестно!
– Категории «честно» и «нечестно» слишком абстрактны в нашей жизни, – отрезал Самсонов.
– Ты когда-нибудь доиграешься! – засмеялся Алекперов и снова шутливо погрозил собеседнику пальцем. – Тебя скоро будут бить герои твоих передач.
Я быстро посмотрел на Самсонова. Тот неуловимо изменился в лице, но Алекперов ничего не заметил и добавил:
– А если серьёзно, то я боюсь за ваш рейтинг.
– Рейтинг у нас повыше, чем у всех других, будет, – огрызнулся Самсонов.
– До поры, Сергей, до поры. Сделай передачу чуть добрее – и наберёшь дополнительные проценты.
– Я не могу приукрашивать жизнь. Я показываю людей такими, какие они есть. Мне нужны настоящие эмоции, а не сироп.
– Но есть определенные правила игры…
– Я соблюдаю эти правила и не снимаю ничего такого, что не пройдёт в эфир.
– А есть задумки? – осведомился Алекперов.
– Сколько угодно! Я бы хотел показать настоящие чувства, на грани фола. Ты понимаешь? Чтобы у зрителя – мурашки по коже.
Самсонов преобразился. Кажется, он постепенно забывал о нас, уносясь куда-то туда, где нас с Алекперовым не было, и куда нам путь был заказан.
– Представь себе морг …
Я открыл рот. Съёмки в морге – это что-то.
– Бетонные подиумы-столы, на них лежат трупы. Приводят группу студентов-медиков. Они будут присутствовать при вскрытии. Перед ними труп. Патологоанатом берёт скальпель, и вдруг «мертвец» открывает глаза.
Алекперов покачал головой, похоже, ещё не решив для себя, как следует воспринять услышанное.
– И что? – наконец спросил он. – Ты действительно находишь это интересным?
– А ты? – вопросом на вопрос ответил Самсонов.
– Чушь какая-то, если честно.
Самсонов недобро засмеялся:
– Зачем ты говоришь неправду? Ты же профессионал и понимаешь, что этот сюжет, если его хорошо проанонсировать, заставит зрителей на время забыть о существовании других каналов. Стопроцентный рейтинг!
– Зато на следующий день совет директоров вышвырнет меня с работы.
Самсонов снова засмеялся:
– Спасибо, что ответил искренне. В том-то и дело, уважаемый босс, что я не снимаю того, что я хочу снимать. Я снимаю то, что мне позволяют. Своего рода цензура, ты же понимаешь.
Алекперов вздохнул:
– Мы не можем показывать ужасы. Да ещё в прайм-тайм.
– Хорошо, не надо ужасов, – неожиданно легко согласился Самсонов. – Другой сюжет могу тебе предложить. Кабинет директора предприятия. Он вызывает к себе одного из сотрудников, начальника отдела, предположим, и объявляет о предстоящем увольнении. А мы все это осторожненько снимаем.
– И ты думаешь, будет что смотреть? – неодобрительно скривил губы Алекперов.
– Да! – с чувством ответил Самсонов. – И ещё как! Ты знаешь, чего хотят люди? Они хотят с безопасного расстояния наблюдать за поведением человека, попавшего в неприятную ситуацию. Когда они смотрят художественный фильм – им это уже интересно. А если это реально происходит в жизни – это просто высший пилотаж. В истории с увольнением – все комплексы маленького человека. Каждый боится потерять работу, и вдруг ему показывают, как это происходит в действительности. А наш герой тем временем начинает лебезить перед директором, рассказывать о больной жене, голодных детях и о недостроенном дачном домике. Я покажу людям жизнь!
– Это не жизнь, а унижение героя передачи.
– Да таких унижений на земле в день по миллиону! – сердито сказал Самсонов. – Это происходит ежесекундно. И никто этого ещё не показал на экране. Я буду первым.
Его явно стал тяготить этот разговор.
– Мы не можем зарабатывать популярность с помощью скандальных сюжетов. Есть определенные этические нормы…
– Я иногда думаю, что ты недостаточно профессионален, – внезапно прервал босса Самсонов.
Это было вызывающе дерзко, и Алекперов замолчал.
– Я думаю так потому, что для настоящего телевизионщика есть только один критерий – рейтинг передачи. Всё остальное от лукавого.
– Может, ты и телевизионщик, но не дипломат, – оценил Алекперов.
– Возможно.
– Поэтому доверь разработку стратегии программ другим.
Жёсткости в голосе Алекперова не было, но именно сейчас говорил настоящий босс. Это я сразу почувствовал.
– Подумай над тем, Сергей, чтобы добавить в свои сюжеты юмора. Просто посмешнее, людям это нравится.
– Пусть смотрят «Смехопанораму», – буркнул Самсонов. – У нас другая передача.
Алекперов подался вперед, как будто хотел быть услышанным Самсоновым.
– Дело вот в чём, Сергей. У тебя одна из самых рейтинговых передач, и ты это знаешь. Ещё ты знаешь, что мой телеканал заинтересован в том, чтобы твоя программа сохраняла популярность. Это не только в твоих интересах, но и в наших.
Он уже, оказывается, считал самсоновскую передачу своей, ведь она приносила хорошие деньги.
Алекперов поднялся из кресла и поправил галстук. Галстук у него был преотличнейший: неброский и дорогой. Так одеваются настоящие боссы.
– Хорошо, – каким-то скучным голосом сказал Самсонов. – Я учту твои пожелания.
– Учти, учти, – улыбнулся Алекперов, не желая, видимо, расставаться с чувством взаимного неудовольствия. – А то ведь, не ровен час, тебя действительно бить начнут.
Он дважды за последние пятнадцать минут упомянул о грядущих неприятностях. И я вдруг подумал о недавних гостях Самсонова, после «беседы» с которыми он так безуспешно вытирал с лица кровь. Подумал и посмотрел на Алекперова, пытаясь оценить, мог ли он участвовать в чём-то неприглядном. На мой взгляд, выходило, что мог. Запросто.
Глава 12
Мы прибыли к месту грядущих событий в небольшом фургончике. За рулём сидела Светлана, она остановила машину за полквартала до нужного нам дома, и Самсонов махнул мне рукой: «Выходи!». Он тоже вышел, и машина тотчас отъехала. Самсонов посмотрел на свои часы и сказал:
– Двадцать минут. Нормально.
Оценивающе оглядел меня с ног до головы и повторил:
– Нормально.
Показал рукой вдоль улицы:
– Твой «москвич» мы поставили в аккурат напротив дома.
– Я знаю.
Я подбросил и поймал ключ от замка зажигания.
– Не пижонь, – напутствовал меня Самсонов и подтолкнул вперед. – Иди, пора. Я буду рядом, но не на виду.
Синий «Москвич» стоял возле Марининого дома. Чуть дальше, метрах в пятнадцати, я увидел наш фургон. Окна были закрыты занавесками, за ними скрывался Кожемякин со своей камерой. Вторая камера была установлена в одной из квартир первого этажа – Марина договорилась об этом с одной из своих соседок, не посвящая её в подробности предстоящих событий.
Я сел в «Москвич», ожидая появления Дёмина. И не я один его ждал. По тротуару прохаживались нарядно одетые ребята и нервно поглядывали на часы. Друзья жениха, которым было поручено встретить машину, заказанную для свадебного кортежа. Уже дважды из дома выбегал возбуждённый и раскрасневшийся жених. Им пора было отправляться в ЗАГС. Но машины всё не было. Я уже и сам начал волноваться, потому что видел тот «Запорожец», на котором должен прибыть Дёмин. Жалкое зрелище! Эта машина могла и не добраться до места съёмок.
