Владимир Васильевич Гриньков
Украсть у президента
– Ещё кто-нибудь? – предложил вспомнить Корнышев.
– Нет, – покачала головой Ведьмакина. – Никого больше.
– Ну не в вакууме же вы жили, – не поверил Корнышев.
– Считайте, что в вакууме.
– И никаких знакомых у вас не было? Друзей?
– Нет.
– Здесь много русских, – сказал Корнышев. – И не только туристы. Тут ведь наши живут годами.
– Муж запрещал мне заводить знакомства.
– Почему?
– Здесь люди очень разные. Во всех смыслах. И очень много людей тёмных, которые не пойми чем занимаются и чего от них можно ждать – неизвестно. И Саша, мой муж, строго-настрого запрещал мне с кем-нибудь общаться. Так и говорил: «Я тут на работе, а у нас сама знаешь какие строгости».
– Конспирировался? – пошутил Корнышев.
– Вроде того. Вот вы поверите, вы в этом доме – первый гость. А так до вас только Ваня к нам заходил. Мы даже в городе … Или в магазине где-то … Если услышим рядом русскую речь, стараемся молчать, будто мы немцы какие-нибудь.
– И сейчас?
– И сейчас.
– Почему? – поинтересовался Корнышев. – Ведь конспирация уже не нужна.
Он увидел глаза своей собеседницы и вдруг догадался, что для неё и сейчас все эти меры предосторожности – на первом месте.
– Боитесь? – сказал Корнышев понимающе.
– Да, – призналась Алла Михайловна.
– Кого?
– Я не знаю.
– Это связано с гибелью вашего мужа?
– Да, – сказала Ведьмакина и заплакала, выплакивая живущий в ней неистребимый страх.
– Вас запугивали?
– Нет, – покачала головой Ведьмакина и всхлипнула. – Но я понятливая.
– А понимаете вы – что?
– Что лучше нам в Россию не возвращаться.
– Потому вы и на суд не ездили? Потому что о чём-то догадывались …
– Да!
– А о чём вы догадывались? – вкрадчиво спросил Корнышев.
– О том, что это не случайная смерть, – прошептала сквозь слёзы Ведьмакина. – Вы правы – конечно, я видела, что происходит что-то серьёзное. И когда Саша погиб …
Она разрыдалась, будучи не в состоянии себя сдерживать. Корнышев отвёл глаза. И увидел фотографию на стене. Это, по-видимому, было семейство Ведьмакиных. Супруги Ведьмакины сидели на стульях, а у них за спинами стояли юноша и девушка, наверняка их дети. Девушка положила руку на плечо Александру Никифоровичу Ведьмакину, а он её ладонь взял в свою, и даже на фотографии было видно, как бережно он касается ладони дочери.
– Когда Саша погиб, – всхлипнула Алла Михайловна, – я сразу подумала, что его убили.
– Убили, – кивнул Корнышев, несколько озадаченный, – А вам разве не сказали?
– Я не про то! – плакала женщина. – Что это не простое какое-нибудь убийство! Всё это враньё – что они мне рассказывали, будто шофер какой-то убил …
– Кто рассказывал? – быстро спросил Корнышев.
– Я не знаю, – замотала головой женщина. – Они не представились … Позвонили …
– Кто звонил? Мужчина? Женщина?
– Мужчина!
– Сразу после случившегося?
–Да!
– И что он сказал?
– Что он сослуживец Саши. Что Саша погиб. Что убийцу поймали и будет суд. И ещё сказал, что лучше бы нам с Кипра никуда не выезжать.
– Заботу проявил? – попытался уяснить Корнышев.
– Ну какую заботу, господи! – воскликнула Алла Михайловна, захлёбываясь в плаче. – Я что – дура, что ли? Не понимаю? Они же специально! Предупредили меня так, чтобы я нос свой в это дело не совала! Я же и вас сейчас боюсь! Я никому уже не верю! Они же убили Сашу! Разве это не понятно?
* * *
Алла Михайловна успела успокоиться к тому времени, когда приехали её дети, и если бы не покрасневшие глаза, так и нельзя было бы догадаться, что она плакала, но вновь прибывшие не заметили ничего подозрительного, потому что всё их внимание было обращено на Корнышева.
Молодые и симпатичные, парень с девушкой вошли в гостиную, и Корнышев их сразу узнал, потому что успел увидеть их на фотографии, висевшей на стене. Ведьмакины-младшие. Екатерина и Никифор.
– Здравствуйте, – сказали он едва ли не хором, глядя на Корнышева во все глаза, и ему сразу вспомнились слова Аллы Михайловны о том, что гостей в этом доме они не принимают.
Корнышев, не поднимаясь со стула, кивнул благосклонно.
– У нас гости, – объявила Алла Михайловна и неуверенно улыбнулась, не зная, как представить Корнышева.
Им обоим, и парню, и девушке, было лет по двадцать, плюс-минус год разницы, чем-то они были неуловимо схожи, но взгляд Корнышева притягивала девушка. Одета как туристка: куцые джинсовые шортики и коротенькая маечка, служащая только для того, чтобы прикрыть грудь. Длинные стройные ноги, тонкая талия, ныряющая в шортики, и соблазнительный пупок на бархатистой, смуглой от загара коже. Этой кожи хотелось коснуться и провести по ней осторожно ладонью … Не без усилия Корнышев оторвал от девушки взгляд, сказал «Здравствуйте», и только сейчас обнаружил, как сильно припозднился с приветственным словом.
Алла Михайловна смотрела на него с напряжённым ожиданием, будто никак не могла решить, как им быть дальше, но Корнышев не стал ей помогать и не засобирался на выход, и тогда она сказала с прежней неуверенностью, которая никак не хотела её оставить:
– Я вам ничего не предложила … Может быть, почаёвничаем?
– С удовольствием! – широко улыбнулся Корнышев, давая понять, что ещё как минимум ближайшие шестьдесят минут не лишит этот дом своего присутствия.
Кухня от гостиной была отделена лишь невысокой стойкой, какие бывают в баре, и фактически составляла с гостиной одно целое, и когда Алла Михайловна захлопотала на кухне, готовя чаепитие, она всё равно здесь присутствовала, бросая поверх стойки взгляды на своего нечаянного гостя. Катя хотела было помочь матери управиться на кухне, но интерес к Корнышеву пересилил, и она осталась в гостиной, села на стул на дальнем конце стола, словно выдерживая дистанцию. Сложила, как школьница, руки, и спросила у Корнышева:
– Вы из Москвы?
Прозвучало так, как году в восьмидесятом, когда никто никуда дальше Болгарии не ездил, и вдруг в компании за столом обнаружился счастливчик, почти что небожитель, и пигалица-школьница у него спрашивает как о деле совершенно невероятном:
– А вы действительно только что из Нью-Йорка?
– Да, – подтвердил Корнышев.
И девушка теперь действительно смотрела на него, как на небожителя.
– Давно, наверное, не были в Москве? – с лукавой неосведомлённостью предположил Корнышев.
– Давно, – кивнула Екатерина и в её глазах плеснулась грусть.
Кажется, она рвалась в Москву. Но ей было туда нельзя.
– Там хорошо сейчас, – сообщил Корнышев. – Скорее бы домой.
Ему нравилось её дразнить.
– А вы надолго на Кипр? – спросила Катя.
– Нет, – качнул головой Корнышев.
Алла Михайловна бросала в их сторону настороженные взгляды. И Никифор смотрел на Корнышева так, словно пытался понять, что это за фрукт такой.
– А вы в Москве где живёте? – спросила Катя.
На кухне Алла Михайловна нервно загремела посудой.
– На проспекте Вернадского, – соврал Корнышев с беззаботностью человека, которого невозможно уличить во лжи.
– А мы жили на Нижней Масловке, – с тихой грустью сообщила Катя.
– Хороший район, – оценил Корнышев, старательно разжигая огонь ностальгии.
– Мне там нравилось, – мечтательно сказала Катя.
Так говорят о беззаботном детстве, когда солнце светило ярко, дни были тёплые, мороженое вкусное, а плохие люди в том городе детства не существовали в принципе.
– Катя, ты бы мне помогла! – не выдержала Алла Михайловна.
Девушка не без сожаления поднялась из-за стола и направилась на кухню к матери. Корнышев жарким взором окатил её фигуру. Чудо как хороша. Ей тут киприоты проходу, наверное, не дают. И ей приходится искать защиты у брата.
– Мне кажется, ваша сестра скучает по Москве, – доверительно сказал Корнышев.
– Мы все скучаем. А вы из ФСБ? – Никифор смотрел выжидательно.
– Да, – подтвердил Корнышев. – Я занимаюсь делом вашего отца.
Во взгляде Никифора добавилось настороженности.
– Есть подозрение, что не всё так просто в истории его гибели, – говорил доверительным тоном Корнышев. – И если это так, то настоящих убийц ещё предстоит найти.
По взгляду Никифора можно было догадаться, что Корнышев сейчас стремительно набирает очки.
– Вы поэтому к нам приехали? – спросил Никифор.
– Да. Хотя прошло уже много времени, но всё-таки есть надежда, что не все следы были уничтожены. Мы сейчас разыскиваем всех, с кем общался ваш отец в то время, когда вы переехали на Кипр. Я с вашей мамой говорил о людях, которых она видела рядом с Александром Никифоровичем, и о тех, кто приходил в этот дом. И к вам у меня будет просьба – вспомнить всех, кого сможете.
Корнышев строил фразы так, чтобы было понятно, что он друг, и что сама Алла Михайловна всецело на его стороне, и не надо Никифору от него таиться.
Алла Михайловна уже обнаружила, какую ошибку допустила, призвав к себе Екатерину. Пока Корнышев беседовал с девушкой, сидевшей на значительном расстоянии от своего собеседника, Алла Михайловна слышала из кухни всё, что говорилось за столом. Зато теперь сидевшим напротив друг друга Корнышеву и Никифору не надо было напрягать голосовые связки, и Алла Михайловна лишилась возможности контролировать ход их беседы. Она нервно оглядывалась на беседующих, но поделать ничего не могла. Не просить же и Никифора ей помочь. Это выглядело бы совсем уж вызывающе. А она боялась Корнышева.
– Да мы тут как-то уединённо, – пожал плечами Никифор. – Без хлебосольства. Без гостей, в общем. Вы вот разве что, – улыбнулся несмело.
– Кого из сослуживцев своего отца вы знали?
Никифор подумал, вспоминая.
– Иван, – сказал он. – Катькин ухажёр.
– В смысле? – выжидательно улыбнулся Корнышев.
– У папы подчинённый был. Ваня Алтынов. Он к нам заходил. Ему моя сестра нравилась.
– Замуж звал? – засмеялся Корнышев.
– А что? Планы у него были наполеоновские, – без тени улыбки сообщил Никифор.
– А наполеоновские – это какие?
– Жениться на Катьке, бросить службу, заняться бизнесом …
– Тут нужен стартовый капитал, – осторожно подсказал Корнышев. – У него были деньги на выполнение этих наполеоновских планов?
– Ну, наверное, – не очень уверенно ответил Никифор.
– Он вообще производил впечатление зажиточного человека?
– Нет, я бы не сказал.
– А говоришь – вполне возможно, что у него деньги были, – уловил несоответствие Корнышев.
– Я действительно не знаю. Это вам у Катьки надо спросить.
– Она была в курсе всех дел Алтынова? – дружески улыбнулся Корнышев.
– Всё-таки любовь, – улыбнулся в ответ Никифор.
Корнышев поднял голову и посмотрел на гремящую чайными чашками Екатерину. Он теперь будто другими глазами её увидел. Девушка, близко знавшая Алтынова. Одного из двух человек, которые пока только и были в разработке у людей генерала Калюжного. Вторым человеком, который был в разработке, являлся родной отец Кати Ведьмакиной. Только двое из большого количества людей, о которых не было известно ничего. Сколько их, как они выглядят, их фамилии – ничто не известно. А самая главная загадка – куда они все исчезли. Никаких следов.
– А ещё кто здесь бывал? – спросил Корнышев.
– Больше я никого не могу вспомнить.
Что они – сговорились, что ли?
Пришла к столу Алла Михайловна. Она улыбалась, но от внимания Корнышева не ускользнуло то, каким настороженным взглядом она окинула Корнышева и Никифора.
– Уже сколько лет мы здесь, – сказала Ведьмакина, – а чаёвничаем всё ещё по-московски. Вечером сядем в гостиной …
– И при Александре Никифоровиче так было заведено? – невинным голосом осведомился Корнышев.
– Да, – нахмурилась женщина.
– Вечерние чаепития – это ведь уже после работы. А работал он где? – спросил Корнышев, вцепившись взглядом в собеседницу. – Офиса ведь у него не было?
– Нет.
– Значит, дома он работал?
– Да, – хмурилась женщина, уже догадываясь, к чему в итоге придёт их разговор.
– И у него был свой отдельный кабинет?
– Да.
– Я бы хотел взглянуть, – сказал Корнышев с вежливой улыбкой, и ему положительно нельзя было отказать в его просьбе.
Дети смотрели на мать. Алла Михайловна колебалась. Уловивший это Корнышев поднялся из-за стола с самым решительным видом. Всё выглядело так, будто ничто не сможет его остановить.
– Идёмте, – сдалась Ведьмакина.
Вдвоём они по лестнице прямо из гостиной поднялись на второй этаж. Недлинный коридор. Несколько дверей. Они прошли в самый конец коридора, Алла Михайловна толкнула незапертую дверь, и Корнышев увидел рабочий кабинет полковника Ведьмакина. Небольшая комната с единственным окном. Корнышев потянул за шнур, пластинки жалюзи повернулись, впустив в комнату солнечный свет. Стол. Кресло. Какой-то цветок в углу. Диван у стены. И над диваном – сейф, вмонтированный в стену. Корнышев бесцеремонно, будто и не было рядом с ним Аллы Михайловны, один за другим выдвинул ящики стола. Ничего. Ни единого листка бумаги. Вообще никаких предметов. Корнышев озадаченно посмотрел на Ведьмакину. Она молчала. Тогда Корнышев перевёл взгляд на сейф.
– У вас есть ключ от этого сейфа?
– Он открывается без ключа. Надо только знать код.
– Вы его знаете?
– Да, – ответила Алла Михайловна, подошла к сейфу, набрала код, распахнула дверцу.
Пусто. Ничего. Корнышев приблизился, провёл ладонью по металлическому нутру сейфа, будто не верил, что в таком серьёзном сейфе можно хранить всего-навсего воздух.
– Где бумаги? – спросил Корнышев. – Где компьютер, который когда-то стоял вот здесь?
Он ткнул пальцем в поверхность стола, где действительно было место, выгоревшее под нестерпимо ярким кипрским солнцем меньше, чем остальная часть столешницы.
– Компьютер Саша забрал с собой в Москву, – сказала Алла Михайловна. – В свою последнюю поездку. А перед поездкой все бумаги он уничтожил. После него ничего не осталось. Вы же видите, пустая комната.
* * *
Чаепитие началось не чаем, а вином. Алла Михайловна из вежливости выставила на стол бутылку белого сухого «Паломино», а Корнышев не стал отказываться.
– Давайте помянем Александра Никифоровича, – предложил он со сдержанной строгостью и это, похоже, позволило ему окончательно стать своим для младших Ведьмакиных.
И только Алла Михайловна пребывала в напряжении, хотя старательно это скрывала.
Выпили, не чокаясь. Всем взгрустнулось, и даже Корнышев старательно изображал скорбь. Алла Михайловна разливала по чашкам чай, Екатерина расспрашивала Корнышева о Москве, он отвечал на вопросы, и обстановка стала если не сердечной, то неформальной уж точно. Но всё это продолжалось недолго. Алла Михайловна, обнаружив, с какой готовностью дочь улетает мыслями в прошлое, вдруг вмешалась в разговор и демонстративно увела его в другое русло, и это выглядело так нарочито, что было видно всем. Не без сожаления подчинившись воле матери, Катя посмотрела на Корнышева. Они обменялись выразительными взглядами, как заговорщики, имеющие общий интерес, но вынужденные до поры затаиться.
Минут через двадцать. Корнышев, понимая, что Алла Михайловна не отлучится из-за стола ни на секунду, якобы случайно пролил себе на брюки чай. Поднялась лёгкая суматоха. Корнышев предложил не волноваться и попросил только ему показать, где в этом доме можно воспользоваться проточной водой. Алла Михайловна проводила его в туалетную комнату. Оставшись один, Корнышев со своего мобильного телефона позвонил Горецкому и попросил того через тридцать минут перезвонить на домашний телефон Ведьмакиных, попросить к аппарату Аллу Михайловну, и занимать её разговором, сколько это будет возможно.
После этого Корнышев замыл водой чайное пятно и вернулся к столу с видом не сконфуженным, но извиняющимся. Говорили о погоде. Никифор рассказал, как он ездил в горы, которые называются Троодос, и там значительно прохладнее, чем на побережье. Корнышев расспрашивал, как туда проехать, словно собирался завтра же в горы и отправиться. Он намеренно поддерживал этот разговор ни о чём, чтобы не насторожить Аллу Михайловну. Но когда в условленное время раздалась трель телефонного звонка, Алла Михайловна выждала пару секунд, после чего отправила к телефону сына. Корнышев терпеливо ждал. Никифор снял трубку и вскоре вернулся к столу, сказав матери, что к аппарату просят подойти её.
– Кто там? – спросила Алла Михайловна, в глубине душе досадуя на так некстати раздавшийся звонок.
– Я не знаю, – беспечно ответил Никифор. – Мужской голос.
Алла Михайловна не без сожаления поднялась из-за стола. Она не хотела оставлять дочь наедине с этим совершенно очаровавшим её байками о Москве гостем, и с происходящим женщину примиряло только то, что за столом будет и её сын. Но когда она удалилась к телефону, Корнышев с улыбкой сказал по-свойски Никифору:
– Мне бы сока! Из холодильничка!
И бесхитростный Никифор тоже ушёл. У Корнышева была примерно четверть минуты на воплощение задуманного, и он это время использовал на все сто.
– Ваша мама не желает пробуждения в вас ностальгии по Москве, – сказал он Кате с понимающей улыбкой. – И не хочет, чтобы мы здесь с вами говорили. Давайте встретимся завтра в городе. Поболтаем. Заодно покажете мне Лимассол.
Он двинул по столу в направлении Кати свою ладонь, а когда ладонь поднял, под ней обнаружилась визитка отеля, в котором остановился Корнышев, с написанным Корнышевым от руки номером его комнаты. Катя озадаченно посмотрела на Корнышева. Он улыбался ей ободряющей улыбкой заговорщика. В глазах Кати вспыхнули озорные огоньки, она быстро накрыла визитку ладонью и в следующее мгновенье визитка исчезла.
– Ваш сок! – сказал вынырнувший из-за Катиной спины Никифор.
И озадаченная Алла Михайловна уже спешила к столу.
– Морочил мне голову, а потом выяснилось, что ошибся номером!
* * *
Вечером, спустившись в ресторан отеля, Корнышев обнаружил, что не ошибся, когда с высоты своего балкона днём разглядел стайку резвящихся в бассейне юных красавиц. Все они были в ресторане и занимали несколько столиков у самого входа. Корнышев вошёл, остановился в дверях, окинул взглядом зал, увидел девушек, удивился такой концентрированности женской прелести на этом крохотном пятачке планеты Земля, и прошёл к своему столику, отметив при этом, что мало кто из девушек обратил на него внимание – черта, присущая знающим себя цену красавицам. Ещё он услышал, что девушки разговаривают по-русски.
Ознакомившись с меню, Корнышев заказал себе мезе – ему помнились рассказы побывавшего на Кипре Горецкого о том, как тот заказал себе неведомое «мезе», а ему вместо одного блюда весь вечер носили много разных блюд – одно за другим – и он сначала съедал всё, потом с каждой тарелки осиливал только половину, а в конце концов стал лишь пробовать понемногу каждого блюда, и этот аттракцион Корнышев хотел увидеть.
Первым делом ему принесли аппетитно пахнущие соусы, по консистенции напоминающие очень густую сметану, салат из крупно порезанных огурцов и помидоров, горько-солёных маслин и кусочков брынзы, на отдельной тарелке лежал поджаренный и полосатый, как зебра, сыр. Если с сыром и салатом всё было понятно, то определить состав соусов Корнышеву так сразу не удалось. Где-то чувствовался чеснок, где-то угадывался привкус лимона, а в одном из блюд явно было что-то рыбное. Призванный на помощь официант с готовностью перечислял названия блюд: мелидзаносалата, тарамосалата, дзадзики. Из ингредиентов Корнышев на слух смог определить только йогурт, оливковое масло, лимон и рыбную икру, всё прочее осталось для него загадкой.
Девушки за соседним столиком наконец обратили на Корнышева внимание. А для него уже была приготовлена следующая смена блюд и пробавлявшиеся соком и простенькими вегетарианскими салатиками красавицы явно были заинтригованы. Теперь и Корнышев позволил себе обратить на них внимание. Он улыбнулся им смущённой улыбкой добряка и развёл руками:
– Всего много и всё вкусно, но из чего всё это сделано – тут сам чёрт ногу сломит. Может быть, вы знаете английский лучше, чем я?
Оказалось, что с английским у них действительно нет проблем, и про следующие блюда, приготовленные поваром специально для Корнышева, он уже узнал намного больше. То, что на Кипре порезанная на ломтики копчёная свинина называется «лунза», он определил сам, разобрался и с кальмарами, которых прежде чем зажарить, нарезали кольцами. Долма, которую здесь называли «долмадес», была знакома Корнышеву по московским ресторанам: рис со специями, завёрнутый в варёные листья винограда на манер голубцов. Но были ещё и шефталья, оказавшаяся рубленым мясом, завёрнутым в плёнку из свиного желудка, и смесь из картофеля, мясного фарша и баклажанов под вкуснейшим яичным кремом (всё это называлось «мусакас», а для крема, как оказалось, существовало отдельное название – «бешамель»), ещё официант нёс жареные тефтели «кефтедес», тушеную с луком говядину «стифадо», «йемисту» – фаршированные мясом, рисом, луком и специями помидоры.
Девушки, переводившие для Корнышева всё, что официант рассказывал о блюдах, наконец, дозрели и, приглашённые Корнышевым, переместились за его столик, поскольку он честно признался, что одному ему со всеми этими блюдами не справиться, и почему бы девушкам не оказать ему посильную помощь. Одним мезе, конечно, дело не ограничилось, Корнышев заказал вина и фруктов, и обстановка за столом очень скоро стала раскованной. Девушки, как оказалось, прибыли на Кипр по делам, и об этих делах они упомянули скороговоркой и как-то невнятно, хотя и прозвучало слово «конференция», и единственное, что понял во всём этом Корнышев – это то, что они, по-видимому, проститутки. Это облегчало ему задачу. Корнышеву была нужна женщина – молодая, красивая, раскованная, способная расположить к себе любого человека. Он уже наметил себе кандидатуру. Девушку звали Эльвира, у неё была короткая стрижка, в выражении лица отсутствовала вульгарность, которую Корнышев угадывал в её подругах, и если с этой красавицы смыть макияж, она вполне сойдёт за оказавшуюся на отдыхе благополучную москвичку, прилично зарабатывающую служащую какой-нибудь крупной фирмы.
Через четверть часа в ресторане появился долговязый кавказец, в присутствии которого весело до того щебетавшие девушки тотчас присмирели. Кавказец хозяйским взором окинул пространство ресторана, обнаружил рядом с девушками Корнышева, и это соседство его, кажется, нисколько не обрадовало. Он приблизился к столику, за которым сидел с девушками Корнышев, девушки поспешно и с виноватым видом вернулись за свой стол, а кавказец сел напротив Корнышева, и сказал таким тоном, будто знал Корнышева много-много лет и они уже могли обходиться без особых церемоний:
– Ты завянь. Отдыхаешь тут? Здоровье поправляешь? Вот и поправляй.
– Хочу у тебя взять одну красавицу на пару дней, – будто не распознал угрозы Корнышев.
– Они тут на работе.
– Я понимаю.
– Один день стоит пятьсот баксов.
– Что так дорого? – приподнял бровь Корнышев.
– Конференция, – сказал кавказец. – Арабы понаехали, ливанцы. Горячие дни, девки идут нарасхват. А тех, что подешевле, тут полно. С Украины, с Молдавии. Могу подсказать, где искать.
– Мне подешевле не нужно.
– Тогда думай, – сказал кавказец. – Я тут у бассейна.
Поднялся из-за стола и ушёл. Никто из девушек обратно к Корнышеву не вернулся. И даже старались не смотреть в его сторону. Корнышев расплатился с официантом и сам подошёл к девушкам.
– Кто это такой? – с видом простака спросил он.
– Али, – ответила одна из девушек.
– Имя такое? Или кличка?
– Имя.
– А фамилия как?
– Рустамов.
– Откуда он?
– Из России.
– Я понимаю. Москвич?
– Ну какой же москвич с такой рожей? Он из Махачкалы.
– Но вы-то не из Махачкалы, – очень натурально озадачился Корнышев.
– У нас элит-агентство «Кортеж-сервис». Город Москва. А Али у нас вроде бригадира.
Корнышев сделал вид, что так ничего и не понял, и вышел из ресторана, не попрощавшись с девушками, как минимум с одной из которых он ещё рассчитывал сегодня встретиться.
Уединившись, Корнышев позвонил Горецкому.
– Слава! – с неожиданным воодушевлением сказал Горецкий. – Ты сколько ещё там проторчишь?
– День-другой …
– Ты сошёл с ума! – ещё больше возбудился Горецкий. – Он уже в Москве!
«Он» – это Иванов.
– Ты его уже видел? – спросил Корнышев.
– Завтра! Слушай, приезжай скорее!
– Ты начинай пока без меня …
– Ну что за чушь ты говоришь!
– У меня тут много работы …
– Ну какая работа! – возмутился Горецкий. – Всё самое главное происходит здесь!
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Корнышев. – Записывай установочные данные. Рустамов Али. Город Махачкала. Год рождения – ориентировочно с семьдесят пятого по восьмидесятый. Контакты в Москве – элит-агентство «Кортеж-сервис». Сам он в настоящее время находится на Кипре. Пробей его. Я жду от тебя информацию.
После этого Корнышев пошёл по улице мимо бесконечной череды магазинов, ресторанов и прокатных контор, вдоль которых тёк бесконечный поток туристов, переживших изнурительную дневную жару, после которой так приятно пройтись по вечерним улицам. Над близким морем кричали чайки. Из ресторана рвалась на простор заводная мелодия сиртаки. По южному быстро опустилась на город темнота и свет фонарей был очаровательно мягок. Машины катились по улице неспешно и бесшумно.
Корнышев, заворожённый звуками и картинками чужого города, долго шёл безо всякой цели с безмятежно-рассеянным видом, пока телефонный звонок не вырвал его из состояния задумчивости. Это был Горецкий. Он продиктовал информацию, которую ему удалось накопать по Али Рустамову, родившемуся четвёртого мая одна тысяча семьдесят восьмого года в городе Махачкале, в настоящее время проживающему в городе Можайске Московской области на улице Клементьевской …
Корнышев старательно впитывал информацию, которой набралось довольно много. Там были и номера зарегистрированных на Рустамова телефонов, и имена его коллег по агентству «Кортеж-сервис», и данные по ДТП, в которое попал управлявший автомобилем «Мерседес» гражданин Рустамов по странному стечению обстоятельств четвёртого мая.
Выслушав Горецкого, Корнышев взял такси и поехал в отель, от которого он уже довольно далеко успел уйти. Он прибыл вовремя. Знакомые ему девушки усаживались в автобус под присмотром Рустамова. Завидев подъехавшего Корнышева, Али демонстративно отвернулся. Наверное, давал понять, что лимит времени на раздумья Корнышев исчерпал и разговора уже не будет.
Корнышев вышел из машины, и направился к кавказцу, одновременно набирая номер его мобильного телефона. Соединения пришлось ждать долго и Корнышев убавил шаг. Наконец, в кармане у Али запищал мобильник. Али выхватил трубку из кармана.
– Алло! – сказал сын гор.
– Аллах акбар! – сообщил ему важную информацию Корнышев.
– Это кто? – удивился Рустамов.
– Кто такой аллах? – в свою очередь удивился Корнышев. – Ты разве не знаешь?
– Кто звонит?
Корнышев обогнул стоявшего к нему спиной Али, встал перед ним и сказал в трубку:
– Я звоню.
Али отключил свой мобильник и растерянно посмотрел на Корнышева.
– Откуда знаешь номер? – спросил он.
Вдруг догадка его посетила, он оглянулся на автобус, из окон которого на них смотрели его подопечные, и произнёс:
– Они сказали, да?
По его интонации можно было понять, что девушек не ждёт ничего хорошего.
– Нет, – качнул головой Корнышев. – Не они.
– А откуда? – всё ещё не верил Рустамов.
– Работа такая. Я много чего о тебе знаю. Так я насчёт девочки на два дня, – сказал миролюбиво Корнышев.
– Не получается, – ответил Али, но не сделал попытки сесть в автобус и смотрел настороженно.
Хотел до конца прояснить для себя ситуацию.
– Ты напрасно так, – попенял ему Корнышев. – Со мной ссориться не надо.
Глаза кавказца сузились. Казалось, ещё немного, и он бросится на Корнышева.
– Это здесь мы с тобой по-мирному разойдёмся, – сообщил Корнышев. – Потому что я на отдыхе как бы и делами не занимаюсь. А дома я раскручу тебя по полной. За испорченный отдых. Вот вызовет тебя Броварин и скажет, что больше ты не нужен …
– Откуда знаешь Броварина? – морщил лоб Али.
Броварин был хозяином «Кортеж-сервиса». То, что собеседнику была знакома эта фамилия, оказалось для Али неприятной неожиданностью.
– Или попрошу, чтобы твой «мерс» пробили по Интерполу не абы как, а как следует. Ну, тот, который в свой день рождения ты долбанул на Якиманке.
Али стал такой неподвижный, что хоть пиши с него картину маслом.
– И вот что интересно, – сказал Корнышев ласково. – Там за тобой по протоколу нарушение ПДД, повлекшее причинение лёгких телесных … И за это либо штраф от пяти до восьми минималок или лишение прав на срок от трёх до шести … И с тебя взяли всего лишь штраф … По минимуму …. С инспектором договорился?
– Инспектор сам решил!
– Ну ты меня за дурака держишь, да? – опечалился Корнышев. – Где ты видел инспектора, который за просто так сделает доброе дело лицу кавказской национальности? Так что по факту дачи взятки будем дело возбуждать … По возвращении …
– Взятки не было! – не испугался Али.
– Разберёмся, – поддакнул Корнышев.
– Чего надо? – спросил со вздохом Рустамов.
– Девочку, – с готовностью сказал Корнышев.
– Я девочку дам. Но ты скажи, зачем ты здесь.
– На отдыхе, – широко улыбнулся Корнышев. – Да ты не дрейфь. Если я отсюда в хорошем настроении вернусь, так я про тебя забуду навсегда.
Али не очень-то поверил, но некуда было деваться.
– Кого хочешь? – спросил он с хмурым видом.
– Эльвиру. Только ты это, – пощёлкал пальцами Корнышев. – Ты предупреди её, чтобы шёлковой была. Чтобы не взбрыкивала. Не люблю я этого.
Рустамов вызвал из автобуса Эльвиру и что-то ей втолковывал с глазу на глаз целую минуту, время от времени указывая на стоявшего в стороне Корнышева. И когда он закончил свой инструктаж, Эльвира уже дошла до кондиции. Рустамов вошёл в автобус и автобус уехал. Эльвира подошла к Корнышеву и сказала с выражением щенячьей преданности на лице:
– Добрый вечер!
Как будто и не сидели они за одним столом всего лишь меньше часа назад.
– Расслабься, – ухмыльнулся Корнышев. – Пойдём ко мне в номер.
Они прошли в лифт. Пока поднимались на нужный этаж, Эльвира стояла, целомудренно потупив очи. Ни дать ни взять секретарь-референт, сопровождающая своего босса на важную деловую встречу. Корнышев понял, что не ошибся в своём выборе.
Открыв дверь своего номера, Корнышев пропустил Эльвиру вперёд, и только потом вошёл сам. Эльвира стояла в центре комнаты и вопросительно смотрела на Корнышева, ожидая его распоряжений.
– Тут такое дело, – сказал Корнышев. – Ты теперь моя жена. Мы с тобой, правда, не расписаны, живём гражданским браком …
Эльвира нисколько не удивилась и по-прежнему смотрела выжидательно. Видимо, среди её клиентов попадались такие отвязные фантазёры, что на их фоне Корнышев смотрелся человеком, начисто лишённым воображения.
– Меня зовут Святослав Геннадьевич Корнышев. Запомнила?
– Да.
– Повтори!
– Святослав Геннадьевич Корнышев.
– Мы живём с тобой в Москве на проспекте Вернадского. Я служу в органах. Мы с тобой приехали на Кипр на несколько дней: я по делам, а ты просто со мной за компанию, хотя так никогда не делается.
