Владимир Волконов
Однажды в Асхане
Поначалу Эдмунд, и правда, делился с ней воспоминаниями о детстве, о матери и даже об отце, которого никогда не видел и не знал, но, осознав, что простодушная и недалекая Эстрильда ничем ему реально не поможет, замкнулся в своем мрачном уединении окончательно. Меланхоличный красавчик Уильям неоднократно заговаривал с ним, пробуя давать советы и представляясь, на первый взгляд, человеком незлобивым и даже ему искренне сочувствующим, но юноша и в нем видел потенциального и очевидного соперника, не решаясь открыться с тем, чтобы позднее тот внезапно не воспользовался этим и не ударил бы еще больнее. Большую же часть времени ему приходилось проводить с двумя подружками-куртизанками Кэт и Лили, а также с толстяком Питом и со всей остальной компанией гнусного казначея Слинта. Пит был туповатым и самодовольным шутником, большим развратником и совершенно неугомонным болтуном. Без особого труда ему удавалось смутить и вогнать в тоску чересчур восприимчивого и зажатого Эдмунда, мучительно выслушавшего все особые детали и тонкости в обращении с женщинами, которые, пуская слюни и отвратительно причмокивая, толстяк жадно смаковал, склонившись над самым ухом юноши в «доверительном мужском разговоре» и желая как следует просветить и «натренировать» своего явно неопытного и стесняющегося чрезмерно приятеля.
Охотно помогали ему в этом и обе подружки, пытавшиеся грубо и откровенно соблазнять Эдмунда, то и дело бесстыдно оголяясь, обнимаясь или пристраиваясь к нему ночью на земле, либо намеренно предаваясь сладостным утехам с очередными своими мерзкими любовничками прямо у него на глазах. Юноша лишь с дрожью и отвращением отворачивался, убегал, пробовал огрызаться и даже драться с ними, но за Кэт и Лили обязательно и быстро вступались, избивая его иногда до того сильно, что даже девушкам становилось жалко «бедненького маленького Эдмунда» и они начали ухаживать и всячески оберегать его от нападок остальных, но потом все начиналось сначала.
Несмотря на это, Слинт был гораздо хуже. Скользкое его имя, равно как и заслуженная кличка «Змей», сполна отвечали этой низкой и темной душонке, вынашивавшей свои подлые и грязные замыслы, отражавшиеся даже и на его отталкивавшем веснушчатом лице, в котором было что-то поросячье, прямолинейное и грубое, но одновременно и лисье, коварное, потаенное. Пытаясь изображать из себя друга и помощника в «делах любовных», Змей всегда как бы случайно, в действительности же – продуманно-изощренно подставлял безответного юношу, стараясь унизить его как можно больше.
Он мог сказать, например, что Сорше нравится какая-нибудь ягода, которую он видел только что в лесу, но специально оставил ее Эдмунду, после чего та мучилась от болей, Слинт же уверял, что перепутал. В другой раз он сообщил, что предводительница желает якобы видеть своего пажа, так как сегодня она в хорошем настроении и, уж наверняка, будет ласкова с юношей. Застав же лучницу с Рутгером (в палатке и в самом разгаре любовной игры) Эдмунд еще долго не мог прийти в себя, притом что почти поверил пространным объяснениям Змея, искренне заявлявшего, что именно Сорша просила его все это передать, говоря совершенно серьезно и без малейшего намека на розыгрыш, который уж он-то, Слинт, давно ее зная, распознал бы, а потому и не заставил бы идти туда юношу. Но со временем намерения казначея становились все более и более очевидными, и, выбирая из двух зол меньшее, Эдмунд держался Пита.
Он и теперь сидел рядом с ним, глядя, как толстяк, перекатываясь с боку на бок, выискивает положение для головы. Промаявшись таким образом минут пять или больше, он протяжно и лениво зевнул и начал усиленно чесаться. Занятие это явно доставляло Питу немалое удовольствие. Он последовательно проходился по затылку и по шее, по плечам и рукам, по вывалившемуся из-под рубахи брюху и по мясистым коротеньким ногам, но особенно – по своему массивному и неподъемному заду, добравшись наконец-то и до заветной спины, так что начал уже даже похрюкивать и сладко стонать от наслаждения. Расплывшись вдруг в идиотской и застывшей на его губах ухмылке, толстяк уставился прямо перед собой, и Эдмунд посмотрел туда же.
Из палатки, слегка пригнувшись и тут же выпрямившись, вышла очень медленно Сорша. Волосы ее были небрежно распущены и волнами золотящихся на солнце кудрей струились по оголенным плечам. Сказать, что она была одета, можно было лишь с большой натяжкой. Провожая предводительницу взглядами, разбойники ловили каждое движение, от бедер и талии до вытягивавшихся сонно рук, шеи и головы, которой лучница неожиданно встряхнула, собрав волосы сзади в то же мгновение и скрывшись за палаткой в следующее. Последовали разочарованные возгласы. Следом за ней вышел так же молча и Рутгер, – по-прежнему по пояс оголенный, – и потянулся могучим, почти жизнерадостным движением человека, осознающего свое превосходство. На шее у него, чуть повыше плеча, виднелись следы укусов. Резко опустив глаза, Эдмунд отчаянно отвернулся. Выглядевший очень бодрым и продолжавший улыбаться Арчибальд, энергично делал приседания, одновременно разводя согнутыми руками в стороны и вращая своей кудрявой и чернющей донельзя головой.
– Присоединяйся, Монти, – добродушно предложил он, видя, что Отшельник смотрит на него очень внимательно и, кажется, даже не моргает. – Ты много сидишь на месте, а человеческому телу нужно двигаться, нужна постоянная физическая нагрузка.
– Боюсь, что нагрузка мыслительная окончательно доконала его, – ответил, вмешавшись, Пит. – Я вон вообще ни о чем не думаю, – и гляди, в какой превосходной и подтянутой форме!
Вихрастый разбойник фыркнул.
– А где мальчишка?
Голос уже одетой и приближавшейся лучницы тут же оборвал разговор.
– Так это… Он трубадура нашего коров доить повел. Видать, деревня здесь совсем недалеко.
– А ты его так и отпустил?
– А чего в этом плохого-то? – огрызнулся вихрастый.
– А что плохого в том, если прямо вот сюда, – предводительница схватила его за волосы и указала пальчиком в лоб, – всажу я тебе стрелу-другую, – так, на всякий случай?
– Да он и сам бы тебе с удовольствием всадил, – хмыкнул негромко толстяк.
Последовавший тут же удар сапога пришелся ему прямо в живот. Скорчившись на земле, Пит протяжно заныл и бессильно перекатился на спину. Объяснения вихрастого разбойника, заметно поубавившего свою дерзость, не очень-то понравились Сорше, но как раз в этот момент на холм поднялись снизу Аэрис с двумя братьями за спиной, а чуть дальше в стороне о них – Максимилиан и Уильям. Обменявшись с мальчуганом несколькими словами, Друид подошел ближе к разбойникам и необычайно воодушевленно и радостно произнес:
– Что ж, некоторые уже успели сходить за молоком, а я тем временем отлично управился и с мясом! Курочек выторговал отменнейших, просто на зависть. В связи с таким успехом стоит, как мне кажется, и перекусить.
– Ага, вот только еда-то где? – недоуменно спросил кто-то.
– А еда, друзья мои, едет к вам сейчас на двух замечательных осликах. Я подумал, что им тяжеловато будет забираться сюда, и пустил поэтому в обход, по дороге. Но завтрак будет по расписанию, можете не беспокоиться. Мы с этими осликами очень подружились, так что донесут они все в целости и сохранности, уверяю вас в этом совершенно.
Немного обескураженные такими обещаниями и чрезвычайно оживленными, почти даже хвастовскими заявлениями Аэриса, некоторые из членов шайки начали уже шумно возмущаться, но повелительно вытянутая вперед рука предводительницы заставила всех поутихнуть. Угадав намек, Друид извлек из кармана мешочек и бросил, – и та перебросила его казначею.
– Ну, что там, Слинт?
– Восемь, – слегка сдвинув брови, не сразу ответил Змей.
Арчи присвистнул.
– Во дает!
Разбойники начали переговариваться.
– И как же тебе удалось потратить всего две монеты? – вызывающе спросила у него Сорша, заинтригованная не меньше остальных.
Аэрис улыбнулся и пожал плечами.
– Прошу простить меня, миледи, но у друидов и на это есть свои особые и личные секреты. Вы послали Аэриса, чтобы он потратил как можно меньше золота, и Аэрис свою задачу выполнил. Теперь же он, если позволите, хотел бы присоединиться к трапезе. Как это ни странно, но и нам, друидам, набить свое ученое брюхо бывает порой необходимо. Очень полезно для развития чутья и всяких там «друидских» штучек, знаете ли.
– Охотно верю! – вставил по-прежнему довольный всем Арчибальд. – После стаканчика-другого вина я такие штучки выделываю, у-ух. Вот только припасы-то наши, смотрю, все не едут.
– Терпение, мой друг, терпение. Ослики стараются изо всех сил. Но, если всем вам так уж этого хочется, сейчас мы их немножко поторопим.
С этими словами Друид извлек из кармана флейту и послал короткую трель. Он послал ее еще раз, и тут все услышали пронзительный, как бы отвечавший ему ослиный крик. Через минуту между деревьями показались и сами ослики, и под дружные крики разбойников поклажа пошла по рукам. По-прежнему державшийся в стороне менестрель с интересом наблюдал за Аэрисом. Закончив помогать с разгрузкой и распределением прибывших припасов, тот не забыл и об уставших животных. Не переставая гладить и что-то тихо нашептывать им, он подозвал к себе Максимилиана и поручил ему накормить двух явно довольных и заметно воспрявших теперь духом осликов, охотно подчинившихся мальчику.
Присев на поваленный ствол между Арчибальдом и Эстрильдой, Друид разговаривал то с ними, то с необычайно польщенными этим Кэт и Лили, ничуть не теряя былого воодушевления и, кажется, вполне довольный подобным обществом, столь же грубоватым, сколько и сомнительным. Судя по всему, он начал рассказывать что-то очень увлекательное и смешное, так как разбойники обступили его небольшой группой и постоянно и в голос хохотали. Беседа становилась все оживленнее, так что начали даже запеваться песни, под жевавшуюся и запиваемую вином курятину, пришедшуюся всем по вкусу. Сам же Аэрис, несмотря на высказанное до этого желание, ел только хлеб и некоторые фрукты, запивая их из фляги водой.
Удобно устроившись между осликами, Максимилиан прислушивался к долетавшим оттуда словам, но с любопытством и опаской поглядывал и на людей Рутгера, которые так же, как и компания казначея, держались и развлекались сами по себе, не интересуясь историями Друида. Несмотря на это, Слинт казался вполне удовлетворенным, пересыпая кучками вернувшееся к нему золото и слушая рассказ близнецов. Ральф и Рогир (так звали двух братьев) были одинаково белобрысыми и худощавыми, но явно крепкими и выносливыми парнями. Притом что говорил из них все время только первый, поигрывавший коротким и ярко поблескивавшим на солнце клинком (другой оставался у него в ножнах), тогда как второй, невозмутимо восседая поблизости и опираясь на длинное копье, лишь молча и отрывисто кивал, во всем поддакивая брату. В любом случае, оба они славились как одни из самых опасных и непобедимых наемников во всех близлежащих землях, поскольку обучались своему искусству у ассасинов Серебряных Городов, знающих толк в оружии и убийствах больше, чем кто-либо в Асхане еще.
Все это мальчик узнал от Уильяма по дороге и за то время, что они пробыли в доме его деда, отнесшегося к незнакомцу с неожиданным для Максимилиана уважением, которое проявил, в свою очередь, и менестрель. В конце концов дед без особых возражений отпустил мальчугана обратно, советуя ему поучиться уму-разуму у «такого воспитанного и благородного человека». О том, с какой именно «знатью» приходилось общаться теперь родовитому лютнисту, равно как и о том положении, в каком оказался недавно сам Максимилиан, оба они разумно умолчали, не желая огорчать старика. Учитывая же, что дерзкий и внезапный побег его остался безо всяких последствий, а также видя триумф и хорошее настроение Аэриса, мальчик мог с уверенностью сказать, что день этот начался неплохо и явно интереснее, чем множество разных других.
Судя по положению солнца над деревьями, было уже около двух часов, и покидать тенистую прохладу леса после столь сытного и позднего завтрака не хотелось никому из разбойников. Некоторые уже снова начинали похрапывать, другие же, испытывая потребность в десерте, ласково приманивали к себе Кэт и Лили, не отходивших по-прежнему от Аэриса, уже переставшего развлекать публику. Вихрастый разбойник, бывший как бы второй нянькой для малыша Эстрильды, продолжал склоняться над ее плечом, пытаясь успокоить расплакавшееся снова дитя, но ребеночек лишь отчаянно брыкался и все громче, и громче вопил, не желая никого слушать. Придвинувшись к ним поближе, Друид тоже склонился над малышом, и после нескольких непродолжительных всхлипываний ребеночек почти сразу умолк и даже засмеялся, бодро засучив своими крохотными ручонками и начав играться с капюшоном Аэриса.
– А все ли здесь знают, – заявила вдруг во всеуслышание Сорша, вышедшая на середину поляны, – что нашего дорогого Лоренса засадили в тюрьму именно в этом городе?
– О-о! – затянули некоторые, а кто-то добавил: – Так, значит, надо попытаться и вытащить его.
– Верно. Но есть и одна проблема. Данмур, мальчики, – это, повторюсь, не какая-нибудь вам дыра или захолустная деревенька, а хорошо охраняемый город с богатым и властным правителем. В отличие от рынков и тележек торговцев, данмурская тюрьма находится за высокими стенами и охраняется не хуже, чем дом самого губернатора. Любой, кто окажется за этими решетками, едва ли будет питать надежду когда-нибудь выбраться на волю.
– К чему ты клонишь? – нетерпеливо спросил Слинт.
– Всего лишь к тому, что наш хитроумный и ловкий Друид сумеет, вероятно, и здесь применить свои таинственные «друидские штучки», чтобы организовать как-то Лоренсу побег. И в случае успеха, я, так и быть, приму его в нашу «славную» шайку – в благодарность за проявленные находчивость и беспримерное редчайшее геройство.
Судя по реакции, всем приятелям Змея и наемникам Рутгера идея лучницы пришлась по душе.
– Так как задача эта совсем не из простых, – удовлетворенно продолжала Сорша, – ты можешь взять себе в помощники любого из моих парней. – В конце концов, они ведь тоже в этом заинтересованы, не правда ли?
– Я возьму его, – указав на Эдмунда, уверенно сказал Аэрис.
Юноша вздрогнул.
– Боюсь, что от моего пажа пользы тебе будет не много. Он, конечно, очень преданный и исполнительный мальчик, но пока еще совсем не обученный.
– Что ж, пусть тогда хотя бы прогуляется со мной. А то вид у него какой-то совсем уж не бодрый и измученный. Он даже завтракал безо всякого аппетита, а для разбойника это – признак плохой. Заодно, может быть, чему-нибудь по ходу и научится. Кроме того, дела ведь такие быстро не делаются. Для начала хорошо бы провести разведку, узнать, когда и как, за что и почему, составить, наконец, продуманный тщательно план.
– Только учти, что времени у тебя – до полудня.
– До завтрашнего?
– Так ведь сегодняшний уже прошел.
Слинт злобно усмехнулся. Аэрис признательно кивнул.
– Благодарю вас, миледи. Промежуток времени этот поистине почти бесконечен. Если вы не против, я отправляюсь в Данмур немедленно и беру с собой не только этого юношу, но и моего верного друга Максимилиана. Думаю, что он уже отсидел и отгулял свое в вашем столь комфортном и приятном плену, а потому и с полным правом заслуживает теперь вернуться невредимым домой.
Менестрель улыбнулся. Максимилиан с надеждой взглянул на Соршу.
– Ты свободен идти, куда хочешь, – добродушно произнесла лучница. – Теперь ты уже не мой пленник, а уж тем более – не член нашей шайки. Или, может быть, наоборот, ты хочешь остаться и так же, как и Аэрис, вступить в нее как можно скорее?
Последние слова она произнесла игриво-насмешливо, но ощущалось в них и искреннее намерение. Потупившись, мальчик перевел взгляд на Друида. Он явно колебался.
– Ты можешь пойти со мной в город, – заметил Аэрис, – и принять участие в необходимой разведке. Твоя помощь мне, наверняка, пригодится. А там уже будет видно.
Максимилиан с готовностью кивнул.
– Что ж, в таком случае – вниз и вперед. Вот только на этот раз пойдем мы все дружно по дороге. Осликам, хотя и не нагруженным, холм этот вряд ли понравится. И ты тоже, – обратился он, повернувшись, к Эдмунду. – Тебе явно необходимо пройтись. А вы, друзья мои, не скучайте и отдыхайте. Можете не сомневаться: я еще сегодня вернусь.
Испросив молчаливого разрешения у предводительницы, Друид слегка поклонился ей и двинулся в направлении города. Быстро переглянувшись, Максимилиан и Эдмунд направились за ним следом.
Глава третья. Заключенные
Погода стояла великолепная. Солнце нещадно, но пока еще приятно и радостно припекало, и, снова достав из кармана флейту, Аэрис начал импровизировать. Поначалу это были просто веселые, сбивавшиеся и перебивавшие друг друга трели, постепенно менявшиеся и искавшие способа выразить настроение игравшего, как вдруг мелодия словно разом и четко выровнялась и сложилась, найденный мотив прозвучал и повторился один раз, другой и третий, – и вот уже вся троица, включая и двух освобожденных от груза осликов, спускалась с холма под некое подобие походного марша или ободряющей солдатской песенки. Даже удрученного Эдмунда, который вел за веревочки двух понурых и грустноглазых животных, мелодия эта заставила поневоле улыбнуться. Максимилиана же она вынуждала чуть ли не подпрыгивать и даже пританцовывать, постоянно ускоряясь и останавливаясь на ходу, чтобы вновь приноровиться к шагу Аэриса, явно не желавшего никуда торопиться, несмотря на опасное и трудное поручение.
– Но как же тебе удалось перехитрить Эббота? – вспомнил и тут же спросил его увлеченно Максимилиан, желавший разузнать тайну. – Ты ведь, наверное, именно с ним торговался, когда спустился и вошел в город? У него здесь самый лучший товар.
Друид кивнул.
– С ним. Но ни к какой хитрости мне прибегать не пришлось. Хотя эта свирепая парочка не отходила от меня ни на шаг, и только возле самой лавки мне удалось убедить их не вмешиваться, чтобы не напугать своим видом хозяина. Поэтому внутрь я вошел один.
– И что же ты сделал?
– Ничего особенного. Я просто разговаривал с Эбботом, расспрашивал, как обстоят у него дела, поинтересовался, что происходит в городе, посмотрел, конечно же, его товар и в меру похвалил, так как, и действительно, было за что.
– А дальше?
– А дальше, оценив, видимо, уважение и интерес, проявленные к его скромной персоне, он скинул мне сразу же три монеты, а затем – и еще одну. Таким образом, мы сторговались на шести.
– Но ведь ты заплатил всего две, разве нет?
– Верно. Но это очень легко: четыре монеты я добавил от себя.
– Ого, да ты богач! – воскликнул мальчуган, еще более пораженный разгадкой.
– Что ж, кое-что у меня припасено на черный день, а также и на случаи, вроде этого. Так или иначе, Сорше мы ничего об этом рассказывать не будем, согласен? – весело подмигнул ему Аэрис.
Максимилиан усиленно закивал, и оба они тут же посмотрели назад. Юноша уже прилично отстал, еле-еле плетясь по тропинке из-за сопротивлявшихся то и дело осликов, и погруженный в свои собственные мысли.
– Погода сейчас, конечно, располагающая для прогулок, но надо бы нам все же поторапливаться. Так что прибавь шагу и выше нос, Эдмунд из Эшвуда! – особенно громко произнес Друид, повернувшись к юноше и приветливым кивком головы пригласив его их догонять.
Тот лишь тихо и вяло пробормотал что-то, но начал идти быстрее. Безжалостное летнее солнце раздражало и утомляло его тем сильнее, чем все глубже погружался и возвращался он к своим переживаниям и безнадежным размышлениям, успокоенный лишь тем, что сумеет какое-то время отдохнуть, не слыша и не видя ее возле себя беспрерывно. Все кривлянья и весь энтузиазм, вся подчеркнутая готовность Аэриса служить разбойникам и Сорше представлялись Эдмунду лишь более изысканной формой подобострастия, лишь очередным способом добиться того, чего мечтали добиться и все остальные, провожавшие предводительницу тем особенно напряженным и насмешливым взглядом, что скрывал за собой только похоть и желание обладать, желание получить то долгожданное и сладостное удовлетворение, что не было доступно им, а потому будоражило кровь и, в равной степени, – воображение.
Юноша довольно и злобно усмехнулся, сознавая, насколько разоблачающе ясно видит он все мотивы и приемы очередного соперника, соревноваться с которым ему тем более и совершенно бессмысленно. Молодость, красота и необычайная ловкость Аэриса, сумевшего победить даже и Арчибальда, – бывшего деревенского кузнеца и признанного чемпиона всех кулачных и рукопашных боев, – свидетельствовали об очевидной и опасной незаурядности этого странного, хотя и чем-то симпатичного Эдмунду «друида». Но симпатию эту он старался всячески мысленно отстранять и изгонять, настраивая себя на непримиримую вражду, которой никак теперь было не избежать… Внезапно по телу его пробежала дрожь. Вспомнив оклик Аэриса, юноша вспомнил и о другом. О том, что он родился и провел детство в Эшвуде, не знал никто из разбойников!
Между тем Друид с большим интересом слушал рассказы Максимилиана о его друзьях и о его деревне, а также и об устройстве самого Данмура, границы которого, увлеченные разговором, спутники незаметно достигли. Слова разведчиков, посланных еще с утра Рутгером, оказались вполне справедливы. Некое подобие «ограды», являвшей собой невысокую и местами осыпавшуюся уже каменную кладку, могло послужить не более, чем разграничительной чертой, обозначавшей, что по ту сторону ее начинается город, в то время как по эту находится нейтральная территория. Никаких ворот или стражи кругом не было и явно не предполагалось. Перелезть через такую ограду с легкостью сумел бы и ребенок.
Река Альтирья, уже видневшаяся вдалеке, по правую руку от путников, разделяла надвое не только сам город, но и весь Джейвудский лес, восточная половина которого носила название Когстона и принадлежала соседнему герцогству. Точно так же и восточная половина города – в том месте, где она заканчивалась, – служила границей между Оленем и Единорогом, издавна бывших союзниками и родственниками по некоторым из дворянских линий. Вытянувшись вдоль обеих берегов реки, Данмур пользовался предоставленным преимуществом, наладив грузоперевозку по всей своей центральной «артерии», служившей одновременно источником воды и площадкой для бесконечных мальчишеских забав в освоении моряцкого дела.
За длинным и надежным каменным мостом начинался уже непосредственно «город», имевший и настоящие стены, и стражу, и ворота, да и вообще – все возможные городские преимущества. На этой огороженной и защищенной территории проживала самая обеспеченная и чуждавшаяся своих «сограждан» верхушка данмурского общества, владевшая всем богатством и набором развлечений, что ограничивался у «левых» (то есть, тех, кто жил слева от стены, – если смотреть в направлении гор) лишь шумными попойками в таверне, да стычками и задиранием «правых», что забредали порой в поисках острых ощущений и обязательно их здесь находили.
Единственной достопримечательностью «левых» можно было назвать древний и полуразрушенный храм Эльрата, располагавшийся на холме чуть далее, к северу от ограды-границы, – впрочем, почти заброшенный и позабытый большинством праздных и не искавших религиозного утешения ближайших данмурских жителей. Альтирья же была одинакова быстра и широка для всех, за исключением Клайва Моргана. Нынешний губернатор Данмура, посчитав неудобным отправлять своих людей так далеко за пределы дворца (а жил он воистину по-королевски), приказал отвести от нее рукав, с тем чтобы река сама приносила ему свои богатства и «плоды», буквально же – подавала их к дому на порог. Об этом человеке говорили и судачили разное, но наверняка можно было сказать одно. Был он, скорее, политиком, чем полководцем, и, скорее, дипломатом, чем храбрецом.
– Это все знают, – закончил свой рассказ Максимилиан, пока они сидели в тени пограничной ограды, скрываясь от вездесущего солнца. Эдмунд по-прежнему держался в стороне, предпочитая общество осликов.
– Да, про Клайва Моргана я наслышан и даже встречался с ним как-то лично. Впрочем, он вряд ли об этом помнит.
Аэрис слегка призадумался.
– Но что же мы будем делать? Ты, и правда, собираешься устроить Лоренсу побег?
Все мысли мальчика вертелись сейчас вокруг этого.
– А ты что-нибудь знаешь о нем?
– Кое-что слышал, но совсем немного. Знаю только, что жил он когда-то в Данмуре и был братом то ли лорда, то ли барона, – в общем, кого-то знатного. Потом он отправился путешествовать, а, вернувшись обратно, сразу же угодил в тюрьму. Там была какая-то история, которую губернатор захотел скрыть. Поэтому и непонятно, за что этот Лоренс вообще оказался за решеткой. Многие думают, что за воровство, что якобы украл он в доме губернатора какие-то драгоценности, но говорят, что это не все и что был там еще какой-то «личный мотив со стороны Клайва Моргана». От Эббота я эту фразу раз двести слышал. Но больше ничего. А сама тюрьма находится довольно далеко от городских ворот, я был там однажды. Правда, нас могут туда не пустить, – я имею в виду на территорию «правых».
– Что ж, думаю, нам стоит решать проблемы по мере их поступления. – Друид внимательно посмотрел на Максимилиана и улыбнулся. – Я понимаю, что тебя смущает и беспокоит та же дилемма, что стоит сейчас и передо мной. Допустимо ли ради вступления в шайку даже и такой прекрасной и очаровательной предводительницы, как Сорша, совершать поступок, противоречащий не только законам Империи, но и нашим собственным внутренним представлениям о том, что правильно, а что – преступно?
Мальчик безмолвно выразил свое согласие. То, о чем говорил Аэрис, действительно, волновало и даже ни на шутку будоражило его. Сидевший чуть поодаль юноша тоже как будто бы прислушался.
– В таком случае, – продолжал Друид, – для начала, мы должны наверняка знать о том, оказался ли Лоренс в тюрьме именно по той причине, о которой ты говоришь, либо все эти городские слухи сильно преувеличены, либо от начала и до конца ложны. Если верно последнее, то наши основания могут оказаться и более законными, нежели законность удержания Лоренса за решеткой, и, возможно, мы будем даже обязаны начать действовать, чтобы выручить из беды человека, которого оболгали и обвинили явно и жестоко несправедливо. В общем, нам стоит разобраться в этой ситуации получше.
– Вот только времени у нас совсем мало… – грустно заметил Максимилиан.
– Тут ты прав. Но, знаешь, в такие сложные моменты Эльрат всегда посылает мне подсказку или совет в виде какой-нибудь личности или события, о которых заранее никогда не знаешь, да и не можешь узнать, сколько бы ты ни задумывался, а поэтому и беспокоиться нам, я полагаю, не стоит. Уверен, что решение здесь отыщется само собой.
И мальчик, и юноша с некоторым недоумением смотрели на Аэриса. Оба они почти никогда не думали всерьез о Драконах. Культ поклонения Эльрату представлялся им лишь красивой и старой традицией, чем-то таким праздничным и особенно торжественным, что вызывает порой сильные и яркие эмоции, но не имеет никакого отношения к реальной и повседневной жизни. Тем не менее, в голосе Друида звучала самая искренняя и располагающая убежденность, будто бы помощь Дракона Света – вещь вполне обыденная и совершенно естественная и сомнений вызывать не может.
– И как же он… как это происходит? – не зная, как спросить, произнес наконец Максимилиан.
– Именно что само собой, хотя и по воле Светлейшего. Но это не значит, что мы должны просто сидеть и не предпринимать никаких действий, – усмехнулся Аэрис и тут же вскочил на ноги. – Мы должны все хорошенько обдумать и сделать затем первый шаг. Но доверять случайным и непроверенным слухам в таком деле никак нельзя. Если только слухам максимально достоверным, но лучше всего – знанию фактов. А таковым в любом уголке нашей Империи обладает, прежде всего, жрец Эльрата. Разумеется, при условии, что он – достойный человек и достойный служитель Светлейшего. Поэтому, если вы спрашиваете меня, каким будет наш первый шаг, я предлагаю отыскать для начала местного жреца и обстоятельно с ним потолковать.
– О, я как раз знаком с ним! – воскликнул мальчик, довольный, что может помочь. – Его зовут Рион, он живет вон на том холме, где и стоит наш единственный храм, а, вернее, – то, что от него осталось. У нас его все очень уважают и любят, хотя в гости к нему ходят нечасто. Чаще сам Рион к нам заходит. Ах да, он ведь навещает еще иногда заключенных, когда бывает на территории «правых»!
– Вот и прекрасно! Но ты хорошо знаешь его?
– Да, мы разговариваем иногда о том о сем, потому что я-то к нему, в отличие от других, хожу. Тем более, что он бывает очень смешным!
– В смысле смешно говорит или смешно выглядит?
– И то, и другое. В общем, чудак он такой, как ты.
Максимилиан, засмеявшись, неуверенно взглянул на Аэриса. Тот засмеялся в ответ и утвердительно и удовлетворенно кивнул.
– Что ж, тогда, я думаю, мы прекрасно поймем друг друга. Только для начала вернем наших лопоухих друзей Эбботу. Хотя мне и жалко отдавать их, потому что обращается он с ними неважно, это чувствуется сразу. Но ничего, увы, не поделаешь. Такая уж у вас, ослики, служба, – тяжелая и мало кем замечаемая. А потому в благодарность за ваше терпение и за все ваши труды нарекаю вас Оссиром и Дамианом – в честь двух прославленных лучников и героев прошлого, таких же верных и трудолюбивых, как вы.
Судя по всему, посвящение пришлось осликам по душе, так как оба они прянули ушами и дружно и протяжно закричали, подавшись вперед и уперевшись головами в Друида, возложившего на них символически руки и погладившего обоих животных. Вскоре, рассчитавшись таким образом с лавочником (тот почему-то все продолжал кланяться, заверяя Аэриса в своей преданности и дружбе, которых он вовек теперь не забудет), путники направились к храму. По пути им встречались и другие, более бедные и даже не крытые походные лавки, а также понатыканные безо всякого порядка дома «левых» с пыльными и грязными дворами и самими их владельцами, имевшими такой же удручающе бесхозный и нечистоплотный, хотя и неунывающий и легкомысленный вид.
Многие из них кивали и приветствовали Максимилиана, испытывавшего теперь невольную гордость из-за того, что столько людей в городе знает его по имени и обращается к нему именно в присутствии Друида, знакомством с которым он также хотел произвести впечатление, намеренно принимая выражение лица самое равнодушное, но в то же время – и очень деловитое. Эдмунд уже почти не отставал от них, чувствуя на себе отдельные косые и заинтересованные взгляды, не обещавшие ему ничего хорошего. Возле таверны он умудрился налететь даже на одного мерзкого и назойливого пьяницу, отставшего от него только тогда, когда крепкая рука Аэриса легла тому на плечо, сопровождая дружеское вразумление. Как бы ни относился к нему юноша, он чувствовал, что не сумеет обойтись теперь без помощи Друида, знающего, кажется, все и обо всех и на столь многое, по-видимому, способного, что поневоле вызывало и трепет.
