«Ну, значит – так! Давай в моей новой теплице питомник заделаем!»
Старик пожевал губами, завернул голову набок. «Ты чего, Сень? Твоя разве разрешит?»
«А кто её спрашивать будет?», расхрабрился подельник. «У меня в семье знаешь как?», он рубанул в воздухе ладонью, но «как», не сказал, а грустно прибавил: «Она ж к дочери недели на две уехала. А повезёт – на все три… А там уж, что: будь, что будет!»
Воодушевлённые друзья развили бурную деятельность. Привезли телегу свежайшего навоза и за день устроили в новенькой теплице ароматные аккуратные гурты. Деды попытались пересадить бабкины помидоры на улицу, но как-то не сложилось. Сначала их переехала тракторная телега, а затем стало понятно, что бороться уже и не за что. Ну, снявши голову, по волосам не плачут. По совету Эдуарда Львовича дверь теплицы завесили заградительной сеткой от мух, тихо снятой с террасы Старика. Эдуард Львович сыпал советами направо и налево. Устав отделять дельные от глупых, друзья изгнали еврея из огорода, и остаток дня тот маялся бухнущим знанием, держась за штакетник, но не решаясь приблизиться.
На следующий день была совершена вылазка в город, вымотавшая стариков. В каждом рыболовном магазине приятели пытались купить тысячу баночек красных опарышей. Над ними смеялись или смотрели с уважением, но больше сорока штук в одном месте купить не удавалось. После обхода всех семи рыболовных магазинов и палаток Города, в активе заводчиков оказалось всего 136 драгоценных баночек. И как это постоянно случается с увлечёнными людьми, в последнем магазине, когда умерла надежда, им явился ангел. Ангел был пьян и говорлив. Обещал не позднее завтрашнего обеда привезти сколь угодно вожделенных личинок, прямо на место. И, что удивительно – привёз!
Итак, истратив все «похоронные» деньги Старика на закупку маточного стада, четыре часа на откупоривание и высев опарышей, усталые и довольные подельники достигли того мимолётного ощущения счастья, что знакомо каждому, что-то делающему своими руками. Следующие три дня деды провели в приятных хлопотах. Они подолгу сидели над своими грядками, созерцая жизнь насекомых. Обнаружили, что опарыши с удовольствием едят рыбу и приносили им жирных карасей и вообще всё, что удавалось найти съестного. Уже к обеду второго дня опарыши стали массово окукливаться, а вечером третьего – появились первые мухи-производители. Против ожидания, мухи выглядели совершенно обыкновенно. Но компаньонов интересовали их красочные личинки, и до них оставалось – рукой подать!
Глава шестая
«Беда, слышь! Мухи все околели!» Арсений Ильич хватал ртом воздух, прислонившись к косяку. «Я с утра-то ещё на подходе почуял – беда! Тихо больно, не гудят звери! Захожу, а они все на земле валяются! Как живые…»
Старик отказывался верить, и рысью помчался огородами к маточной теплице. Арсений Ильич спешил следом, как мог.
Дверь питомника была распахнута настежь, заградительные сетки заброшены на крышу. Внутри старики обнаружили сияющую почтальоншу, стоящую в центре апокалиптической картины. Все три грядки и оба прохода агротехнического сооружения были покрыты дохлыми мухами. Пока Старик не увидел своё маточное стадо мёртвым, он даже не предполагал, сколько их было.
«Ну ты, Ильич, даёшь!» весело приветствовала муховодов соседка Зинка. «Я чутя не упала тут с утра! Зашла глянуть – не заросло всё сорняком без хозяйки, а вся теплица ходуном ходит! Я за дихлофосом сбегала, весь баллон в теплицу распустила, да к куме за вторым побёгла.» Зинка вдруг всхлипнула: «Я уж, грешным делом, решила – околел ты тут спьяну… Столько мух-то!»
Арсений Ильич не сразу нашёл слова, хлопая себя по карманам в поисках валидола. «Дура! Это ж племенные мухи, польские! Ты хоть знаешь, сколько мы за них заплатили?»
Старик пнул Арсения Ильича в ногу. Тот и сам понял, что сболтнул лишнего, и прикусил язык.
Почтальонша прищурилась, упершись в бока:
«Заплати-и-или? За мух?!»
С большим трудом дедам удалось вытолкать Зинку за калитку. С тяжёлым сердцем и в полном молчании вернулись в осиротевшую теплицу. Арсений Ильич принёс веник, и, горестно бормоча, начал сметать трупы насекомых с грядок. «Ну, перекопаю навоз с землёй… Может, жена и не вспомнит, что мы помидоры тут сажали? Ещё и похвалит? Старик, ты как думаешь?»
«Сеня, стой!», Старик схватил друга за руку. Пару часов с величайшими предосторожностями собирали они дохлых мух в пакеты, затем расправили закинутые было на крышу заградительные сетки и погрузились в блаженное созерцание.
Два почтенных приятеля сидели на корточках над аккуратными рядами коровьих какашек и счастливо улыбались. Вся поверхность субстрата была покрыта маленькими белыми кладками мушиных яиц.
Восторженным шёпотом Арсений Ильич нарушил молчание: «А ты что с деньгами будешь делать?»
Старик надолго задумался.
«Черт его не знает, Сень… У меня денег-то никогда и не было. На всё копили помаленьку, или вот на пальто жене – в кассе взаимопомощи брали. А так, чтобы сунул руку в карман – нет, никогда не было… Шифер бы на крыше надо поменять.»
Глава седьмая
Олег Подобуев пережил разлуку. Дня три или около того он пропьянствовал с безотказным Сашкой. Четырежды женатый комбат с полным пониманием отнёсся к ситуации, и даже сам как-то заглянул проведать забулдыг с бутылочкой молдавского коньяку. А потом Олег тряхнул головой с жёлтым косматым чубом, и начал жить развесёлой холостяцкой жизнью. Достал с антресолей потрёпанную гитару, вечерами, когда не лазил по балконам офицерских жён, лежал один на просторной кровати на спине. Щипал струны и сочинял лирические песни разорванной душой и тут же исполнял проникновенным хриплым басом. Всем сослуживцам он говорил в эти дни, что военный он лишь по стечению жизненных обстоятельств. А по призванию – гинеколог.
Но вдруг как-то выяснилось, что у них с новым сожителем жены общая страсть – игра. Причём не какая-нибудь вульгарная, в карты или кости. Оба они много лет профессионально играли в «Спортлото». У каждого была отработанная годами, но постоянно совершенствующаяся система. Ни один из них ни разу не выиграл больше трёх рублей, но каждый новый проигрыш лишь выявлял слабые места в системе. Очевидно, что объединив свои мощные системы, сослуживцы могли бы полностью победить такую глупость, как теория вероятности.
Новые приятели два дня просидели за сложными графиками и бесконечными таблицами. И первый же розыгрыш принёс им мотоцикл «Урал».
Следующие шесть лет пролетели почти незаметно. Прапорщик Подобуев развёлся с Валей, старший лейтенант Тыртышный женился на ней. Она готовила обед сначала на них троих, а потом появилось и двое детишек. Валя ушла со службы. Иногда она начинала ворчать, что живут они на один оклад, а все дополнительные выплаты идут на закупку вороха лотерейных билетов. Друзья снисходительно улыбались женской забывчивости и показывали на двор, где под сгнившим брезентом томился проржавевший, но совершенно железный мотоцикл «Урал». Все новейшие исчисления системы указывали на крупный денежный выигрыш в ближайшем круге розыгрыша. Только исключительно недальновидный человек бросил бы дело после стольких лет подготовительной работы.
Ни ближайший, ни следующие несколько розыгрышей результатов не дали. Военные приятели понимали, что это часть игры и огромные стабильные выигрыши – лишь вопрос времени. Но Валя ушла с военной службы, и её больше не интересовали ни стратегии, ни тактики. Однажды она собрала детей и уехала к подруге в Вильнюс. Подумать самой и дать подумать мужу.
Муж, который новый, сразу попал под пагубное влияние старого. Обязанность «подумать» Подобуев взял на себя, и пришёл к выводу, что за столько лет работы над системой у игроков «замылился глаз». Им обоим объективно необходимо было развеяться. Например – посетить в Городе ресторан «Ольштын».
Непьющий Леонид Николаевич не помнил вечера. Не помнил своих горячих танцев и двух придушенных морячков. Не помнил весёлых девиц, которых Подобуев запихивал в такси, пока сам он топтал на мокром асфальте их бывших кавалеров. Не помнил, как заблевал этих девиц в такси, и как они смеялись над ним. И даже как орал уже дома, что любит свою жену Валю, и ушёл спать в детскую, оставив развратному Подобуеву обеих прелестниц. А как соседка звонила ночью Вале по оставленному «на всякий» номеру телефона – так и вовсе не знал.
Проснулся он поздним утром на растерзанной детской кроватке, растормошенный помятым прапорщиком. Незнакомое состояние похмелья ошеломляло, и неясно – удалось ли Подобуеву объяснить старшему лейтенанту, что вернулась Валя, и не в квартире она только потому, что кто-то из них вставил ключ в замок изнутри. Дверной звонок надрывался, в дверь дубасили. Олег не страдал похмельем, он был ещё просто пьян, решителен и изобретателен. Он уже выбросил в окно офицерские ботинки, заблёванные штаны и китель, и теперь пытался заставить Лёню спуститься по балконам следом. Дело вовсе не хитрое, со второго-то этажа. Медленно вращая мутными глазами и пуская ртом пузыри, Тыртышный свесился с балкона всем своим грузным телом. Подобуев, как смог, прикрыл спящих на хозяйской постели шалав одеялом и нетвёрдой походкой пошёл открывать дверь.
Просто удивительно, сколько участливых женщин может поместиться на лестничной клетке панельной девятиэтажки. Соседки с рёвом пронесли Валю через прихожую, затолкав прапорщика в стенной шкаф, где он вынужден был бороться с набросившимися пальто и шинелями. Из главной комнаты раздались шлепки и пугающие вопли разбуженных девиц.
Леонид Николаевич более или менее осознал себя, вцепившимся руками в перила балкона. От чего он так висит, ему было непонятно. Пришло в голову, что он, наверное, потерял ключ от квартиры вчера, когда нажрался с этим негодяем Подобуевым, и поэтому поднимается домой через балкон. Совершенно логично, и офицер полез обратно.
За считанные секунды до того, как в комнату ворвалась бушующая толпа, Тыртышный перекинул ногу через перила. Оставалось последнее движение, и в нём старший лейтенант ошибся. Он схватился за проволоку, на которой супруга развешивала бельё, и она, разумеется, оборвалась. Совершенно беззвучно офицер рухнул с балкона. Тихой бабочкой следом порхнули одинокие Валины трусы.