В первый раз он прилетел ко мне утром.
– Вообрази, а ведь ты был вчера совершенно прав, когда говорил, что моя свояченица похожа на лошадь!
– Да никогда и не думал…
– Ну, всё равно! Но только лошадь! Совершенная лошадь! Я вчера, как вернулся, нарочно присматривался: есть что-то лошадиное. Я её сначала думал Минервой одеть. Но теперь передумал. Пусть будет лошадью.
– Что-о?
– Великолепный костюм. Волосы, понимаешь, распущены как грива, на затылке эгрет, как у лошадей в цирке. Платье в обтяжку, плюш такого гнедого цвета, сзади трен из искусственных волос как хвост. Чёрные перчатки, чёрные ботинки. А? Совсем лошадь!
– Иван Иванович!
– Оригинально! Думаю даже так и жену одеть. У них фигуры похожи. Пусть ходят! «Пара гнедых». Авось, хоть вдвоём гребень заработают.
– Иван Иванович!!!
– Нехорошо, думаешь?
– Ничего хорошего.
– Ну, ладно, что-нибудь другое придумаю! Главное, никак, чёрт возьми, не узнаешь, что другие себе шьют? В секрете держат. Вот канальство!
В другой раз Иван Иванович влетел озабоченный.
– Вообрази, дома чуть-чуть несчастья не случилось. Тётка, было, с голоду померла.
– Как с голоду?
– Кормить позабыли. Два дня пищи не давали.
– Как кормить забыли?
– Я разве тебе не говорил? Она ведь у меня в чулане сидит. Как же! Вторую неделю. Вообрази, этакая проклятая женщина! Пошла в гости и принялась разбалтывать, какие у нас костюмы делают. К счастью, вовремя узнал. Костюмы перешили, а тётку в чулан. Чтоб не разбалтывала. Там и сидит. Сначала кричала, теперь ничего, стихла, только прокурором стращает. Ну, да мне после бала хоть двадцать прокуроров – и то не страшно. Ведь войдёт же и прокурор в моё положение. Тем более, что мы её кормим. Это только вот последние два дня в пище задержка вышла – свояченицыным костюмом были заняты. Не до того было, ну, и забыли. А то каждый день кормим. Мы ведь не истязать, а только предохранительные меры, чтоб не болтала.
В следующий раз Иван Иванович влетел весь сияющий.
– Поздравь!
– Что случилось?
– Самое позднее послезавтра половину костюмов знать буду!
– Каким образом?
– Дочь младшую к портнихе в ученье отдал. По подложному паспорту, чтоб не знали, что это из нашего семейства.
– Ваня!!!
– A la guerre, брат, comme à la guerre. Оно, конечно, немножко против уложения о наказаниях, – зато все чужие секреты знать буду. Подсмотрит, узнает и скажет.
В четвёртый раз Иван Иванович был огорчён.
– Сон, брат, видел.
– Какой?
– Пророческий.
– Да что ты?
– Ей-Богу. Является мне покойница бабушка и говорит: «Иван Иванович, внук мой любезный, хочешь, чтоб твоя свояченица первый приз получила?» – «Желаю», – говорю. – «Внимай мне, – говорит, – одень её в листики из плюша и больше чтоб ничего не было». Сказала и исчезла. Я даже проснулся. Оно, конечно, заманчиво. Свояченица, надо тебе сказать, в этом костюме была бы весьма того… Я нарочно раз в замочную скважину подсматривал. Бабушка говорит дело. Но, ведь, это у них там на том свете это можно. А у нас, к сожалению, выведут. Только раззадорила меня старушенция. И к чему было являться? Тьфу!