Влас Дорошевич
Велосипедисты

Полная версия

Иван Иванович сделал наставительное лицо.

– Вот и обязанность наша, родителей, заботиться о том, чтобы дать человечеству здоровые экземпляры. Странное дело, об улучшении лошадиной, овечьей, свиной даже породы заботятся, а о человечьей не думают. Mens, брат, sana in corpore sano^[1]. Это римляне ещё раньше нас смекнули! Я, брат, для улучшения породы хлопочу. Вот увидишь. Какие дети! Рысаки, а не дети. Родителем быть лестно! «Чьи дети берут?» Ивана Ивановича. И после смерти в газетах напишут: «Скончался известный производитель».

– Иван Иванович, да что ты, брат?

– Ничего не брат, а просто лестно!

Иван Иванович смахнул слезу:

– Восьмого, между нами говоря, жду. Стараюсь на пользу отечества. А вот и завод.

Агафья Алексеевна встретила нас в передней. У неё был счастливый вид издателя, издания которого имеют успех. Её внешний вид ясно говорил, что и дальнейшие ожидания Ивана Ивановича не напрасны.

– Какова? – подмигнул мне Иван Иванович, представив своей супруге, и, не ожидая ответа, обратился к ней с деловым видом. – Соньке корм задавали?

– Сейчас кормится! – так же деловито отвечала Агафья Алексеевна.

– А чем?

– Мясо рубленное сырое, яйца сырые.

– Без хлеба?

– Ну, разумеется.

– То-то. Хлеб, – обратился ко мне Иван Иванович, – я упразднил. От него только жира прибавляется, а настоящей сухости в мускуле нет. Сенька – это у меня тринадцатилеток. Тренируется. На тот год пускать буду. Большие надежды подаёт, шельмец! Третьего дня, на базаре, торговку одну ни за что, ни про что, кулаком стукнул. Так бежать припустился – любо-дорого было посмотреть. Большой молодец, одним словом! Ну, теперь пойдём в гостиную.

В гостиной шёл оживлённый разговор: слышалось даже нечто вроде лошадиного ржания. Молодёжь раньше нас приехала домой на велосипедах и теперь вела болтовню о гонках, рекордах, победах и финишах.

Кроме детей Ивана Ивановича, тут же сидел весьма достопримечательного вида молодой человек. Гладко выстриженный, в одной фуфайке и панталонах, как рисуются на картинках у неаполитанских рыболовов. На совершенно голых руках и ногах красовались очень почтенные синяки, ссадины и кровоподтёки. Он говорил голосом, в котором было нечто лошадиное, и сидел, положив одну ногу на стол. Когда мы вошли, он говорил дочери Ивана Ивановича:

– А я вас побью! Непременно побью! Хотите, завтра попробуем?

– Жених! – шепнул мне восхищённо Иван Иванович. – Каков? Чемпион!