Влас Дорошевич
M.T. Иванов-Козельский
Его обвиняли в том, что он грабит провинциальную публику своими гастролями… и в том, что его гастроли не делают сборов. Совершенно забывали о том невозможном антураже, среди которого приходилось играть Козельскому в глухой провинции. И когда публика не хотела идти смотреть на Менелая[13] вместо Клавдия, на комическую старуху вместо Гертруды и на «водевильную с пением» актрису, изображавшую Офелию[14], добрые товарищи кричали:
– Вот так Гамлет, которого никто не хочет идти смотреть!
Вот шипы тех роз, которыми усеяна дорога славы, – проклятых роз, которые у нас благоухают алкоголем. В нашем малокультурном обществе культ Мельпомены – это культ Бахуса[15]. И у артиста нет злейшего врага, как его поклонники, для которых поклонение таланту и спаивание артиста – понятия равносильные и тождественные. Мельпомена, плохо кормившая Козельского в начале его карьеры, сильно поила его в конце. Про него можно было сказать с горькой иронией, что в конце концов он выпил тот хлеб, которого не съел в начале карьеры. И эти мрачные воспоминания, которыми была отравлена заря его жизни, и клевета, и зависть, и вечное недовольство собой – вечное недовольство истинного художника – все это помогало развившейся слабости. Семейные неприятности[16], потеря всего, что он имел, нанесли решительный удар, и бедный Козельский умер для искусства за пять лет до своей смерти.[17]
