Влас Дорошевич
Сын Сальвини
Петр Иванович подогнул одну ногу под стул, словно готовясь опуститься на одно колено перед дивным видением, которое стояло перед ним, перед его сверкающими от слез глазами.
У него было лицо Гамлета, видящего тень отца.
Гимназисты тряслись.
Но Петр Иванович Громов вдруг опомнился.
Провел рукой по лбу, приходя в себя, улыбнулся какою-то виноватой улыбкой и сказал, поднимаясь с места, просто и кротко:
– Вот, господа, все, что может сказать вам скромный артист, у которого голова полна Шекспиром, а сердце…
Он дотронулся до сердца:
– Томазо Сальвини.
В голосе его дрожали слезы. Гимназисты тоже встали.
– Мы хотели бы попросить вашу карточку… – сказал Пахомов, обдергивая курточку.
Громов улыбнулся снисходительной и полной какой-то жалости улыбкой.
Словно хотел сказать:
«Изо всего, что я мог бы дать вам, я охотнее всего отдал бы вам мою жизнь! Да, мою жизнь…»
Он вздохнул:
– Мою карточку? В костюме?
– Нет, без костюма! – сказал Завьялов.
– Без костюма?! – улыбнулся Громов.
У Завьялова загорелись нос, уши и шея.
– А мне в Уриеле Акосте! – сказал Пахомов.
Громов улыбнулся той же меланхолической улыбкой.
– А вам в Уриеле Акосте?
И вышел в соседнюю комнату.
– Трагедии или комедии? – указал Завьялов глазами на толстую книгу, лежавшую на столе.
– Конечно, трагедии!
– Откроем, я загадал. Если трагедии, – я буду актером. Если комедии…
– Ну, вот еще! Разумеется, трагедии!
– А может, «Исторические хроники», первый том! Они на цыпочках подошли к столу.
– Открывай!
– Страшно.
– Если трагедии, будем актерами. Трагедии?
Завьялов стоял молча, открыв первую страницу.
– Трагедии?
«Новые похождения знаменитого сыщика Лекока»[4]. Они положили книгу и отскочили:
– Идет!
На пороге стоял Громов и протягивал им две карточки. Он улыбался все той же меланхолической улыбкой:
– Вот вам, мои молодые друзья. Здесь оставлено место в автографе. Если мы когда-нибудь встретимся на сцене, я впишу сюда еще слова: «и товарищу»… Вы будете сегодня в театре?
– Как же… всем классом…
Он молитвенно сложил руки:
– Господа… только не надо на подъезде…
Гимназисты вышли и бежали по лестнице:
– А ведь надо… на подъезде…
– Идея!..
* * *
Меня спрашивала в большом провинциальном городе, на вечере, одна очень милая дама:
– Скажите, monsieur… вы знакомы с артистическим миром… Скажите, правда, что Громов сын Шекспира?.. То есть, не так… я хотела сказать… этого… другого… как его?.. Ну, помогите же мне!
– Сальвини?
– Вот, вот. Правда, что он сын Сальвини?
– Говорят.
– Говорят… В Петербурге или в Орле, – я не помню, где именно. Но только Сальвини увидал на репетиции Громова. Увидал и зашатался.
