Осенним днём мне снится сон, как кукуруза под кожей взросла, не то чтобы плевел на самих початках, но смотрится ужасно. Кожа словно мозоли расходилась, тошнотворное зрелище, я пытался достать оттуда её, не успевая, одну за другой пытался убрать, остальные росли дальше, появляясь снова и снова. Потом проснулся. Ближайшие недели две, не вылетало с головы это зрелище. Как вспоминал, бросало в дрожь.
В сосновом бору, жил дед, лет 65. Ходил в лес за дровами, а за водою ходил к ручью. Вы думаете, видал он бабу? Как бы ни так, одни деревья, да домик свой, есть огород, есть лошадь, есть баранов стойло, а также самогон. Что делать деду, лишь выпивать. А бабы нет, руки старые, но ввиду природы, даст всем фору, гормоны блещут, хоть он и стар. Сидел, читал, старую книгу, нашел он на опушке леса, где пещера, в которой мёртвый был медведь. А книга та, со времени племён скифских, читал иероглифы, не понимая, что за слова, но интересно было явно. Но вот однажды, надоело, проснулся, встал, пошел, поел, дрова собрал, и дом согрел, поймал он дичи, сготовил снова, опять поел и всё по новой. Задумался над тем, где бабу мы ему сварганить, прогуливаясь по лесу, наткнулся на берёзки, луг небольшой, и поле рядом, увидел дупла, решил примерить, «смогу ли я засунуть, а после возбуждения достать?» Снимает свои шкуры волчьи, что одеждой сделал, лет пять тому назад. Достал свой «меч», засунул раз, засунул два, течет в последствии дерева смола, течет и красит, его «шланг» ему так нравится, старик в экстазе, не нужно мазать, не нужно плюнуть, всё идёт как надо. Старик довольный, ушел домой, «лежит-летает», ему так хорошо.
Ходил он каждый день, когда теплее было, итак, всё лето. Наряжал в одежды, что он делал, из подручных средств. Создавая образ женщин, он нарядил весь луг, уходил и говорил «спасибо, березка моя, я так тебя люблю, иди ко мне родная, насладись моим большим и твердым, таким же, как и ты»
Недолго продолжалось удовольствие его, настала Осень, «ударил гром, стучат тучи» а молния сверкает, ну вот огнём сожглись его берёзки, приходит к пеплу, пал он на колени, зарыдал как девка «не будет секса, вас убили, отобрали у меня, берёзы мои, ненаглядные, я буду так скучать, а что мне делать, куда деваться, с кем мне теперь уже сношаться?» С ума дедушка сошёл, бежал он как, мог, с холма в итоге прыгнул, так хочется ему, такого секса, ну что поделать. Другие деревья, ему не нравились, а опробовать он даже не хотел. Упал с холма, сломал все кости, не подумал старый дурень, что следующее лето через год, опять «даст урожай» берёзам. Ни дуб, ни тополь, и не ели, его видать все не хотели, лишь те берёзы, текли смолой, при виде старого и «мощного» порой.
Не даром поётся «Пойду погуляю, белую берёзку заломаю, люли-люли заломаю…»
О да, у тебя течет из носа
О да, ты так не хочешь это терпеть
Ты так пытаешься скрыть что болеешь
Втягиваешь всё внутрь
Глотаешь жадно
Не хочешь на людях показаться некультурным
Они тянутся, ты это знаешь
Жёлтые, зелёные, но хоть не красные
Так ужасно смотрится, как эта мерзость течет из носа
Зачем я это пишу вообще? За тем, чтоб указать, на мораль людскую
О да, ты ходишь на учёбу, ты ходишь на работу, тебе так некомфортно
Что может сделать с тобой мокрота, твои бронхи издают рёв
Ты лев, но низкого уровня
Гремит твой нос, как у бульдога
Кашляй, плюй, но не в квартире, целовать тебя не будут
Ты так отвратителен, а это просто простуда
Мучений больше чем от рака, туберкулёз и то скрыть проще
Может ты не бледный, может, нет синяков под глазами, но сопли, они всё лезут, вся слизистая принимает в этом участие
Течет сопля, ты провалил сделку
Твой Босс орёт, что ты тупой
Не взял больничный, ходишь делать сделки
Течет твой нос, а ты глотаешь, ты пьешь их, ты питаешься ими
Сопли, управляют всем успехом в твоей жизни, когда ты идиот, который не оделся по погоде
Лучше кровь, чем этот гной, кровь остановишь, а эту дрянь никак
Теперь страдай, теперь глотай, как шлюха на работе, только рот не надо открывать, лишают сопли, девственности твоей, вот так болеть, глотай-глотай, страдай-страдай, дай им выйти, дай им дай.
В Южном Городке, там, где много мусора и грязи, мало рабочих мест, кишит бомжами, быдло и прочим сбродом, была одна маленькая организация, где работали визажисты. В этом районе, живут богачи, а вот зарплаты маленькие, коррупция процветает, пока другие ждут свои деньги, которые и без того слишком маленькие. Так вот, визажисты работали в подвале, помещении переделанном в офис, для клиентов, кому надо сделать татуаж, маникюр и педикюр. Подземное помещение, служило и крысам, своей расположенностью, они там жили, гадили, плодились, каждый день как тараканы, бегали промеж стен и ступенек. Однажды это девицам, что работали, надоело, постоянный писк, шорохи, вонь от их дерьма, вонючие и противные крысы не останавливались, они продолжали плодиться как муравьи. Решили потравить, этих убогих существ, напоминающих грязь. Травили в течение месяца, спустя первую неделю, вышли работать, голодные, измученные, зарплату задерживают, а работать надо. Когда прошёл запах отравы, все продолжили работать, в надежде, что хотя бы с крысами покончено. Клиенты приходят, не чувствуя вони, но кому как не работникам, ощутить ужасный смрад, исходящий из стен, ступеней в подвал, в полу из всех возможных дыр, исходил болотный гнойный запах.
Прошло два месяца мучений, руководство офиса, не приезжает и «кормит завтраками» работниц, у них едва остались деньги на проезд, а еды нет ни у кого и вовсе. И вот опять пришли утром, голодные, стали засматриваться на вонючие и гнилые тушки крыс. Дверь в подвал, была металлической, зашли четыре девушки, внутрь, но ветер с огромной силой захлопнул её, «оставив их в бункере» Они пытались открыть, но вспомнила одна из них, что ключи остались снаружи. Замок защелкнулся. Бросились все вчетвером искать ключи, ни в оной полке как назло не было запасных, а дежурные ключи были лишь одни.
Прошли сутки…
Летают мухи, «стоит вонь», та работница, что крупнее остальных, с дрожащими руками направилась к первой попавшейся крысе, представляя, что это бургер, злобно набросилась и начала срывать шкуру зубами, в попытках насытиться, крови той толком нет, течет гной по её губам. Она ревёт и поедает, так хочется ей есть, голодает уже третьи сутки, друзья ей денег не дают, занять не у кого, да и спустя сутки, в этой вони и ужасе, голова идет кругом. Другие же, поняв всю суть тревоги, стеснению не поддались, набросились «кромсать». Лишь одна девушка, которая бывала там реже всех, стояла с удивлением на лице, видя такой ужас. Она дурра, не понимала, что дверь никто может не открыть, начальство далеко, связи в подвале нет, снаружи даже бомжам не интересно, почему торчат ключи снаружи и стуки по двери. Девушки слабы, нет сил у них, чтобы стучать и кричать еще громче, никто не слышит, это ад.
Вторые сутки…
«Обед» стал заканчиваться, все меньше валяется трупиков крыс, застрявшие в ступеньках, дырках в полу, в простенках, торчат хвосты как лапша, лапы как чипсы, свисающая туша, с которой течет сладкий гной, во всяком случае, они так считают, обезумевши борются за каждый кусочек между собой. Та девушка, что не могла выдержать этой картины, легла на пол, свернулась калачиком, она худая, руки и ноги ломит, предпочитает ждать подмоги, но её не будет, единственный кто приедет, это супервайзер, с другого города, через неделю.
Третьи сутки..
Слабая девушка, забившись в углу, больше не реагировала ни на что, отошла в мир иной. Другие же, поедая крыс, что находили, понимали, нет больше запасов, толстая стала отрывать ламинат, дабы найти, хоть что-то, вторая стала ловить мух, третья, ела опарышей, что ползали вдоль ступенек, где сырость. Опарыши кусают, едят плоть девушки, она ест их, те продолжают сопротивляться, толстая потеряв силы, упала и «выключилась». Широко открытые глаза, «сдвинутый мозг», уже не могли никак функционировать, ни у кого из них. Та, что ловила мух, достала с полки ножницы, не имея сил даже говорить, набросилась на самую крупную, что едва дышит, начала разрезать ей горло, выкалывать глаза, съедая их, наматывала кишки на руку и пыталась сквозь жир добраться до сухожилий, выдернув часть с рёбер, подошла к электрочайнику, отрезала ножницами провода, воткнула вилку с оголённым шнуром, в розетку, видимо она так хотела разогреть мяса, – убило, с последним криком: «Еда». Осталась одна, одна в этом ужасе, обрадовалась, ей же больше достанется, подошла к трупу толстой девушки, наклонилась к её разрезанной шее, и зубами начала рвать кусок за куском.