Вячеслав Шалыгин
Перебежчик
– Вы спрашивали, что такое любовь, госпожа? В частности, это готовность пожертвовать всем, в том числе и жизнью ради любимого… человека.
– Эта Вика… – Арианна слегка скривила губы. – Она стреляла в Грина. Разве он может по-прежнему ее любить?
– Любовь – всепрощающее чувство, госпожа.
– Но это иррационально.
– В этом его сила.
– Все это пока слишком сложно для меня, Гюрза, – Арианна вполне по-человечески покачала головой. – Но хорошо. Я поверю тебе. Надеюсь, ты строишь свои планы исходя из верных установок.
– Я неплохо разбираюсь в человеческой психологии, госпожа. Это часть моей работы. До сих пор мои знания и умения дали сбой только однажды, в случае Грина.
– И как раз этот случай оказался самым важным.
– Да, госпожа, но в его случае бессильным оказался и ваш опыт.
– Дерзкое существо, – беззлобно возмутилась Арианна. – Ты дерзкий, невоспитанный дикарь, Гюрза. Для тебя нет ничего святого. Стремясь возвысить себя, ты готов растоптать все, что угодно, даже мое самолюбие.
– Это не так, госпожа, – Гюрза стушевался.
– Это так, Гюрза, – Арианна едва слышно вздохнула. – Любая другая давно отправила бы тебя в Сибирь, присматривать за рабочими на рудниках.
– Но вы не «любая другая», госпожа, – сообразив, что Арианна вовсе не сердится, а просто ворчит на агента, как на царапнувшего ее котенка, Гюрза расслабился и понизил голос. – Вы особенная. Вы проницательны и вдумчивы и поэтому способны видеть суть вещей и явлений. Не будь это так, разве стали бы вы приором?
– Сядь здесь, дерзкий льстец, – Арианна указала на диван рядом с собой. – Мы начнем усиленные поиски через час. А пока расскажи мне все, что ты знаешь об этом иррациональном чувстве с женским именем. Я хочу понять, как настолько нелогичное и разрушительное явление может быть одновременно настолько созидательным.
2. Таиланд, 28 марта 2015 г.
Все в жизни меняется. Совершенствуется, ускоряется, шлифуется, становится тоньше, элегантнее, симпатичнее. Все – от одежды и обуви до компьютеров и телевизоров. И это хорошо. От современных телевизоров меньше устают глаза, мощные компьютеры и коммуникаторы экономят время и нервы, в удобной, легкой и качественной одежде можно покорить новые вершины, а если она еще и элегантная, становится выше самооценка и прибавляется уверенности в себе.
И не верьте тем, кто попытается возразить, а уж тем более обвинит вас в обывательском стремлении держаться моды. Ретрограды ленятся и лукавят, чтобы оправдать свою лень. Они и рады бы вырваться из уютной западни устоявшихся стереотипов, но им лень заработать на новинки. Зачастую им лень даже просто взглянуть по-новому на привычные вещи. Ну лень! Что тут поделаешь? Так что слушать их все равно что спрашивать совета по преодолению мирового экономического кризиса у тех, кто его устроил и довел целые страны до банкротства.
Вот почему лучше не держаться за стереотипы, а шагать в ногу со временем. Так можно успеть гораздо больше, чем другие, увидеть больше других, прожить отпущенный срок полнее и ярче.
В результате, понятное дело, ничего не выиграешь, закопают на ту же глубину и в том же месте, где и всех, но жизнь – это как раз тот случай, когда важен не результат, а качество процесса…
Филипп сунул тоненький окурок современной сигаретки в пустую пивную банку и блаженно прикрыл глаза.
Он действительно ощущал почти неземное блаженство, нежась под палящим солнцем в каких-то пяти плевках от экватора. Лежал на горячем белом песке у самой полосы прибоя, неспешно переводил взгляд с лазурной морской глади на зеленые шапки кокосовых пальм, отвлеченно философствовал и совершенно не думал о проблемах, которые еще недавно, казалось, были смыслом жизни.
Хотя, почему «казалось»? Они действительно им были, но в той, первой, жизни Филиппа Грина. Во второй жизни, которая началась первого декабря прошлого года, эти проблемы стали главной стратегической задачей, не более того. Что же заняло освободившуюся вакансию смысла жизни? Об этом Грин не думал. Зачем? Все ведь меняется очень быстро. Сегодня смысл жизни для тебя в одном, завтра в другом. Действовать надо, действовать. Жить, а не смысл искать. Учиться, сражаться, работать, отдыхать, любить. Вот тогда в жизни и появится этот самый смысл. А если его просто искать, не найдешь никогда, как ни парадоксально это звучит.
Сейчас Грин набирался сил для новых сражений, то есть находился в состоянии номер четыре, которое не подразумевало глубокого анализа рабочих проблем. Зато подразумевало блаженное возлежание на пляже, покрытом белоснежным коралловым песком. Вот и прекрасно. Вот Грин и лежал, наслаждаясь солнцем и покоем.
«Жарковато, конечно, и влажность высоковата, но, если прямо у моря, нормально. Не душно, как в джунглях. Хотя, по большому счету, и в джунглях неплохо. Тень, водопады, фрукты-орехи, экзотическая живность вроде мартышек и даже слонов. Все кругом шуршит, цокает, чем-то похрустывает, порхает и поет. Причем поют не только птички и зверьки, заливаются даже ящерицы».
Да, да, это так. Грин не поверил бы, если б не увидел сам. Здесь пели даже ящерки. Забавно так, отрывисто, без птичьих переливов, но пели. Факт. В общем, Грин живьем попал в рай, да и только. Нет, серьезно, даже комары в этих местах вели себя как ангелы. Выглядели, как везде, но почти не жалили. Чем питались кровопийцы – непонятно. Амброзией, что ли?
«Жаль, ничто не вечно, – Грин услышал шаги и приоткрыл глаза. – Рано или поздно все заканчивается. Особенно кайф. Причем он заканчивается не сам по себе. Его чаще всего обламывают».
Филипп покосился вправо. Рядом с ним на песок уселся какой-то здоровенный тип в широкополой шляпе, шортах и просторной футболке с традиционным для здешних мест рисунком – слон в расшитой затейливыми узорами попоне. Глаза незнакомец прятал за темными очками.
На взгляд Грина, поблизости от экватора очки не требовались, солнце светило ярко, но стояло почти в зените, поэтому не ослепляло. Но не все могли разделять мнение Грина. Особенно те, у кого глаза устроены иначе.
Незнакомец не походил на змеевика, выглядел слишком смуглым, но в том, что это не человек, Филипп не сомневался. Не серпиенс, значит, кошатник, виверра. На нейтральных территориях Азиатского «котла» встречались и те, и другие. И ничего хорошего от встречи с любым из представителей чужеродных кланов обычному человеку ждать не приходилось. Хрен редьки не слаще.
Но это если речь идет об обычном человеке. В случае Грина все выглядело сложнее. Хотя бы потому, что он сам искал встречи с кошатниками.
«Вот и все, вот и кончилось теплое лето, – мысленно пропел Грин строчку из древней песенки, – снова началась работа. И, наверное, это к лучшему».
– Мы искали вас, Филипп, – сообщил незнакомец.
– Вы обознались, – лениво процедил Грин.
– Не имею понятия, что означает это слово, но мы не ошибаемся никогда и ни в чем, – кошатник зачерпнул горсть песка и пересыпал из ладони в ладонь. – У нас измельченные кораллы считаются чем-то вроде специи, а здесь их целые пляжи. Удивительный каприз природы.
– Очень интересная подробность, – Филипп приподнялся и оперся на локоть. – Но будьте любезны, господин пришелец, отвалите, ладно? Вы мне солнце загораживаете.
– Вы и так обгорели, – чужак указал пальцем на нос. – Вот здесь. И ближе к шраму тоже ожог.
– Хорошо говорите по-русски, долго учились?
– Учился? – чужак едва заметно усмехнулся. – Две-три секунды.
– А, понимаю, высокие технологии, компьютерные импланты в голове и все такое, – Грин кивнул. – Я читал пару книжек о чем-то подобном. Мне даже понравилось, хотя всегда предпочитал литературу пооригинальнее. Пелевина, например. Но моя девушка любит фантастику, собрала целую библиотеку, пришлось приобщиться и даже проникнуться. Но потом появились вы и все опошлили.
– В смысле? – кошатник не сумел скрыть удивления.
– Все оказалось гораздо прозаичнее, чем предполагали наши выдумщики. Вы просто разрушили наш мир и начали строить свой. Нашими же руками.
– Такова логика любой экспансии. Но разве ваши фантасты обещали что-то иное?
– Они обещали нам жутковатую, полную опасностей и тягот, кровавую, но все-таки романтику. А вы что устроили? Горы пепла, стеклянные дома и серые будни.
– Не понимаю, как романтика может быть кровавой.
– Не цепляйтесь к словам. Пусть не романтику. Я имел в виду комплекс острых ощущений, смесь сталкерских приключений и боевого азарта. Но никак не беспросветную пахоту на тех же заводах и фабриках, только теперь не в пользу родных олигархов, а на благо чужих наместников, эргов, приоров и прочих богатеньких гуманоидов с вертикальными зрачками.
– Мы хорошо платим и даем людям все блага, вплоть до полной социальной страховки. Это правило не распространяется на упрямцев, ушедших в подполье, но каждый волен делать свой выбор. В этом мы вас тоже не ограничиваем. Кроме того, мы заботимся об экологии…
– Шведам заливайте про экологию, они вашу заботу о природе оценят. Я не швед.
– Хорошо, – чужак отряхнул ладони. – Вы не швед, вы Филипп Грин. Удивительный человек, который сумел уйти от смерти. Причем вашей гибели желали не только товарищи по Сопротивлению, но и серпиенсы. Именно второй нюанс убедил меня в том, что с вами стоит поговорить.
– О чем? – Фил пожал плечами. – Я выжил, надежно спрятался, как мне казалось, и больше мне ничего не надо. Ни от бывших товарищей, ни от серпиенсов, ни от вас. Этот остров – прекрасное место, я не прочь провести на нем остаток жизни.
– Вы лукавите, Филипп. Люди мстительны по натуре, и вы обязательно захотите поквитаться с обидчиками. Рано или поздно. Особенно с ней. Не так ли?
– Не понял, – теперь пришла очередь Грина. Он так же, как и кошатник минутой раньше, сделал вид, что удивлен. – Вы о ком?
– О той самой девушке, любительнице фантастики, которая оставила вам на память этот шрам на лице. Насколько я понимаю, предательство люди ненавидят больше всего.
– Это была ошибка. Ее обманули, как и всех остальных. Обманул провокатор, засланный серпиенсами. Так что я не держу зла ни на кого из бывших товарищей. Мои враги серпиенсы в целом и их шпион-провокатор персонально.
– Тем лучше, – в голосе кошатника промелькнула нотка удовлетворения.
Чего, собственно, Грин и добивался, разгоняя скрипучую телегу своей легенды до скорости автомобиля. Теперь требовалось закрепить эффект, но в то же время не переборщить, не заронить в душу (если она у чужака имеется) зерно сомнений.
– Чем лучше-то? – Грин вздохнул и помотал головой. – Что я могу? У нас говорят: один в поле не воин. Знаете такую поговорку?
– Знаю. И не предлагаю вам выходить в поле с шашкой против танковой бригады. Я предлагаю вам играть за нашу команду.
– Образно выражаетесь. Тоже за три секунды научились?
– Нет. Как раз на это ушел целый год. И мне понравилось.
– Неужели?
– Вот представьте себе.
– Интересно девки пляшут. Может, вы еще и сочувствуете нам?
– У нас тоже не любят предателей, поэтому не стану вас обнадеживать. Я не представляю здесь некую пятую колонну, недовольную действиями нашего правительства и сочувствующую людям. По долгу службы мне приходится много общаться с аборигенами, поэтому я обязан точно знать, как люди мыслят, о чем мечтают и на что надеются. И я с удовольствием вникаю во все эти тонкости. Мне нравится моя работа, а не мои подопечные.
– Спасибо за откровенность. Вы меня почти убедили.
– Почти?
– Почти.
– Почему?
– Потому, что я не услышал главного. На кой черт мне все это? Ради мести? Лично для меня это не мотив, я не горец. Ради возвращения в большой мир? Мне он больше не нравится. Что еще?
– Жизнь, – кошатник чуть склонил голову набок. – Мотив?
– Запугивание – худший прием. Причем хуже вы сделаете только себе. Под страхом смерти я, конечно, стану вашим рабом, но это не даст вам ничего хорошего. Рабский труд непродуктивен. Безынициативный работник бесполезное приобретение.
– Вы такой, как я себе представлял, – чужак кивнул. – Поднимайтесь, Грин. Транспорт ждет нас на парковке отеля.
– Связывать будете? – Грин сел.
– Нет, не буду, – кошатник усмехнулся. – Даже если справитесь со мной, куда вы денетесь с острова?
Он поднялся, потянулся с кошачьей грацией, поигрывая, казалось, всеми мышцами огромного тела, и уставился на Грина с высоты своего двухметрового роста. Филипп не видел его глаз, но был уверен, что кошатник смотрит на него, как хищник на дичь – снисходительно и с алчной искоркой. Грин поправил очки, встал и отряхнул с шорт белый коралловый песок. Он не знал, к какому блюду виверры добавляют эту «специю», но в любом случае стать этим блюдом Грину не хотелось.
– И все-таки не ждите от меня чего-то… этакого. Я простой инженер и вообще…
– Полно вам кокетничать, Фил, – оборвал Грина чужак. – Вы ведь сами хотели, чтобы я вас нашел.
– Я даже имени вашего не знаю, – Грин фыркнул.
– Джон, зовите меня так, – представился кошатник. – Вы ждали не меня конкретно, а кого-нибудь из нашего клана. Иначе вы спрятались бы не на одном из крупнейших островов Сиамского залива, причем в самом лучшем его отеле, а где-нибудь в лабиринтах Бангкока. Вы ведете свою игру, Грин, я веду свою. В данный момент нам выгодно идти в одном направлении. Вот и вся мотивация. Никакого рабства. Не так ли?
– Ваша взяла, – Грин сделал вид, что раздосадован.
– Вот и договорились. Идемте, а то вон с той горы сползает тучка, как бы не начался дождь.
Кошатник кивком указал на юг.
– Не сезон вроде бы, – Филипп оглянулся.
Над одной из невысоких, покрытых густыми джунглями гор действительно висела сизая туча, но чужак явно указывал не на нее. Чуть правее почти на той же высоте, ориентируясь на береговую линию, шел четкий строй из десятка коконов. В таких аппаратах, издалека похожих на серые змеиные яйца, летали серпиенсы.
– Идем скорее, – поторопил кошатник.
– Да, такой дождик может замочить, причем во всех смыслах, – пробормотал Филипп и торопливо двинулся следом за Джоном.
На парковке перед административным зданием отеля стояли несколько «тук-туков» – местных такси, сделанных на базе самых обычных пикапов: две лавочки в кузове и тент над ними, плюс десяток мотобайков и большой черный джип с тонированными стеклами. Грин слышал, что виверры – народ продвинутый, поэтому ожидал увидеть какое-нибудь иноземное транспортное средство, но Джон почему-то прикатил на вполне обычной машине, и это Фила немного удивило. Кошатник не хотел раскрывать технологические секреты виверр? Или решил создать для Грина привычную атмосферу, чтобы наладить более доверительные отношения? Что ж, в этом случае Филипп мог считать, что все идет по плану. Кошатники заинтересовались Грином всерьез. Все, что оставалось Филу, так это понять, каким секретом серпиенсов, по мнению новых знакомых, он обладает? Пока до четкого понимания Грин не добрался.
«Но ведь не за красивые глазки они меня так привечают. И не из спортивного интереса. То, что я сумел обмануть серпиенсов, их скорее забавляет, чем действительно интересует. Они хотят от меня чего-то другого. Чего? Гадать бесполезно, да и бессмысленно, сами скажут, когда придет время. Так что пока – смотреть в оба и запоминать. Пригодиться может любая мелочь».
В машине оказалось прохладно и сухо, что радовало больше всего. Все-таки высокая влажность в сочетании с жарой хороши в малых дозах, в русской бане например. А когда баня топится круглые сутки, это для северного организма перебор.
Грин уселся на заднее сиденье и кивком поприветствовал еще одного пассажира. Им оказалась женщина-виверра. Красивая брюнетка типичного для чужаков баскетбольного роста, но очень стройная и грациозная. Чего стоил один только наклон головы и небрежный, но плавный жест – дамочка отбросила прядь волос. Пластика на загляденье.
– Знакомьтесь, – усаживаясь за руль, сказал Джон. – Это… допустим, Теана. Самое близкое по звучанию человеческое имя.
– Рассвет, – перевел Грин. – Красивое имя, хотя и не человеческое.
– Да? – озадачился Джон. – А чье?
– Так называется машина, – Фил спрятал усмешку. – Один мой приятель ездил на такой до войны.
– Прокол, – Джон улыбнулся.
– Ничего, пусть будет Теана. Если дама не возражает. А я…
– Не возражаю, – перебила девица, смерив Грина равнодушным взглядом. – А вы Филипп Андреевич Гриневский. Я знаю.
Голос у нее оказался глубоким, приятным, а вот взгляд Грину не понравился. Она смотрела на Филиппа не так, как обычно смотрят чужаки, не свысока, а как-то иначе. Вроде бы и не враждебно, но слишком уж холодно. В чем причина такого заведомо негативного отношения Теаны к нему, оставалось только гадать. На хвост ей Грин вроде бы не наступал и соплеменников ее не обижал пока. Заставил работать сверхурочно?
«Хотя, скорее всего, все проще. Джон играет роль хорошего полицейского, а Теана плохого. Вполне нормальная практика. Один давит, другой доит, образно говоря».
Все-таки обычная с виду машина оказалась слегка усовершенствованным экземпляром. И это мягко говоря. Тронулось авто без участия Джона, вырулило на шоссе также самостоятельно, да и по самым проблемным местам машина ехала, как надо, ловко маневрируя в потоке многочисленных байков и пикапов. Номинальный водитель только глазел по сторонам, а вернее – постоянно поглядывал вверх, сквозь тонированный люк, будто бы пытаясь угадать, догонит машину грозовая тучка или нет.
– Необычно, – когда авто взобралось на крутую горку, этакую миниатюрную копию горного перевала, заявил Джон.
– Сейчас вниз поедем, будет еще необычнее, – пообещал Грин. – С той стороны настоящий серпантин, аж дух захватывает, если быстро спускаться.
– Я имею в виду наш эскорт, – Джон указал пальцем вверх. – То звено коконов, что мы засекли на пляже, до сих пор находится в пределах видимости. Такое впечатление, что они висят у нас на хвосте.
– Ты не перестраховываешься? – спросила Теана, тоже поднимая взгляд кверху. – Они идут с Ко Мака, там у них база, и держат курс на Трат. Обычное дело.
– Обычное, – Джон кивнул, – но лишь когда они проходят над восточным побережьем острова, не задерживаясь. На все про все обычно им требуется десять секунд.
– А эти барражируют над нами все десять минут, – поддержал его Грин. – Явно прицениваются. Вот только непонятно, к кому из нас?
– К вам, скорее всего, – проронила Теана. – С нами связываться им не резон.
– Но вы не волнуйтесь, Грин, – поспешил успокоить Джон. – Пока вы с нами, вам ничто не грозит.
– А вам?
– В смысле?
– А если они решат, что игра стоит свеч? Что уничтожить заодно со мной двух виверр будет не таким уж серьезным проступком? Как тогда нам быть?
– Этого не случится, – уверенно заявил Джон. – Мы на нейтральной территории. Ни мы, ни серпиенсы не могут здесь трогать даже аборигенов. Даже преступников. А уж тем более нельзя нападать на представителей другого клана. Будет скандал.
– Для международных дел скандалы – обычное явление.
– Для ваших международных дел. У нас дела ведутся иначе. Нейтральные территории останутся неприкосновенными, даже если на территориях кланов начнется ядерная война. Это закон, который не может нарушить никто.
– Даже Белая Мангуста или Великий Дракон?
– Никто.
– А если все-таки кто-то посмеет его нарушить? Чисто теоретически. Что будет?
– Ничего не будет, поскольку это нереально, – чуть раздраженно ответила Теана.
– Я понял, но все-таки?
– Нарушитель будет отлучен от клана и передан пострадавшей стороне, – ответил Джон. – Зачем вам эта теория, Грин? Серпиенсы – хорошие солдаты, дисциплина у них в крови, они не нарушат закон. Даже ради вас.
– В первую очередь ради вас, – внесла поправку Теана. – Не такой уж вы… как это по-русски?
– Особо опасный тип, – Филипп усмехнулся. – Вы так думаете?
– Мы это знаем, – Теана смерила Грина насмешливым взглядом. – Мы читали о вас в Интернете. Особо красочно ваши «подвиги» описывал блогер под ником «Сафрон». Не знаете такого?
– И знать не желаю. И что он писал?
– Что вы Иуда, что работали на серпиенсов, помогая накрыть медным тазом Сопротивление.
– Прямо так и написано?
– Про медный таз? Да, так и написано. Более того, именно вы придумали всю провокацию и обеспечили ее осуществление, подсунув Сопротивлению недоработанное оружие возмездия, пресловутый излучатель «Пилигрим». Но когда чужаки разгромили подполье, справедливость все-таки восторжествовала, и подлые змеевики решили, что провокатор им более не нужен. Они слили вас в канализацию… это тоже цитата… то есть, отдали на растерзание подпольщикам. И те с удовольствием выместили на вас, Грин, всю свою ненависть. Три месяца вас пытали в застенках, а потом расстреляли. Но, как это часто бывает с негодяями, вам, Грин, повезло, вы умудрились выжить и, пока вас считали мертвым, сбежали на нейтральную территорию.
– Если отбросить цитаты и учесть, что обвинение сфабриковано настоящим провокатором, все верно, – Грин кивнул. – Были и три месяца тюрьмы, и расстрел, и побег. Но если ваши знания базируются на этой версии в целом, то вы заблуждаетесь.
– Неужели? В чем же тогда реальная причина повышенного интереса людей и, главное, серпиенсов к вашей персоне? Чего они от вас хотят?
– Люди хотят добить. А серпиенсы… не знаю, чего они хотят. Спросите у них сами. Может, думают, что я знаю нечто особенное, а может, подозревают, что я звено в цепи какого-нибудь вселенского заговора. А возможно, просто подозревают, что я двойной агент, допустим, ваш.
– Вот это вряд ли, – Джон усмехнулся. – Я бы знал. А вы сами-то, Грин, что думаете на этот счет? С людьми все понятно, их обманули, как вы утверждаете. Но серпиенсы неспроста ищут вас четвертый месяц кряду. Что-то им от вас нужно. Но что конкретно, как считаете?
– Так я вам и выложил, – пробурчал Филипп. – Сначала вы скажите, что нужно вам, а там посмотрим, стыкуются наши интересы или нет. Лично я пока этого не понял.
– Деловой подход, – Джон кивнул, а затем снова поднял взгляд к небу. – Мы скажем. Если серпиенсы не помешают.
– Они снижаются, – сказала Теана. – Кажется, над причалом. Хотят перекрыть нам путь? Не пускают на паром?
– Нет, они хотят встретиться, – Джон прищурился и внимательно изучил дорогу впереди. – И как раз на борту парома. Неторопливая беседа на верхней палубе – это в стиле Адрона Тео Серви, начальника местного гнезда разведки серпиенсов. Что ж, поговорим. Я поговорю. Вы останетесь в машине.
– Только дешево меня не продавайте, – сквозь зубы процедил Грин. – Вдруг я действительно чего-нибудь да стою?
– Расслабьтесь, Филипп, – Джон усмехнулся. – Я не первый год в тайной политике.
Курсирующие между островом и материком паромы, или ферри, выглядели довольно грациозно для своего утилитарного назначения. Если бы не погрузочные аппарели на носу и корме, в профиль эти посудины даже могли сойти за полноценные трехпалубные суда.
На первой палубе парома перевозились машины, а вторая предназначалась пассажирам. Она имела тонированные окна и оборудовалась множеством пластиковых кресел. Также на ней обычно располагались несколько киосков, продающих всякую мелочь вроде чипсов и напитков. Здесь приходилось терпеть духоту, зато на этой палубе не палили прямые солнечные лучи. Местные жители относили это к плюсам, ведь в отличие от европейцев тайцы никогда не считали шоколадный загар красивым. У них в почете благородная бледность кожи. Почему? Все просто. Если ты загорелый, значит, работаешь на улице, каким-нибудь дворником или строителем. Если же ты бледный, значит, сидишь в офисе на высокооплачиваемой должности, то есть твой социальный статус выше, чем у других.
Именно по этой причине третья палуба, открытая всем ветрам и с половинчатым навесом от солнца, пользовалась особой популярностью лишь у иностранцев. Именно на ней Джон и предполагал встретиться с агентами серпиенсов. Ведь свободная от навеса половина палубы была еще и свободна от скамеек, то есть на ней вполне могли сесть летающие коконы змеевиков.
В связи с тем, что акватория перед причалом оказалась пуста, очередной ферри успешно сманеврировал и причалил кормой. Правда, сам процесс швартовки убывающая с острова троица не видела. Когда джип кошатников подъехал к причалу и встал в очередь из двух десятков автомобилей, паром практически разгрузился. Бодрый поток встречных машин уже укатил по узкому шоссе в глубь острова, и на палубе остался лишь какой-то допотопный пикап, который матросы скатывали на берег вручную. Вскоре разгрузка завершилась, и строгая дамочка в форменной жилетке открыла сетчатые ворота, разрешая въезд на палубу ферри.
Когда все машины въехали на паром, Джон вышел из авто и неторопливо поднялся по трапу на верхнюю палубу. Грину оставалось только украдкой поглядывать на Теану и держать скрещенные пальцы, в надежде, что кошатник успешно «разведет» агентуру серпиенсов.
Впрочем, очень скоро Филиппа посетила дельная мысль, и он сосредоточился на ее «материализации». Он решил обратиться за советом к своим друзьям на том конце линии мысленной связи. За четыре без малого месяца, прошедших с момента «второго рождения» Грина, то есть после фальшивой казни, Филипп не раз воплощал подобные идеи в жизнь, и каждый раз советы тех, к кому Грин собирался мысленно обратиться и сейчас, оказывались полезными.
Положа руку на сердце, Грин пока так до конца и не поверил в реальность своих мысленных собеседников. Где-то глубоко в душе он считал все эти «внутренние» беседы просто одним из приемов мозгового штурма, но одновременно Филиппу приходилось соглашаться с доводами другой части собственного разума, утверждающей, что слишком уж много фактов – именно фактов, а не домыслов – говорят о том, что мысленная связь с неведомыми друзьями-подсказчиками все-таки существует. Что эти двое загадочных собеседников, «голос извне» и «провидица», не плод нездоровой фантазии Грина, а действительно телепаты, так называемые люди-индиго, которые поддерживают постоянный мысленный контакт с Филиппом.
Последним аргументом стало именно то, что мысленных собеседников оказалось двое. Грин читал о раздвоении личности, но никогда не слышал о «растроении». Плюс, если верить «провидице», в мысленный эфир людей-индиго частенько выходили еще несколько человек, правда, с ними Грин не контактировал, да и сами они пока оставались только начинающими, неопытными носителями телепатического дара индиго, как выражался голос извне, – «заготовками».
Но самое главное доказательство того, что Грин не сумасшедший, а действительно человек нового вида – индиго, заключалось в том, что он и его друзья по мысленному эфиру умели предугадывать события, фактически заглядывать в ближайшее будущее. Все они продемонстрировали это в «прошлой жизни» Филиппа.
Правда, получалось это у всех троих по-разному. «Голос извне» отчетливо видел только события ближайшего часа, а «провидица» специализировалась на предсказаниях среднего срока исполнения – от суток до месяца. А сам Грин мог заглянуть и на три месяца вперед, и на полгода, а возможно, и дальше. Причем его предвидения сбывались достаточно точно. Так что индиго предвидели разные события, но пророческий дар имелся у всех троих. Наряду со способностью к телепатической связи этот талант и составлял суть отличия людей-индиго от простых смертных. Да и от чужаков, наверное, тоже.
«На связь, – мысленно приказал Филипп голосу извне. – Надо посоветоваться».
«Посоветоваться или загрузить работой? – Голос извне ответил мгновенно, но чуточку лениво, словно спросонья. – Как понимаю, твой план начал реализовываться?»
«Да, и мне нужна твоя помощь. Ведь это ты у нас специалист по предвидениям ближнего прицела».
«Снова предвидения, – голос извне выдержал паузу, которая вполне могла соответствовать недовольному вздоху. – Я готов, хотя за результат не ручаюсь. Что ты хочешь увидеть?»
«На верхней палубе парома агент кошатников встречается с резидентом змеевиков. Я хочу знать, о чем они говорят».
«Ну ты, барин, и задачи ставишь! Я ведь обычно предвижу то, что случится с тобой или с кем-то еще из наших, людей-индиго. А тут змеевики и виверры, да еще и незнакомые… Не знаю, получится ли».
«А ты напрягись. Не получится, так тому и быть. Но лучше бы получилось. Ситуация требует полной ясности».
«Это я понял, но… хотя бы зацепку дай. Что за паром, где ты, кто рядом?»
Ферри идет с острова, с Ко Чанга в сторону материка. Это Таиланд, провинция Трат. Рядом… только виверра по имени Теана. Впрочем, это адаптированное имя, как на самом деле ее зовут, я не знаю».
«Ее зовут Те Анлинь Серви, – неожиданно подсказал незнакомый женский мыслеголос. – Дочь Роба Доу Анлинь. Двадцать пять стандартных лет, виверра восемнадцатого уровня. Сотрудница дипломатического отдела администрации анклава виверр в Паттайе».
«Спасибо, прекрасная незнакомка, – поблагодарил голос извне. – Видишь, Грин, наша мысленная сеть расширяется, и этот процесс приносит плоды».
«А кто это был? – недоверчиво спросил Филипп. – Ты в курсе?»
«Нет, и это не имеет значения. Все мы на одной стороне. Все индиго. Я правильно мыслю?»
«В целом да, – в мысленном эфире появился еще один женский голос, на этот раз знакомый и Филу, и голосу извне. На связь вышла провидица, та самая строгая дама, обладающая даром выдавать предвидения «среднего срока исполнения». – Хотя Филипп формально прав, хотелось бы получше знать тех, кому приходится доверять свои жизни».
«Вы ведь тоже реально не знакомы, – парировала неизвестная женщина. – Но вы доверяете друг другу и даже строите на этом фундаменте свои загадочные шпионские операции».
«Соглашусь с незнакомкой, – мысленно заявил Грин. – Мы сами столкнули с горы несколько камней, и теперь нам придется доверять покатившейся лавине. Очень скоро мысленная сеть людей-индиго начнет расширяться не по дням, а по часам. Остается лишь надеяться, что все новички будут разделять наши убеждения».
«А какой у них выбор? – спросила незнакомка. – Остаться в стороне они все равно не смогут. Однажды попав в мыслесеть, остаешься в ней навсегда. Это как научиться говорить. Предать нас тем более нереально. Единственный, кто известен всем под своим именем, это Грин. Да и нет смысла предавать тех, за кем будущее. По-моему, это понимают даже самые юные из нас…»
«Снова согласен. Голос, что у тебя?»
«У меня… есть контакт! Двое чужаков, брюнет и блондин, стоят под навесом на третьей палубе ферри и беседуют. Язык используют странный, вроде бы серпиенсов, но в то же время и виверр…»
«Эти языки не слишком отличаются один от другого, – заметила провидица. – Не больше, чем русский от украинского».
«Что меня всегда интриговало, – сказал голос. – Я сейчас попытаюсь максимально точно донести этот своеобразный репортаж до Грина, поэтому… если не возражаете, сударыни…»
