Вячеслав Шалыгин
Грозовой фронт
– Движение с тыла! – донеслось с позиций, обращенных к реке.
– Огонь! – наконец скомандовал подполковник.
Блокпост мгновенно превратился в единый механизм, сеющий смерть и разрушение на многие сотни метров вокруг. Хлопки импульсников, стрекотание древних пороховых пулеметов, взрывы гранат разорвали дремотный звуковой фон, который до сих пор создавался шелестящим мелким дождем и булькающими лужами, а рубиновые вспышки лазеров, оранжево-белые «одуванчики» плазменных и красно-желтые фонтаны обычных взрывов добавили серому дню ярких, почти солнечных красок. Несколько секунд после начала обстрела казалось, что не так страшен чёрт, как его малюют, что атаку удастся отбить малой кровью, но у командиров и бойцов «СД» имелось своё мнение на этот счёт. Атакующие залегли, выдержали паузу, а затем открыли ответный огонь.
В военных учебниках пишут, что преимущество имеют те, кто обороняется, а потому потери у них обычно в пять раз меньше. Наверное, обычно так и бывает, но сегодня теория не очень стыковалась с практикой. У чистильщиков имелись тридцать легких стволов, и всего три единицы «мощи́»: два доисторических крупнокалиберных пулемёта и корабельный импульсно-лазерный комплекс. А у противника кроме двух сотен новеньких «Штормов» на вооружении имелся и импульсный «крупняк», и гранатомёты, и армганы, и два десятка лёгких гаусс-орудий залпового боя, так называемых «Мегер». К тому же чистильщикам приходилось поливать во все стороны, а бойцы «СД» сосредоточили огонь на крохотном пятаке, так что плотность огня атакующих получалась на порядок выше.
Несколько секунд Сухов пытался отстреливаться, но после того, как пуля крупного калибра срезала угол ближайшего блока и бетонный обломок прилетел Павлу точно в лоб, задора у лейтенанта поубавилось. Примерно полминуты он никак не мог сфокусировать взгляд и сориентироваться, где верх, где низ, а когда Павел справился с нокдауном, выяснилось, что «эсдэшники» подошли вплотную и уже почти лезут на стены. Назревала рукопашная схватка.
Сухов схватился за рукав и коротко чертыхнулся. «Шторм» он в оружейке взял, а про нож забыл. В этот момент почти над головой раскатисто громыхнуло, и Сухов невольно обернулся. В башню корабельного комплекса попала очередь из вражеского крупного калибра. Броня башни выдержала испытание на прочность, но с поворотным механизмом что-то случилось, и колонка теперь работала только по правому флангу. Сухов неодобрительно покачал головой и вдруг поднял взгляд ещё выше, к хмурому небу. В серой дождевой пелене появились какие-то странные темные вкрапления. Будто бы кто-то размашисто сыпанул марганцовки в грязную воду. Вкрапления быстро превратились в пятна, а затем начали сливаться в клубящуюся фиолетовую тучу, которая будто бы прогнула своей тяжестью всю облачную завесу вниз, заставляя её резко просесть, казалось, почти до самой земли.
Сухов замер. Эту атмосферную аномалию он уже видел. И не так давно. В прошлую встречу она ещё и переливалась перламутром, искрила и сыпала разнокалиберными молниями, но по размеру туча оставалась точно такой же, да и клубилась так же. Нет, Павел не думал, что это та же самая туча, но аномальное явление, которое вызвало к жизни этот «атмосферный грозовой артефакт», пожалуй, имело ту же самую природу. Что это за аномалия и почему она вот уже второй раз за день появляется там же, где находится Сухов, да ещё настолько вовремя… лейтенанту оставалось только догадываться. Впрочем, пока он не знал, насколько вовремя появилась туча. Ведь она пока просто висела над блокпостом и полем боя не проявляя никакой активности, ни электрической, ни водно-ледяной. Просто висела, заслоняя небо и наводя тень на плетень.
– Только этого нам не хватало! – крикнул Бойков. – И так ни хрена не видно, дым сплошной, так ещё и свет выключился!
– Это туча… – Сухов опустил взгляд на Бойкова и замялся, не зная, как сформулировать мысль.
– Вижу, что туча! Не спи, лейтенант! К краю ползи, противник под стеной!
– Сейчас… что-то будет… не стреляйте!
Сухов опустил «Шторм» и снова запрокинул голову.
– Ты с дуба рухнул?!
– Я не уверен, но… лучше подстраховаться, не стреляйте!
Павел уставился на тучу и замер, будто бы в ожидании какого-то знамения.
– Ты в плен желаешь сдаться?! – Бойков зло, по-моряцки сплюнул. – Так не возьмут тебя, Сухов! Отбор по знаниям не пройдешь!
– Я про тучу…
– Чокнулся парень, – с огорчением констатировал Бойков. – Перестарался Тарасов, все мозги лейтенанту выбил!
– Виноват! – крикнул сержант. – Патроны кончаются!
– Гранатами огонь!
Среди темных клубов на поверхности тучи вдруг сверкнули и погасли миллионы искорок. Но эту иллюминацию обеспечили не электрические разряды. Искорки сверкнули тускло и не задержались на поверхности тучи, а стремительно понеслись к земле. Сухов попытался проследить взглядом за полётом искорок, но ему помешали темнота и… бешеная скорость, с которой летели эти странные «искры». Павел сумел разглядеть их, только когда искорки начали падать на землю. Оказалось, что это вовсе не тусклые искорки, а крупные, с мячик для пинг-понга, градины. Вот только не белые, снежные, а ледяные: прозрачные и очень твёрдые. Настолько твёрдые, что легко пробивали броню боевых скафандров. А если градины не попадали в цель, то уходили глубоко в землю, при этом и не думая рассыпаться на части, и уже там медленно таяли, как, впрочем, и полагается льду в относительно тёплой грязи.
Ледяной град обрушился на подступы к блокпосту внезапно, мощно и коротко. Всего один заряд из миллиона градин вычертил вокруг укреплений стометровое по ширине кольцо полного и безоговорочного поражения. Во всех смыслах. От двух сотен атаковавших блокпост бойцов выжило едва ли три десятка. Эти счастливчики не успели приблизиться к блокпосту на зловещие сто метров. А когда всё случилось, они и вовсе бросились врассыпную. Всех остальных продырявили градины. Но что самое интересное, внутрь укреплений, на территорию блокпоста не упало ни единой льдинки.
– Ржавый якорь мне в клюз, – Бойков изумлённо осмотрелся по сторонам и поднял взгляд к туче. – Что это было?
Сделав очередное чёрное дело, туча-убийца медленно и величаво, как гигантский дирижабль, поплыла куда-то на юг, постепенно набирая высоту.
– Нет, вы видели! – на крышу штаба вскарабкался Кабанов. – Это что, какое-то новое оружие? Наше? Секретная разработка, да?
– Это Зона, – уверенно заявил Сухов. – Она тоже не в восторге от замысла Апостола, вот и помогает нам.
– А-а, опять ты за своё! – Кабанов махнул рукой. – Ты же знаешь, Паша, я в мистику не верю. Господин подполковник, это секретное оружие, да?
– Это туча, – коротко ответил Бойков. – А теперь по коням и преследовать противника до логова. Кто-нибудь наблюдает, куда отходят архаровцы?
– Так точно, – ответил Тарасов, не отрывая взгляда от дальнобойной оптики прицела. – Вижу основную группу противника, уходит в город.
– Ноги в руки, – Бойков кивком указал на Сухова, затем на Кабанова. – Ты пойдешь с нами, а ты – на базе. Как появится связь, вызывай «вертушки» и подкрепление. Сколько бойцов осталось?
– Половина… пятнадцать.
– Пятерых нам хватит. Самых бодрых и опытных, чтобы без слов меня понимали. Придётся идти скрытно и без связи, чтоб не запеленговали. Найдёшь?
– Есть такие, – Кабанов кивнул. – Дайте пять минут.
– Три минуты, – приказал Бойков. – Время пошло.
Бойцы прибыли через две минуты. Двоих Сухов знал, эти ветераны начинали службу в Зоне задолго до Большой зачистки. Трое выглядели не настолько серьёзно, но тоже не суетились и не дрожали. С одним из этой троицы за руку поздоровался Тарасов. Бойков окинул взглядом группу и провёл короткий инструктаж:
– Идём в город. Лейтенант Сухов ведущий, сержант Тарасов замыкающий. Вы двое левый фланг, вы двое – правый. Ты, боец, со мной, держишь воздух. М-фоны вырубить, рты не раскрывать вообще, полное молчание, говорим на пальцах. Импульсники и серваки в броне отключить и без приказа не включать. Никакой электрической активности. Прижмут твари, работать холодным, клешнями, хоть зубами. Вопросы?
– Разрешите? – спросил провожающий группу Кабанов. – У меня тут ящик со старьём. Четыре «Вала» с приличным боезапасом. Сканерами не определяются, электроники в них никакой, стреляют бесшумно… почти. Боезапас – сплошь СП-6, бронебойные.
– Я возьму, – Тарасов вопросительно взглянул на Бойкова.
– Сам тоже возьму, – Бойков кивнул. – Кто ещё умеет обращаться?
– Я, – Сухов забросил «Шторм» за спину, взял древний «Вал», бесшумный девятимиллиметровый пороховой автомат, и сунул в свободные карманы несколько запасных магазинов.
– Ещё финки есть, шведские, – сказал Кабанов, – керамические, хорошие.
– Это всем раздай, на всякий случай. Готовы, бойцы? Кто не готов, шаг вперёд, оставлю здесь, без вопросов.
Никто, конечно же, даже не шелохнулся.
– На первый, второй… Первые перебежками марш! Вторые, марш!
Выбраться с территории блокпоста и дойти до города удалось без приключений. На взгляд Сухова, разведчики могли бы не утруждаться и шагать нормальным строем, а не перебежками. Но Бойков предпочёл подстраховаться, а заодно создал в группе особую деловую атмосферу, которая всегда полезна в автономном рейде. Все бойцы работали, как швейцарские часы, ни одного сбоя, задержки или лишнего звука. Чуть похуже с этим делом стало, когда группа углубилась в руины; кто-то запнулся, кто-то слишком долго огибал завал, кто-то оступился и зашуршал задницей по щебню и так далее. Но в целом группа шла хорошо: бодро, аккуратно и относительно бесшумно. А главное, Бойкову удавалось держать след. Подполковник дышал Сухову в затылок, но в этом тандеме рулил не Павел. Бойков то и дело притормаживал лейтенанта, чтобы тот не слишком оторвался, пока подполковник осматривает местность на предмет следов. Несколько раз Павлу даже пришлось возвращаться и обгонять Бойкова, который вдруг резко сворачивал в какую-нибудь подворотню или на едва заметную тропинку в зарослях автонов.
Примерно после пятого или шестого из этих выкрутасов Сухов решил возмутиться и высказать своё неверие в Бойкова как следопыта, но именно в этот момент подполковник вдруг придержал Сухова за рукав и взглядом указал на заросли жестянки справа от тропы. Павел медленно подошел к кустам, раздвинул ветви и замер. Картина ему открылась безрадостная. Между кустами вповалку лежали четыре тела в новенькой армейской униформе. Все имели повреждения в районе плечевого пояса, наверняка от ледяных градин, но причиной смерти бойцов стали явно не эти ранения. Сухов подошел ещё ближе и убедился. Всех четверых добили выстрелами в затылок. Апостол спешил и поэтому решил избавиться от обоза.
Павел вернулся и жестом сообщил о своём выводе: изобразил «контрольный выстрел» от бедра. Бойков криво усмехнулся и помотал головой. На лице у него отразилась досада. Что ж, Сухов разделял невысказанное огорчение командира. Не должны солдаты умирать вот так, словно бешеные псы, которых проще пристрелить, чем вылечить. Впрочем, дело не только в солдатских понятиях. Лично Сухова беспокоила ещё и невесёлая перспектива.
Апостол шёл к цели, не выбирая средства. Вел себя, как фашист или нелюдь-террорист, которых хватало во всех странах на рубеже веков. Правы учёные, которые опасаются детонации скоргиума, или нет, теперь не имело значения. Даже если всё пройдёт по сценарию Апостола, и ведущие в «преисподнюю» тамбуры закроются, в пяти локациях бывшей Зоны Смерти лучше не станет. Апостол построит на пустынных территориях новый рейх, жить в котором будет ещё хуже, чем в Зоне. А после он ещё, не дай бог, решит распространить свою модель мироустройства и на Большую землю… Проходили, хватит!
Сухов выбрался из зарослей и осмотрелся. Группа находилась не в том квартале, где чернела памятная лейтенанту воронка, а немного севернее. Но именно в этом направлении и следовало искать «цех», в котором Апостол решил до утра оставить бомбу. Павел подал Бойкову знак и жестами попросил пару минут на рекогносцировку. Подполковник показал Сухову средний палец, что следовало понимать так: «Одна минута на всё про всё».
Лейтенант прошёл несколько десятков метров по жестяному лабиринту, упёрся в стену, посреди которой когда-то располагался вход, теперь заваленный грудой обломков, и собрался вернуться, но его притормозило шестое чувство. Что-то показалось Сухову неправильным. То ли стена оказалась не на месте, то ли бывший вход с крыльцом, то ли просто послышался какой-то лишний звук.
Павел обернулся. В двух шагах за спиной стоял Тарасов. Сержант смотрел на Сухова, но сосредоточился он явно на чём-то более важном, чем изучение затылка лейтенанта. Павел проследил за взглядом Тарасова. Сержант изучал серую, линялую табличку, косо висящую на одном гвозде слева от заваленного щебнем крыльца.
«Министерство сельского хозяйства УкрССР. «Агроснаб». Фасовочный цех минеральных удобрений № 2».
Привычного по нынешним временам дубляжа на украинском Сухов не обнаружил. Он ещё секунду поизучал табличку и вновь обернулся к Тарасову. Заметив, что Павел обернулся, Тарасов указал на стену, а затем на ухо. Лейтенант не ошибся, дело было не во входе, засыпанном будто бы нарочно, и не в табличке, а в «лишних» звуках, которые исходили из-за стены.
Тарасов подошел ближе, аккуратно (даже чересчур аккуратно) отодвинул Павла в сторонку и прижался ухом к закопчённой кирпичной стене. Несколько секунд сержант прислушивался, затем почти минуту что-то рассматривал в узкую щель между кирпичами кладки, а затем резко, но бесшумно сдал назад и поманил за собой Сухова.
Когда разведчики вернулись к группе, Павел жестом предложил Бойкову расспросить сержанта. Подполковник Бойков лучше знал Тарасова, чем лейтенанта, так что не до субординации. Тарасов жестикулировал скупо, коротко, но по делу. Всё понял не только Бойков, но и Сухов, и все остальные бойцы разведгруппы. Группа Апостола находилась в развалинах за стеной. Бандиты стояли и ждали лифта. То есть пресловутый цех располагался где-то под землёй. Ведь верхние этажи здания были давно разрушены.
Бойков раздумывал недолго. Сержант едва закончил доклад, а Бойков уже распределил бойцов по позициям, присвоил каждому номер и указал интервал, с которым «номера» вступают в дело. Сухов опять шел в связке с подполковником.
Группа почти бесшумно рассыпалась по жестянке и двинулась в сторону здания с загадочным подземным лифтом. Сухов и Бойков заходили с левого фланга, шли практически по тропе, поэтому выдвинулись на позицию первыми. И, как выяснилось, прибыли они вовремя. Как раз в эту минуту над поверхностью показалась крыша решётчатой кабины большого промышленного лифта.
Сухов коротко взглянул на Бойкова. Момент назревал критический. Если сейчас же не атаковать противника, он спустится в подземелье, откуда его не выкурить никакими средствами. Но атаковать в два ствола почти целый взвод представлялось чистым самоубийством. Самым разумным выглядел вариант: дождаться, когда на позиции выйдут все бойцы разведгруппы и тогда атаковать, но времени на ожидание практически не осталось. Бойков понимал это не хуже Сухова. Он закусил губу и напряжённо размышлял, как же всё-таки поступить.
Павел всегда отличался особой дисциплинированностью, поэтому просто взял на прицел бойца, который встал у пульта управления лифтом, и замер в ожидании приказа.
«А если Бойков промедлит? – мелькнула у Сухова мысль. – Столько работы и жертв впустую? Контрразведчик он хороший, но какой из него командир? Нет, до сих пор всё шло нормально, подполковник справлялся, но ведь и такая ситуация впервые сложилась. Всё или ничего. Может и растеряться».
Сухов снова взглянул на подполковника. Бойков по-прежнему медлил, краем глаза следя за флангами, на которых вот-вот могли появиться бойцы группы. Пауза явно затягивалась. А между тем боец «СД» уже протянул руку к пульту управления лифтовой кабиной. Сухов положил палец на спусковой крючок и сделал вдох. Оставалось сделать полвыдоха и спустить курок. Как его учили. Но Бойков по-прежнему молчал.
Сухов уже почти решился нарушить приказ, но вдруг до него дошло, что кроме замершего у пульта бойца, к шахте никто не подходит и набиваться в просторную кабину лифта бойцы «СД» не спешат. Когда кабина поднялась полностью и остановилась, в неё вошёл только Апостол. Все остальные выстроились в три кольца оцепления и взяли на прицел все окружающие развалины. Один прицелился почти в Сухова. Чуть левее. На самом деле боец не видел затаившегося в развалинах лейтенанта, просто взял под контроль свой сектор и на этом успокоился. Работали бойцы «СД» без вдохновения, наверное, их выбила из колеи череда мистических событий. Что ж, Павел их вполне понимал. А кого не выбьет из колеи факт, что сама природа (пусть и аномальная) восстала против тебя и твоих замыслов?
Сухов перевёл взгляд на решётчатую кабину лифта. Вот кого не волновали никакие капризы природы, Апостола. Лидер «СД» выглядел невозмутимым и даже каким-то умиротворённым. Он склонился над открытым ящиком, по виду обычным, для гранат, но смотрел внутрь Апостол почти с любовью. На обычные гранаты так не смотрят. Тем, что находилось в ящике, Апостол особенно дорожил, факт.
Павел тут же перевёл прицел на Апостола и нажал на спусковой крючок. Непроизвольно. И сместил прицел, и выстрелил, всё словно по наитию. Или чёрт дернул. Впрочем, дальше это утратило значение. Апостол судорожно дёрнулся и завалился на ящик. Боец у лифтового пульта попытался нажать кнопку «вниз», но его на полсекунды опередил Бойков. Он сначала влепил бронебойную пулю бойцу в лоб, а затем вторую – в пульт управления лифтом. Пульт заискрил, лифт резко просел примерно на метр и замер. Оставшиеся бойцы «СД» мгновенно рассыпались и открыли огонь во весь белый свет. Сухов и Бойков переглянулись и одновременно покинули свои позиции.
Когда стрельба чуть поутихла, подполковник и лейтенант вновь заявили о себе, но теперь с новых позиций. К тому моменту из жестяных зарослей и кирпичных завалов выбрались и другие бойцы группы Бойкова, а потому разговор пошел на равных. Даже с преимуществом чистильщиков. Разведгруппа занимала более выгодные позиции на стенах и мусорных баррикадах, а «эсдэшников» прикрывали только какие-то ящики и обломки. В результате чистильщикам удалось огнём оттеснить противника от лифта и даже прижать бойцов «СД» к земле в глубине здания.
Воспользовавшись моментом, Сухов, а следом и Бойков бросились к лифту. Опытный в вопросах всевозможных проверок и перестраховок подполковник бегло изучил повреждённый пульт, сдёрнул с плеча «Шторм» и загнал прочнейший ствол импульсника между шестернями подъёмного механизма над кабиной. Теперь лифт не мог уехать вниз ни при каких обстоятельствах. Когда это потребуется, поедет, а пока… Сухов мысленно одобрил действия Бойкова. Другой просто разнёс бы очередью электромотор, а этот поступил дальновидно. Чем дальше, тем больше схожих со своими черт характера видел Сухов у подполковника. Пожалуй, они могли бы сработаться, доведись им служить вместе.
Лейтенант спрыгнул в кабину, бесцеремонно ухватил тело Апостола за ноги и стащил с ящика. В керамической имитации деревянного ящика на подложке из полиуретана красовался тактический ядерный фугас «Р-2.5-01» в «ранцевом» исполнении. Мощность боеприпаса (или «могущество», как выражаются специалисты), оставляла желать… всего-то две с половиной килотонны. Но, видимо, по расчётам Апостола этого могло хватить для детонации того, что находится в запредельном пространстве Узла. К тому же более крупные боеприпасы труднее спрятать внутри «оболочки». Теперь Сухов ничуть не сомневался, что под «оболочкой» имелся в виду человек. Апостол разбрасывался людьми, как сеятель пшеницей.
Сухов захлопнул ящик, ухватился за ручки и поднял ценную ношу чуть выше пояса. Как раз на уровень грунта. Бойков бережно перехватил ящик, сделал шаг назад, но почему-то вдруг без всякого почтения бросил ценный груз на землю и отработан-ным движением сдернул с плеча «Вал». Смотрел при этом Бойков куда-то внутрь кабины лифта, за спину Сухову. Павел, внутренне холодея, резко обернулся и увидел, что застреленный им Апостол на самом деле пока ещё жив. Истекающий кровью лидер «Судного дня» полулежал, прислонившись спиной к дальней стенке лифта и целился в Сухова из «Страйка».
Над ухом у Павла прохлопала короткая очередь «Вала», и он увидел, как голова Апостола взорвалась, словно переспевший арбуз. Сухов обернулся и поднял благодарный взгляд на Бойкова, но сказать «спасибо» у лейтенанта почему-то не получилось. Ведь слова произносятся на выдохе, а Павлу что-то мешало и выдохнуть, и вдохнуть. Какой-то спазм. Может, от резкого разворота заклинило нервы в грудном отделе позвоночника?
Сухов опустил мутнеющий взгляд и увидел, что его грудь изрешечена, как дуршлаг. Апостол опередил Бойкова на секунду и за это короткое время успел выпустить в Сухова все десять пуль, которыми был заряжен «Страйк». И хоть Апостол был ранен, но положил все десять кучно, мастерски. Выжить с такими повреждениями Сухову явно не светило. Но при этом лейтенант не чувствовал боли.
«Странно, – мелькнула в угасающем сознании мысль, – но почему-то не страшно. Всё закончилось, как полагается. Смертью. Не повезло. Как обычно…»
Голова начала медленно кружиться, а затем в глазах у лейтенанта резко потемнело. Сухов в последней глупой надежде поднял взгляд вверх и попытался рассмотреть в проломе потолка серое небо. Сейчас ему очень хотелось, чтобы снова прилетела фиолетовая туча и сотворила новое чудо. Да, раньше она только убивала, но вдруг она умеет ещё и воскрешать? Не всех, только одного невезучего лейтенанта. Ведь не зря же она до сих пор его защищала. Или что, добыл фугас и до свидания? Дальше выживай сам? Нечестно! Даже подло! Неблагодарность это плохо! Даже для туч!
Ноги подкосились, Сухов сполз по стенке на пол лифтовой кабины и уронил голову на грудь. Но в последний момент он успел заметить, что справедливость всё-таки восторжествовала. Правда, на свой манер. Вместо тучи к месту боестолкновения прилетели «вертушки» с десантом из бойцов спецназа. Именно они заслонили свет и подарили Сухову последнюю призрачную надежду на чудо. Подарили и отняли, когда Павел понял, что ошибся.
«Что ж, такова жизнь. И смерть. Каждый делает, что может, и уходит. Я ухожу с чувством выполненного долга. Я сделал всё, что мог. «Судный день» разгромлен, бомба снова в руках у военных. Я молодец».
Сухов слабо улыбнулся, и эта улыбка застыла у него на губах навечно.
Зона, локация ЧАЭС, район тамбура,
04 ноября 2058 г.
Механик ответил крестнице только поздним вечером. Почему весь день молчал, будучи при этом на связи, Механик не пояснил. Зато прояснил кое-какие моменты и детали будущего задания. Целостная картина в голове у Леры не сложилась, изюминку своего замысла Механик так и не выдал, но хотя бы стала более-менее понятна задача засадной группы.
Настроение Леры сразу улучшилось. Ненамного, но хотя бы исчезла нервозность. Сидеть и ждать у моря погоды, гадая на кофейной гуще, что же там придумал в очередной раз бородатый фантазёр, не доставляло ей никакого удовольствия. Зато доставляло массу беспокойства. Ведь Механика частенько заносило то в одну, то в другую сторону. То он играл по очень жёстким правилам, а то обходился вовсе без правил. Подставить и посмотреть, что получится, он всегда считал нормальным тактическим ходом, «разведкой боем». Вот только в бой шёл не сам Механик, а подставленная им под удар пехота, вроде Лешего, Леры и иже с ними.
В этот раз Механик выбрал первый вариант действий – продумал, просчитал и тщательно подготовил всю операцию, но это не значило, что крёстный намерен идти по намеченной тропе до конца. Он в любой момент мог свернуть с неё в любую сторону или вовсе сдать назад и начать игру с нуля, но уже используя другой алгоритм. А то и вовсе полагаясь лишь на интуицию и авось. Надо признать, интуицию Механик имел отменную, да только «авось» ему не подчинялся, у него имелось своё начальство.
В общем, кое-что прояснилось, но основная часть айсберга так и осталась под водой. И выводы Лера сумела сделать лишь общие. Она поняла, что сидеть в засаде её группе придётся несколько суток. Двое суток точно. Хорошо, что прихватили коврики, сухое горючее, достаточно воды и сухпая.
– Двое суток минимум? – Копейкин вздохнул. – Вот мы встряли. Где можно коврик расстелить? На саркофаге нельзя, как я понимаю, тогда на столе можно?
– Устраивайся, где нравится, – Лера снова уселась на раскладной стульчик. – Кто будет кофе?
– На ночь? – Иван помотал головой. – Да и нельзя, наверное, запах от него сильный, ещё учует кто-нибудь.
– А мы дыру заткнем, – взглядом указывая на пролом в потолке (фактически вход в бункер, два нормальных входа были засыпаны щебнем ещё во время Катастрофы), сказала Лера. – Сергей, ты будешь?
– Так точно, – Найдёнов кивнул. – Такая роскошь. Глупо упускать случай.
– Нужен огонь, – Лера сняла с пояса флягу. – Остальное есть.
– Я разведу, – Найдёнов подтянул к себе рюкзак и запустил в него руку, пытаясь найти упаковку таблеток сухого горючего.
– А чайник, чашки? – заинтересовался Копейкин.
– Ты же отказался.
– Да, но…
– Вот ты и поищи чайник и чашки, – Лера указала на груду хлама в кухонном углу. – Там должны быть.
– Ладно, – на удивление легко согласился Копейкин.
В отличие от Сергея Найдёнова, застрявшего в Зоне четыре года назад, Копейкин ещё помнил вкус кофе, за полгода его не забудешь, поэтому и не сообразил сразу, что шанс действительно выпал уникальный. Но теперь нужные контакты в голове замкнулись, и сталкер принялся с энтузиазмом разгребать завал из штукатурки, обломков мебели и черепков битой посуды.
Найдёнов тем временем развёл небольшой, практически бездымный костерок почти под проломом в потолке. Тёплый воздух потянулся к отверстию. Проследив за дымком, Лера прикрыла глаза, медленно подняла руку над головой и слегка помахала, будто бы разминая запястье. Жест у неё вышел изящный, а главное – продуктивный. Она не просто так помахала, разгоняя почти невидимый дым, а создала невидимую, но эффективную метаморфную завесу, которая, словно фильтр, улавливала дым, лишние запахи и остужала тёплый воздух до наружной температуры. При этом завеса не мешала притоку воздуха извне. Во всём этом убедился Копейкин, который зачем-то выбрался на минуту из бункера, а затем спрыгнул обратно.
– Нормально, – сообщил Иван. – Я пока на посту стоял, крысу приметил дохлую. Кто-то из сталкеров, наверное, из армгана её спалил, когда к тамбуру шёл. Я сюда поближе подтащил. Она гарью воняет. Даже если запах кофе выйдет наружу, гарь его перебьёт, никто ничего не учует.
– Соображаешь, – одобрил Найдёнов. – Чайник давай.
Иван наполнил найденный чайник водой и протянул Сергею. Тот водрузил посудину на импровизированную подставку из двух бетонных обломков, между которыми пылали таблетки сухого горючего.
Прошло ещё несколько минут, и Лера, на правах хозяйки, принялась разливать по чашкам кофе.
– Ты здорово метаморфный фильтр сваяла, – сказал Копейкин, с блаженным видом вдыхая кофейный аромат. – Давно так умеешь? Механик научил?
– Сама научилась. Давно. Когда из Узла вернулась.
– О! – Иван удивлённо уставился на Леру. – Так ты жжёная?
– Наверное, да, – Лера пожала плечами.
– Получается, ты джинн-универсал? И лечить можешь, и метаморфную маскировку создавать, и как мнемотехник или энергик работать? А чего тогда сухое горючее тратим? Зажгла бы «файрбол».
– Шаровой молнией воду в чайнике не вскипятишь, – заметил Найдёнов. – Только вместе с чайником. Ты любишь кофе с расплавленным железом? Чего ты пристал?
– Да, я универсал, «джинн», – сказала Лера. – Но не очень хорошо всё освоила. Лечить могу разве что от головной боли или от упадка сил. Маскировку тоже на троечку создаю. Вот вроде этой отсечки-фильтра, на большее меня не хватает. А управлять скоргами или стабилизировать нанозаразу, как мнемотехники делают, вообще не умею.
– А «шаровухами» кидаться?
– У меня концентраторов нет. А без них только руки обжигать. Да и не люблю я огонь и всё, что на него похоже.
– Почему?
– Это… – Лера замялась. – Личное.
– Отстань, говорю тебе! – снова прикрикнул на Копейкина Сергей.
– Да ладно, пусть пристаёт, – Лера вздохнула. – Нам ещё долго здесь куковать, не в молчанку же играть.
– Долго это сколько? – спросил Иван. – Минимум ты озвучила, двое суток, а максимум?
– Максимум – дольше.
– Ладно, замяли тему, – Копейкин отхлебнул кофе и кивнул. – А я вот люблю что погорячее. Если уж кофе, то как сейчас, прямо с огня, если тачки, то старые, бензиновые, с настоящим выхлопом, а не водородно-гибридные, у которых вода из «глушителя» капает, а если драка, то чтоб со взрывами, с лазерами, плазмой или хотя бы с пороховой стрельбой. И огонь люблю. Особенно костёр. Я когда раньше о сталкерской жизни читал, первым делом себе костёр представлял, привал и разговоры. Романтика! Почти как сейчас.
– А оказалось, что эти костры в Зоне такая же редкость, как пенная ванна, – сказал Найдёнов. – И посиделки вокруг них – это русская рулетка. То ли бандюги на костерок заглянут и глотки всем романтикам перережут, то ли механическое зверьё ракету с тепловым наведением запустит для профилактики.
– Отсечка тепло не выпускает, – сказала Лера.
– Я не о данном конкретном случае, а о десятках других, – Найдёнов указал большим пальцем за спину. – Там, в чистом поле. Сколько недоделанных сталкеров, вроде нашего Вани, в первую же ходку у костерков своих навечно остались? Сотни, а то и тысячи. Это я вам как бывший чистильщик могу подтвердить. Идёшь, бывало, на рассвете в патруль или посты менять, а эти юные романтики лежат вокруг кострищ погасших. И у всех лица такие удивлённые… мол, как же так, мы ведь за романтикой сюда припёрлись, а нас убили, какая-то фигня получается!
– Может, и эту тему замнём? – Копейкин невольно поёжился.
– Вспомнил, как сам в первый раз сюда попал? – Найдёнов усмехнулся. – Тоже, поди, едва копыта не откинул?
– Мы вдвоём попали, с Васей Кошкиным, оператором, только не сюда, а в Сосновый Бор. Хотели репортаж из самой ж… из самого центра Питерской локации передать. А там как раз подготовка к летней морской кампании шла… ну, к тому восстанию гидромехов в Крыму и в Финском заливе, помните? Чугунки нас «шаровухами» обстреляли. Васю убили. А меня Леший подобрал, вытащил оттуда, а я… потом. А-а, не хочу вспоминать!
Копейкин энергично махнул рукой.
– Чуть не продал его потом, – жёстко закончил Найдёнов.
– Без «чуть», – тихо сказал Иван, опустив взгляд в чашку. – Продал, как последняя скотина. Если б не история с шахтами, скоргиумом и таблетками Шульца… так и остался бы я скотиной продажной.
