Вячеслав Владимирович Рыбалкин
Два Митяя
Тем временем, процессия, окончив с погребением, потянулась к дому купца Румянцева, во дворе которого были расставлены длинные поминальные столы с лавками. Сам же купец Румянцев, впечатленный ладным чинопоследованием погребения батюшки, приказал выкатить пару бочек хлебной под радостный гомон селян.
Епископ встал во главе стола, в центре которого на большом серебряном блюде лежал полугодовалый поросёнок, манящий своей румяно запеченной корочкой. Он подхватил поднесенную ему стопку и быстро прочитал короткую молитву. Очертил всех присутствующих троекрестием, осушил стопку и потянулся к задней ножке поросенка, залезая длинным рукавом рясы в блюдо с кутьёй. Выломав у поросенка румяно запечённую рульку, епископ дал команду «наполнить стопки», и, наложив троекрестие, выпил. После третьей стопки владыка зачерпнул ложкой немного кутьи, которая, вмятая в блюдо его же рукавом, превратилась в плоский блин.
Следом за епископом слово держал купец Румянцев, покрасневший от выпитого. Он три дня с момента известия о скоропостижной смерти любимого батюшки не брал в рот, сделав короткий передых в запое.
За столом стало шумно, а ближе к закату и вовсе не разобрать по какому поводу все собрались. Купца Румянцева, уснувшего за столом, дворовые унесли в дом. Владыка, отбиваясь от своих дьяков, сам наливал себе водки и, перекрестив рюмку, выпивал, закусывая остатками богатого стола и периодически смачно отрыгивая.
С приходом ночи Митяи темной стороной, за сараями, добрались до кладбища, где, прошмыгнув тенями среди крестов, отыскали могилу попа. Убрав со свежей могилы в сторону крест и еловый лапник, они ударили заступами по свежей земле. Работали споро и уже вскоре металл заскрежетал по крышке гроба.
– Митяй, давай-кось, с угла сунь топорик-то. Да надломи, – шептал Митяй.
– Агась!
Нудно простонали гвозди, выходя из дерева и вскрывая гроб. В могиле разом стало холодней и нестерпимо запахло трупом.
– Ох, и смердит, жеж, он. Видать, перед тем как сдохнуть, мясом обожрался в постный-то день, вот снедь в его кишках и загнила. Стало быть, из-за этого попы кадилами так и дымили, чтоб мир тухлятину не причуял.