Вячеслав Владимирович Рыбалкин
Два Митяя
Утром следующего дня епископ с купцом Румянцевым долго отпаивались чаем, жеманно выпив каждый не меньше дюжины кружек. Видя, что чай не приносит должного эффекта на здоровье владыки, купец Румянцев из-под стола разлил по кружкам водки и сунул епископу вместе с бочковым огурцом. Полегчало.
У ворот уже собралась толпа сельчан. Приняв от баб корзины с постными пирожками, владыка повел ход к кладбищу будить покойного к первому завтраку.
Не доходя до могилы, всем предстала жуткая картина. Где вчера еще была батюшкина могилка, зияла дыра, на дне которой лежал гроб с приоткрытой крышкой. Дьяки кинулись в могилу, уложили потревоженного покойного и закрыли крышку гроба, заколотив ее вырванными гвоздями. Повыскакивав из могилы, руками принялись сгребать землю. Кто-то из толпы сбегал за заступами и вскорости на могилке вновь лежал лапник и стоял крест. Лишь владыка все это время с багровым лицом шептал словно змей, выдувая через рот шипящие, что коли найдут осквернителей, придаст их анафеме.
А в это время митяевский конь, который знал дорогу до города, тянул полями телегу с храпящими после ночного дела Митяями. Одному Митяю снилось, будто он мчит во всю прыть на молодом жеребце в дорогой сбруе. Второму, как он в красной рубахе, да при сапогах сидит за столом, заваленном всяческой едой, а он ест и никак не может насытиться. Прервал сладкие сны Митяев шум городской окраины. Митяи, въехав в город и никуда не сворачивая, покатили прямиком к скупщику, где высыпали на прилавок куски изрубленного до неузнаваемости поповского креста с длинной цепью.
Скупщик молча взял один кусок из высыпанного и долго смотрел на него сквозь увеличительное стекло. Затем взял на полке какой-то пузырек и капнул из него на металл, подставив его к свету стоящей на прилавке керосиновой лампы. Дождавшись реакции, скупщик вздохнул, смерив Митяев пристальным взглядом.
– С деревни, что-ль?
– Сельские мы, боголюб…– вымолвил Митяй, но осекся на полуслове, понимая, что взболтнул лишнего.
–А-а, ну-ну. Так, знайте же, мужики, что попы давно уж из золота кресты не носят. И нечего было так его кромсать, я бы его и целым не взял.