Yako Darrell
Криминальный адвокат. Том первый
– У тебя есть выбор. Ты сейчас, сию минуту, подписываешь все приготовленный нами документы и убираешься к себе в нору, домой, зализывать свои чертовы душевные раны. Следующий вариант, скорее всего, тебе это точно не понравится. Я вызываю охрану, и они с чистой совестью проводят силовое задержание убийцы и наркомана. В этом случае я даже не уверен, что ты доедешь, правильнее сказать, доживешь до тюрьмы. Для тебя все закончится сегодня, здесь и сейчас. Выбирай!
Что было выбирать? Нечего! Президент растеряно кивал в знак согласия, понимая, что он находится на пожизненном крючке у ЦРУ и МИ 6. Любое его телодвижение в не согласованную сторону и вся эта информация, выплеснется на первые полосы мировых изданий, и он станет не лучшей звездою интернета.
– Я согласен! – только и смог произнести он, с трудом освободив свой разум от эйфории и наркоты.
– Что и где подписать?! – его голос натужно хрипел, а руки предательски дрожали.
Я уже плюнул на все происходящее и просто не отрывался от дармового спиртного, с ужасом понимая, то, что они имеют против меня, предопределит мой конец сегодня.
Директор ЦРУ, оторвавшись от скорбящего гаранта конституции, теперь, обратил теперь все свое убийственное внимание на меня.
– А вот и наш будущий связной! – он улыбался и показывал лорду Джеймсу в мою сторону.
В его зверином оскале чувствовалась неопределенность выбора. Глаза, горевшие ярким пламенем, вдруг внезапно потухли, словно он только что, в эту минуту, принял такое важное для себя решение. Мое внутренне напряжение, смешанное с огромной порцией крепкого алкоголя, внезапно дало сбой. Я неожиданно почувствовал облегчение и улыбнулся ему в ответ,
– Ну господа, а вам то, что от меня надо? – мне сейчас было смешно. Я мог голыми руками порвать их обоих. Они даже не подумали, что это не я зашел к ним в дом, а они пришли в мою клетку – тесную и ограниченную стенами этой комнаты, да еще и без охраны.
– Не думаю, Игорь, что тебе надо что-то объяснять. Мы все про тебя знаем. Слава богу, эти последние четыре года, твой непосредственный шеф, – и тут он кивнул в сторону руководителя моей страны,
– Все свои действия в отношении оппозиции, да и по другим деликатным вопросам, в частности, ликвидации, поставки кокаина и героина, согласовывали с нами. Но это и хорошо. Однако ты теперь по уши в дерьме. Отныне, ты будешь находиться на прямой связи между этим олухом и нами. И не дай Бог, вам обоим, попытаться обмануть нас! Кончим! – он провел ладонью руки у себя в области шеи,
– Не вздумайте себе, не выполнить наши команды. – он резко обернулся, снова обращаясь ко мне,
– Кстати, увеличишь с завтрашнего дня объемы поставок в Европу. Дополнительный источник кроме наркокартеля «Буентес», мы тебе предоставим, – он неторопливо поднялся, хлопнул по-отечески меня по плечу и, подхватил под руку директора МИ 6, и, подписанные президентом документы. Они не торопясь и мило беседуя двинулись к высокой резной двери, которую услужливо открыла охрана. Вдруг он внезапно остановился и обратился к президенту, который все еще никак не мог прийти в себя,
– Господин президент, спасибо, что посетили нашу скромную обитель. Напоминаю вам, что с этого момента вы выполняете только наши распоряжения. Связным у вас будет Новак. Не вздумайте поделиться этой информацией с другими вашими подчиненными. На следующей неделе мы пришлем вам своих советников и консультантов. Обеспечьте им доступ во все службы и министерства, предоставьте все необходимые документы. И заберите из нашего дома эту пьянь, вашего министра обороны. Мы вам настойчиво советуем, поменять его. Идите уже, вертолет вас ждет.
С тихим визгом бронзовых петель закрылись огромные двери и в комнате наступил долгожданный покой, прерываемый редкими всхлипами разбитого гаранта конституции. Для него все было кончено. Корона, которую он сам себе создал и триумфально натянул на голову. Вдруг стала несоизмеримо большой. Сначала она сползла на уши, затем опустилась на шею и начала уменьшаться, сдавливая горло и пережимая сонные артерии. Я молча подошел к президенту, поставил пред ним на стол начатую бутылку янтарного виски и наполовину наполненный хрустальный стакан.
– Извини, Оскар! – обратился я фамильярно к руководителю моей страну,
– Кокса у меня нет, да он тебе уже и не нужен. Вот, пей виски. Он не плох, хотя мог бы быть и лучше. Возвращайся-ка ты домой, ну, а я по своим делам. Так что, прощай! До новой встречи, – я сильно со злости хлопнул его по спине и быстрым шагом направился на автомобильную стоянку к своему «Мустангу»
Игорь замолчал и теперь в упор смотрел на нас с застывшего кадра, на последней секунде видеозаписи. Темный экран компьютера погас и теперь напряженно заглядывал нашими отражениями к нам в пустые глаза. Последние слова растаяли в воздухе, как сладкое мороженное забытое на солнце в жару. Они липли к нам хватаясь за струны души. Наполненные искренностью и болью события, не давали нам забыться.
И мы, слушая его, начинали осознавать, что перед нами не преступник, а просто человек, оказавшийся в ловушке обстоятельств и собственных ошибок. Его исповедь была подобна открытой книге, страницами которой мы пролистали, понимая, что каждый поступок, каждое решение было частью более сложной и трагической истории.
Когда Новак закончил, тишина заполнила комнату. Мы были потрясены его словами и тем, что перед нами развернулась настоящая человеческая драма. Это была не просто исповедь, а откровение, которое заставляло нас задуматься о природе добра и зла, о справедливости и милосердии.
Глава третья
В комнате наполненной предрассветной тишиной и призрачным светом, смутно очерчивалась картина предстоящих событий и дней. Все, что могло с нами случиться, уже произошло. Наши поиски закончились очередным полным фиаско. Столько противоречивой информации лично я не получал никогда. Именно этот факт меня тревожил больше всего.
Надежда, успокоившись, сидела у настежь раскрытого окна, любуясь игрой теней и бликов, которые мягко танцевали на стенах и полу, подчиняясь первому утреннему лучу. Летний ранний рассвет в городе был наполнен нежным сиянием, которое постепенно разливалось по улицам и зданиям, окрашивая их в золотистые тона. Птицы уже проснулись и, наполняя воздух своими звонкими песнями, беззаботно порхали с ветки на ветку, разгоняя ночную тишину. Их легкость и радость казались такими естественными, что волей-неволей можно было позавидовать этой простой и искренней свободе.
Воробьи с оживленным щебетом сновали по тротуарам, собирая крошки и не давая нахальным голубям воспользоваться их находками. Голуби, возмущенно взлетая, лениво кружили над площадью, уступая настырным воробьям доходное место. Стрижи и ласточки, словно стрелы, проносились между домами, ловя неосторожных насекомых. Город вместе с птицами будто встрепенулся, приветствуя новый день, наполняясь энергией и свежестью раннего утра, словно пробуждаясь из долгого сна.
Тихо скрипнула входная дверь офиса. В дверях стоял Сергей, вернувшийся из ближайшего кафе, со свежей сдобной выпечкой и удвоенными порциями свежего перуанского кофе. Осторожно пройдя мимо, притихшей Надежды, он аккуратно опустил на стол наш утренний завтрак и пригласил за стол,
– Эй, господа, друзья, товарищи! Налетай, кушать подано! – и не дожидаясь ответа с удовольствием отправил в рот небольшую булочку с маком, улыбнулся и призывно замахал руками приглашая нас присоединиться.
М-да, странное дело. Мне, руководителю службы внешней разведки, еще до войны докладывали о встрече нашего прежнего президента с руководителями МИ6 и ЦРУ в Нью-Йорке. Информация была урывочная и неполная, но одно тогда установили точно: переговоры так и не состоялись. Однако оказалось, что всё обстояло иначе. Я отставил стакан с кофе в сторону и снова включил компьютер, решив вернуться к имеющимся данным и разобраться в деталях. Надо посмотреть остальные материалы. Чем черт не шутит, возможно, это еще не все фокусы, которые нам показали.
– Надя, ты как себя чувствуешь?! – я посмотрел на заказчика.
Её глаза, еще вчера сияющие от радости, теперь были затуманены болью и пустотой. Темные круги под глазами говорили о бессонной ночи, проведенной в мучительных размышлениях и слезах. Губы, когда-то улыбающиеся, были сжаты в тонкую линию, словно она сдерживала крик. Плечи опустились, как будто вся тяжесть мира легла на них. Побледневшие тонкие руки дрожали, несмотря на все попытки спрятать их в складках клетчатого пледа.
Ветер врывался в открытое окно и играл с её волосами, словно напоминая о жизни за пределами её боли. Но она не замечала этого, как будто её чувства утонули в глубокой, непроглядной тоске, отделяя её от всего мира. В её взгляде, устремленном на меня, читалась безграничная утрата, будто она больше не могла найти силы, чтобы принять реальность происходящего. Я нежно держал её руку, едва касаясь пальцами, гладил её кожу. Я пытался вернуть ей тепло и убрать дрожь, которая предательски передавалась всему её телу.
– Я даже не знаю, что тебе сказать сейчас! – я смотрел на неё, пытаясь найти слова, которых не было.
Она взглянула на меня пустым, отстранённым взглядом. Пауза затянулась, пока она собиралась с мыслями, прежде чем тихо произнести:
– Как я себя чувствую? – она тяжело вздохнула, опустив глаза к земле.
– Так, как будто весь мир рухнул, и я стою среди обломков, не зная, что делать дальше. Кажется, что внутри пустота, которую ничто не может заполнить. Боль не утихает ни на секунду, и я даже не знаю, как с этим справиться. Это как нескончаемый кошмар, из которого я не могу выйти или страшный сон, где я не могу проснуться.
– Я правда впервые понятия не имею, что тебе ответить. Первое, что пришло мне в голову, так это сказать, что мне жаль! Я сожалею, что тебе приходится через это проходить. Но это все ерунда, и идет не от сердца. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но твои чувства вполне естественны. Все кто был с нами на войне не раз испытали то, что сейчас испытываешь одна. Просто знай, мы здесь рядом с тобою, – я обернулся и посмотрел в сторону затихшего Сергея.
– Спасибо… Но я ума не приложу, что делать дальше?! – она привстала со стула и медленно заходила по комнате, словно искала укромный уголок для своей нестерпимой боли.
– Надежда, ничего страшного в том, что ты не знаешь, как быть. Я понимаю, как тебе трудно. Просто дай волю своим чувствам, не держи их в себе. Позволь себе пережить всё, что испытываешь. Если тебе нужно поговорить или поплакать, мы с Сергеем рядом, чтобы поддержать тебя. И если что-то понадобится, просто скажи.
– Мне так тяжело… – она закрыла глаза руками и тихонько заплакала.
Мы стояли беспомощные. Два боевых офицера, прошедшие войну и выжившие, оказались безоружными перед её болью.
Я сделал шаг к ней, ощущая, что нужно что-то сказать, что-то важное.
– Надя, есть одна вещь, которую ты можешь сделать для себя и своего отца. Он был сильным и достойным человеком. Я думаю, он бы хотел, чтобы ты проявила стойкость. Возможно, нам стоит продолжить искать правду о его смерти, если ты этого захочешь. Это может дать тебе цель и силы двигаться дальше, но также может и разрушить тебя. Но, как бы ни сложилось, мы с Сергеем будем рядом, чтобы поддержать тебя.
Она медленно опустила руки и взглянула на меня. В её глазах блестели слёзы, но там появилось что-то ещё – проблеск решимости.
– Ты думаешь, я смогу? – её голос был тихим, но в нём слышалась надежда.
– Я уверен в этом, Надежда. Ты сильнее, чем думаешь. И мы не оставим тебя одну в этом поиске. Вместе мы сможем найти истину, которая уничтожила твоего отца и не даёт тебе покоя
Сергей подошёл ближе и кивнул, подтверждая мои слова. Мы все трое понимали, что этот путь будет нелёгким, но он был необходим. Даже минимальный шанс на успех стал той искоркой, которая могла озарить наш тёмный мир.
Очередной кусок пазла встал на своё место. Информация о зарубежных счетах бывшего руководства страны свалилась на нас, как удар молнии в ясный день. И снова всплыл Кирилл, последний руководитель администрации бывшего президента. Его след перескакивал со счёта на счёт, бродил по теням финансового мира и, наконец, засветился здесь, у нас дома, в столице.
Судя по метаданным, документ с откровениями отца Надежды был записан всего месяц назад. Это был достаточно короткий срок, чтобы Кирилл Мраз не успел исчезнуть из поля нашего зрения.
– Серый, напомни мне информацию о Кирилле. Что ты там говорил?! – я внимательно смотрел на Сергея, который пытался повторить информацию, сказанную мне ночью,
– Только я прошу тебя ничего не перепутай! Это важно!
– Я тебе уже сказал, по девчонке ничего конкретного нет. Нам поручили тебя, если что, просто вырубить и немного припугнуть. Её вещи – письмо и сумку – отнести на автовокзал, положить в ячейку, а потом забрать деньги. И заказчик при мне звонил какому-то Кириллу. Вот и всё!
– Не совсем то! Там было что-то было про автовокзал?
– Да, Кэп. Нужно было подписаться на какой-то телеграмм-бот, кажется, назывался «Иисус твой Бог». Отправить сообщение в чат – числа 12.19. В ответ получить цифры 3.48. Спустя два часа положить вещи в ячейку номер 345 на центральном автовокзале. Забрать оставшиеся пятьсот долларов.
Я в задумчивости смотрел то на Сергея, то на Надежду, то на темный экран затихшего монитора.
– Старлей, ты не в курсе, что это за цифры? – мой пытливый ум прокручивал сейчас невероятные сюжеты и вспоминал самые доступные программы взлома и коррекции.
Однако неизведанность все-таки нас посетила. Код шифра сообщения не оставлял нам и шанса на его разгадку.
– Слава, послушай! – затихшая было Надежда вдруг всполошилась и начала лихорадочно что-то писать телефоне и быстро прокручивать выплывающие из эфира сообщения.
– Все, я нашла! – Надежда радостно посмотрела на меня и на недоумевающего Сергея,
– Это, из библии Римлянам – стих 12:19. Дословно: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.», а вот от Исаия 34:8: «Ибо это день мщения Господа, год возмездия за Сион.»
– Вашу мать, мстители хреновы! Это точно Кирилл Мраз. Эта сволочь никогда не верила в Бога. Он, скотина, всегда, насколько я помню, притворялся верующим. Куда ни попадя эта гнида вставляла цитаты из Библии. Чтобы казаться искренним и получить одобрение или выгоду от окружающих, эта гнида била поклоны в церкви. Но ни разу, от жадности, насколько я помню, не купила даже свечку. – меня просто коробили эти воспоминания. Я продолжал не в силах остановиться,
– Скотина чертова! Его слова и действия постоянно были лицемерны. Жирный гоблин никогда не разделял тех ценностей и убеждений, которые публично провозглашал. Этот отморозок был мотивирован только жаждой денег, безграничной власти и желанием манипулировать другими, скрывая свои истинные убеждения, – в непосильной злобе я сжал стакан с кофе.
Черная горячая жидкость обожгла руку, вырвавшись гейзером из моего кулака, и теперь ее остатки капали сквозь пальцы, оставляя темный след. Я встал и ни слова не говоря, стряхнул с руки налипшие остатки кофе и направился в кладовку, в глубине моего кабинета.
В небольшой кладовке, забитой старой мебелью, средствами для уборки и бумагами, скрывалась маленькая тайна – неприятный сюрприз для непрошенных гостей: сейф с оружием. Мой тщательно замаскированный секрет был спрятан за одним из металлических стеллажей, заставленных старой документацией клиентов.
Он казался обычным элементом захламленного пространства, но на самом деле был ключом доступа к тайнику. Чтобы попасть к сейфу, необходимо было выполнить несколько шагов. Вначале нужно осторожно снять верхние коробки с бумагами и предметами, которые, казалось, стояли здесь десятилетиями. Эти коробки создавали иллюзию, что стеллаж никогда не двигался. После снятия коробок становилась видна задняя стенка стеллажа, которая была плотно прижата к стене кладовки.
На одной из полок стеллажа была маленькая, почти незаметная щель. Это был скрытый механизм, замаскированный под обычную деталь. Требовалось нажать на определённое место, чтобы активировать его. При нажатии на нужное место раздавался тихий щелчок, и стеллаж плавно начинал двигаться. Он был установлен на скрытых рельсах, которые позволяли ему отодвигаться в сторону, открывая проход к тайнику.
За стеллажом находился массивный металлический сейф, встроенный в стену кладовки и закрытый на цифровой кодовый замок. Для открытия сейфа необходимо было ввести правильный код. Только я, и больше никто не знал этот код, и только я мог получить доступ к его содержимому.
Внутри тайного укрытия находились автоматические винтовки, пистолеты, гранаты, несколько комплектов полной амуниции диверсанта и украшали эту коллекцию три ПЗРК FIM-92 Stinger и пять гранатометов «Carl Gustaf M4». Все это оружие было тщательно уложено и готово к использованию в любой момент. Сейф был защищен не только механическими замками, но и системой сигнализации, которая активировалась при любой попытке несанкционированного доступа. Такой сложный и многослойный подход к скрытию сейфа обеспечивал его безопасность и незаметность в самой обычной на вид кладовке.
Я достал из сейфа два пистолета «Глока 19» и повернувшись к Сергею спросил,
– Серый, глупый вопрос, конечно, но, спрошу. Пользоваться умеешь? Или тебе предложить что-то другое?
Сергей медленно поднялся, отряхнул несуществующие крошки и пыль с джинсов и вразвалочку, не спеша подошел ко мне.
– Ну у тебя тут и запасы, полковник! Я смотрю на небольшую войну хватит. Подожди, я там вижу «Beretta 92F», я лучше возьму ее, если не возражаешь.
Я и не возражал. У каждого свои вкусы и особенно у бывших военных. Кто к чему привык.
– Ладно, собираемся. Сергей, набей, я думаю еще пару тройку запасных обойм. Чем черт ни шутит. Надя, – обратился я к недоумевающей спутнице,
– Мы отлучимся на несколько часов. Нам надо кое с кем побеседовать. Я офис закрою. Думаю, что тебе здесь будет спокойнее. Не беспокойся мы с Сергеем постараемся быстро управиться.
Мой старенький «Ниссан Патрол» явно сопротивлялся моим усилиям. Он возмущался, урчал дизельным двигателем, плевался черным дымом со смесью пережженной соляры и старого моторного масла. Откашлявшись на подъеме и бурча себе под нос, он упорно лез в гору, на вершине которой находился полуразрушенный, но всё ещё цепляющийся за жизнь автовокзал.
Приют усталых странников после войны выглядел печально и опустошённо. Полуразрушенные стены были обшарпаны, некоторые из них покрыты следами от пуль и снарядов. Крыша местами провалилась, пропуская дневной свет, который освещал пыльные обломки, обсыпавшуюся мозаику с настенного панно и оставшиеся части мебели. Мраморный пол был покрыт трещинами и мусором, который напоминал о былых, сытых временах.
Днём здесь всегда можно было встретить немногочисленных людей, которые бесцельно бродили по территории вокзала, пытаясь найти укрытие или что-то полезное среди рассыпавшихся руин. Некоторые из них сидели на остатках скамеек, устало глядя в пустоту, другие искали воду или пищу поблизости. Иногда встречались торговцы, пытавшиеся продать скудные товары, или беженцы, искавшие информацию о своих пропавших близких.
На площадке для автобусов стояли полуживые, старые модели Неопланов и МАНов. Некоторые из них покосились на бок, у других были выбиты стёкла и двери. Ржавчина покрывала корпуса, колёса были спущены или отсутствовали вовсе. Внутри автобусов царила разруха: сиденья были порваны, полы покрыты слоем пыли и грязи, на некоторых местах виднелись следы пожара. Тем не менее некоторые из этих автобусов всё ещё выполняли маршруты. Водители и механики делали всё возможное, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии, несмотря на недостаток запчастей и постоянные поломки.
Внутри вокзала работали две кассы, у которых периодически выстраивались очереди пассажиров. Люди терпеливо ждали, чтобы купить билеты на свои маршруты. Кассиры выглядели усталыми и постоянно голодными. Мне казалось, что они еще не вернулись с войны. Эти две пожилые женщины, потерявшие своих близких, как будто все еще сидели под ночными ракетными обстрелами в городских подвалах или стояли на полупустых пунктах распределения продуктов.
Над кассами находилось старое металлическое табло с расписанием маршрутов. Периодически с едким металлическим шелестом оно вещало окружающим о своей жизни. На удивление, оно всё ещё работало. На нём мелькали номера маршрутов и время отправления, напоминая о временах, когда вокзал был в полном расцвете.
Камера хранения с ячейками находилась в дальнем конце зала и всё ещё использовалась. Это был ряд металлических шкафчиков, многие из которых были взломаны или сильно повреждены. Тем не менее некоторые ячейки были в рабочем состоянии и закрывались на ключ. Люди оставляли там свои вещи, надеясь, что они будут в безопасности.
Внутри разрушенных войной ячеек можно было найти разнообразные вещи: старую одежду, книги, поломанные игрушки, иногда даже личные документы. Ячейки были покрыты пылью и паутиной, но все ещё сохраняли следы былого порядка и структуры.
Этот вокзал, некогда наполненный жизнью и движением, теперь был лишь тенью самого себя, напоминая о разрушительном воздействии минувшей войны. Однако жизнь продолжала течь, и люди пытались приспособиться к новым условиям, стараясь сохранить хотя бы крупицу нормальности и себя в этих трудных обстоятельствах.
– Так, да где же она? Триста сорок три, триста сорок четыре, а триста сорок пятой ячейки нет! Смотри сам, полковник! – Сергей для убедительности провел рукой вдоль пыльного стеллажа показывая, что он прав.
Я оглянулся по сторонам, но ничего похожего на ячейку три сорок пять не обнаружил.
– Старлей, может ты ошибся? – я с надеждою посмотрел на Сергея.
– Нет, Кэп! Я сапер, мы ошибаемся один раз, да и память у меня хорошая. А ну-ка погоди! – он резво повернулся и подбежал к молодой девушке в старой, но чистой и выглаженной форме станционного администратора и что-то быстро ей затараторил.
Я даже опешил от такой наглости. У него ж молодая жена, двое детей, а он уже клинья подбивает к новой вертихвостке. Девушка тряхнула копной золотистых волос, похоже согласилась на предложение Сергея. Он нежно взял ее под руку и повел в моем направлении.
– Вот, Ирочка, я ж вам говорил. Смотрите какой красавец, статный, взрослый, адвокат и.., – тут он взял драматическую паузу, почти по Станиславскому,
– И не женат. Зовут Слава. Прошу любить и жаловать. Ирина! – и ловелас нежно поцеловал руку с мягкой, чуть потемневшей от загара, кожей.
Я почему-то ясно увидел слегка загрубевшие подушечки тонких пальцев, видимо, от постоянного использования клавиатуры и телефонов. Ногти были аккуратно подстрижены и покрыты прозрачным лаком. На запястье у нее виднеется тонкий серебряный браслет в виде ящерки, добавляющий элегантности её образу. Рука для поцелуя двигалась уверенно и ловко, как будто она принимала документы или давала указание направления опоздавшим пассажирам.
– А вы, что знакомы? – я протянул руку ей руку и слегка пожал ее ладонь в ответном приветствии.
– Да, – улыбнулся Сергей и подняв свою могучую руку, посмотрел на часы,
– Уже где-то десять минут. Но, – он еще раз поцеловал протянутую руку,
– Для меня это вечность. Ах, да. Ириша говорит, что, часть ячеек, в том числе и триста сорок пятая находятся у них в офисе. Так что наша, волшебница проводит нас туда. – он невозмутимо повернулся и, нежно шепча ей на ушко комплементы, двинулся в сторону офиса, периодически ощупывая ее круп, чуть ниже спины.
Я не мог не назвать Сергея «Шреком». Восприятие этой реальности вернуло меня в юность, в те дни, когда впервые вышел мультфильм «Шрек». Вспомнился тот момент, когда на экране появился мускулистый, накачанный монстр и хрупкая, нежная принцесса. События развивались в мультфильме столь нелепым и неадекватным образом, что это казалось отражением текущей ситуации. Сергей, со своей грубой внешностью и неожиданной добротой, казался воплощением того противоречивого героя, что вызвало у меня не только ностальгию, но и улыбку.
– Вот ваше хранилище! – Ира мягко показала на ячейку с номером триста сорок пять и махнув на прощанье роскошным лисьим хвостом волнистых волос удалилась вдаль по неширокому коридору.
– Присмотрись, Кэп, хорошая же баба?! – и Сергей слегка, по-дружески толкнул меня в плечо.
– Может и хорошая, Серый, я не знаю. Давай лучше займемся делом. Глянь на телефон пришел код для ячейки? – и я, не торопясь направился в сторону старого металлического шкафчика, потертого временем, с царапинами и следами ржавчины. Дверца скрипела при открытии, но замок, на удивление, всё ещё функционировал.
– Так, полковник, набирай сто тридцать два и четыре? – он внимательно смотрел то на номеронабиратель, то на свой телефон.
Когда я открыл дверцу ячейки номер триста сорок пять, она заскрипела, как будто долго не использовалась. Внутри было темно и пыльно, ощущался затхлый запах старых вещей и времени. Большая часть пространства ячейки была пуста, покрытая тонким слоем пыли и мелкого мусора: обрывки бумаги, маленькие камушки и засохшие листья.
Однако сразу бросались в глаза пять стодолларовых купюр, небрежно брошенных в спешке. Они лежали на дне ячейки, слегка помятые, но явно недавно оставленные. Купюры были почти чистыми, без следов пыли, как будто их только что положили сюда в панике или в торопливой попытке спрятать.
– Так, Сергей, клади сумку, жучок мы поставили. Давай в машину. Кстати, постой я установлю мини камеру, если, что сможем увидеть посетителя, – я повернулся к нему спиной и не торопясь установил камеру в выбоине от крупнокалиберного выстрела и теперь удовлетворенно наблюдал как старлей укладывает в ячейку сумку Надежды со старым буклетом и конвертом с вложенным в него чистым листом бумаги.
– Все давай! Двигаем отсюда! – пробормотал я и торопливо двинулся на выход из здания автовокзала.
Мы сидели уже второй час, но движения вокруг ячейки не было. Изредка на экране монитора мелькали потные спины грузчиком, пару раз появилась Ирина в обнимку с какой-то молодухой и средних лет мужчина, который из соседней ячейки достал свои вещи.
Мужчина был одет в легкую летнюю одежду: светлую футболку и старые армейские бриджи. Ему было около сорока. Он был лысый, без особых примет, кроме едва различимой татуировки на левой руке. Его движения были быстрыми и нервными, взгляд постоянно скользил по сторонам, как будто он кого-то ожидал или боялся быть замеченным. Он резко открыл дверцу и практически весь залез в шкафчик, почему-то там задержался и затем торопливо достал красную спортивную сумку, явно стараясь не задерживаться дольше чем нужно, быстрым шагом двинулся на выход.
Время было почти уже пять вечера, когда, он, минуя нас проследовал к своей машине, на другой конец стоянки. Потертый временем «Мерседес» двинулся в нашу сторону на выезд. Незадачливый пассажир с отекшим от жары или спиртного лицом, проезжая мимо помахал приветливо рукой и показал на пышущее жаром вечернее солнце. Машина нового знакомого уже поворачивала на ближайшем светофоре, а я уже лихорадочно заводил свою и кричал оторопевшему от моего крика Сергею,
– Бегом из машины к ящику. Проверь его! По-моему, нашу закладку уже забрали. Я за вот за серой машиной, – и я показал в сторону исчезающего за поворотом «Мерседеса».
Зря этот лысый помахал мне рукой. Издевался, это точно. Слава Богу, память у меня великолепная. Татуировка еле различимая через монитор, воочию включила во мне диверсанта. Тату с изображением Санта Муэрте (Святой Смерти), включающая характерный скелет в плаще, держащий косу и украшенный цветами, указывало на принадлежность ее владельца к самому могущественному мексиканскому наркокартелю «Буентес». Этот символ, хотя и невольно, но всё равно постоянно привлекал внимание окружающих своей мрачной символикой.
Мой подержанный «Ниссан» уверенно набирал обороты, разгоняя дребезжащий кузов до приличной для города скорости. И вот, я уже вижу несущийся вон из города светло-серый «Мерс» с беззаботно веселящимся наркодилером.
Не прошло и пяти минут, как телефон, разорвался резком звонком. На другом конце «провода» раздался прерывающийся неустойчивой связью рык Сергея,
– Кэп… Ты прав. Наша ячейка пуста. Между ячейками снята перегородка…, – это последнее, что я услышал, удаляясь от автовокзала. Объяснение почему не сработала радиозакладка было простым, скорее всего, внутри сумки були вшиты медные провода, которые и заглушили сигнал. Ничего нового просто – «клетка Фарадея».
Мерседес припарковался в глубине вечернего лиственного леса, освещенного последними лучами уходящего в негу дня. Лимузин стоял у невысокой лестницы при входе в крохотный деревянный дом, который был больше похож на спящую избушку сумеречной колдуньи. Несмотря на свои скромные размеры, дом выглядел довольно новым. Светлые деревянные стены были аккуратно обработаны и сияли в последних лучах заката. Крыша из свежих черепиц придавала дому уютный и ухоженный вид.
Я медленно приближался к дому держа в руке пистолет – «Зиг Зауэр», с навинченным глушителем и патроном, досланным в ствол. Мне определенно везло в том, что дом, как невеста, был опоясан гибискусом. Яркие, крупные цветы, распустившиеся на фоне тёмно-зелёных, блестящих листьев, придавали всему участку атмосферу волшебства с оттенком экзотического сада и выступали естественным укрытием. Цветы этого яркого кустарника, словно разноцветные фонарики, привлекали внимание и радовали глаз, создавая ощущение праздника и уюта.
В течение всего сезона гибискус цвёл непрерывно, наполняя воздух легким, едва уловимым ароматом. Его густая листва не только украшала дом, но и обеспечивала приятную тень в жаркие дни. Это естественное и густое укрытие становилось идеальным помощником, позволяя мне подкрасться к дому незамеченным. Прочные ветви и плотная листва гибискуса создавали естественный заслон, сквозь который сложно было увидеть движение. Осторожно двигаясь в тени этого роскошного кустарника, я оставался невидимым для посторонних глаз, постепенно приближаясь к своей цели.
Однако в воздухе витала ощутимая опасность, смешанная с интригой, и, я невольно ощущал это своей кожей. Окна дома, чистые и прозрачные, пропускали мягкий вечерний свет, создавая внутри теплую атмосферу. Но если присмотреться внимательнее, можно было заметить, что из глубины дома, сквозь занавеси, иногда мерцали странные огоньки, бесшумно двигались чьи-то бесплотные тени.
